Можно ли изменить судьбу, в наших ли это силах? Можно,если попасть в параллельную вселенную,точную копию нашего мира.... точную,пока в мы в ней не окажемся. А там, глядишь, можно даже узнать, где спрятана библиотека Ивана Грозного.

-Если существуют черные дыры, то из этого логически вытекает, что во Вселенной должны быть и кротовые норы,- лихорадочно и восторженно рисовал что-то воронкообразное на доске профессор Черепахин.  От Арнольда Ивановича исходили энергия и свет сверхновой звезды. - А кротовые норы, это нечто вроде туннелей, соединяющих удаленные области в пространстве. Да, да, машина времени, которой рано или поздно научится пользоваться человечество.  Будем ездить как на автомобиле из прошлого в будущее и обратно. Вот так.

 Академик нервно положил кусок мела на край доски, который упал, раскололся, обдав его стоптанные ботинки белой пылью. Отерев мысок правого башмака о штанину, Черепахин победно взглянул сначала на оператора, потом на корреспондента.

-Ну, как вам интервью, вызовет резонанс?

-Обязательно, - кивнул журналист Юра Липатов. Перед интервью он часа два читал в Интернете про черные дыры, сингулярность, теорию струн, ничего не понял, но теперь все же решил блеснуть эрудицией.- Однако, из уравнения Эйнштейна следует, что кротовая нора закроется раньше, нежели путешественник успеет через нее пройти.

-Да,- охотно согласился Арнольд Иванович,- если ее не будет удерживать материя с отрицательной плотностью энергии. А ее существование уже доказано  и теоретически и экспериментально. Но об этом мы побеседуем в следующий раз. Хорошо?

Свет сверхновой погас, академик неловко подхватил кипу бумаг со стола и, теряя по дороге листы, вылетел из собственного кабинета. Обычно журналистов никогда и никто не оставляет в кабинетах одних.  Астрономы - люди   не от мира сего, что с них взять?- ухмыльнулся Юра.

Липатов обвел уставшим от лекции взглядом глобусы,  телескопы, карты Луны и Марса. Он давно занимался научно-популярной темой и считал путешествия во времени фантастикой, детскими вымыслами. Нет, приблизившись к скорости света, теоретически можно попасть в будущее, но прошлое от нас закрыто однозначно. Поэтому ему было  удивительно  слышать от уважаемого ученого, да еще ректора института такие речи. Если бы о перемещении во времени  рассказал, скажем, уфолог  Вадим Чернобров, другое дело. Без вопросов.  Но академик Черепахин! И не боится, что коллеги засмеют.

Встречу с профессором-космологом Юра вспомнил теперь не случайно. Утром в редакцию позвонил какой-то ненормальный и сообщил, что сконструировал машину времени. Подобные изобретатели, а также создатели препаратов от рака часто надоедали в 90-е годы. Задача была их понятна: попасть в телевизор, пропиариться и по легкому содрать денег с доверчивых граждан. В последнее время они не проявлялись, видно, поняли, что дураков больше нет.

А тут на тебе. Липатов хотел сразу повесить  трубку, но делать утром в редакции было совершенно нечего, и он, чтобы развеять скуку, решил немного поболтать.

-И как называется ваш агрегат?- развалившись в кресле и закуривая сигарету, спросил Юра.

-Об установке речи пока не идет,- спокойно ответил изобретатель. - Это небольшая техническая система, генерирующая так называемый электромагнитный пузырь, в котором пространство-время меняют свою кривизну и пересекаются. Согласно общепринятым представлениям, Вселенная имеет три пространственных измерения и одно временное…

-Допустим, что дальше,- перебил Юра.

-В 1943 году на одной из своих военных баз американцы поместили в подобный пузырь эсминец. И он пропал, а появился за сотни миль. Члены экипажа говорили, что они побывали в другом времени, но их сочли сумасшедшими.

-Не удивительно. У вас дома тоже стоит эсминец?

Липатов специально пошел на обострение разговора. Ненормальные обычно начинают бурно реагировать: кричать, даже угрожать и тем самым выдают себя с головой. Но спокойствию этого чудака можно было позавидовать.

-Я помещал в пузырь таракана.

-Да, у каждого в голове свои тараканы,- вставил банальную фразу Липатов и сам же от нее поморщился - перебор.

И здесь мимо. Звонивший гражданин продолжал гнуть свое.

-Насекомое исчезло из контура через пять минут  после включения системы, а появилось только через полчаса.  Хотя, может, и раньше. Я обыскал всю квартиру и обнаружил таракана на кухне, в мойке.

Юра расхохотался так, что за окном заходила ходуном  Останкинская башня. Такого положительного эмоционального заряда он не ожидал получить с утра пораньше. Хорошо, однако, что на летучку приехал раньше времени. Хоть посмеяться от души.

- В мойке, а в холодильнике не пробовали искать?

-Вы, вероятно, не поняли. Насекомое находилось в герметичном контейнере. А других тараканов в моей квартире не было. Да и вообще, они исчезли из крупных городов. Влияние компьютеров и мобильной связи. Разве не читали?

Об этом Липатов, конечно, читал, поэтому несколько снизил иронию.

-Предположим, таракан каким-то чудом попал на кухню. Но вы-то говорите  о перемещении во времени. С чего вы решили, что он находился полчаса в прошлом или будущем?

-Таракан вырос  на четыре миллиметра. Если бы он попал в будущее, время для него двигалось бы медленнее, чем для нас. Мы бы состарились, а он бы остался прежним. Да, насекомое было помечено зеленой краской, ошибки быть не может.

Вспомнив, что должен через час озвучивать текст, который еще нужно вычитать, Липатов решил закончить бессмысленный разговор. И все же поинтересовался:

-Так что представляет собой ваша система?

-Под действием  плазмы в мощном гравитационном поле меняется пространственно-временной континуум.  Подробности по телефону ни к чему. Приезжайте, увидите.

Послышался писк открывающейся входной двери. В комнату ввалился звукорежиссер Слава Булатов.  

-Ты все еще здесь, а я тебя давно у микрофона жду!

-Договорились же через час,- не отрывая трубку от уха, проворчал Юра. – Иду сейчас. – Отключил, было, телефон, не попрощавшись с изобретателем, но вовремя опомнился - со  зрителями, кто бы они ни были, нужно обходиться вежливо. - Дорогой изобретатель, когда сделаете настоящую установку, чтобы можно было не только тараканов, но и людей перемещать во времени, тогда звоните. Обязательно приедем, а сейчас, извините, дела. Спасибо, что смотрите нашу программу.

-Для такой установки нужен мощный источник энергии и иная компьютерная программа,- ответила напоследок трубка. Но Липатов уже не расслышал последнюю фразу. Собрал, разбросанные по двум столам тексты, отравился на озвучку.

Вспомнил об изобретателе только вечером, поинтересовался у коллег, не звонил ли снова некий чудак, что создал машину времени? Нет, никто с этими глупостями, слава богу, не приставал. Значит, не законченный дурак, решил Юра. Ненормальные граждане обычно названивают целый день, пока не достанут всю редакцию.

