| |
Поиск:
Уже с нами:
| | | |
Андрей Измайлов
КАМНЕLOVE
Le grand feuilleton
Мело, мело по всей стране,
Во все пределы.
Ружьё висело на стене,
Ружьё висело.
Даниэль Клугер
Я расскажу вам историю о моей рыбке. Это рыбка № 641 за всю мою жизнь. Родители купили мне первую рыбку, чтобы научить меня любить и заботиться о ком-то другом. 640 рыбок спустя знаю лишь одно: всё, что ты любишь, умрёт.
Чак Паланик
Неожиданно найденный клад сорвал похороны.
Интернет
1.
…прибывает в столицу нашей Родины, Санкт-Петербург!
Наконец-то!
И вот что я вам скажу – ничего я вам не скажу. Разве о погоде: а в Питере туман, и горе от ума…
А в Москве? Только что ведь оттуда! Как там, в Москве?
Не зазорно повториться: вот что я вам скажу – ничего я вам не скажу.
Да никто и не спросит – с интонацией, не любопытствуя, но уличая:
– Шарий? Константин Дмитриевич?
– Он самый.
– Прибыли экспрессом «Самсон»?
– Прибыл, да.
– И как там, в Москве? – с интонацией.
После чего рутина:
– Пройдёмте с нами.
– А в чём, собственно?
– Вам объяснят.
– По какому праву?
– Там вам объяснят.
– Сначала бы в душ... Прилечь… Годы, знаете ли…
– Успеете. Или нет.
– То есть?
– Сами сказали: годы. – (Шутить изволят!) – Что вы, в самом деле! Не силу же применять!
Тогда, куда деваться, пройдёмте. И уже там: вот что я вам скажу – ничего я вам не скажу!
Хотя, допустив маловероятное, исчезающе малое (см. рутина), неплохо бы встряхнуться. На выходе из вагона – о, встречают! Вы кто? Я вас не знаю. Что с вами сделаешь?! А чего вы на платформе сразу тут и улеглись в неловких позах? Носильщик! Дежурный! Проводник! Человеку вдруг стало плохо (ну, троим… четверым)!
Голливуд со своими спецэффектами просто мимо, просто человеку вдруг стало плохо, вот упал и стал недвижим и насовсем.
Шарий сколько раз такое видел, сталкивался. Эмоций – ноль. Иначе рядовому-незакалённому прямой путь в дурку. С учётом специфики. Ритуальный приход «Навсегда», главный питерский местоблюститель – да, Шарий. С Аксёном-столичным при встрече промеж себя – бородатая шутка: согласись, старина, кладбища наши, по большому счёту, градообразующие предприятия, м?
А то: годы, годы! Семьдесят лет – не годы. Но повод для возрастного кокетства.
Вот Ванюша понимает. Чует. Нутром? Будучи вдвое моложе. Когда б Шарий с ним один на один, то… н-непредсказуемо, н-непредсказуемо. Никакой спец ни в какие подмётки ему, Ванюше… Но есть такая дисциплина, как почтение. Готов ли в огонь и в воду? Снова н-непредсказуемо. Подвергай всё сомнению.
В огонь и в воду – н-непредсказуемо, да. Но в Москву – а как же! Тем более, без него, без Ванюши, в Москве было бы сложно, если не безнадёжно.
По прибытии же в столицу нашей Родины Санкт-Петербург – и вовсе!
Да-да, никто не встречал на перроне Шария Константина Дмитриевича. Кроме водилы-Володи на «вольво» у Восстания. (Не на метро же!)
А вот Ванюша... На нём встречающие сосредоточились. Он! Груз-001 при нём! Брать аккуратно, но сильно!
Угу. Ванюша чем ещё хорош? Скажешь в сердцах: «Исчезни!» В смысле, надоел! Всё понимает буквально. (Правильно понимает!) И – нету его. Конечно, в салоне «Самсона», в давке, по мере следования, деваться некуда. Но уж по прибытии… Ищи-свищи.
