| |
Поиск:
Уже с нами:
| | | |
Михаил Дьяченко
НЕ ТАК ВСЁ БЫЛОСборник рассказов
Фантастически бесконечный список
Надо быть настоящим свинтусом, чтобы не поблагодарить всех, кто помогал мне в творчестве, читал мои опусы, подсказывал, ругал и хвалил. Я решил это сделать, но испытание оказалось совсем не простым. И сейчас вы поймёте, почему.
Я подумал о маме, которая читала мне книжки и рассказывала истории, когда я ещё не умел читать, это она терпеливо правила мои школьные сочинения, рождённые в слезах. Я вспомнил свою первую учительницу, научившую меня складывать буквы, из которых начали появляться слова. Я вспомнил свою бабушку и реферат о Рахманинове, который она так замечательно написала за меня, что учитель по музыке хвалил меня перед моим другом. Я вспомнил своего друга, с которым мы лазили по окружающим свалкам, чердакам, подвалам, болотам и стройкам, приобретая такие нужные впечатления от приключений.
Я запомнил, как библиотекарь начала выдавать мне книжки из «Библиотеки приключений», когда я прочитал всё интересное, что было в открытом доступе. А моя знакомая взяла и нарисовала моих персонажей, и они словно стали настоящими. Я подумал о своих родных и друзьях, которые выдернули из меня первый рассказ вполне обычной обидой. Я вспомнил сотрудницу лаборатории, которая случайно подсказала мне сюжет, и многих других, которые наталкивали меня на новые истории, становились персонажами рассказов, дарили эпизоды, ситуации, словечки, описания.
Я подумал о своём старшем товарище, который на творческом собеседовании при поступлении в вуз, услышав о моих увлечениях детективами, фантастикой и сочинением историй, с улыбкой в усы пригласил меня учиться. Я вспомнил о своей семье, всегда относившейся к моему творчеству с добротой и терпением и на первых порах позволившей мне оттачивать на ней моё несовершенное мастерство. Усмехнулся, подумав о младшем брате, с которым мы выстукивали наши смешные истории на печатной машинке.
Подумал о дачной соседке, которая подарила мне дорогую ручку и два запасных стержня к ней и сказала: «Пиши!». Передо мной всплыло лицо первого редактора, зачем-то переименовавшего мой рассказ в газете, не предупредив меня. Вспомнил ребят и девчонок из институтской самодеятельности, много написанных и никуда не вошедших текстов, запомнил, как поздно вечером вдвоём с другом мы придумывали сценарий сказки в пустом тёмном зале.
Я вспомнил о десятках людей, которые смеялись над моими рассказами и надо мной. О тех, кто забывал прочитать, что я им дал, о тех, кто отказывал мне в публикации, и о тех, кто иногда всё же брал рассказ для печати. О тех, кто в меня верил несмотря ни на что, и о тех, кого я разуверил сразу.
Мой список становился всё длиннее и длиннее, и я стал опасаться, что новые имена могут вытеснить из сборника сами рассказы, уже отобранные для него. И тогда я сказал себе: «Стой!»
В моём списке воспоминаний остались два пункта: моя семья и тот самый улыбающийся в усы старший товарищ. Ну и, конечно, первая учительница, ведь это она научила меня складывать буквы.
Спасибо, я помню всех!
2018
Страшно
Двери пригородной электрички закрылись у меня за спиной, и поезд плавно унёс в даль Московской области частицу света. Стоя на платформе, я посмотрел на одиноко горящий фонарь, вздохнул и нырнул в потёмки.
Сначала всё было спокойно. Потом сзади послышались многоголосая пьяная ругань и возня зарождающейся потасовки. Когда я отошёл метров на двести, драка была в самом разгаре: звук ломающегося забора и бьющихся насмерть бутылок перекрывали визг женщин и вой милицейских сирен. Я не сбавил хода.