Изобретатель объявился через девять месяцев. Сказал, что удалось собрать  плазменный генератор электрического тока необходимой мощности, разработать программу, способную контролировать физические процессы на уровне нейтронов и протонов, словом, рабочая установка готова.   На этот раз представился - инженер Олег Евгеньевич Вяземский. Оставил номер телефона. Юра машинально записал его на газете и забыл. У передачи и так хороший рейтинг,  нет необходимости снимать жареные сюжеты.  Пусть этим РЭН ТВ занимается.  Но  через час в офис влетел взъерошенный продюсер Петя Бестужев. Сказал, что репортаж о нанотехнологиях канал снял с эфира, заподозрил скрытую рекламу, нужно ставить в программу другой материал.

Легко сказать другой. Все готовые сюжеты заперты в сейфе у режиссера. Он улетел с любовницей в Венецию, а две пары ключей увез случайно с собой. Будет только через три дня.

-Придумай что-нибудь,- смотрел на Юру продюсер собачьими глазами,- тряхни стариной, сними сюжет.

Юру недавно назначили шеф-редактором, и снимать сюжеты в его обязанности уже не входило. Но другие журналисты, как назло, уже разбежались по домам.

-Что я тебе сейчас сниму?- огрызнулся Липатов.- Лето, институты опустели, все загорают, и  кто монтировать будет?

-Возьмем режиссера у соседей на прокат. Кто-нибудь из операторов еще здесь? Бери любого,  снимай, что душе твоей угодно.

-Моей душе угодно выпить красного вина и лечь на даче спать в яблоневом саду.

-Потом, потом. В ресторан свожу.

Липатов,  сплюнул, нужно было сваливать с работы раньше.

Открыл записную книжку. Ну и кому прикажете звонить?  Институт молекулярной генетики, Центр управления полетами…. На столе заметил  газету с фамилией и телефоном изобретателя. Покусал губы, почесал подбородок. Стукнул кулаком в стенку.

-Эй, продюсер, есть тут один гражданин, он машину времени изобрел.

-Езжай к кому хочешь, хоть к Ньютону.

-Вместе поедем, шоферов уже отпустили, сам за руль сядешь.

-Не впервой.

-Предупреждаю, скорее всего, изобретатель псих.

-Эка для тебя невидаль!

Да уж, с кем только не приходилось сталкиваться за время работы в научной передаче, а материалы, и вполне приличные, в эфир выходили. Набрал номер, откашлялся.

-Господин Вяземский?

Инженер сразу узнал Липатова, согласился принять съемочную группу хоть ночью. Жил он, как оказалось, в Подмосковье, километрах в сорока от столицы, в  поселке Востряково.

Оператор Миша Сотников, которого поймали уже в дверях офисного центра,  хмуро загрузил в машину продюсера «железо», с обиженным видом  расположился сзади. Петя  завернул на заправку, залил полный бак бензина и через полупустое третье кольцо быстро вырулил на Симферопольское шоссе. Когда выехали за город, Липатов еще раз предупредил:

-Возможен клинический случай.

-Все они, изобретатели, не от мира сего,- только и ответил продюсер.

В поселке Востряково первая же бабка указала на дом изобретателя. Когда в один голос сказав « спасибо»,  двинулись дальше, она многозначительно покрутила указательным пальцем у виска. Кому это в первую очередь предназначалось,  изобретателю ли или  телевизионщикам, осталось для Юры загадкой, который наблюдал ее реакцию в боковое зеркало.  Дом за неплотным, но высоким забором оказался двухэтажным, каменным, крытым зеленым андулином.

 К калитке тут же подбежала удивительно красивая, рослая, светло-коричневая собака с белым пятном на груди.  Оглядела всех пронзительно умными, приветливыми глазами, тявкнула, завиляла хвостом. Что за порода Юра определить не смог. Кажется, некая помесь немецкой овчарки и лабрадора. А может и среднего пуделя. Но от овчарки что-то было определенно.

Собака по-хозяйски вежливо проводила гостей через вишневый сад  до высокого крыльца, легла. Вскоре на нем появился хозяин. Это был среднего роста, одетый во все светлое, кроме изумрудного шейного платка, пожилой мужчина. Черные волосы и темный  загар лица, резко контрастировали с небольшой пепельной бородкой. Инженер  походил на практикующего индивидуальным порядком косметолога. И никакой хитрости и безумных искр в глазах, свойственных  многим изобретателям. 

Не обременяя гостей рукопожатием, пригласил в дом,  указал на овальный стол, за которым все четверо и расположились. Рядом легла собака, не сводящая преданного взгляда с хозяина. Повисла тишина. Юра решительно не знал с чего начать разговор.  С кем только не приходилось общаться - и с президентами и с министрами, а тут растерялся. Ну не вязался образ этого интеллигентного человека с машиной времени, в существование которой нормальному человеку поверить просто невозможно.   В комнату заглянуло вечернее солнце. Глаза инженера сделались такого же цвета, как и шейный платок, изумрудными.  Они были глубокими и несколько усталыми.

-Ирна,- наконец, сказал Вяземский,- принеси, пожалуйста, мою трубку.

Собака послушно поднялась,  выбежала в соседнюю комнату и вскоре вернулась с небольшой коробкой в зубах, на которой был нарисован лист табака.

-Спасибо,- принял хозяин коробку, вынул из нее широкую курительную трубку с золотым колечком посередине. Закурил.- Так с чего начнем? - спросил он  гостей. Может, сначала осмотрим установку, а я дам пояснительные комментарии? –И не дожидаясь ответа, встал, протянул руку в сторону закрытой двери. - Прошу.

Дверь вела в просторный подвал, залитый ярким светом люминесцентных ламп. В дальнем правом углу Липатов увидел длинную установку, похожую на магнитно-резонансный томограф. И никаких  разбросанных отверток, приборов, никаких проводов или чего-то лишнего, что обычно валяется в мастерских изобретателей.  У стены стояли две металлические фляги с надписями «N2, жидкий азот».

Инженер подошел к своему детищу,  соединенному, как заметил Юра, с компьютером множеством проводов, провел ладонью по глянцевой крышке.

-Вы правы,- уловил он мысли Липатова,- машина сделана на основе обычного томографа. Зимой сгорела районная больница, я  выкупил  уцелевшие части МРТ, восстановил и использовал для установки. Начинка, разумеется, иная.

Миша Сотников недоверчиво покосился на инженера, по-простому спросил:

-Во сколько же это чудо техники вам обошлось?

-Я человек небогатый,- развел руками Вяземский.- Более того, инвалид второй группы. Приобрел и модернизировал на свои сбережения. Объясню принцип работы.

-Да, пожалуйста,- охотно согласился Липатов.

Собака подошла к хозяину, гавкнула.

-Я все помню, Ирна, не подсказывай,- погладил он ее по голове.

Коллеги переглянулись. Липатов подмигнул Пете, мол, начинается цирковое представление. Но он ошибся. Ирна спокойно легла у двери, а инженер приглушил в подвале свет, включил большой настенный монитор, на котором появилось изображение спиральной галактики. Взял лазерную указку.

-Я видел в вашей передаче профессора Черепахина. Он рассказывал о черных дырах во Вселенной и что они, вероятно, являются кротовыми норами, через которые можно путешествовать во времени.

Юра многозначительно кивнул, вспомнив беседу с космологом Черепахиным, но перебивать инженера не стал. А тот продолжал:

-Микромир - идентичен макромиру. В пространстве все взаимосвязано. Черные дыры образуются везде. Только в микромире они живут миллиардные доли секунды. Через них тоже можно проникать в прошлое или будущее.

