Поиск:

Уже с нами:

Евгений Якубович

Программист для преисподней

   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   Злые вы, уйду я от вас
  
   Глава 1
  
   «Я сам служу, сударыня. Каждый день к девяти мне
   надо идти в магистрат. Не скажу, что это подвиг,
   но вообще, что–то героическое в этом есть...» (Григорий Горин, « Тот самый Мюнхгаузен»)
  
   Большая стеклянная дверь за моей спиной глухо ухнула и разбилась, взорвалась, распалась, брызнула в стороны миллионом подмигивающих в лучах утреннего солнца алмазных осколков. Я обернулся и ошарашено уставился на гору мусора, в том месте, где только что находилась автоматическая входная дверь, предмет гордости коменданта здания.
   – Нет, не может быть, это просто совпадение, – пробормотал я.
   Да, в тот момент я был крайне раздосадован и зол на весь мир. Конечно, мне очень хотелось немедленно что-нибудь сломать, разорвать в клочья или же взорвать. Согласен, я мысленно представил, что у меня, как в мультиках, кулак превратился в гирю с надписью «2 тонны», и этим кулаком я с размаху ударил по двери, разбивая вдребезги толстенное пуленепробиваемое стекло.
   Но ведь я только представил себе это, и больше ничего. А тут на тебе!
   Если бы я знал, что это только начало в цепи совершенно невероятных событий происшедших со мной. Но позвольте изложить все по порядку.
  