Шум драки затих вдалеке, и моё ухо уловило новые раздражители. Откуда-то послышался тонкий визг затачиваемого топора, потом кто-то жалобно заныл, а затем противно захихикал.
Сгущалась темнота. Недобрая тишина окружала меня со всех сторон. Я замедлил шаг и стал красться. Вот тут-то меня и застали врасплох. Треск двигателя словно позвал с того света. Громко и повелительно. А потом, рассекая тьму лучом фары, мимо меня с воем промчался мотоциклист. Я проводил огонёк взглядом, пока он не скрылся из виду. Впереди раздались грохот столкновения и матерное эхо.
Я вступил в лес, и вокруг тотчас же воцарился мрак. Спотыкаясь на невидимых корнях, я молча продвигался вперёд. По лицу неприятно хлестали липко-холодные ветки.
Справа в кустах с характерным звуком опустилась гильотина. Я нутром осознал остроту её лезвия. Потом я почувствовал, как зашевелились кусты, тот же манёвр повторили мои волосы, и грубый голос где-то рядом сказал мне:
– Стой, подлец! Негоже трупу так быстро бегать!
Фотография на моём студенческом билете быстро перекрестилась. Я побежал. За спиной послышалось тяжёлое дыхание, к которому вскоре присоединился скрежет застарелых суставов. Звуки неумолимо приближались. В дыхании послышались угрожающие хрипы.
Я пообещал себе не оборачиваться. Звуки достигли апогея, и я кожей почувствовал, как надо мной зависло что-то ужасное. Крикнуть я не успел. Сзади раздался грохот падения, и лес прорезал душераздирающий вопль. Замороженная курица в моей сумке тут же сошла с ума.
Я шёл дальше. Вокруг меня кружились привидения. Злые, холодные, мстительные. Я отмахивался от них увесистой сумкой. Ждать хорошего от летающей мерзости не приходилось. Привидения пугали запоздалых путников до полусмерти, заманивали в непроходимые чащи и накладывали страшные фамильные проклятья. «Чтобы вечно тебе и твоей родне до пятого колена бродить по лесам Подмосковья!» – пробурчало за спиной. Не глядя назад, я быстро плюнул через плечо. По недовольному выкрику стало ясно, что плевок достиг цели.
Тропинка вывела из жуткого леса, но меня не покидало ощущение чего-то неминуемого. Неожиданно зачесалось левое ухо, предчувствуя беду. И я обернулся.
Мимо меня с рёвом прошла боевая ракета. Умей мой любимый блокнот разговаривать, он стал бы заикой. Дыхание сопла высушило влажную от сырости одежду и едва не обожгло лицо. Ракета заложила крутой вираж, сделала мёртвую петлю и, упав в пике, взорвалась где-то за речкой. Я открыл дачную калитку и увидел огонёк родного дома.
«Ну, вот и добрался, – подумал я. – Сейчас меня встретит мама». МАМА!!!
Я вспомнил, что обещал привезти ей закручивающиеся банки для конфитюров. Банок со мной не было. «Она меня убьёт», – подумал я. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно.
2002
Злу вопреки
Я поправил серый галстук, но сделал это скорее по привычке. Костюм сидел идеально. И бронежилет не мешал двигаться. Хотя зачем мне этот дурацкий бронежилет?
Я был подле президента, но видел и слышал всё, что происходило вокруг. Я знал, что нанятый оппозицией стрелок расположился в кабине подъёмного крана на стройке недалеко от празднично украшенной площади. Знал, что у него сделанная по спецзаказу снайперская винтовка, из которой он с четырёхсот метров попадает в серединку спичечного коробка. Знал, и в какую секунду он выстрелит. Поэтому суета охраны и полицейское оцепление были для меня цирковым представлением.
– Всё готово? – спросил он, и уголки его губ медленно поползли вверх.
– Да, месье президент! – Я улыбнулся в ответ и дал знак охране.