На этот раз Липатов не удержался:

-Как же в них попасть, мы большие, они маленькие?

- Достаточно одного протона и одного нейтрона вещества. Вообще, хочу заметить, что органическая жизнь в нашем мире была бы невозможной, если бы разница между массами нейтрона и протона всего на один процент превышала ту, которая реально существует. Но, исходя из концепции множественных миров,  нейтроны и протоны, в принципе, могут иметь иные массы в  параллельных вселенных, где абсолютно иные законы физики. Разнообразие же непохожих или повторяющихся параллельных миров практически бесконечно. Если нельзя вернуться в прошлое в нашем мире, то можно попасть в него в параллельной, абсолютно идентичной нашей, Вселенной. Я считаю, что лилипутские кротовые норы как раз соединяют не разные части нашей Вселенной, а именно параллельные миры. Пробравшись через эти норы, частицы никогда не проскочат мимо копии своей Вселенной, она по любому их притянет, так как изначально примет за своих. При путешествии во времени главная задача запрограммировать частицы на то или иное расстояние, чтобы попасть в то время, в какое требуется.   Понятно излагаю?

Ответом была тишина. Оператор не стал дожидаться команды, включил камеру.  Вяземский не обратил на нее никакого внимания, словно каждый день давал интервью. Это было редкостью, чтобы человек совершенно не менялся после начала съемки. Продюсер Петя, стараясь не мешать разговору, в котором решительно ничего не понимал, нажал кнопку на радиомикрофоне, вытянул «петлю» вперед.

- В ЦЕРНЕ сталкивают протоны в 26 километровом ускорителе огромной мощности,- почесал за ухом Юра,- и то говорят, что черные дыры врятли могут там образоваться. А вы создаете их здесь, извините, в томографе?

- Черные дыры повсюду, их образуют взаимодействующие параллельные вселенные, однако они живут мало, в нашем представлении. Для того чтобы загнать в эти черные ворота протоново-нейтронный мячик, нужно максимально замедлить его движение. Потом прицелиться и выстрелить. Я добиваюсь этого с помощью заморозки частиц до температуры абсолютного нуля,  потом резким нагревом плазмой до 25 000  градусов. А стреляю магнитно-резонансной, гравитационной пушкой.

-Хм, но если мне не изменяет память, температура абсолютного нуля, то есть, минус 273 градуса по Цельсию недостижима, - вскинул брови Липатов,- как недостижима скорость света!

-Кто вам сказал, Эйнштейн?- ухмыльнулся инженер, впервые проявив какие-то эмоции. – Этот пройдоха - авантюрист, обокравший Пуанкаре и Лоренца?   Представление о Вселенной, основанное только на общей теории относительности - ложное. Хотя, многое там верно.

-Я, конечно, не специалист по квантовой физике,- пожал плечами Юра,- но общаюсь по работе, как понимаете, со многими видными учеными. В прошлом году имел счастье беседовать  с профессором университета ТАФТСА Кеном Олумом, так вот он утверждает, что попасть в будущее, это чисто техническая задача. Понятно, нужно только достичь околосветовой скорости. Что же касается прошлого, то привычная материя, состоящая из частиц и излучения, для такого перемещения совершенно не подходит. Нужна материя иного рода, обладающая отрицательной массой. Квантовая теория поля допускает ее существование. И теоретически задача разрешима с помощью определенных конфигураций квантовых полей, обеспечивающих отрицательную энергию на всем протяжении замкнутого пространства. Но создать такую конфигурацию невозможно.

Инженера не смутила научная осведомленность журналиста, более того, как показалось Юре, он стал смотреть на него более уважительно и заинтересованно.

-Мне доводилось читать работы Олума,- ответил Олег Евгеньевич.- По его мнению, отрицательную энергию нельзя создать по причине, так называемой, усредненной нулевой энергии. То есть во Вселенной отрицательная энергия всегда компенсируется положительной и чтобы мы не делали, отрицательную материю мы не получим, а значит и не сможем переместиться в прошлое. Да, в нашем мире плюсы и минусы уравновешены, причем, насколько вы успели заметить, не только в физике, но и в обычной жизни. Это основной закон природы, по которому мы живем. В параллельных же вселенных действуют законы  прямо противоположные нашим.  Основная задача -  отправить в параллельный мир нейтроны и протоны нашей Вселенной. Мне удалось ее решить. Частицы, несущие полную информацию об объекте, быстро ориентируются в ином пространстве,  находят похожие на себя частицы.  А попав в объект со сверхсветовой скоростью, изменяют его по образу своему и подобию. Делают таким, каким он существует здесь. 

Диалог между журналистом и инженером продолжался  еще долго и Петя Бестужев, которого на даче ждала молодая жена и бутылка водки, затосковал:

-Давайте ближе к делу, ваш аппарат работает или нет, мы можем прямо сейчас кого-нибудь куда-нибудь переместить? А потом уже, если захотите,  вернемся к теории.

-Зачем бы я стал вас приглашать?- поправил шейный платок изобретатель-инвалид.- Пожалуйста. Кто желает стать первопроходцем?  

-Берите наименее ценного члена экипажа,- заржал продюсер,- корреспондента. Только, насколько я в курсе, ваши подопытные тараканы после перемещения во времени оказывались в кухонной раковине. Где мы потом  будем искать Юру?

-В опытной системе я использовал совсем другой метод перемещения.  Ну-с, господин журналист, вы готовы?

 Вяземский подошел к томографу, поправил прозрачную клеенку на ложе-транспортере, на которую, как понял Юра, нужно было ложиться.

В горле Липатова сразу запершило. Он не ожидал подобного развития событий. Нет, не испугался, но как-то нелепо и глупо все это выглядело.

-Вы что же меня заморозите, а потом нагреете до 25000 градусов?

-Не беспокойтесь, я возьму у вас лишь капельку крови. Остальное все будет как при исследовании на МРТ, подсоединю датчики, задвину вас в колбу.-  В какое время желаете отправиться?

 Юру не покидало чувство абсурдности происходящего, поэтому за него ответил продюсер:

-Отправьте его в октябрь 17-го, пусть предупредит Временное правительство о заговоре большевиков. Липатов терпеть не может коммунистов.

-Такие  расстояния для меня пока недостижимы. До 20 лет назад, пожалуйста. И потом, я уже объяснял,  можно попасть в пространство-время,  в котором ваши частицы найдут похожих на самих себя. То есть во время, где ты когда-то находился, жил.

- Значит, Ленина с Троцким сдать полиции не удастся,- попытался пошутить Липатов.- Кстати, а вы на себе испытывали машину?

-У меня нет помощников, а кто-то во время перемещения обязательно должен находиться за компьютером. Так в какой год и день желаете отправиться?

Ладно, пусть это будет неудачной шуткой, решил  для себя Липатов и успокоился. В конце - концов, профессия требует жертв.  Время? В какое же время я хотел бы попасть и что-то там исправить?