Ма-ла-дец! Встретимся потом. Знаешь, где. Мы встретимся, мы обязательно встретимся! Как иначе!
А Шарий пойдёт себе до «вольво» сквозь вестибюль Московского. Мимо Петра. Привет, Алексеич. Неспешно. Да, шаркающей кавалерийской походкой. Годы, годы. Никто не встретил, и хорошо! Получилось, значит.
Здравствуй, водила-Володя.
Нормально добрались, Константин Дмитриевич?
Нормально.
Ни к чему не обязывающе. Ещё б!
Вот мы и дома. На Грибоедова. Чудесный всё-таки вид! Слева – Казанский. Справа – Спас-на-Крови. Прямо, через канал – «Зингер» с глобусом, бывший (бывший, бывший!) Дом книги. Что элитно, то элитно.
Теперь первым делом – нет, не душ! – ванну, ванну! С глубоким погружением! Со всеми тайскими маслами-лепестками! Отлежаться от Москвы. Дух отечества…
Хреново добрались, водила-Володя, хреново. Но – добрались. Такие дела, водила-Володя. Не твои дела. Счастлив твой бог, не твои дела. Вот я…
Да, ещё вот что! Пожалуй, далее – без нарочитого первого лица, только в третьем. Шарий и Шарий. Но как бы от первого лица. Чингачгук сказал (сказал Чингачгук). Просто удобней. А то нескромно: я, я, я! В случае чего: а это не я, это Чингачгук!
Лады?
***
А было так…
В Москву – полупустым «Сапсаном»… ну, не переполненным. Вагон – бизнес-класс. Рядовому пассажиру накладно. Шарий не рядовой пассажир, ему позволительно. И Ванюше позволительно, он с Шарием. Искус – билеты в вагон-ресторан, заранее бронь на столик, четыре часа за бутылкой лёгкого вина (комплимент от повара – не Молдова, не Крым, но Испания, Италия!). Сидишь-посиживаешь с молчаливым Ванюшей в тишине, прикидываешь-размышляешь, как теперь в Москве быть… по прибытии. М-да, вагон-ресторан – заманчиво, но излишество. Не вопрос цены (выше, чем в бизнес-классе), вопрос целесообразности. Шарию с Ванюшей, хочется верить, ещё назад возвращаться. Если получится, тоже бизнес-классом. При всём комфорте, тривиальный вагон, два выхода и сквозной обзор: вот всяк сюда входящий-выходящий, привставший, обернувшийся. В полупустом вагоне очень удобно. Лицом к лицу, но через ряд. Один – в левом, второй – в правом. Один – по ходу движения, второй – против движения, наискосок. Обособлено. Мы незнакомы. Если ахтунг, то жест – оговорённый, неприметный. И каждый сам по себе. Мы незнакомы.
А ресторан – очевидная беспечность. Спросят с интонацией: туда ехали – вино распивали за одним столиком (повар – свидетель), обратно едут – мы незнакомы. Какая интересная у людей жизнь!
И потом – подсобки, поварская, раздаточная. Мало ли кто там с чем. Сунься туда мотивированно (мне только спросить!) – ага, конечно! Про сквозной обзор и не говори! Плюс две (три?) официантки то и дело туда-сюда, туда-сюда. Зачем их столько при единственном забронированном столике на двоих? Кто поручится, что хоть одна из них, две и три не при исполнении? Шарий не поручится. Опыт дело наживное. Шарий давно живёт.
Следовательно? Следовательно, бизнес-класс. Довольствуйся малым. Ну, как малым: прохладительные напитки, круассан, относительный простор между креслами, кондиционер. И сквозной обзор, конечно, сквозной обзор.
Тренинг, Ванюша, тренинг! Четыре часа в «Сапсане». Путь обратный сложней будет. Если будет.
Альзо, мы незнакомы. Понятно, да?
Понятно, да.
Вопросы?
Разве что дурацкий: надолго в Москву?
Кто знает, Ванюша, кто знает. А что?
Псина родит не сегодня-завтра.