Мы вышли на площадь. Я был слева от президента, мой помощник Френель – справа. Два гвардейца в сочной зелёной форме шли впереди. Толпа горожан, за оцеплением по периметру площади, радостно закричала и зааплодировала.
В службе безопасности я работал первый день, но любой человек из администрации, обслуги или охраны мог поклясться, что знает меня много лет. Как рядового телохранителя, ставшего другом и правой рукой главного человека страны.
Республика молилась на своего талантливого и прогрессивного президента, которому сегодня надлежало умереть.
Мы не дошли до трибуны всего три метра. Я услышал, как стрелок на секунду затаил дыхание. Увидел каждую щетинку на его лице. Уловил то мгновение, когда он плавно нажал на курок. За миг до этого я подставил президенту подножку, и тот как подкошенный рухнул на мостовую. Пуля вышибла искру из булыжника совсем рядом.
Давайте знакомиться. Я – дьявол. Если отбросить все сантименты, самый обычный среднестатистический дьявол. Но нет, всё-таки необычный. Неимоверно упрямый, а оттого идущий вопреки любым навязываемым правилам.
Не успел я родиться, как мою жизнь предопределили.
– Ты злой! – сказали мне мои воспитатели.
– Это ещё почему? – оскорбился я.
– Ты – дьявол и должен творить зло!
– Я – дьявол! И я никому ничего не должен! – Даже в колыбели я не терпел чужой воли.
Моё детство прошло среди упрямых и жестоких дьяволят. Но пока эта малышня творила свои мелкие пакости, я думал глобальнее, ища возможность противостоять Системе. Это было нелегко, ведь всякое злодейство неизменно оборачивалось ей на пользу.
И тогда я начал творить добро. Хотя дьяволом так и остался. Менялись лишь мои сценические образы.
Мальчишка был невиновен. Но полицейское расследование, такое сумбурно поспешное, свидетельские показания и улики сделали своё дело. Его схватили в переулке, когда он возвращался из кино, и обвинили в предумышленном убийстве. Да, он видел, как падает «его» жертва, как бежит за полицией свидетель обвинения. И свои красные от крови руки, которыми он пытался поднять лежавшее на мостовой тело. Потом возле трупа найдут и орудие преступления.
Репортёры бульварной прессы прочили мальчишке лавры сумасшедшего убийцы. Я успокоил парня. Все знали, что через некоторое время зал суда покинет преступник, который больше никого никогда не убьёт. Но никто не догадывался, что им будет главный свидетель обвинения.
Свидетель обвинения и был настоящим убийцей. Он сидел в зале суда и понимал, что удачный исход дела – получасовая работа даже самого медлительного суда. Ведь только он знал, что связывало его с жертвой. Убийца ошибался, об этом знал ещё один человек. Я, новый адвокат защиты, вступивший в свою должность вчера, когда мой предшественник попросту «умыл руки»…
– Слово защите! – сказал судья Паттерсон. Формальность, не более того. Люди вокруг удивлённо зашептались. Что тут решать, и так всё ясно.
– Вызываю главного свидетеля обвинения! – зловеще отчеканил я и, развернувшись на каблуках, недобро улыбнулся публике. «Дурацкая ужимка, – пожурил себя я, – лучшему у своего родственничка Мефистофеля ты научиться не мог!» Впрочем, эта улыбка производила впечатление даже на палачей Святой инквизиции. Шёпот в зале смолк, люди словно почувствовали зло, окутывавшее их своей невидимой мантией. А впрочем, так оно и было.
– Ваше имя? – бросил я свидетелю, плюгавому существу, не достававшему мне даже до плеча. Состарившееся в увеселениях лицо, маленькие влажные глазки, суетливые, в сеточку, кисти рук.
– Флемминг Йохансен, – проблеял он, чувствуя недоброе.
– А может быть, Кристиан Ларсен? – спросил я и выхватил из воздуха нечто давно им забытое. – Ваш старый паспорт так о вас и сообщает.