  
   В тот день я проснулся в хорошем настроении, необычно бодрый для начала недели. В рабочие дни я исключительно редко встаю таким оптимистом, да и ни к чему это, по-моему. Настраиваешь организм на минимальный расход душевных сил и энергии, чтобы рабочий день дотянуть как-нибудь. А сегодня, как в детстве, с утра пришло ощущение праздника.
   Вспомнив прошлую неделю, я с удовольствием отметил, что действительно меня ждет на работе кое-что приятное. Мелочь конечно, но иногда такие мелочи могут определить хорошее настроение на весь день вперед. Я всегда радуюсь мелочам – крупные поводы для радости это ведь такая редкость.
   Для тех, кто не работал в хайтеке, хочу пояснить. Огромное роскошное здание нашей фирмы украшено снаружи зеркальными окнами и дорогим отделочным камнем; то ли настоящий мрамор, то ли уже синтетику такую придумали. В общем, оставляет очень приятное впечатление.
   Внутри все далеко не так респектабельно. Просторные залы разделены перегородками на так называемые кубики. В загончике стоит пара столов с компьютерами, у каждого стола – кресло. Больше в кубиках ничего не помещается. Разве что в углу сиротливо прижмется стул для одинокого посетителя. В одной из таких клетушек я и работаю.
   Неделю назад, ко мне в кубик заглянула импозантная дама из отдела кадров и записала всех, кто в нем обитает. Кроме каких-то высших бюрократических интересов, цель переписи состояла в том, что хозяйственный отдел собрался изготовить таблички с именами сотрудников для каждого кубика – свою. Не знаю, почему уж это мероприятие так меня заинтересовало, но я несколько дней провел в беспокойном ожидании. Но вот, к концу недели в проходе появился техник, и после пяти минут жужжания и скрежета, на входе в кубик красовалась табличка с моим именем.
   Эта табличка и манила меня сегодня, как магнит. Я предвкушал, как небрежно брошу на нее взгляд. А главное, можно будет говорить посетителям, разыскивающим меня: «Там на входе написана моя фамилия, не ошибетесь». Ну, чисто ребенок, право слово.
   С такими мыслями и подъехал я к работе. Поставил машину на стоянку и пошел к входу. День чудесный: небо синее, облачка белые, девушки на встречу идут все молодые и красивые. В платьях и юбках у нас девчонки почти не ходят, и я считаю это большим упущением. Зато брюки на них сидят как влитые, и как только они в них втискиваются, не понимаю? Одна старшеклассница объяснила мне – в жизни может многое произойти: и двойку можно получить, и с другом поссориться, но штаны всегда должны быть обтягивающими! В общем, очень приятное зрелище.
   Ну и, конечно, маечки. Тоже обтягивающие и коротенькие-коротенькие, чтоб пупок был виден. И зимой и летом эти маечки сводят с ума и без того любвеобильное население моей восточной страны. Зимы у нас по сравнению с Россией совсем никакие, не то чтобы снега, дождя нормального не дождешься. Но все же бывает ощутимо прохладно. Закутаешься в такой день во что-нибудь шерстяное, да еще легкую курточку сверху набросишь, так – в самый раз. А они, неподдающиеся, гордо идут навстречу в тех же самых маечках, чтобы потенция у мужского населения за зиму, не приведи господи, не снизилась. И все им нипочем: ни дождь, ни холод. Мерзнут ведь, животики аж посинели, но не сдаются. Упорно не одеваются. Гордость наша – эти синие зимние девчоночьи пупки.
   Посмотрел я на все это, вздохнул, слюнку сглотнул, и пошел дальше. У входа царит необычное оживление. Все ведут себя очень странно. Один выходит с отрешенным видом, едва не натыкаясь на встречных. Другой наоборот, останавливает входящих и что-то лихорадочно им объясняет, рассказывает, отчаянно жестикулируя при этом. Потом на середине слова вдруг махнет рукой, повернется и уйдет. Тут же бегают какие-то типы с папками, никогда их у нас не видел. Суматоха, одним словом.
   У тротуара чуть подальше стоит «скорая», и там, похоже, кого-то откачивают. Подхожу ближе и вижу, как оттуда навстречу мне под руки ведут знакомую девушку из отдела рекламы. Они там, в этом отделе, все очень приятные ребята, туда специально только таких и берут. А она даже на таком фоне выделяется. У нас с ней дружеские отношения, ходим вместе обедать, и потрепаться всегда есть о чем. Однажды я даже решился предложить подвезти ее домой. Но она уходит с работы значительно раньше, и я оставил эту затею. И вот ее проводят мимо меня, а она бледная такая, еле ноги передвигает. Я к ней, Ириша, мол, что с тобой? А она только рукой махнула в сторону входа, и пробормотала: «там все узнаешь». И разревелась. А ее отвели чуть подальше, и посадили в машину, ожидавшую возле входа. Да не просто в машину, а в самый настоящий лимузин. Черный, длинный и роскошный. Я не сразу обратил внимание, что возле входа стоят еще несколько таких же.
   Я повернулся, посмотрел на здание. Через стеклянную входную дверь было видно, что в вестибюле стоит та самая импозантная дама из отдела кадров, которая неделю назад проводила перепись. Рядом с дамой – охранник. Дама встречала входящих. Одних она оставляла без внимания; других ненадолго останавливала и разговаривала о чем–то, видимо очень серьезном, потому что ее собеседники с мрачными лицами спешно пропадали в глубине здания. Некоторым выдавались небольшие запечатанные конверты с эмблемой фирмы. Охранник выполнял одновременно две функции: во-первых забирал ключи от служебных автомобилей у получивших конверты, во-вторых – ненавязчиво, но решительно пресекал все их попытки прорваться в здание.