Ингуска? С Волковского?
Ингуска, да.
Надо полагать, всё успеется.
***
Надо полагать…
А не надо полагать!
Повременим, чтобы скорее закончить. Как получится, так получится. Сегодня-завтра – оптимум. Продлись, продлись, очарованье – только во вред означенной миссии.
Ан годить надо, само мироздание распорядилось.
Другое дело, мироздание само поспешило: надоело всё, чем скорее, тем лучше… или хуже. Но – скорее! Чёртова уйма времени ушла бы при любом-другом раскладе – год, пять, десять, все пятьдесят. А тут всего неделя! Степенно спускаешься по лестнице, перила как бы надёжные, все риски как бы учтены. Вдруг запинаешься. На каблуках вниз: ды-ды-ды! Расшибусь! Но, уф, почему-то устоял. Как прекрасен этот мир, посмотри! Совершенно другой мир (просветление), зато устоял! И лестница преодолена, вот! И сколь стремительно, вот!
Словом, сегодня-завтра – желаемое за действительное. А неделю в Москве пришлось-таки... Желательно? Н-нет. Но пришлось, конечно, помучиться. Целую неделю. Экое очарованье! Вонючая Москва!
Вонючая – не в обиду, просто констатируя. Чего-чего, но говна у всех и каждого – вагон и маленькая тележка.
Вагон лучше не поминать. Шарию лучше маленькую тележку. Ну, на худой конец. Открыта всем ветрам, продуваема, без крыши. Говно, да, никуда не девается, но хоть так.
А вагон… Познаётся в сравнении. Тот же бизнес-класс в «Сапсане», теперь в «Самсоне». (Лихорадочное переименование – наше всё!)
Битком. В проходе – стоически стоящая (sic!) масса. Прохода, по сути, и нет. Впритык. Четыре часа потерпим, лишь бы из Москвы до Питера. Нависая над буржуинами в креслах. Место не уступите? Хоть на полчасика? Ног не чую! Потом снова уступлю, клянусь! Нет? Буржуины! Запах?! За-а-апах?!! Себя понюхайте!
Смрад. Густой. Говно плюс дезодорант. Чем пахнет? Ёлкой, под которой насрано. Или календулой? (На заметку: Чтобы не воровали спирт, в него добавляли ацетон или бензин. Перебивая запах “химии”, рабочие добавляли туда же настойку календулы. Запах-то дерьма, но сильно забивает “химический” бензин. От кого разит спиртом, цветами и дерьмом? Вот он, выхлоп-календула!)
Бизнес-класс, да-а-а. «Самсон»…
И не сказать, что скопище бомжей. Публика напоказ приличная. Иным «Самсон» просто не по карману. Костюмы, саквояжи, носовые платки. Морщатся. Обобщённый шептун в благородном собрании – с гримаской немого укора: кто ж себе такое позволил! возмутительно! Кондиционер нельзя ли включить, в конце концов! Доколе!
Дотоле, дотоле. Кондиционер включён. На предельном режиме. И что? Вы, господа хорошие, настолько провонялись-пропитались. Терпи теперь, Красная Москва, духи удушливые. Скажите спасибо, что вообще в поезд пустили. Проводники тоже люди, начальство дозволило – по льготной, между прочим, цене. Могли бы взвинтить. Да, стоя. Да, не без неудобств. Но, согласитесь, не как у вас в переходе метро на Комсомольской или Киевской. Или на Комсомольскую или Киевскую угодно? В час пик, м? Вот и нечего тогда! Ещё скажи спасибо, что живой!
Ведь за каменными стенами все квартиры были переполнены. Свои давнишние исконные жители жались и продолжали сжиматься дальше, волею-неволею впуская новых пришельцев, устремлявшихся на Город. И те как раз и приезжали по этому стреловидному мосту оттуда, где загадочные сизые дымки.