Свидетель вздрогнул. «Он же сгорел!» – в панике подумал он. Сейчас за его душонку я не дал бы и ломаного гроша.
– Целёхонек! – сказал я и продолжил наступление. – Вы знали убитого довольно давно…
Доказательства появлялись, как цветные платки из шляпы фокусника: одно за другим. Каждый раз по залу прокатывался вздох изумления. Судья и присяжные изучали улики.
– Вот купчая на землю, которую вы проиграли в карты. Вот запись разговора, который вы вели с вашим партнёром, предлагая уладить всё полюбовно. Вот перчатки со следами пороха, которые вы поспешно бросили в урну на перекрёстке, когда бежали за полицией. А вот обратный билет на поезд, который вы купили в надежде, что партнёр всё-таки согласится. Но он отказался, и вы его убили.
Свидетель рухнул на стул. Он побледнел, лысая его голова вспотела, черты лица, и без того не круглые, ещё больше заострились. «Пульс – 140 ударов в минуту, при его слабом сердечке недалеко и до приступа», – подумал я. На убийцу было жалко смотреть. Я улыбнулся.
– Всё будет хорошо, малыш, – сказал я подзащитному, и парень искренне пожал мне руку. В его честных серых глазах стояли слёзы благодарности.
Слёзы я вижу постоянно. Руку пожимал давно. Когда пожимал искренне, не припомню. Такая уж у меня жестокая работа, впрочем, угрызения совести меня не терзают. Моих сородичей – тоже, за исключением единичного случая. Существования в их чёрном стаде одной белой овцы – меня. Дьявола, творящего добро.
Одни смотрят на мои выкрутасы как на блажь. Другие сочувствуют. Третьи порицают. Четвёртые активно мешают. Я не спас от сожжения Джордано Бруно и позволил погибнуть Архимеду.
Другое дело – простые люди. На одного спасённого гения их – тысячи. Система не считает их. А я пользуюсь этим.
Моя возлюбленная Мелюфика, как всегда, дьявольски неотразима. Ей не нужен макияж: губы моей пассии бордовы и упруги, как созревшая вишня, ресницы черны, как поступки грешников, а волосы густы и переливчаты, как благородное вино. Меня сводит с ума её маленькая родинка-чертовщинка над правой скулой.
– Уже покидаешь меня? – спрашивает она.
– Есть небольшое дельце. – Я думаю о спасении девушки, попавшей в автомобильную катастрофу.
– Ты себя не бережёшь! – замечает она, и дьявольский блеск её шоколадно-сладких глаз подтверждает, что мы одного поля ягоды. – Иди, развейся.
– Попробую.
– Ну что же. – Она смеётся с грудным придыханием и обжигает мою щёку адским поцелуем. – А я пока устрою закат Римской империи и сравняю с землёй парочку мелких государств.
Небеса рыдали. Они заранее оплакивали жертву, смерть которой я был намерен предотвратить.
Стоя на безлюдной дороге под проливным дождём, я уже видел всю картину будущих событий. Вот в трёх километрах от меня мчится легковой автомобиль, по пересекающей дороге впереди прёт грузовик-фургон. А в полутора километрах от того места, где стою я, они встретятся. И разминуться им не даст даже самая великая дьявольская сила. Но кое-что мне всё-таки удастся сделать.
Мой плащ, обливаемый струями щедрого осеннего дождя, казалось, вымок до нитки, но я знал, что он лишь притворяется мокрым. Капли воды обтекали его, не смея впитаться.
Я выставил руку, подавая сигнал машине. Водитель заметил меня, и начались испытания его совести: взять или не взять попутчика. Он не отличался особой добротой к ближнему, но я не стал лезть к нему в голову. За меня это сделает другая. Он ехал с дочерью. Сейчас она поможет мне, а через две минуты я подарю ей одну безделушку – жизнь.