   Я все понял. К нам пришло Большое Увольнение. Это было ясно уже с первого взгляда, но очень не хотелось верить. В таких случаях всегда придумываешь массу других возможных версий происходящего. Уж больно не хочется соглашаться с той единственной настоящей причиной, вызвавшей нервозное столпотворение перед входом.
   Знаменитое хайтековское Большое Увольнение проходит как военная операция. План готовится руководством загодя, под большим секретом. Как и при генеральном наступлении, успех тут зависит от двух слагаемых: секретность подготовки и внезапность исполнения. Программист не должен знать о грядущем увольнении до самой последней минуты, чтобы не успел стырить ценное хозяйское имущество, сиречь программы, им же написанные. Или вирус от обиды запустить. Глупость, конечно, отчаянная, но когда крупная фирма терпит убытки и пытается спешно залатать дыры в бюджете, можно и не такое увидеть.
   И вот встречают работника у входа, отбирают ключи от служебной машины, суют ему в руки конверт с письмом об отставке, разворачивают на сто восемьдесят градусов и отправляют за дверь. А там уже и санитар наготове – не желаете ли нашатырчика нюхнуть? Очень, знаете ли, способствует! А потом берут его под руки и провожают к лимузину. Шофер ждет перед распахнутой дверцей – садись, дорогой, мигом домой домчу, фирма платит!
   Большинство сотрудников ездят на работу на машинах, арендованных фирмой. И возвращаться домой уволенным сотрудникам уже не на чем. Поэтому, с раннего утра перед зданием фирмы постоянно дежурит несколько лимузинов, арендованных фирмой на весь день. Почему-то считается, что уволенных программистов следует увозить домой только на лимузинах. Некоторые «счастливчики» катаются таким образом уже второй, а то и третий раз.
   Я глубоко вздохнул и попытался убедить себя, что меня увольнение вряд ли коснется. Я же не дописал пару важных модулей к новой версии нашего продукта! Буквально на днях ожидается совещание, на котором мы собираемся обсудить возможность применения новых технологий.
   И потом – таблички. За эту мысль я ухватился и уже не отпускал ее. Ну, конечно же, говорил я себе, пока приближался к входу, увольнение меня не коснется. Не может такого быть, чтобы, зная о готовящемся увольнении, они приготовили и повесили мне на дверь персональную табличку. Дальше мысль совершила совершенно фантастический вывод – значит, это было сделано специально для того, чтоб меня предупредить. Руководство хотело успокоить остающихся сотрудников. Открыто сказать о готовящемся увольнении нельзя, и тем более нельзя обнародовать списки. Но, sapienti sat – понимающему достаточно. Никаких тайн, на самом деле, нет. Тем, кто останется раздадут персональные таблички, как индульгенции на грядущем Страшном Суде. Сегодня я иду совершенно спокойный, я знаю, что необходим фирме и меня, конечно, не уволят.
   Я вошел в здание. Дама из отдела кадров и охранник переглянулись. Я приветливо кивнул обоим, и с независимым видом попытался пройти дальше по коридору, туда, в родной кубик, где меня ждут мой компьютер и персональная табличка.
   Далеко уйти мне не дали. Охранник профессионально вежливым, но не терпящим отказа жестом, остановил меня. Дама механически проговорила фразу о том, что в связи с тяжелым положением фирма вынуждена уволить меня. Затем, с хорошо разыгранным оптимизмом она рассказала, что в ближайшее время у компании могут опять открыться новые вакансии, и они непременно свяжутся со мной. Очень, очень жаль, повторила она, что мы вынуждены расстаться с таким замечательным сотрудником, но вы понимаете, времена тяжелые и всем нам приходиться чем-то жертвовать.
   Тем временем охранник забрал у меня ключи и документы на машину, и выдал взамен заполненную карточку, которую я должен был отдать водителю лимузина.
   – Подождите, подождите, – запротестовал я. Я настолько убедил себя по дороге, что увольнение меня не коснется, что никак не мог понять, что происходит. – А как же табличка? Ведь только вчера повесили?
   – Какая табличка? – не поняла теперь дама.
   – Табличка с моей фамилией на входе в кубик. Зачем ее вешали, если уже было известно об увольнениях?
   – А! – рассмеялась дама. – Я как раз сегодня говорила об этом с вице-президентом. Это наша обычная неразбериха. Ничего страшного, это стоило совсем недорого.
   Эта фраза меня и доконала. На меня нахлынула волна обиды. Так обидно мне не было с десятилетнего возраста, когда учительница поставила мне в журнале двойку, перепутав меня с моим приятелем. Теперь я вспомнил ту несправедливость, и именно теперь мне захотелось срочно отомстить за нее. И за все остальное. За школьные обиды и незаслуженные неприятности в институте и на работе; за унижения в ОВИРе; за первые тяжелые годы в Израиле; за то, что и тут, и там я был, есть и навсегда останусь чужим; за все мошенничества и обманы, с которыми мне пришлось здесь столкнуться, и которыми я уже был сыт по горло. За то, что в детстве меня били хулиганы, и за то, что я неудачно женат сейчас. И за то, что…
   Я развернулся и вышел на улицу. Стеклянная автоматическая дверь бесшумно закрылась, отрезав возможность дальнейшей карьеры в фирме. И так мне захотелось пнуть ее, чтобы она разлетелась вдребезги! Тут она и бабахнула…
