Поиск:

Уже с нами:

Владимир Васильев

А-а-ап-чхи!
или
бу-здр!

  
  
  
   роман-трагифарсМогория
  
   Посвящается Форуму Хранителей
   и, в первую очередь, Тие – автору
   рецензии на этот еще
   ненаписанный роман
  
   «Дар веры пропорционален степени надежды…»
   Василид Александрийский
  
   «Словеса, что жизнью не оплачены,
   Божеством не могут быть услышаны…»
   Сказ о Певуне-Соловушке и ужасном Птенище
  
   Часть первая.
   Скатертью дорожка или пойди туда, не знаю куда…
   «Странник я на этой земле и чужак среди вас»
   Василид Александрийский
  
   «Видимо, богам так было надобно,
   Чтобы я на зов судьбы откликнулся…
   Может быть, зовет богиня-матушка?..
   Может, бог-отец по мне соскучился?..»
   Сказ о Певуне-Соловушке и ужасном Птенище
  
   Глава 1. Жизнь до донышка видна, если встанешь с бодуна…
   «По-моему, сердце чувствует себя как постоялый двор, где полно щелей, грязи и навоза, поскольку тех, кто останавливаются там, нисколько не заботит то, что случится впоследствии с этим местом, им не принадлежащим…»
   Василид Александрийский
  
   «В деревеньке, что в Краях Лесавиных,
   Речка-жизнь текла по руслу времени,
   Прихотям его всегда покорная…»
   Сказ о Завете и Горе.
  