Бежали седоватые банкиры со своими женами, бежали талантливые дельцы, оставившие доверенных помощников в Москве, которым было поручено не терять связи с тем новым миром, который нарождался, домовладельцы, покинувшие дома верным тайным приказчикам промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские, продажные, алчные, трусливые. Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий. Их нежные дочери, бледные развратницы с накрашенными карминовыми губами. Бежали секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты. Бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров. И вся эта масса, просачиваясь в щель, держала свой путь на Город.
…А, нет! Город – Киев, не Питер. Булгаков и всё такое. Нынче в Киев не сбежишь – граница на замке. Остаётся только в Питер. Булгаков и всё такое – ничего-ничего, минутная слабость. Памяти дружища Самурая. Любил цитировать без кавычек. Начитан был. Был. Помянем. Годовщина, кстати, сегодня. Вот и помянул. Не столь начитан Шарий, сколь Самурай, но тут грех пренебречь приёмом. Пренебречь бы приёмом впредь. Мародёрство, не мародёрство, но… постараться пренебречь.
Хотя… Судьи кто? Ну, третейские? Дружище, овощ Евлогин, в захолустной Краславе? Они, Евлогин и Самурай, зачастую перебрасывались всякими цитатами, как бы игнорируя Шария, перемигиваясь. Ну-ну. Дурак, ваши благородия! Тоже амплуа. Не хуже любого другого. Среди дружищ, тем более. Но прошло время, пришло время. Самурай – во гробе. Умник– Евлогин – овощ. О них ещё потом как-нибудь, зимой, на День врага народа. Посидим с коллегами, споём истово: нас уже не хватает в шеренгах по восемь! Чего ж не спеть! Но потом.
Здесь и сейчас – лето, не зима. Жара, июль. И вся эта масса, просачиваясь в щель...
В общем, тренинг весь насмарку. В проходе набилось народу – не проследить наискосок друг за дружкой, заслоняют.
Подсказать бы Ванюше. Жестом? И жеста не подать сквозь телеса. Но и без подсказки нашёлся, ма-ла-дец. У его кресла оказалась гранд-дама в интересном положении, которой очевидно невмоготу. Через паузу, но уступил сидячее место. Даже в переполненной субботней электричке редкостная редкость. А тут – четыре часа, уплочено, фирменный экспресс, проигравший плачет. Уступил. Мы, питерские, такие. Гранд-дама утвердилась в кресле без «спасибо», с брюзгливым «сразу надо уступать, не видите, что ли!» Они, московские, такие.
Протолкнуться ближе Ванюше никак, в тесноте и в обиде. Зато поверх голов снова обоюдно в поле зрения – по малой диагонали. При любом ахтунге – жест, всё под контролем. Главное, Ванюша, не вырони груз-001. Одно дело – на коленках держать, приобняв. Другое – стоя, прижимая к животу, оберегая. Мужчина, перестаньте локтями тут! Руки опять же заняты. Вдруг внезапный ахтунг? Реакция Ванюши на любой ахтунг представима. Но груз, груз-001, может пострадать – в пылу, в разгар, в процессе… короче, пострадать.
Строго между нами, хрен бы с ним, с грузом-001 у Ванюши! Не туда смо́трите. Вот и чудненько, вот и смотри́те не туда. Но, Ванюша, побереги-побереги. Не в курсе? А зачем в курсе быть? В курсе только Шарий – с холщовыми, на бечёвках, мешочками подмышкой, под каждой, итого два.
Знал бы, поменялся с ним ролями на обратном «Самсоне»: ты давай тут с мешочками в креслах, а я как-нибудь там в проходе с грузом-001. Заодно (вот уж заодно!) к сортиру проще протолкнуться. Простатит, возраст. Памперсы надо было, памперсы. Всего не предусмотреть. Молчи, грусть, молчи. Под себя – совсем стыдно. Категория стыда отрицаема по определению, но, согласитесь, лишний дискомфорт. И так-то смрадно, духота. И саднит подмышки, саднит. Ранимая кожа, псориаз. Пиджачок не снять, никак не снять.