Не далее, как утром Юра проснулся и сразу вспомнил об Алле Борецкой. Теперь она ведущая популярной политической программы, а тогда, в 90-е работала вместе с ним на Новостях. Нет, он ее не любил. Любила его она и каждую минуту говорила об этом. Юру это очень раздражало. Он любил ассистентку режиссера Юлю, которая совсем не заслуживала его чувств. Время это доказало. Расстались они с Аллой навсегда 19 сентября 96-го года. Эту дату Липатов помнил очень хорошо. Он пришел сильно выпивший на встречу с Аллой в летнее кафе на Пятницкой, наговорил ей кучу гадостей. Что именно, не помнил, но после его оскорбительной тирады она встала, тяжело вздохнула и ушла. Больше Алла ему не звонила. Он ей тоже. Теперь он видел ее только по телевизору и иногда мечтал встретить, так, невзначай  и попытаться склеить разбитую чашку.  Через 16 лет. Маловероятно, но чем черт не шутит? 

- 19 сентября 96 года,- ответил он Вяземскому. Да, а в каком месте я окажусь?

-Вероятно, в Москве, а уж где точно, не берусь сказать, по прибытии разберетесь.

-И насколько часов Липатов исчезнет, долго его будем ждать?- поинтересовался продюсер, снова вспомнивший о водке.

-Перемещение через временной барьер микромира и возвращение обратно займет доли секунды, мы даже этого не заметим. Ведь  частицы журналиста полетят в прошлое быстрее скорости света. Напомню, что от Луны до Земли свет долетает за полторы секунды, преодолев 384 000 километров.

-Счастливого полета, Юра,- помахал рукой продюсер, не натвори там, в 96-м, чего-нибудь. А то весь пространственный континуум нарушишь. Вернешься, а тут нет ни нас ни тебя, вот смеху-то будет.

-Слова какие умные  выучил, заметки в Пионерскую правду можешь писать ,- проворчал Липатов, забираясь на транспортер и ощущая себя полным идиотом. Разнесется ведь весть об этом дурацком эксперименте по Останкино, во все горло народ гоготать будет. Но чего не сделаешь ради любимой профессии.

Инженер велел Юре настойчиво думать о том дне, в который ему предстоит отправиться, чтобы помочь частицам заранее сориентироваться. Аккуратно проколол палец медицинским шприцем, набрал немного крови, удалился. Вернувшись, подсоединил к  голове, рукам и ногам датчики. Над самым Юриным  носом висел видеорегистратор,  фиксировал все происходящее. Липатов хотел сказать что-то ироничное по поводу себя  на прощание, но транспортер пришел в движение и он оказался в абсолютной темноте. Тихо. Заложило уши. Неожиданно перед глазами вспыхнул красный огонек. Зажмурился, а когда открыл глаза, транспортер уже выдвигался обратно.

В подвале горел тусклый свет. Инженер, оператор и продюсер стояли у погасшего экрана монитора.

-Ну как там, в 96-м?- спросил, ухмыляясь, Петя.

-Что?

-Не парься, фокус не удался, электричество кончилось.

Сделав шаг навстречу Юре, Вяземский развел руками:

-К сожалению. Наш поселок часто отключают от энергии. Я перешел на автономное питание, но его недостаточно для продолжения эксперимента. Придется отложить путешествие.

Олег Евгеньевич не назвал дату, когда можно будет приехать снова. Обещал позвонить. У Юры язык покрылся горечью, как с тяжелого похмелья. В груди ныло, кололо. Было  жаль не столько потерянного времени, сколько себя. Тоже мне, опытный журналист, а позволил провести себя за нос какому-то инвалиду-изобретателю. Срывая с ног и рук датчики, он кипел негодованием. Чтобы я еще раз ввязался в телефонный разговор с каким-нибудь чудаком!

Попрощались с инженером быстро, сухо. Ирна же провожала съемочную группу не только до машины, но и потом, когда уже двинулись по грунтовке, бежала рядом до самых последних домов поселка. Собака как бы извинялась за хозяина.

-Славная девочка,- помахав ей рукой из окна, сказал продюсер.- Чего загрустил, Липатов? Подумаешь, машина не запустилась! Ты что, в самом деле, надеялся попасть в 96-й год? Глупости, сам же понимаешь.  А так материал есть, изобретатель сконструировал мощный генератор холодной плазмы, с помощью которой собирается перемещать во времени частицы вещества. Во! Даже я понял. Желтизна, конечно, но агрегат есть, и в интервью он складно говорил. Чего тебе еще надо?

Вообще-то, действительно, больше ничего и не надо, внутренне согласился с продюсером Юра. Сюжет нарисую минут на пять без проблем. О черных дырах  народу опять напомню, о сингулярности, о микромире. Хм, а неплохо было бы все же сгонять в 96-й, кое - чего подправить. Однако, прав Петя, если в прошлом что-то изменить, неизвестно еще что из этого получится. К тому же инженер не объяснил, как собирался возвращать мои протоны с нейтронами обратно. Застрянут еще в двух мирах и я вместе с ними. Впрочем, глупости все это.

Мысли его  переключились на Аллу Борецкую. Столько лет прошло, а не могу себе простить, что натворил тогда в сентябре. Интересно, а она переживает? Или хотя бы вспоминает обо мне? 96-й, много тогда чего было. Первая чеченская война закончилась, марсианский аппарат в океан упал...

Пролетающий за окном машины мир мало  волновал Юру. Возвращались по Кольцевой. Он рассеянно глядел на дорогу, по которой, как ему показалось, отчего-то много бежало автомобилей отечественного производства. Откуда они вдруг повылезали? Как в глухой провинции. А «японцев» почти не видно, если и попадаются, то все старые какие-то модели. Когда подъехали к Дмитровке, Липатов  не поверил глазам. Перед эстакадой, слева по ходу движения, он не увидел длинную желтую коробку магазина «Рио».  Да и развязка была какая-то не такая. Даже зажмурился, встряхнул головой, а когда открыл глаза снова, все было на месте. Видимо, летняя духота, да и этот инвалид еще голову глупостями заморочил.

Как вспомнил о Вяземском, на языке опять появилась горечь. Тьфу, черт меня дернул поддаться на провокацию.  Никаких больше машин времени, вечных двигателей, гиперболоидов на воде из холодильника.

Дома выпил сразу два бокала красного вина и лег спать. Утром, еще не побрившись, сел писать сюжет. Нужно было закончить с этим делом быстрее, чтобы после полудня уехать на дачу. Текст решил отослать Пете по электронной почте. Пусть сам озвучивает и с кем хочет, монтирует, а я и так уже свой план перевыполнил.

96-й год, интересное все же было время, молодое,- на секунду закрыл глаза Юра, а когда открыл, то с удивлением увидел, что перед ним не ноутбук от Asus, а монитор от старого компьютера. И текст на нем вовсе не о чудаке-изобретателе  из Востряково, а о предстоящем подписании мирного договора в Чечне. Что за черт?  И диван старый и телевизор. Встал, размял суставы, сделал несколько поворотов корпусом в разные стороны, зажмурился, встряхнул головой. Все опять стало прежним. Черт, лечиться электричеством пора или голубыми медузами.

Пошел бриться. Набросал на лицо лимонной пены, растер, прислонил к щеке бритву. Седеющие виски, морщины на лбу и по краям глаз. Да, слишком быстро вращается Земля вокруг солнца. Никуда не денешься. А тогда, в 96-м…. И зачем я наговорил Аллочке гадостей?

Раздался звонок городского телефона. Опять реклама или опрос, поморщился Юра. Ему уже давно никто не звонил по домашнему телефону. Решил не отвечать, но звонок оказался настойчивым.