   – А-а-ап! А-а-ап-па-па-п-п!.. – тужился выдать свой знаменитый чих старый Мог-пропойца Василид, к которому я имел счастье-невезуху попасть во внуки-ученики. Толку от него, как с лысого – шерсти, а гонору… Вот – опять.
   – А-а-ап! А-а-ап-па-па-п-п!... Дюк!.. Дюк-гадюк! – Это он меня так ласково призывает, гнилушка Могическая. Я прихватил кружку свеженацеженного из бочки рассола – знаем, что ему надо по утрам, уж этому он меня научил, – и пошел в его спальню.
   – Дю-у-ук! Дрянной мальчишка! Где тебя носит?!
   – Здесь я, Вась-ик-ид! – откликнулся я. – Вот оно, ваше лекарство, – протянул ему заветную кружку.
   А он все тужился и пыжился, приседая на кровати, не закрывая зловонной пасти, в которую как будто испражнилась крупная свиноферма:
   – А-а-ап! А-а-ап-па-па-п-п!.. Где ОН! А-а-ап! А-а-ап-па-па-п-п!.. Признавайся, гаденыш, ты ЕГО спер?! – зарычал он на меня, словно стая бешеных драконов. Видуха у него была, я вам доложу… Забыл натянуть на себя аватар Могический – так страхолюдным своим видищем на меня и обрушился: морда свекольная, белые волосенки вокруг лысины баклажанной торчат клочочками серыми, как сопли высохшие, колючие. Нос набок съехал. Из глаз огонь брызжет, из ушей дым валит. Мантия Моговская на талию бывшую с плеч съехала – юбку изображает. Слабонервных выносите. Хотя, может, и наоборот – это и есть его личина, а истинный вид никому не показывает изверг. Но мне пофигу – я и не такое видел после их регулярных Моговских попоек в деревенском кабаке. Иногда, правда, они, Моги то есть, портки свои забрасывали и в городскую пивнуху. Телепортировались. Для меня всегда было загадкой, как он в таком виде назад дорогу находил. Небось, сразу «туда-обратно» заклинание произносил.
   – Ну, что зыркалы вылупил, раздавленный таракан моей старости?! Где ОН?! – выдохнул он в мою сторону струю перегара.
   Про таракана – это он про себя, что ли? Кто из нас раздавленный? Мутна речь бодунная, как ночь безлунная.
   – О чем речь, Великий Мог? – искренне поинтересовался я, ибо абсолютно не имел понятия, о чем. С утра его можно было называть только Великим Могом – зело он с утра в почтении нуждался. Видно, сам себя не переваривал, а почтение личность-то и скорректирует в правильном направлении. – Фляга опохмельная куда завалилась? – такое случалось, но флягу-то сейчас я видел на полу у кровати.
   – Я те покажу флягу похмельную, исчадие дури! Червем дождевым будешь землю рыть!
   – О чем вы, о Величайший из Великих? – не на шутку перепугавшись, возопил я. Он с бодуна мог запросто сотворить что угодно, а потом и не вспомнит, что обратно колдовать надо. Монстр Могический.
   – А-а-ап! А-а-ап-па-па-п-п!.. – изобразил он красочно. – Видишь, поганка бледная, мухомор зеленый! – взревел он, чуть не плача. – Где ЧИХ мой Могический?.. «А-а-ап! А-а-ап-па-па-п-п!» есть, а «чхи» где?! Где мое «чхи», я тебя спрашиваю, глиста навозная?!
   «Ну, научусь я у тебя, дурака, Могии – ты у меня попляшешь дерьмом в проруби», – пообещал я ему про себя. В таком состоянии мысли мои прочитать ему слабо будет.
   – Ну, откуда же я, о Величайший из Великих, могу знать, где ваше «чхи»?! – возопил я. – И на кой ляд вам сдалось это «чхи» – без него спокойней! Сколько вас знаю, на всех и на всё чихаете без передыху. Отдохните чуток, может, и вернется… – предположил я.
   – Да что ты понимаешь, дурище дуроломное?! На кой ля-ад…– передразнил он меня с ужасающей гримасой, – без него споко-ойней… У-у-у!.. В порошок сотру и с ладони сдую, – протянул он ко мне свои хищные, трясущиеся с бодуна лапищи.
   Я, уже сообразив, что ляпнул глупость, отскочил для безопасности – это ведро помойное всякое может в таком состоянии. И про всю педагогическую ответственность за меня забудет. И память обо мне сотрет. А дед уже завелся:
   – Пойми, башка дурья, волшебный же чих был! (А то я сам не знал!) Могической силы необыкновенной! Только чихать надо было умеючи, – грустно и патетически поделился он со мной. Да уж, такие рулады он выводил чихом своим – печенки и селезенки в резонанс дребезжали. – И вот что, Дюк, – вдруг назвал он меня моим собственным именем, и это настораживало, – проблема у нас с тобой… – «С чего это у нас, пень трухлявый? У тебя проблема!..» – У нас, у нас, – словно услышав мои мысли, повторил Василид. – Ведь если мой чих попадет в неопытный нос, беда может приключиться великая, для всего мира нашего… Чихнет кто-то не так, как надо, а как не надо – и весь мир вверх тормашками полетит, а то и вовсе никаких тормашек видно не будет. Нет более страшного оружия в мире, чем мой чих в неопытном, а тем пуще в злоумышленном носу! Ты должен спасти мир, Дюк! – патетически воскликнул Василид, указующе протянув к моему носу грязный корявый палец. – Твой нос должен найти мой чих! И я научу тебя им пользоваться!
   – Но как же я могу найти его? – искренне не понимая, воскликнул я.