Однако ахтунг есть ахтунг. Да, скепсис насчёт всяческой конспирологии, проще объяснить всё банальными глупостями, но…
Та же гранд-дама, занявшая место Ванюши. Ахтунг? На шестом-седьмом месяце, но лицо чистое, без помарок. Набрюшник? И дама ли? Был же вариант (отринутый!) самому облачиться в женское. Здравствуйте, я ваша тётя! Керенский-2. Тогда и бюст оправданный – холщовые мешочки не в потных-кислых подмышках, а там… где надо, леди преклонных лет – из Москвы, из Москвы, из Москвы! Но – отринутый. Сложный грим, латекс. Ведь ещё и парик. Неуёмный зуд, а поди почешись, не скособочив. И женская обувка сорок четвёртого размера, каблуки… Проще надо быть, проще. Иначе к тебе потянутся. Обратила же на себя внимание гранд-дама в интересном положении, насторожила мельком. Ахтунг? Н-нет, не набрюшник, натурально, просто дама. Но заведомо ничего исключать нельзя.
Или контролёры-билетёры. Парочка бугаёв – ржд-форма, третий с лейблом «секьюрити». Приготовьте билетики, посадочные талоны. Сидящие, стоящие – без разницы. Охота вам протискиваться, служивые! Работа такая. Работа ли? Не засланы ли? Где-то здесь груз 001 должон быть. Нет? Не обнаружили? Плохо смотрели. Ну-ка, ещё раз. Повнимательней, повнимательней. Проверяли ведь уже! Спорить будем или вас в Твери высадить? Да ради бога, ради бога – нате! Спасибо, приятной дороги. Ахтунг? Н-нет, рвение-кураж, здесь мы главные, вежливые люди. Но ничего исключать нельзя.
Или просто пассажиры, которым не сидится, не стоится. По нужде – святое дело, хоть у Шария спросите. Позвольте, разрешите, не подвинетесь? Там занято. Потерпим с отрешёнными лицами. Естественным образом выход перекрыт, блокирован. Ахтунг? Н-нет. Обоснованная очередь, сами бы рады рассосаться, но… Но ничего исключать нельзя.
Четыре часа непрерывного ахтунга. Вроде обошлось – …прибывает в столицу нашей Родины, Санкт-Петербург! Обошлось бы, если бы не ахтунг? Они ведь только и ждали – утерю ахтунга пусть на секунду. Они? Они, они – гранд-дама в интересном положении, контролёры-билетёр, очередь в сортир. Мало ли кто там ещё был в «Самсоне», бывшем «Сапсане»! Много кто там. Задача поставлена – груз 001 изъять. Выполнять. В случае чего, носителя груза не щадить. Мужчина в возрасте, брюнет (крашеный), худощав, имитирует доходягу, сутулится, для полноты образа способен и прихрамывать, но тренирован и опасен. Потому в случае чего…
Гм, ориентировка. Вы там, в Москве совсем, что ли, раз… балансировались?! Подпольный обком действует, понимаешь! Крашеный доходяга?! Есть-был, проходил на посадку в «Самсон» – через ленту, через сканер. Ничего, не пикнуло, не просветило. Вы там не попутали? Был другой, много моложе, такой Ванюша-Ванюша. Сканер зафиксировал – при нём, да, погребальная урна. Содержимое – крупный порошок с вкраплениями. Нет, с крашеным доходягой не в контакте. Будем брать? А когда? Просто вопрос. Хорошо, доведём до коллег в Питере. Но уж пусть там примут по полной программе. А то сейчас обидно немножко стало. Задействовано столько… столько… И вдруг отбой!
***
Ванюшу приняли. Не пожелал бы – не приняли. Распорядись Шарий жестом «исчезни!» – легче лёгкого. Но что потом? В бега, в подполье (недоброй памяти Лебяжье)? Да ну! И жеста не было.
Вежливые люди на выходе с вокзала, в арке, сказали: пройдёмте? Подчинился. Питерские вежливые люди вежливей московских, улыбаются искренне, без натуги. Хочется подчиниться.