Роняя на пол пену, вышел на кухню, взял трубку.

-Н-ну, слушаю вас? – неприветливо ответил Юра, сплевывая на пол пенную гадость.

-Ты чего нукаешь, Липатов?- возмутилась трубка голосом Аллы Борецкой. Ее голос он узнал бы из миллиона, из миллиарда голосов. Сгреб со рта пену, швырнул на стену, опустился на табуретку. Ну, уж кого-кого, а Аллочку он не ожидал уже услышать никогда в жизни.- Во-первых, здравствуй,- продолжила трубка, а во-вторых, где тебя черти носят?

Юра замычал что-то нечленораздельное.

-Выпил что ль с утра?

-Нет,- наконец произнес Юра. – Зачем?

-Не знаю. Ты сегодня, до которого часа работаешь?

-Ну…

-Я по тебе очень и очень соскучилась, люблю тебя безумно.

И опять нахлынули на Юру давно забытые неприятные чувства, связанные с постоянными признаниями Аллы в любви. Теперь он уже понимал, что его тогда раздражало: он не верил словам Борецкой, считал их пустыми. Так оно и вышло, по-настоящему любящая женщина никогда не уйдет от мужчины, каких бы гадостей он ей не говорил.

С ума, что ли, сошла Аллочка, или сама напилась? 16 лет прошло, а она звонит, как ни в чем не бывало и еще нагло интересуется, не выпил ли он? Ну да, раньше частенько прикладывался к рюмке. Бывало сильно. А попробуй, работая на Новостях, каким-то образом не расслабляться. Каждый журналист это делает по своему, но мой организм требовал именно этилового спирта. На работе,  ни капли, табу.  А с похмелья, бывало, в присутствие приходил, каюсь.

-Чего молчишь? Короче, жду тебя в 5 часов в летнем кафе на Пятницкой улице. Как-то заходили туда, пиццу итальянскую кушали, помнишь? Эх, люблю пожрать!- засмеялась Аллочка.

Конечно, Липатов помнил кафе на углу Пятницкой и Климентовского переулка рядом с Минатомом, но, кажется, его давно закрыли. Во всяком случае, пару недель назад, проезжая мимо, он кафе не видел. Или просто не обратил внимания? А Аллочка действительно любила покушать. Ела все, что под руку попадалось. Поначалу пугался - уж не беременна ли она, а потом понял, что это естественное ее состояние - тащить в рот все съедобное и не очень.

-Так будешь? Есть серьезный разговор.

Липатов растерялся. Он так ждал подобного развития событий, что не мог поверить в реальность происходящего. Обычно, когда на что-то сильно надеешься, ничего хорошего не происходит. Странно.

И потом,  сдаться без боя или все же покривляться для приличия? Нельзя женщине сразу уступать, тем более Борецкой. На голову Аллочка не залезала никогда, но пыталась часто. Любит понукать и командовать, хлебом не корми.

-Если настаиваешь,- осторожно переложив всю ответственность на Борецкую, ответил Юра,- тогда буду.

-Настаиваю! Люблю тебя, очень соскучилась.

Юра разжал руку,  выпавшая трубка грохнулась на кухонный стол, замигала всеми  прозрачными кнопками. Не удержал равновесия на табуретке, у которой давно уже еле держалась ножка, ударился головой о полку. Зажмурился.

 Вот это номер, вот это процесс эволюции, не ожидал! Что интересно понадобилось Аллочке? Может, с работы выгоняют,  ко мне в контору решила пристроиться? Но откуда она знает, где я работаю? Лицом на экране не свечусь. Ах, ну да, в титрах научной передачи моя фамилия и голос закадровый. Да и телевидение слухами полнится, в Останкино же профессиональные сплетники работают. Потом Интернет. Все равно странно, хотя и приятно. Может, все же удастся что-то исправить, спустя 16 лет?

В 4 часа Липатов выскочил из дома, предварительно вылив на себя полфлакона  Attimo  от Salvatore Ferragauis,  чуть ли не побежал к метро, до которого было рукой подать. Надел все новое –   плотную хлопковую куртку «Camel» цвета хаки на кнопках, клетчатую рубашку в синюю клетку, светлые  слаксы, ботинки от «Саламандры». Начинать новую жизнь, так с чистого листа.

На машине решил не ехать. Застрянешь в пробке и прощай опять Аллочка Борецкая. Интересно, какой она стала? На экране все не то, телевизор не передает многих оттенков живого. Да и грима на ведущих, как  на потолке штукатурки, на улице встретишь, не узнаешь.

На Третьяковке купил «Парламент», выкурил сразу две сигареты, прикурил третью, двинулся по переулку в сторону Пятницкой. Шел медленно, прижимая левую руку к дико бьющемуся сердцу. Вот и храм Климента. Сразу за ним, справа должно быть летнее кафе. Странно, почему я не видел его месяц назад? Вероятно, просто было не до него.

Однако и теперь, идя вдоль железной ограды церкви, он не разглядел за ней никакого кафе. Во всяком случае, не видно было пестрых зонтиков, возвышающихся над забором. Сердце  окончательно упало, когда миновал ограждение храма. Кафе отсутствовало. Может быть, Алла имела в виду другую забегаловку? Но какую? Приходили же именно сюда! Да и нет здесь больше ничего, только у Новокузнецкой.

Потоптался перед лужайкой,  свернул на Пятницкую, к метро. Черт, и номер мобильного телефона забыл у нее спросить.

Прошел метров 50, опять остановился. Нет, конечно, я в тот день был пьян и довольно сильно, но все помню до мелочей. Борецкая сидела за третьим столиком справа от входа в кафе с бокалом белого вина. Перед ней стояла большая тарелка с миндальными орехами. Одета была в белую кружевную блузку, поверх которой висела крупная золотая цепочка с золотым же кулоном в виде подковы, украшенной маленькими красными камнями. Я еще тогда подумал - вот дурра, вырядилась как торгашка, и с кем я только связался, нет, определенно нужно расставаться с этой мадам! Да, именно золотая цепь послужила детонатором. И еще помню запах подгоревшего мяса. Точно, у трактирщиков сгорел шашлык на мангале, они бегали, лопотали чего-то по-азиатски, а публика веселилась.

До Липатова долетел запах подгоревшего мяса. Покрутил носом. Ветер приносил его со стороны переулка, с которого он недавно свернул. Резко развернулся на 180 градусов, пошел в обратную сторону. За крайним домом осторожно выглянул за угол.

Не может быть! На лужайке, где минуту назад ничего не было, теперь стояло летнее кафе. За третьим столиком сидела девушка в белой блузке. Лица, конечно, он не разглядел, но готов был биться об заклад-это Аллочка. Ну а кто же еще! Подобрался ближе. Точно, Аллочка, причем ничуть не постаревшая.

Закрыл глаза, встряхнул головой. Видение не пропадало. Что происходит?  Сразу за углом теперь банк, а тогда было старое заброшенное здание с выбитыми стеклами. Решительно повернул на Клементьевский, застыл. Дом  такой же, как и в 96-м, без окон! И машины, опять полно советских машин. И люди одеты не так как сейчас, проще, темнее.  Та-ак, если это не сон, значит…

Вот черт, неужели этот доморощенный Герберт Уэлс все же отправил вчера какой-то мой протон в прошлое, иначе, почему я  вижу то, что давно исчезло? То вижу, то не вижу. Если это все же так, могу ли я общаться с ушедшим миром? А Борецкая, звонила из прошлого или настоящего? Вот ведь бином Ньютона.