   – Ох, беда будет… Ох, беда! – запричитал он и резво спрыгнул с кровати. Мантия соскочила с условной талии на пол, явив моему взору замурзанные подштанники – картина, достойная пера гения-садиста, – и покровительственно возложил руки на мои плечи. – Сейчас я наложу на тебя заклинание, после которого ты научишься отличать простой чих от Могического, когда станешь носителем этого чиха… Хотя нет, не сейчас, серьезное дело – с бодуна нельзя.
   – Что значит, стать носителем чиха? – откровенно испугался я. Этот Василид способен на любую пакость! Особенно, для меня.
   – Это значит, что ты совместишься с этим человеком, на волновом и телесном уровне станешь им и будешь доминировать над его личностью, если справишься… И доставишь чих сюда.
   – А если не справлюсь?
   – Значит, конец тебе... Короче, твоя задача – узнать мой чих, стать повелителем его носителя и привести оного сюда, в дом родной, а узнать Могический чих можно только, если он твой, поэтому и надо становиться носителем чиха. Без этого никак… – развел он руками и изобразил отеческую улыбку.
   «У-у-у, Змей Драконыч! Попробуй, возрази ему и, правда – в порошок или в червя».
   Он подцепил с пола мантию, натянул ее на плечи, повел плечами этак по-богатырски и схватил кружку рассола. Опустошив ее, довольно осклабился.
   – Кто ж мог спереть мой чих? – задумался опять. – Тебе, конечно, не по рангу. Зря я на тебя спросонья подумал…
   – Да дружки ваши, Моги отмороженные, небось, удружили-ушутили! – предположил я.
   Василид внимательно посмотрел на меня, потом отрицательно покачал головой.
   – Нет, – заключил он свои размышления. – Дружки не могли. Я их сейчас просканировал – чисто. Это кто-то со стороны… А может, я и сам… не помню…
   – Пить надо меньше, о Величайший из Великих! – заметил я смиренно.
   – Твоя правда, надежда моя, – вдруг согласился он. – Пока не найдешь мой чих, капли в рот не возьму – буду Могией помогать тебе. Ты только мысленно позови: – Васили-и-ид! И я буду рядом.
   – А почему бы тебе, такому Могущественному, самому не отправиться на поиски? – по-моему, резонно поинтересовался я, перейдя на «ты».
   Дед он мне или к бочке затычка? Не затычка – точно, потому что типичный насос. Значит, дед. Как он говорил: «Я тебе и за мать, и за отца, и за по заду лупца». Хотя никогда не бил. Эти глупости Могу ни к чему.
   – Во-первых, у меня и здесь дел много! Кто здесь будет народ Могией обслуживать? Ведь вы все без меня, как без рук… А во-вторых, и это главное – утративший Могический чих не может сам его вернуть. Он может только принять его как добровольный дар. Иначе чих перестанет работать.
   – Значит! – заорал я, пораженный собственной догадкой. – Ты сам его кому-то подарил?!
   – Ты прав, – удивленно воззрился на меня опростоволосившийся Мог. – Прав, как шелабан по лбу. Но это не отменяет твоего похода, а только может немного конкретизировать маршрут. Понял, о талантливейший из учеников моих?
   – Досконально! О Величайший из Великих! Пойду собираться в дорогу, а ты готовь заклинание, да не перепутай ничего – книжки свои почитай! – позволил я себе прикрикнуть на Учителя. Знал, что проглотит – и проглотил.
   Я еще долго слышал доносящееся из его комнаты сопение и кряхтение – это он себя приводил в приличествующий ему по рангу вид Моговский. Туалеты, умывальни посещал да аватар свой изображал. Ему без аватара к народу никак нельзя – перепугает. Да никто и не поверит, что такие Моги бывают. А без веры какая Могия?
   И мне перед дальней дорогой невесть куда тоже надо перышки почистить. Я знал по опыту, что Василиду на принятие удобосмотримого вида понадобится не меньше часа. Поэтому ноги в руки – и на речку. Благо – рядышком.
   …Лепота! Птички поют, листики шелестят, облачка по небу плывут по-утиному, речка пожуркивает течением своим, а рыбки в глубине этак лениво хвостами да плавниками пошевеливают – на солнышке греются. Тепло, когда не обжигает, всякой твари приятно. Скинул я с себя портки и рубаху, да и бульк к рыбкам. А они, дурынды, ширк-ширк по сторонам, кто в песок зарылся, кто в водорослях притаился. Ну, что прятаться-то, что прятаться?! Уж настолько меня Могии учитель мой никудышный обучил, чтобы ваша сестра с братьями сама в мой котелок сигала. Только мне это сейчас и на фиг не нужно. Я сам хочу рыбкой себя почувствовать. Как меня это горе Могическое учило? Почувствуй душу воды, почувствуй душу рыбы и всего, что есть живого в воде… Прими их в душу свою и вручи ее им. Прими, вручи… Слова пустые… А самого главного слова – заклинающего – и не сказал! Чтоб, к примеру, молвить: – Я рыба, хвост мне в жабры! И стать рыбой… Ой! Что это? Где мои руки-ноги?! Где мое все?!.. Я почувствовал, что не ногами воду молочу, и не руками загребаю, а бяк-бяк плавничками пошевеливаю и хвостом, будто задницей верчу. Ни хухры