Документы?
Вот.
Цель прибытия в Санкт-Петербург?
Живу я здесь.
Можно посмотреть, что у вас в пакете?
Нет. Но если настаиваете…
Настаиваем.
Смотрите.
Угу. Урна. Погребальная, нет? Родственника везли подхоронить? Или кого? На Волковском, да? Из Москвы в Санкт-Петербург? А разрешение?
Урна? Почему?
А что?!
Всего-то деревянный ларчик, лакированный.
А в нём?
Какое ваше, простите, дело?
Вдруг там кило героина.
Там не кило героина.
Просто чей-то неуточнённый прах, да? Без разрешения, да?
Нет.
Так. Понятые, внимание! Сейчас в вашем присутствии будет вскрыт этот... ларчик. Как открывается-то?!
Просто. Вот…
Так. Холщовый мешочек. Что внутри? Какое кофе?! То есть какой. Питер…
О, такой кофе, такой кофе! «Копи лювак». Мусанг (или циветта) – индонезийские такие твари, жрущие кофейные зёрна и потом выделяющие их. Внутри подвергаются ферментации, влияющей на вкусовые качества. Насильно кормят бедных мусангов, лишь бы прокакались. Очень дорого. Но безумно вкусно. Гурманы…
Откуда у вас это… этот кофе?
Подарок.
Чей?
Простите, что?
Ну да. Пожалуй, неважно. Понятые, свободны. Вас тоже больше не задерживаем.
Или вам отсыпать чуть? За вежливость? Но самую чуть, слишком дорого. Хоть попробуете раз в жизни.
Спаси-и-ибо, нет. Ступайте, ступайте!
Вот всё-то у нас через жопу, даже лучший кофе! Или стоило попробовать? Когда ещё такое! М-м, такой… Нет уж! Но как у нас всё через жопу, а? Буквально всё! Разве что, кроме клизмы…
Аксёну же столичному от Шария отдельное спасибо за «копи лювак». Царский подарок. Мы, гурманы, ценим брата-гурмана. Да, Ванюша благополучно доставил, да. Спасибо ещё раз, Аксён-столичный – за всё. Сочтёмся, коллега. Жизнь длинная. Шарий так видит.
***
Ванюша? Пока всё, Ванюша. Будешь востребован – будешь призван очередной раз. Покойся с миром на Волковском, во гробе. Да не истолкуй превратно.
Подсобка, вагонка, циновка, тумбочка, микроволновка, гроб. Чего-чего, а гробов здесь, на Волковском, впрок. Ванюша аскет. Спит (когда спит) во гробе. Не из принципа, но ему достаточно. Подушечка с гречневой шелухой, плед зимой. Проверено веками и веками – оптимальное ложе, гроб. Если не вертеться во сне. Он не вертится во сне. Крышку только не закрывайте, спасибо.
Плошка риса из тумбочки. Чай. Или кофий? От Шария не убудет, глаза закроет – щепоткой меньше при востребованности. О, «копи лювак», о! Нет. Чай. Обход территории по периметру с Ингуской на поводке (щенята кормлены, сопят-спят). Погода, природа, журчат ручьи. Ритуально постоять-помолчать на Литераторских мостках. Какие имена! Сам не читал, однако столпы, столпы! Не Осеева, не Гюго, но почтения ради постоять-помолчать.
И на собственную могилку сходить, опавшие листья прибрать, песочек разровнять, табличку протереть.
К полудню копщики подтягиваются: наше вам, ваше нам. Выбриты, трезвы? Смотрите у него! Ванюша когда справедливый, а когда беспощадный. Две бригады с весны сменились. Третьей будете? То-то. За лопату, товарищи!
***
А два холщовых мешочка Шарий – в домашний сейф, на Грибоедова. До поры, до времени.