«Папа, папа, он совсем промок, – говорила в этот момент она, – давай его возьмём! Ну, пожалуйста!» Отец поворчал, что ему испачкают грязью салон, но затормозил.
– Спасибо вам, добрые люди! – Я сел на переднее сиденье видавшей виды легковушки.
– Пожалуйста! – звонко отозвалась с заднего сиденья девушка. Ей было восемнадцать лет. Катрин. На местный лад Катя.
Отец, скупо кивнув, промолчал и подозрительно осмотрел меня.
– Вам до города? – спросила Катя.
– Да.
Папаша тронул машину. Мы быстро набрали скорость, словно пытались наверстать потерянную при торможении и посадке минуту.
– Поосторожнее здесь, – посоветовал я. – Видимость плохая.
Но папаша не внял совету.
– Сами люди учёные! – Он пожевал усы, поддал газу и понёсся навстречу аварии.
– А вы как на дороге один оказались? – спросила девушка. У неё были прямые светлые волосы, отодвинув их рукой от лица, она смотрела на меня смеющимися зелёными глазами под светлыми недлинными ресницами. Глаза.
«Проникающее ранение в глаз посторонним металлическим предметом. Травма, не совместимая с жизнью…». Я отбросил от себя лист медицинского заключения, и он испарился в другой реальности.
– Да вот, завела судьба. – Я снова поймал взгляд девушки в зеркале заднего вида.
– Тогда возьмите в следующий раз зонтик. – Она улыбнулась.
– Непременно, – сказал я и повернулся. Две секунды мне удалось растянуть в вечность, но только для себя самого.
С примыкающей дороги вынырнул из-под водопада дождя тот самый грузовик. Водитель заметил нашу легковушку и тормозил, но тяжёлую машину было уже не остановить. Папаша успел съёжиться. Девушка повернула голову в сторону опасности.
Грузовик врезался в бок легковушки со стороны водителя. Боковые стёкла осыпались в салон. Девушка дёрнулась в ремнях безопасности. Правую руку я выставил перед её лицом. Потому что вслед за безобидными осколками стёкол, осыпавшимися на пол, в салон влетел ржавый кусок скобы. Он оторвался от ржавого грузовика и летел точно в левый зрачок девушки, окружённый зелёной радужкой. Моя рука, как лапа хоккейного вратаря, поймала его и ушла вниз. Катя даже не увидела своей смерти.
Такие бытовые случаи очень радуют Меня, но отнимают много времени. Почему я спас именно эту девочку, а не мужиков-охотников, микроавтобус которых нырнул в пропасть? Потому ли, что все в автобусе, включая водителя, были пьяными, или потому, что добра в девушке было больше, чем во всех охотниках вместе взятых? Решение этих постоянных дилемм сильно меня утомляет. Отдыхаю я от них просто – развлекаюсь.
Аппарат представлял собой нечто странное. Он не был похож ни на что и одновременно напоминал всё уже виденное: зубчатые цепи, шкивы, садовые вёдра... И всё это переплеталось в нём, как в вашем самом ужасном сне.
Мировая общественность в лице нескольких бородатых мужей и чисто выбритых представителей церкви смотрела на очередную модель вечного двигателя. Разнородная толпа в ожидании потехи возбуждённо гудела.
Лицо изобретателя, обескровленное недосыпанием и плохим питанием, дрогнуло. Он только что понял, где именно допустил грубейший математический просчёт. «Хорошо, если эта колымага проработает хоть полчаса!» – подумал он и вытер со лба испарину.
Безусый мальчишка-ассистент запустил агрегат.
– Сейчас сила трения начнёт сказываться на работе аппарата, и скорость движения вёдер уменьшится, – изрёк через пятнадцать минут крепкий, как деревянная колода, специалист-механик.
Однако аппарат и не думал замедляться. Более того, он начал разгоняться, и скоро вёдра летали по кругу с фантастической скоростью. Опоры машины начали скрипеть и вибрировать.