Остановил прохожего, спросил который час, потом попросил закурить. Папироса нормально прикурилась, и никотин от нее оказался вполне обычным, действенным. Затряс головой, словно конь на водопое и даже стукнулся головой о стену облезлого дома. Но старый мир не исчезал. А будь, что будет!

Встал сбоку от входа в кафе, перед табличкой с меню, втягивая обеими ноздрями дым подгоревшего шашлыка.

-Эй, Липатов,- помахала рукой девушка в белой блузке, похожая на Аллочку,- чего встал как богатырь на перепутье, заходи не стесняйся, я тебе Пожарских котлет заказала.

Идти так, так идти. Собрался, набрал в легкие воздуха, сделал шаг и тут… увидел самого себя, направлявшегося к Аллочке бодрой, слегка раскачивающейся походкой. Себя да не себя, а такого, каким был в 96-м. Молодым, крепким  лицом и телом, в вельветовом кремовом пиджаке и таких же кремовых слаксах. И с неизменным замшевым портфелем  на плече. Вот так встреча. Это ему, то есть мне молодому, Борецкая машет рукой.

Пригнулся за густыми кустами акации, которые тянулись вдоль всего забора, напряг слух. Раздался звук разбивающегося стекла. Точно, я тогда случайно смахнул графин с водой с соседнего столика. А сейчас Аллочка скажет, что я опять…

-Опять ты пьяный, Липатов. Несколько часов назад трезвый же был. Впрочем, что я говорю.

-Не пьяный, а выпивший, подумаешь, чуть-чуть.

-В твоем возрасте или уже умирают от водки или бросают пить.

-Какие это наши годы?- нетрезво вскинулся молодой Юра,- И потом, я выпиваю, только когда иду к тебе, потому что мне с тобой скучно. Ты меня на работе хоть раз пьяным видела? То-то.

-Достаточно того, что со мной ты вечно пьяный.

-Повторяешь слова своей мамы, которая уверена, что я пью каждый день. А вот сообразить, что меня давно бы выгнали с Новостей, если бы даже похмельный запах учуяли, она не может.  К тому же я тебе не навязываюсь, сама прилипла  как прищепка. Сколько раз говорил - не нравится, не надо.

-Но я же тебя люблю, очень люблю,- взяла его за руку Аллочка. Липатов капризно высвободил ладонь.

-Не верю я тебе.

Так. Сейчас слово за слово и я скажу, что такой глупой и пустой бабы я никогда в жизни не встречал и все, она уйдет. А, нет, сейчас еще в туалет схожу и по дороге у стойки махну  рюмку текилы. Без закуски.

Прежний Юра тяжело встал, расправил плечи и, не извинившись, двинулся вглубь кафе. Аллочка, не обернулась, закурила, устало глядя в одну точку.

Липатова что-то подхватило, будто ураганным ветром. Не думая о последствиях, вбежал в кафе, вихрем к столику Аллы, схватил ее за плечо. Она вытаращила глаза. Сейчас закричит. Но Борецкая кричать не стала, только засмеялась тем заразительным, но не совсем естественным смехом, каким умела смеяться только она.

-Ты только что…. Через забор, что ли перемахнул, Липатов?

Подмены не заметила, выдохнул Юра, значит и меня она видит таким, каким я был раньше. Странно все это, но сейчас не до рассуждений. Выдернул ее из-за стола.

-Скорее, пойдем!

-С ума сошел, что случилось?

-Потом, да не упирайся же!

-Деньги. Я еще не расплатилась.

Из кармана Липатов выгреб кучу бумажек, кинул на стол, спохватился. Тогда деньги были неденоминированные.  С тремя нулями.  Их аннулировали, кажется, в январе 98-го. Интересно, конечно, какие деньги увидят официанты, старые или новые, но опыт лучше провести в другом месте. Забрал купюры.

-Он и заплатит.

-Кто «он»? Да объясни же, наконец!

-Некогда.

Подхватил Аллочку, почти вынес на руках из заведения, не оглядываясь, побежал с ней по Пятницкой. Так и неслись метров  двести. Она не упиралась, лишь тяжело дышала и иногда принималась хохотать. Заметив ряженого швейцара у хохлятской корчмы «Хуторок», свернул в предупредительно открытую дверь, приземлился в дальнем углу зала за плетеной перегородкой.  

-Ты объяснишь, что происходит?

-Не беспокойся,  не белая горячка,- произнес Юра, внимательно слушая свой голос. Такой же, как раньше? Впрочем, голоса, кажется, никогда не меняются и какая, в сущности, разница, меня-то Аллочка воспринимает прежним. Или нет?- Скажи, я не изменился… за эти пару минут?

Аллочка прищурила глаза, наклонила голову, секунд десять молчала.

-Изменился.

У Юры закололо сердце. Сейчас начнется. А что начнется он и сам не знал.

-Изменился,- повторила Борецкая.- Ты вдруг совершенно протрезвел, даже не пахнет. Как тебе это удалось?

-Ну а в остальном?

-Хм. Нос на месте, глаза такие же голубые. Остальное еще не проверяла,- слегка прикоснулась она мыском туфли к его внутренней стороне бедра.- Почему ты утащил меня из кафе, кого-то с работы увидел?

Да, Аллочка была любвеобильна во всех отношениях. Даже чрезмерно. Могла заниматься сексом где угодно и когда угодно.

-У них там газовый баллон загорелся,- соврал Липатов,- мог рвануть. У тебя ко мне был серьезный разговор.

Подошел официант, положил две книжечки меню. Липатова очень заинтересовало, сможет ли он есть пищу и будет ли она усваиваться в его желудке.  И вообще, насколько вписывается он я в этот давно изменившийся мир?

-Можно я тебя поцелую?- вдруг спросил он Аллочку.

Борецкая опять залилась смехом.

-Ты же не любишь целоваться, Липатов, даже в постели.

Не дожидаясь позволения, перегнулся через стол, взял Борецкую за голову, припал к  губам. Целовал не слегка, а тяжело, взасос. Отчетливо ощутил ее вкус и возбуждение. Приятное тепло разлилось и по его телу.  Материальный контакт прошел успешно.

Принесенные пельмени в жирной сметане тоже оказали вполне полноценное воздействие на организм. Были ароматны и вкусны.

-Ты хотела о чем-то поговорить,- снова напомнил Липатов.

-Я хочу сделать тебе предложение. Почему не спрашиваешь какое? Ладно, не напрягайся. Женись на мне.

Юра подавился пельменями, схватил первую попавшуюся емкость,  хлебнул еще и крепкого уксуса. Обожгло горло, потекли слезы, но Алла не торопилась вставать, хлопать его по спине. Кроме того, она даже не улыбнулась.  Сплюнув в салфетку пельменину, Липатов утерся носовым платком и как только смог говорить, четко ответил:

-Я согласен! Двумя руками и ногами.

В это время за широким и чистым окном ресторана Юра увидел знакомую фигуру. И ни кого - нибудь, а самого себя. Молодой Липатов нервно топтался возле входа, размахивал руками, разговаривал сам с собой.