Банковская ячейка надёжней? Как сказать, как сказать. Мой дом – моя крепость. Любой банк уязвимей. Мало ли, условные отморозки нагрянут: всем лежать! это ограбление! Все лягут, всё застраховано. Запоздалая полиция по горячим следам, естественно, ни черта никогда. Разве что потом и то лишь денег, а про изъятые холщовые мешочки спросит у потерпевшего: ваше? подтверждаете, ваше? а внутри? объяснитесь? Щассс!
Домашний сейф, только домашний сейф. Преимущества.
В-третьих, домик на Грибоедова под круглосуточным наблюдением охранной структуры. Не безупречная прежняя «Цепь», распавшаяся с уходом Евлогина в овощи, но тоже, по отзывам, вполне себе на уровне. Как-никак в доме обитает областной глава. Или сын его? Неважно. Главное, остальным квартирам в доме совокупная защита, попросту не пройдёшь дальше дворика, только свои.
Во-вторых, входные двери у каждого жильца с теми ещё секретами – у каждого свои. (Шарий о своих умолчит).
А во-первых… Вот! Условные отморозки одолели «в-третьих», одолели «во-вторых». Всё, внутри! Что ищем? Сейф! Быстро, быстро! Время на секунды! Где сейф?
За настенной картиной, вестимо. Азы. Дилетанты частенько прячут встроенный сейф за картиной. Насмотрелись дешёвых детективов, д-д… дилетанты!
У Шария сейф, да, за картиной. Нет, не д-д… дилетант. Самое глупое иной раз самое умное. Вся капитальная стена в гостиной – сплошь картины. Ценитель живописи? М-м. Скорее, вложение средств… Исключительно эрмитажные запасники. (Умеючи с нужными людьми договориться взаимообразно, место на почти престижном Большеохтинском не хухры-мухры). Коллекция вразнобой – пейзаж, натюрморт, этюд, авангард, китч. Цельности никакой, эклектика. Зато всё атрибутировано. Пятая-четвёртая категория, а то и третья. Но не более, не далее. Первая-вторая – уже криминал. Рембрандта не ищите, «Портрет молодого человека» на реставрации, два моложавых старичка приносили, потом обратно унесли приунылые.
Теперь, предположим, ахтунг. Условные отморозки споро и споро снимают картины и картины. Время на секунды! Воттт!!! Вот, обнаружен – за полотном неведомого Зверлина «Хризантемы»! О, тут тоже сейф, за какой-то «Абракадаброй» неведомого Зеленского! И тут ещё один! И тут!
Причуда старины Гюнтера. Огнестойкие сейфы, встроенные вразброс в капитальную стену. Сейф для документов, с полочками. Сейф для ювелирки, бархатные соты, Сейф оружейный, самый вместительный. Сейф, наконец, для магнитных носителей – флешки, диски, плёнки. Каждый под своим замком – кодовым электронным, кодовым механическим, сувальдным, биометрическим. Format, немцы издавна и всегда надёжны. Technomax, итальянцы тоже хороши. Valberg, российско-болгарское совместное, а котируется, надо же. Рипост питерский, ведь можем, когда захотим! Проблема выбора, да? Вас что конкретно интересует? Документы, ювелирка, оружие, флешка? Ах, всего-то холщовый мешочек с прахом? Даже если угадаете сейф методом тыка (биометрический, биометрический – чужой, неродной тык не сгодится!), их, мешочков, там (где и ювелирка) неожиданно два, не один. Приступайте, приступайте. Но только по-о-омни, Золушка, время на секунды.
Не стирай крестик, Али-баба, ставь свой на каждой двери, преумножай сущности. Дезориентация сорока разбойников. Но тогда под ударом те, кто ни сном, ни духом? Пусть. Жертвоприношение дело святое. Зато сорок разбойников в сомнении: решена поставленная задача, не решена? что докладывать? кому из них, из сорока верить?
