Поиск:

Уже с нами:

Александр Силецкий

Золотые времена
(базарно-фантастическая хроника)

  
  
   ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ИЗДАТЕЛЯ
  
   Мы предлагаем достославному обывателю эту Хронику ничуть не из желания позабавить либо удивить его.
   Задача в принципе иная: просто были, есть у нас и еще долго будут вещи, о которых забывать нельзя, сколь бы безрадостно-пренеприятны ни становились они для всяких по ошибке добредших до власти жуликов и остолопов.
   Уместно вспомнить здесь застольное речение Я. Идиопуло в канун Большой депертурбации: «Род людской на дураках стоит, а вперед идет, стремясь использовать по назначенью оных».
   Впрочем – и это тоже здесь уместно вспомнить, – бесподобный циник и психолог, лучший друг сиротствующих вдов и девок, сызмальства обромантивевших вконец, проказник от познанья мира Гоги Магогия в ответ неоднократно отмечал: «Как он родился Идиопуло, так и помер идиопуло». Умел сказать.
   Но это уже – область, слишком темная для нас, тут мы разводим руки.
   Подобным же образом ничего утешительно-толкового не можем сообщить насчет того, ктό автор Хроники.
   Когда шельмец Федотка Драноух нечаянно представлен был пред очи Тýшинского вора и тот скаредно спросил: «Ну, что ты, харя, своровал исчо?», Федотка сумрачно ответил: «А фалдуй его знает… Фалдец – он, знамо, прииде незаметно. И шел бы ты к фалдую, государь», за что был милостиво выдворен пинком под зад, но после так, по щедрости, наказан, что, фигурально выражаясь, офалдеть.
   С тех пор фалдуя ищут все, везде и постоянно. А на деле – форменный фалдец.
   С автором Хроники примерно та же история.
   Но не будем попусту тратить усилий.
   Как написал справедливо мудрый Э. Э. Крепостных-Правов: «Начало проводить в соответствии с концом!», едва только приступил, полемизируя с бессрамным О’Фицдубобовером, к работе над 720-томным трактатом «Курс перистательно-космогонической эстетики».
   Он намарал, правда, целых 740 фолиантов, однако весь объем пришелся только на «Введение», где мудрый трудотерпец беспристрастно и толково процитировал подряд всех классиков, которых надобно и спьяну помнить, и на том иссяк. Что дальше делать, он не знал.
   Ныне трудно сказать – в связи с этим или нет, но вскорости после случившегося академист Подлищик публично заявил: «С цитатами не борются – их просто публикуют». Начальство, по велению народов, так ликовало, что Подлищику вручили в осьмнадцатый раз Блямбу Драноела и, засушив при жизни для потомства в чине классика, оставили в покое, дабы дальше не мешал.
   Нам такое не грозит: Хроника не длинна и никаких канонов явно не страшится, в равной мере не подобострастничая перед ними и не глядя на них свысока.
   Так сказать, рукопись вполне благожелательного свойства – в отношении того, кто вдруг возьмется прочитать.
   Чем же она примечательна?
   Сперва коснемся несколько глубин истории. Так принято в кругах.
   Еще настырный Диоген, бывало, громко и прилюдно сокрушался: «Земля ойкуменная – истинно колыбель человеческая, но не можно оному в колыбели вечно жити, ибо – срам»; и потому переселился жить в бочку.
   Другой бедовый природопытатель, душка Циолковский, по случайности познавши диогенову премудрость, выражался постоянно в том же духе; тем не менее в бочку сам не полез, но зато придумал, как её не без изящества надставить сверху в точности такими же и – запустить ко всем чертям.
   Так человек узнал свою дорогу в космос.
   Кстати, о человеке.
   Добрейший, кроткий, сладкозвучнейший певец любой нечаянной свободы Катаваса Пестик, страшивший всех своих врагов уж только тем, что в голове его рос постоянно фикус, а благородная душа была наполнена вегетарьянством (мы полагаем, эпитет «вольтерьянский», фигурирующий всюду, – явная описка угодливых историографов былых времен), – так вот, на смертном одре сей покровитель разных исчезающих народов, кротких вдов и особливо мальчиков из брошенных семей печально и смиренно сообщил: «Да, милые друзья мои, конечно, всякий человек – венец природы… Ну, а вдруг терновый?».
   Впрочем, мы немного отвлеклись.
   Первым навсегда – запомним это доброе словцо! – покинул Землю некто донской японец Кукусаки Замураки.
   При нем была любезная жена – акробатка Дуся. Она сложилась пополам, и муж, отбывши в дальнюю командировку, в чемодане тайно вывез супругу за пределы.