Потерял Аллу и теперь ищет ее по всей Пятницкой. Пьянь болотная,  зло подумал про себя Юра.  Иди отсюда, езжай на Алтуфьевку, выпей еще и ложись спать. Только бы по мобильнику не позвонил. А, тогда их еще ни у меня, ни Аллы не было. Пейджеры были. Только бы по пейджеру трезвонить не начал. Стоп, но я не помню, чтобы носился в поисках Борецкой по Пятницкой, значит, я уже изменил пространство, ход Истории! И потом, ладно, я женюсь на Аллочке, предположим, даже через два часа, потрясу в Загсе удостоверением, уговорю, а этот-то, откуда о женитьбе узнает? Да если и узнает, наговорит опять Борецкой гадостей и все опять насмарку!  И что я получу, вернувшись в 21-1 век?  Э, так не пойдет, что-то не срастается,  нужно срочно обратно, посоветоваться с Вяземским.

-Когда пойдем подавать заявку? - сложила губки трубочкой Аллочка.

-Что?

-Жениться когда будем, сам же согласился.

-А… жениться. Надо подумать, шаг серьезный. Давай завтра обсудим.

Бросился в уборную, затряс перед зеркалом головой.

-Все, все, пропади старый мир,- произнес в голос,- натворю дел, непонятно кем окажусь в настоящем времени. А мне, если разобраться, сейчас совсем неплохо. Не надо как лучше, надо как положено. Но ты же сам хотел  изменить прошлое! Мысленно хотел, мало ли о чем мы мечтаем, но не думал, что это станет реально возможным!

С размаху, закрыв глаза, ударился несколько раз о кафельную плитку. Из кабинки вышел мужик украинской наружности  в косоворотке, крякнул:

-И не говори, брат, знатную тут горилку подают, во времени потеряться можно. А у меня еще экскурсия на  Ивана Великого. С детства мечтал на самую высокую московитскую колокольню забраться. И плюнуть оттуда от души, ха-ха.

Осторожно приоткрыл дверь в зал. Аллочка по-прежнему сидела за столом с пельменями. Московитская колокольня,  стучало в мозгу Юры,  причем здесь Иван Великий? Бежать, бежать, поговорить с Вяземским.  Потом, можно и вернуться. От нервов закурил.

Незаметно пробрался к выходу, выскочил на улицу и столкнулся лоб в лоб с самим собой. В прямом смысле.  В глазах потемнело,  посыпались искры. Горящий окурок, размазавшись по лицу, обжег веки, нос, губы. А прозрев,  Юра ничего вообще не понял.

Какой-то мужик в красном армяке, лаптях и высокой меховой шапке пер по грязи деревянную телегу с бочкой. Сбоку скрипучей телеги висел огромный деревянный  черпак, ручка которого влачилась по земле. Из отверстия в бочке валил пар. Бородатый мужик ругался, вытирал со лба пот рукавом.  Левое колесо телеги поднялось на ухабине, затем провалилось в яму. Мужик забранился еще крепче, снял с телеги дрын, принялся высвобождать колесо, да одному было не под силу. А тут еще всадник в синем кафтане и желтых сапогах, обдал его жижей из лужи. Умчался, даже не обернувшись. Другой наездник,  в таком же кафтане и с алебардой за спиной, остановился, придерживая за узды взмыленного коня. Что-то сказал мужику, тот, видимо, огрызнулся, за что получил плеткой по спине. Тут же вынул из-под тряпицы на телеге два пирога, протянул всаднику. Стрелец, а никаких сомнений не было, что одет наездник был именно как стрелец, надменно принял пироги, один надкусил, довольно кивнул, хлопнул каблуками по крупу коня, поехал прочь.

На деревянной церквушке, возле  которой сидел нищий ободранец, ударили в колокола. Негромко, но настойчиво. Где-то за деревянными заборами откликнулся другой звонарь.

Что за чудо? – почесал ушибленный лоб Липатов. Ясно, что фильм снимают, но не видно ни камер, ни съемочной группы. Это же не Пятницкая улица, наверное, с черного хода вышел в Черниговский переулок.  Обернулся, чтобы вернуться в ресторан, и похолодел. Никакого «Хуторка», одни заборы, частоколы и деревянные дома, скорее сараи, с покатыми односторонними крышами. Кругом кучи мусора, расползшаяся гниль после  дождя. И отвратительный запах тухлой капусты, браги, мочи.

-Чаго встал аки вкопанный, - обернулся на Юру мужик,- подмогни что ли, аль нехристь ты голлантский?  А похож ведь.

Юра сглотнул, и сам не понимая почему, двинулся в ботиночках от Саламандры по грязи. Ухватился за левый борт телеги.

-Ну, давай, брашна мало ел что ли?- ворчал мужик.

-Даю, не видишь?

Телега с бочкой была неподъемной, но ловко орудуя дрыном, не без усилий Липатова, мужику удалась поставить колесо на дорогу, мощенную кое- где  неструганными бревнами. На всю мостовую, вероятно, дерева не хватило.

-Слава Богородице, - перекрестился мужик, уставившись на Юру.- Ты откуда такой драный взялся, в беду попал, али от своих отстал?

Липатов дико обвел себя взглядом, все вроде бы на месте - куртка из модного салона, слаксы, портфель замшевый опять же.

-Какую эпоху снимаете, наверное, смутное время? Я тоже кинематографом хочу заняться, телевидение, если признаться, давно надоело, вырос из телештанишек. Телевидение - ремесло, кино - искусство. Кто у вас режиссер?

-Чаго?- нахмурился мужик.- Ты, видать, умом ослаб с досады. Уж не жар ли? Ладнось, аз не упырь какой злобный, возьму тобя на пару дней к себе, будешь моим сбитнем на белом посаде торговать. Подкормлю, так и быть, а ешо, может, и пару копеек дам. Там, глядишь, и твои земляки найдутся. Ну, согласный что ли?

Не успев открыть рта, Юра получил в руки половину пирога, машинально откусил. Вроде ничего, с мясом и луком, только пресноватый.

-Ну, так впрягайся, али будешь дальше галок считать?

И опять не понятно почему, Юра послушался, взялся за жерди телеги, потащил ее по жидкой грязи, подбрасывая портфель на спине. Мужик помогал толкать бочку сзади. Чуть дальше мостовая наладилась, стала почти полностью мощеной крепким, правда, скользким деревом. Когда вышли на Водоотводный канал, Юра оставил телегу,  прислонился, чувствуя упадок сил, к дереву. Вот тебе и съемки! 

За островом, на противоположном берегу Москвы-реки на холме возвышался белокаменный кремль.    Возле холма и низкого моста – лодки, учаны и ладьи с белыми парусами. За ними, на валу и рядом - посады, полные, это было видно издалека,  народу. Посады курились синим дымком, над ними вились черные стаи птиц.

Что сие значит? Вяземский, инженер-кибернетик недоделанный, обещал ведь только в 90-е годы отправить, да и туда, по-человечески,  переместиться не удалось, электричество кончилось. Однако и в 96-й попал, а теперь вообще, бог знает, куда занесло. Белый кремль… Его построил, кажется, Дмитрий Донской, а при Иване III уже начали возводить стены из красного кирпича.

 Сразу как-то в глаза и не бросилось, а потом разглядел - за белыми стенами не было  колокольни Ивана Великого, вместо нее - пузатая церковь с несколькими серебряными куполами. Как бы год уточнить?