Аналогичный случай произошёл… мог бы произойти в том же «Самсоне». Респектабельная дюжина от Аксёна-столичного, по одному на вагон, каждый скорбный, с погребальной урной, путешествие из Москвы в Санкт-Петербург. И хоть ты разорвись, глаза разбегаются! Забавно. Аксён-столичный наверняка и людей бы выделил (урна каждому – вообще не проблема), тонкая обоюдная ухмылка. Но не надо, не надо. И вот что я вам скажу – ничего я вам не скажу. Шарий – сам. И Ванюша, и Ванюша, да. Разумно и достаточно. Любая операция ценна не столько достижением цели, сколько неприметностью. В идеале операция должна быть такова, чтобы никто и не знал о её проведении – включая вольных-невольных участников оной.
2.
Вот Аксён-столичный тот же. Душа-человек! Сопоставим по значимости, по весомости. Просто кто-то в Питере, кто-то в Москве – ритуальный приход «Навсегда», ритуальный приход «Вечность». Поляны разные, дело-то одно, общее. Рангами меряться? Аксён-столичный теперь, получается, всего лишь Аксён-московский, а Шарий – столичный. А насчёт субординации? Она, субординация, и раньше соблюдалась меж ними постольку поскольку, по мелочам.
Не заваришь мне чаёк, Костик? А то я всех отпустил, самому вставать… сам видишь.
Сам видит Шарий, сам видит. В креслах Аксён-столич… московский. Оплыл, оплыл. Бывший гиревик. Не бесформенный, но избыточный. Гиревики бывшими не бывают. Такой поживший своё Дикуль. На зоне Аксён в строгости всех держал. По возвращении тоже строг. Пока отсутствовал, набежали всякие спортсмены распальцованные: теперь тут мы! Кто – вы? А ты кто? Аксён я. И чего? Повторяю, Аксён я. Больше повторять не стану. Иначе – отсюда и в «Вечность»… Без войны тогда решили. Сила силу ломит. Есть ещё порох. Сошлись на компромиссе: кто не с нами, тот против нас! кто тут против нас? нет-нет, мы с вами, с нами то есть, вместе то есть.
Чаёк? За милую душу, Аксён! Гость очень даже умеет заваривать – в меру крепкий, в меру. Про чифирь вскользь бы Аксёну (покрепче, как?), но лучше не… Псевдоласкового Костика гость стерпит (не хамский Костян, в конце концов!), про чифирь пошутить в ответ – заступ за грань. Аксён раним.
А чаёк отменный, «Дарджилинг», Индия, микроклимат, четвёртый в мировом рейтинге, 18000 долларов за кг. Подарок Москве от Санкт-Петербурга. Царский подарок, Костик, царский! Не путать подарок и подношение. Три первых места – Да Хун Пао, Тай Ши У-лун, Ан-Си – много дороже. Но made in China имеет-таки репутацию «дешёвая китайская подделка». Старая-добрая Индия, солидно, без сюрпризов.
Аксён-московский отдарился адекватно – «копи лювак», который через жопу. Кому чаёк, кому кофеёк. К чему покрепче охладели оба. Не по здоровью. Будь-случись неотложность – и коньяк, и водку… винтом! И без вреда. Тьфу-тьфу-тьфу! Просто каждый свою цистерну выпил уже. Невкусно, смакования нет. То ли дело «копи лювак», то ли дело «Дарджилинг»!
Субординация, м-да. Извечная дилемма. Кто на страже закона, тот хорош. Кто супротив, тот плох, нарушает. Беготня по крышам, пальба напропалую, мордобой только-ты-и-я, «всё, начальник, всё! больно же, ну!» Восторжествуем! Да. Но потом неизбежен разговор. Весёлый разговор, что на свете есть любовь. Пусть не любовь, дружба. А то ведь хуже будет. Да ничего не надо подписывать, архаизмы. Разве по случаю вопрос возникнет – ответа бы, но без сюрпризов, давно и хорошо знакомы. Лады? Ещё б! А то потом такие нелады…
Держать на поводке – самое оно. Почище беготни, пальбы, мордобоя (дешёвый адреналин). Человек всё же редкостно неприятное животное.
Далее читайте в книге...
ВЕРНУТЬСЯ
| | | |
| | |