   Обратно они не вернулись.
   Донские японцы долго ликовали.
   Мы не станем красочно и с разными деталями распространяться, дабы не вызвать у почтенных обывателей непредсказуемых порывов, о том, какая вскоре смута поднялась среди тогдашних обитателей Земли.
   Все требовали предоставить право – каждому, бессрочно – лететь, куда хотят, и оставаться, где сумеют.
   Понятно, вместо права был немедленный запрет: эдак все бы чохом улетели, а кто бы на Земле тогда пахал?!
   Но – дело давнее, пережитόе. Почти забытое. Чему в немалой степени способствовал обидно рано, но без мук преставившийся от обжорства Ляпикордусъ-Сiнекюр. Его знаменитый афоризм: «О, эти интеллекта гривуазные скачкú! То запоры, то поносы. А когда же размышлять?».
   Говорят, философ был отменный, вот только в обществах порой чудил, а польза, принесенная им отечеству, неоценима навсегда.
   Был последний Изначальный Теоретик. Всему стремился придать вечную форму, оттого достойную пренебреженья.
   Короче, космос заселили понемногу. Экспедиции различные шныряли взад-вперед.
   Но среди прочих – тоже, несомненно, знатных – была все-таки одна, особо замечательная и потому для благосклонного обывателя достойная сугубого интереса.
   Кáк ее запамятовали – совершенно непонятно. Ведь после нее как раз такая карусель завертелась, столько мошенников, точно грибов после дождя, в мире развелось!..
   Кто-то, видать, крепко напортачил, заправляя делом, а потом, дабы не быть уличёну самому, решил всё вообще забвению предать.
   Известный трюк.
   Но, подобно классику, на радостях воскликнувшему: «Рукописи не горят!», мы в свой черед скромно обмолвимся: «Дела не тонут!».
   И впрямь: всплыло дельце, что бы там ни вытворяли, норовя его сокрыть, и рукопись не сгоревшая, Хроника – вот она, милейший обыватель!
   По правде, рукописей несколько, но они все – дефективные, так что годною к употреблению является только одна, разысканная прежде остальных.
   Надобно отметить, что вначале, до печального забвения, едва та злополучно-эпохальная – во многих смыслах – экспедиция вернулась, ей прочили место в ряду легендарных и, кроме эпитета «вселенская», никаких других, менее звучных, к ней не прибавляли.
   Но это пусть не удивляет, в истории подобных случаев – не счесть.
   Как водится, всякий вздор и досужие россказни разлетелись тогда по свету, и подлинный образ экспедиции в том смутном и неверном ореоле потускнел, превратно исказился, а после и совсем пропал.
   Ныне мало кто, даже если что и помнит либо краем уха слышал, способен правду отделить от вымысла.
   Обычная история!..
   А время всё с усердием поставить на свои места, нам кажется, приспело.
   Вот потому-то мы и взяли на себя труд извлечь из архивной пыли доподлинные хроники той удивительной эпохи.
   Тексты, при сличении, оказались весьма разношерстными и порой противоречили друг другу самым бесстыдным образом, что не мешало им всем, однако, начинаться фразой: «С гор потянуло восхитительным ароматом…»
   Почему «восхитительным» – неизвестно, на сей счет объяснений нет.
   Но, в конце концов, пахло же там чем-то!
   Не бывает стерильных планет, если не завелся где-то хоть единственный микроб.
   А уж насчет микробов – можете не сомневаться. Разум во Вселенной был всегда исконно плодовит.
   Так что оставим эту фразу на совести хроникеров.
   Тем более что основная Хроника, которая не содержала никакой сумятицы в изложении фактов, даже будучи порою фрагментарной, также начиналась с пресловутой фразы. Возможно, это и была первая правдивая запись истории, каковую потом мусолил всяк, кому не лень.
   Текст данной Хроники, полный и неизмененный, мы ныне предлагаем к чтению.
   Мы даже (а сомненья, надобно признаться, все же были!) сохранили разные позднейшие приписки, встретившиеся на полях рукописи, – с одной лишь целью: показать, как уже с самого начала на стержень голых фактов безымянные олухи царя небесного пытались нанизать какие-то свои соображения.
   И пусть в итоге видят все, что правда никогда не доходила до людей без завиральных уточнений.
   В этом, мы считаем, вся ценность – и на грядущее урок – проделанной нами работы.
   В надежде на твое внимание, наш добрый обыватель, – заранее благодарим.
  