себе мухры!.. Сработало, хвост мне в жабры! Эх, хорошо, водяной меня задери! Хотя я тут, наверное, и есть водяной, временно исполняющий… Эх! К одному берегу… И-эх – ко второму! Да и вверх, да и вниз, да и кувырком, да и кверху тормашками!.. Интересно, а где у рыбы тормашки?.. И дышится так хорошо – с водяным-то охлаждением. И солнышко не припекает, как на берегу, а нежно-нежно поглаживает. Эх, век мне суши не видать! Останусь в водяных. Пусть старый крокодил сам свой чих ищет! Дык ведь достанет и со дна морского, не то, что с речного, крючок ржавый. А как обратно-то?.. Вот, трынди-брынди-труляля!.. Влип по жабры… Или опять: почувствуй душу земли, почувствуй душу воздуха и прими их в свою душу, и вручи им ее? Ну, чувствую, чувствую!.. А слово-то, слово заветное?!.. Я человек, коленкой мне под зад?! У-у-у! Тону, помо-мо-буль-тьфу! Ну, что за дрянь такая – быть человеком в рыбьем мире! Фыр-р-р! Плывем поверху. Ур-ра! А я Мог! А я Мог! И совсем я не дурак. Когда ж этот дуршлаг самоходный успел меня Могии обучить?! Чудеса волшебные! Дюк, принеси, Дюк, унеси, Дюк растакой, Дюк разъэтакий, а Могия, червь ползучий, проскользнула в тайные закрома души моей… Ну, Василид! Ну, старый пень! Так и быть, разыщу я твой чих поганый за работу твою. Нет, ну, когда успел?..
   Почему-то мне казалось, что часы сидения за книгами и выслушивания его занудных поучений ничего общего с Могией не имеют. Сами посудите: что общего у Могии с физикой Мироздания или с его Математическими Началами?! А ведь он все это в меня впихивал и впихнул-таки, поршень педагогический. Разбуди среди ночи – глаз не открывая, самосогласованную систему уравнений многомерной вселенной напишу. Только, хоть лбом об пень бей, не усеку, на кой чеснок мне это надо.
   Натянул я штаны да рубаху на мокрое тело недавней рыбы и поскакал к дому василидиному.
   Дом, как дом, ничего особенного. В деревне таких нет, правда, но до городских роскошеств далеко. Давно замечено, что если Мог начинает себя чрезмерно ублажать, под господ косить: вместо дома – дворец с хоромами, вместо пищи простой – яства несусветные дорогущие, то и Могущество его ослабевает с ростом жадности человеческой. Чудной, конечно, закон: людям – все, что угодно, а себе не моги! Но что-то есть в нем… Ведь и человеки от жадности человечней не становятся. А с Могами, вообще, страшное дело может приключиться. «Могия – она чистой души требует, – говорил мне Василид. – А кто ее, чистоту души-то, проверять будет? Вот Могия, стало быть, сама и проверяет». А с какой такой чистоты души у него по утрам изо рта, как с помойки несет? Вопрос вопросов!… Может, чистота души грязью тела уравновешивается? А на кой?.. А может, чистота чуток подпачкивается, чтобы Могущество совсем в разнос не пошло? Ох-хо, тяжела же ты, сбруя Могическая!..
   Когда я подбежал к дому, на меня ринулся доносящийся из окон ор. Знакомый хор! Значит, Василид свистнул-гикнул своих дружков Могов, моих наставников премудрых, чтобы общими усилиями восстановить события вчерашнего дня. Вспомнят они, как же! Они себя самих не помнят, а уж события…
   – Да ты уже вырубился мордой в стол! – басом орал на кого-то Мог Вох Волосатый. Вообще-то, в натуре он был больше похож на медведя, но аватар носил вполне человеческий. Но я-то их всех и без аватара видал, как и они друг друга. Поэтому для простачков он был Вох, а для своих Вох Волосатый. Именно с большой буквы Волосатый. – Ты только хрен с сельдереем мог запомнить, когда их мордой по столу размазывал.
   – Да ты, мешок грязной шерсти!.. Да я никогда не вырубаюсь! Мой дух, возможно, и пребывал в высших сферах, но органы чувств у меня всегда в автономе все регистрируют! Все слышу, все вижу… – визгливо верещал Мог Студень. Его так прозвали за комплекцию, благодаря которой его телеса после тычка долго содрогались, как холодец. Плюх-плюх-плюх-плюх… Но аватар у него был, как у жертвы долгой голодовки – жердеобразный. Жердеобразный желеобразный…
   – Ну, и что твои органы зарегистрировали? – возопил Василид. – Кто еще с нами был?!
   – Ну, ты, Вох Волосатый, я…
   – Ты да я, да мы с тобой – дальше в памяти – отбой, – зареготал Вох.
   – Еще Крендель Шестимерный, – выдавил из памяти Студень и присовокупил: – Боб На Горошине, Курила...
   – Еще! – потребовал Василид.
   – Да, вроде никого больше не было, – развел руки в сторону Студень. Я уже в дверях стоял, все видел.
   – Ах ты, трясогузка Могическая! – вскричал Василид. – Да я и без тебя могу перечислить всех, кто сейчас в комнате! Еще и Дюка прибавлю.
   – Не, Дюка не было, – покачал головой Студень. – А ты, хрен чихов, че на меня орешь-то?!
   – Послушал бы я тебя, если б твою фишку Могическую сперли.
   – Типун тебе на язык, пень старый! Разве можно такое говорить? Знаешь же, каким слово наше бывает! – испугался Студень.

Далее читайте в книге...

ВЕРНУТЬСЯ