   За спиной раздался страшный грохот, послышались крики. На мгновение все вокруг замерли, но потом общая суматоха стократно ускорилась. Я обернулся – стекла в двери больше не было, а вместо него на полу лежала аккуратная кучка мельчайших стеклянных осколков. Возле двери уже толпился народ. Кто-то авторитетно объяснял, что это такое напряженное стекло, которое при определенных условиях может вот так внезапно взорваться, без всякой видимой причины. Он, де, уже видел подобный случай то ли в Париже, то ли в Цюрихе.
   Я пожал плечами – бывает же такое! – и пошел дальше, к лимузину. Водитель открыл мне дверь и, подождав пока я устроюсь поудобнее, захлопнул ее. Мы поехали. В другое время я постарался бы получить максимум удовольствия от поездки. Но сегодня я даже не обратил внимания на окружавшую меня роскошь. Во мне кипела обида. И еще я думал: какое странное совпадение – стекло взорвалось именно в тот момент, когда я мысленно попытался его разбить. Шофер лимузина, психолог, как и все водители таких экипажей, почувствовал мое настроение и благоразумно молчал всю дорогу.
   Я сидел на заднем сиденье и вертел в руках конверт, который вручила мне дама из отдела кадров. В конверте, помимо письма, лежал чек с крупной суммой. Это компенсация за увольнение, которая обычно составляет несколько месячных окладов. Законы фирма тщательно соблюдает. Более того, компания готова иногда увеличивать компенсации, чтобы никто и ничто не помешало победному окончанию задуманной операции. Руководству фирмы эти сокращения жизненно необходимы. В отрасли кризис, мыльный пузырь хайтека, непомерно раздутый отчаянными биржевыми спекуляциями, вот-вот лопнет совсем. И мы вернемся к счетам и арифмометрам. Да гори оно все огнем, счетные палочки – и то лучше.
   Размышляя таким образом, я не заметил, как мы приехали. Лимузин стоял возле моего подъезда и любопытные соседи, проходя мимо, пытались разглядеть меня сквозь темные стекла. Я все еще дулся на весь свет. Все так же молча, будто шофер в чем-то провинился передо мной, я вышел из машины и захлопнул за собой дверцу. Лимузин отъехал и остановился у ближайшего светофора. Я стоял и смотрел ему вслед. В голове крутилась мысль, а что если у него лопнут шины? Одновременно на всех колесах, все четыре сразу? Я со злорадством представил себе покалеченную роскошную машину; подумал как удивится шофер, и какая начнется вокруг суматоха.
   Едва я успел додумать эту мысль до конца, как раздалось негромкое «пфф!», и лимузин как-то странно осел. Загорелся зеленый свет и водитель, еще не поняв, что случилось, резко тронулся с места. Раздался неприятный, чавкающий звук, когда тяжелая машина попыталась проехать на полностью спущенных шинах. Водитель, почуяв неладное, затормозил и встал у обочины. Он буквально выпрыгнул из машины бросился осматривать колеса. Похоже, он просто не верил тому, что видел.
   Шофер дважды обошел вокруг машины, и тщательно изучил каждое колесо. Вокруг собралась толпа любопытных. Все наперебой давали противоречивые советы. Совершенно обалдевший шофер полез в багажник, достал манометр, и стал мерить давление в спущенных, изодранных в клочья шинах.
   Когда манометр последовательно показал нулевое давление в каждом из колес, шофер убедился в неминуемом. Как водится в таких случаях, он обратился к окружающим с небольшой речью. Толпа зашевелилась, загудела. Все захотели лично убедиться и полезли к машине. Образовалась небольшая давка, колеса внимательно рассматривали, щупали их, и зачем-то пинали.
   Один из зевак предложил осмотреть дорогу. Толпа вывалилась на проезжую часть, перекрыв движение. Стали искать причину такого необычного прокола. Проезжавшие машины останавливались и из них выходили водители. Узнав о происшедшем, они первым делом отправлялись осматривать лимузин, а затем присоединялись к поискам. Десять минут интенсивного исследования покрытия ничего не дали. Асфальт был девственно чист.
   Через некоторое время люди потеряли к происшествию интерес и разошлась, оставив водителя в одиночестве дожидаться вызванную им техничку. Водитель курил, прислонившись к машине. Заметив, что я наблюдаю за ним, он бросил на меня подозрительный взгляд и отошел подальше. Я стоял и смотрел на все это со странным чувством. Меня преследовало ощущение, что я каким–то образом связан с аварией лимузина. Точно так же, как и с разбитым стеклом в двери на работе. Я вспомнил, что за мгновение до каждого из этих происшествий, я мысленно представил себе, что и как произойдет. И это действительно происходило. От такой мысли по позвоночнику пробежали мурашки.
   Приятно, конечно, приобрести вдруг некие сверхъестественные способности, например – предвидеть будущее или лечить на расстоянии. Но обладать даром разрушения, которым не можешь управлять – это сильно нервирует. Не хватало мне еще заделаться экстрасенсом, да еще таким, который сам не знает, что вытворит в следующую секунду. Так недолго и собственный дом спалить.
   Лучше буду считать, что это просто случайность. Мало ли на свете совпадений, в конце концов, решил я. Мне и в самом деле было уже не до этого. Впереди меня ждало объяснение с женой и тещей, которое обещало быть много неприятнее всех разбитых стекол и проколотых шин в мире. Терзаемый нехорошими предчувствиями, я поднялся по лестнице и зашел в квартиру.

Далее читайте в книге...

ВЕРНУТЬСЯ