   Тристрам Нижегородский Орбитальный
  
   Писано на Лигере-Столбовом
   в лето 225 от Начала Лупанария
  
   ИСТОРИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ
   (из собрания «Архив и невесть»)
  
   Вот – правда.
   Славная планета Лигер-Столбовой пребывала в трансе.
   Будучи самым подающим надежды внешним поселением Земли, она этих надежд, вопреки всему, не оправдала.
   Собственно, не оправдывала она их давно, но как-то всё по мелочам, которые и удавалось до поры до времени заслонять добротно-второсортными успехами.
   И вот теперь над Лигером-Столбовым нависли тучи.
   Матушка Земля – Праматерь Цивилизаций – пораскинула дряхлыми мозгами одряхлевшего Совета Постоянных Мудрецов, в народе именуемых любовно мудраками (или думаками), и порешила, что с Лигером-Столбовым пора кончать. Пора его, стало быть, упразднить и расформировать по оставшимся и еще подающим надежду другим мирам-колониям.
   Матушка Земля к тому времени музеем самой себя стать еще не успела – это у нее было впереди.
   Она по-прежнему – и по старинке – наобум законодательствовала во вселенной и полагала, что является планетой, самой что ни на есть в соку.
   Зря полагала.
   Потому как, трезво оценив обстановку, сама же через двести тридцать девять лет объявила себя бесценной музейной реликвией, отошла от вселенских дел и с немалым рвением принялась творить на ниве реставрации и сохранения. Всего, что успела нажить в период цивилизованного существования.
   Но это случилось после.
   А пока что Матушка свое реноме стремилась поддержать любым путем.
   Почуяв надвигающийся кризис, свой, так сказать, культурно-исторический и прогрессивный климакс, Праматерь спешно основала разные колонии, поскольку никаких контактов с иными, чужеродными цивилизациями до тех пор не установила – не встречались эти иные цивилизации, и всё тут!
   Расчет был изумителен и прост: пусть-ка в колониях пообживутся, пооботрутся, на новом месте что-нибудь толково-дельное создадут, а там уж можно эти достижения и во славу собственного несказанного прогресса без хлопот употребить.
   Эдакий уютненький союз вполне родных федеративных и сговорчивых колоний. Неделимо-братский, так сказать, союз. В клубке невиданных духовных скреп…
   И как что новенькое – хоть мизерно перспективное – вдруг где-либо проклюнется, немедля эту самую новинку – с пылу-жару – волокут на Землю. И кратчайшими путями, без заминки, чтоб — ни-ни! — не устарело! А Земля за то благодарит…
   Все колонии состояли на матушкиной дотации, она же цвела на их иждивении.
   Вот так гармонично и развивались. Так и удивляли мир, то бишь друг друга.
   Разумеется, не все шло гладко.
   Иные колонии, отменно прогрессируя, новинок разных выдавали на-гора, зато другие, тоже в общем-то тихонько прогрессируя, на Землю ни черта не поставляли – корпели над собственными интересами, и точка.
   Таким колониям Земля давала срок, чтобы подумать и исправиться, а ежели толку не было все равно, то попросту их прикрывала.
   Потому что ни с какого боку не было резону зазря на бесперспективные миры транжирить средства, и без того скудеющие день ото дня.
   Лигер-Столбовой, надо признать, всегда был на самом хорошем счету.
   Но то ли объективные законы развития стали таковы, то ли еще что – во всяком случае с некоторых пор все приобретаемые новшества вдруг сделались полезны исключительно для одного Лигера, а вот для Земли — ничуть.
   И как уж только ни старались на Столбовом, как ни ухищрялись – все без толку.
   Матушка, понятно, обижалась, серчала, требовала, устанавливала новые сроки — каждый соблазнительней другого, дабы на Лигере образумились в конце концов! — унижалась даже, немыслимые премии авансом выдавая (для поднятия прогрессивного духа, как с восторгом сообщали вдумчивые летописцы), но в результате не стерпела: было решено – еще сто лет, и баста. Лигер упраздняют, жителей расселяют, цивилизацию разваливают раз и навсегда.
   Чтобы другим впредь было неповадно, а то и вправду – возмутительно!..
   Лигерян, само собой, такая перспектива вовсе не устраивала.
   Откровенно возроптать они не смели – по давней и неписаной традиции все в окрýге отчаянно боялись Праматери Цивилизаций.
   Оставалось одно: и дальше вздорно уповать или же срочно что-то придумывать.
   Уповать в принципе было не на что.
   И тогда на Столбовом взялись за дело.
   Срочно сформировали Курсы Космических Изыскателей (сокращенно – КУКИЗЫ), которые ежегодно шпалерами выдавали толковых Спасителей Нации (в народе — «звездопёров», а совсем уж по-научному — «спейсотусовщиков», как значилось в секретных документах).
   Эти самые Спасители, заполучив наваристый диплом, пригодный к потреблению везде, садились в звездолеты (в силу срочности изготовления все – педально-штучные, с резьбой народных мастеров сугубо на корме, последний писк эпохи нанолита, самого передовитого, что наработала людская мысль) и взмывали к далеким светилам – в надежде найти хоть одну порядочную цивилизацию действительно чужого разума.
   Такую вот цивилизацию Лигер и собирался подсунуть Земле, а там, как говорится, хоть трава не расти.
   Самый факт установления Контакта напрочь снимал бы с Лигера-Столбового все долговые обязательства. Потому как столь жирного подношения Матушке не делал никто отродясь.
   Но экспедиция уходила за экспедицией, а заветного Контакта – все не было.
   А срок, отпущенный Лигеру, между прочим, потихоньку истекал. Еще три года – и конец.
   Славная планета Лигер-Столбовой пребывала в трансе.
   Дело пахло катастрофой.
   Вот – правда.
  