Толпа издала единый возглас, когда машина, с хрустом оторвавшись от опоры, взмыла в воздух. Под крики всеобщего ликования аппарат исчез в небесах.
– Это происки дьявола! – истошно завопил архиепископ, хватаясь своей жирной рукой за серебро распятия.
«Гореть тебе в преисподней!» – пожелал я. Одетый монахом, я стоял прямо за его спиной. У этого святоши было поразительное чутьё!
Я не ставлю в грош религию и иногда рад подшутить над фанатиками культа. Пусть даже с помощью такого дурацкого технического эксперимента. Как обрадовался, наверное, этот горемыка-учёный. Подумал, что и вправду изобрёл вечный двигатель. В следующий раз, несчастный, тебя постигнет разочарование, – у твоего техногенного хлама не будет дьявольской силы. Заканчивал бы ты строить вечное и переходил к повседневному. Но что-то я заговорился, а дела не ждут. Что там на повестке? Война!
Император стоял в зале у окна и сквозь уцелевшие стёкла смотрел на горящий город. Пожар снаружи был так силён, что даже сквозь стекло императору обжигало лицо.
– Какие люди, какие люди эти скифы! – говорил он в забытьи. Он не понимал этот народ, который уничтожил свою столицу лишь затем, чтобы она не досталась врагу. Они совершили зло вопреки злу.
– Ваше высочество, здесь небезопасно, – сказал я и протянул ему смоченный водой платок. – Ужасный пожар.
– Ужасный! – согласился он. Со страшным треском лопнуло и разлетелось на мелкие кусочки одно из стёкол. Меня, словно осколком, пронзила догадка.
Добро во имя добра – глупая затея. Зачем я пытаюсь перестроить свою сущность? Делать добро чертовски неблагодарно. Творить зло у меня получается намного естественней. Но я могу совершать зло против такого же зла. Вопреки!
Я шагнул прочь из залы. Форма императорского адъютанта на мне поблекла, потемнела и превратилась в чёрную мантию. Теперь я понял своё истинное назначение. И без всяких сомнений продолжил выполнение своей личной миссии. Я вернулся к самому началу.
Начальник службы безопасности поправил серый галстук. Костюм сидел на нём отлично, даже бронежилет под ним был почти незаметен. Но теперь я не был им. В образе обычного посетителя я расположился за столком в кафе через два квартала от площади и «видел» всё это сквозь стены зданий.
Меню, которое я читал, не отвлекало меня от происходящего. Я знал, что стрелок съёжился в кабине подъёмного крана на развёрнутой неподалёку стройке. Знал, что у него небритая физиономия и проблемы с желудком. Знал, что из несерийной снайперской винтовки он с четырёхсот метров может поставить автограф на спичечном коробке. Знал, в какую секунду он выстрелит. Поэтому все приготовления службы безопасности и полицейская активность были для меня просто цирком.
Снайпер залез на кран до оцепления и прожил в его кабине целые сутки. Стройка и прилегающие к ней дома были нашпигованы полицейскими в штатском и постоянно прочёсывались патрулями. Хотя какое мне дело до этих дурацких патрулей?
Я услышал, как начальник службы безопасности осведомился о готовности и получил положительный ответ от президента.
Они вышли. Заорала и захлопала в ладоши толпа. Народ обожал своего президента. Два зелёных, как кузнечики, гвардейца шли впереди него, верные телохранители – по бокам. Жить президенту оставалось считанные секунды.
Я, точно рассчитывая мгновения, повернулся к официанту у бара. Тот уловил мой магнетический взгляд и, заворожённый, обернулся в мою сторону. В это время стрелок положил палец на спусковой крючок и затаил дыхание. Я поднял руку и повелительно щёлкнул пальцами. Официант двинулся ко мне. А подъёмный кран с убийцей вдруг покачнулся и начал падать.
2007–2011
Далее читайте в книге...
ВЕРНУТЬСЯ
| | | |
| | |