   ТЕКСТ ХРОНИКИ
  
   РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
  
   Приписка на полях:
   Всё вранье!
  
   Пункт первый
  
   С гор потянуло восхитительным ароматом.
   Луга, покрытые белыми цветами, тихонько шуршали, как новая крахмальная рубашка.
   Желтая река сверкала в лучах восходящего светила и как бы вспять текла. Неторопливо, полноводно.
   Пейзаж был совершенно инородный, но – привлекательный весьма.
   На берегу реки, будто кряжистый пень среди высоких трав, стоял космический корабль.
   Весь обшарпанный, рубленный из толстых крепких бревен, он бычком, чуть скособочась, возвышался на пяти заржавленных распорках, а из маленькой трубы в носу по-домашнему вился к небу синий дымок.
   Тишина кругом царила необыкновенная.
   А ведь всего лишь час назад какой был грохот при посадке! Дранка и щепа летели аж на километр!..
  
   Приписка на полях:
   Не забыть: ракеты — суть нетленный продукт умоприкладства человеческого! Нет им равных и не будет. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер.
  
   Каюта в ракете была тесная, низкая, заставленная шкафчиками, сундучками, коробами, этажерками, ларями, среди которых громоздилась всяческая сложная аппаратура, полированная в тон к обоям на стенах.
   Это была кают-гоп-стоп-привет-компания, она же – рубка управления, столовая, гостиная и спальня.
   Туалет (с сидением на вате и чугунным рукомойником) был вынесен наружу, в теплую пристройку, – экипаж категорически на этом настоял.
   Так что в космосе – и ближнем, и далеком – теперь летала масса удобрений…
   Гостевой диванчик в углу за годы странствий весь облез, а край стола, что громоздился посреди каюты, вместо ножки подпирало суковатое полено. Ножка сломалась давно, при посадке в одном из миров.
   Ракета была старой конструкции. Но летала исправно.
   Экипаж любил ее пуще родного дома.
   Был во всем ее обличье некий шарм, неуловимый сельский колорит.
   Вроде бы и в дальнем космосе летишь, пространство покоряешь, а одновременно – как на даче…
   Двое из экипажа, склонясь над столом, истово решали полувековой давности кроссворд – они взялись его решать еще в полете, сразу же, как стартовали, и, неукоснительно следуя мудрой поговорке: «Кончил дело – гуляй смело», домучивали теперь последнюю вертикаль, чтоб без помех уже начать первопроходствовать в неведомом миру.
   Их капитан Матрай Докука – маленький, отрастивший себе изрядное брюшко человек совершенно неопределенных лет, в натуре лысый, однако в парике и с огненными бакенбардами – стоял, скрестивши руки на груди, и щурился, как кот, выглядывая в иллюминатор.
   – Ну, вот и прилетели, – размышлял он вслух. – Пятая планета у меня. М-да… Прямо юбилейная цыфирь! Неужто и здесь – ничего? Хреново… Сами творим свою судьбу! Спеши не торопясь, вселенная не любит торопливых. Но – Контакт!.. Намек бы только… И – в ажуре!
   – Это мы сейчас проверим, – на миг отрываясь от кроссворда, с готовностью откликнулся очкастый Пупель Еня, ракетный лекарь, швейцар, лингвист и зоологический футуролог. – Гей вы, братья, где вы, дурачье? – внезапно гаркнул он с такою силой, что капитан с испугу вытянулся во фрунт.
   – Да тише ты! Людей пугаешь… – возмутился геолог, схимник, ракетный гусар, бармен и климатолог Ривалдуй. – Постеснялся бы – не на Лигере ведь! Чужая сторона…
   Он было вскочил, но, зацепив ногой полено, обвалился вместе со столом.
   – Так-так, – сказал Матрай Докука, – опять ты, Ривалдуюшка, мебель крушишь. В другой раз к столу тебя не подпущу. Питаться будешь на полу. Чини теперь!
   Ривалдуй скорчил капризную гримасу, подкрутил свои могучие пшеничные усы и начал медленно вставать, кряхтя и опираясь на полено.
   Потом брезгливо, одним пальцем, приподнял край стола и полено водворил на место.
   – Ах, впервые оказался в новом мире!.. – меж тем восторженно поведал Пупель Еня, продолжая сидеть как ни в чем не бывало. – Сбылось-таки! Поверите, душа поет!..
   – У всех поет, – буркнул Ривалдуй, для которого этот мир уже был третьим. – Оно, конечно, планетка ничего себе, цветет. Только и проводить здесь свои отпуска. Построить домик, разбросать аллеи, выставить забор…
   – Вот-вот, – оживился Матрай Докука, – я так и знал. Да-авно подозревал… Ты жалкий практик, приятель. Никакого романтического пыла! Вот если бы ты вдруг предположил, что в ближайший час нас вышибут отсюда, я бы с удовольствием поспорил. А так… Даже и не интересно. Что скажешь, Пупель?
   Пупель Еня оторвал свой зад от стула, с умным видом пересек каюту и наконец-то выглянул в иллюминатор. Смотрел он долго, изредка вздыхая и зачем-то загибая пальцы на руке.
   – Не вижу следов разума, – сварливо произнес он. – Никаких. Девственный мир… Куда летели?!
   – Это уж ты капитана спроси, он тебе расскажет, – гадко ухмыльнулся Ривалдуй и полез в шкафчик за бутылкой заветного питейного «Утренняя радость №3» и мерными хрустальными стаканами. – Ну-ка, тяпнем за удачу. Всё же – прилетели. И ракета при посадке не побилась… Я всегда говорил, что мы — везучие!
   – Везучие, – мигом подобрев при виде бутылки, согласился капитан. – Еще какие везучие! А ну-ка, Пупель, доставай грибочки. Вот отпразднуем – и можно выходить. Но как-то… маловато снеди на столе. Что, больше ничего нет в погребке?

Далее читайте в книге...

ВЕРНУТЬСЯ