-Скажи-ка, любезный, а кто теперь в кремле сидит, великий князь или государь?- развязно  спросил Юра мужика.

-Знамо государь, как его теперь все величают,  Иван Васильевич,- напрягся сбитенщик,- а ты, часом, не из новгородских людишек будешь?

-Верно, из новгородских,- ничего не подозревая, соврал Юра.- Из него, из великого града прибыл.  Волосы светлые, глаза голубые, настоящий варяг - русич, не видишь что ли?

-Птенец Марфы?!- округлил глаза мужик.

-Кто-кто?

-Республиканец, не иначе. А то аз гляжу, кафтан али немецкий, али  новгородский. Разбил вас воевода Холмский на Шелони шесть лет назад,  опять ползете, аки муравьи. Ну-ну,-  промычал сбитенщик.

От Болотной набережной по деревянному мосту через Москву - реку пробивались еле- еле. Разномастная толпа не давала проходу. Торговали все и всем чем только можно: лаптями, армяками, кушаками, ложками, глиняными игрушками. Не злобиво переругивались по поводу цены, били по рукам, обнимались, пили из синих стеклянных фляг. Кругом нищие - кто в цепях, кто в веревках, а один и вовсе сидел совершенно голый, расчесывая на ногах синяки и язвы. Юра словно попал в театр. Не удивлялся, не проявлял никаких эмоций, был уверен, что все это скоро исчезнет и нужно как следует запомнить древние картины. Сбитенщик ни с кем не заговаривал, хмуро подталкивал телегу, что-то бормотал себе под нос.

Сквозь толпу,  наставляя  народу синяки мощным крупом черного коня, по мосту проехал всадник. На  пригорке Васильевского спуска спешился, забрался на деревянный помост, развернул длинную грамоту, начал читать. Толпа потянулась к глашатому, обступила. Отпустив телегу, мужик махнул Липатову рукой, мол, стой здесь, направился к сборищу. Глашатай был одет в зеленый камзол с золотыми пуговицами, красные сафьяновые сапоги, на голове была легкая шапка с меховым обкладом. Лицо серьезное, сосредоточенное.

«Мы, великий князь и государь всея Руси…- доносились до Юры обрывки фраз,- не намерены более снисходить и прощать самоуправство…. Вечевому колоколу в отчине нашей не быть, посаднику - вору не быть, Марфе Борецкой  учинить… с пристрастием…  повелеваю собирать войско и с братьями нашими псковскими и тверскими положить конец смуте новгородской…»

Юру бросило сначала в холод, потом в жар. Борецкая…Ему и в голову никогда не приходило, что Аллочка может иметь какое-то отношение к той самой средневековой оппозиционерке московскому Кремлю, боровшейся за независимость новгородской республики Марфе Борецкой или как ее еще называли – Марфа посадница. Да и сама Аллочка никогда не хвасталась своими историческими корнями, может, конечно, и не знала о них ничего. Или просто совпадение? Нет, теперь сомнений быть не может, я  перемещаюсь во времени, каким-то образом, связанным со мной и Аллочкой. Но почему попал именно в 15 век? А-а. Хохол в ресторане упомянул об Иване Великом, и я после этого столкнулся лбом с самим  собою. Ну, чудеса. Стоп. Москва снова воевать Новгород намерена, а я новгородцем сбитенщику назвался, потому и глядит исподлобья волком.

Но мужик-сбитенщик, спокойно вернулся к телеге, почесал конопляную бороду, сказал, не глядя Липатову в глаза:

-Встань за горкой у часовни, аз мигом.

На холме, где при Иване Грозном возвели храм Василия Блаженного,  стояла какая-то покосившаяся изба с хилой деревянной луковичкой и широкой иконой на фасаде, видимо, часовня. Юра впрягся в телегу и, стараясь меньше вдыхать смрадный от немытой толпы воздух, потащился на Красную площадь. Вместо лобного места, он увидел круглый деревянный помост, гораздо больше того, с которого выступал глашатай. У помоста мальчишки обдирали битых голубей, бросали их в кипящий чан. Рядом раскачивался пьяный мужик, грозил им пальцем. Ребята смеялись, забегали сзади, старались дать ему половчее пинка.

Через площадь шествовал чернец в замызганной рясе, на веревке вел, возможно, на продажу в посад, серого козленка. Ножки животного проваливались в дыры деревянной мостовой, козленок, спотыкаясь, жалобно блеял. Поп взял его под мышку, ускорив шаг, направился к реке. У  распахнутых ворот белой прямоугольной башни, где теперь, приблизительно, был мавзолей, подрались бабы. Они громко визжали, старались поцарапать друг-другу лица. Их довольно быстро угомонили стрельцы, слонявшиеся, как казалось, без дела по всей площади.

Юра выбрал место напротив ворот. Никто на него не обращал внимания. Интересно, как я выгляжу для этих средневековых призраков? Рядом девица со свекольными щеками, в грубом сером сарафане и  невысоком кокошнике чистила рукавом что-то вроде самовара. Медная посудина блестела на солнце. Липатов нагнулся, глянул на свое отражение. Цвета в отражении разобрать было трудно, но и без этого Юре вполне хватило, чтобы составить о себе представление. Незнакомое лицо с копной лохматых ржаных волос, небольшая бородка, нормандский с легкой горбинкой нос, запавшие глубоко глаза, свежий шрам на правой щеке. Прав был сбитенщик, одежка какая-то не московская, иноземная: желтый камзол с кожаными застежками на груди вместо пуговиц, синие штаны, тяжелые с одной пряжкой туфли. И камзол, и порты порваны во многих местах, в волосах солома. Ощупал лицо, никакого шрама не нащупал. Куртка чистая, брюки тоже. Словом, все, что он видел на себе в отражении, абсолютно не соответствовало тому, что было на нем на самом деле.

 Нагнулся, протер ладонью мыски туфель. Девица ему подмигнула. Вероятно,  обувь для московитов имела не маловажное значение. Липатов открыл крышку бочки, ковшом зачерпнул сбитня, предложил девице. Та отпила, одобрительно кивнула, бросила на телегу монетку. Что за деньга Юра разобрать не успел. Сзади его подхватили под руки, нагнули, накинули на шею веревку, поволокли. Кое- как выпрямившись, сначала увидел улыбающегося сбитенщика, потом тащивших его на коротком аркане двух стрельцов. Сбитенщик показывал на Юру пальцем, кричал окружающим:

-Лазутчика новгородского споймал, двойной барыш с дневного торга обещали.

-Обещанного три года ждут. А ежели обшибся в лазутчике,- сомневался кто-то,- с  тобя самого  потом шкуру сдерут. За ложный донос теперь спрашивают.

-Не обшибся. Сам мне сознался. И на одежку глянь. Новгородской работы, до запрета на торговлишку и в Москве такую носили. А он вырядился, дурень. Весь драный, расцарапанный, знать, сбежал от кого-то.

Что дальше говорил сбитенщик, Юра не услышал, споткнулся на брусчатке, чуть не потерял портфель, больно ударился головой. Сразу мелькнула надежда – может, сейчас исчезнет  Средневековье, и я вновь окажусь, хотя бы в 96-м году? Но открыв глаза, понял, нет, не исчез 15 век. Был Юра наполовину в прошлом, но чувствовал боль и осязал все, как  в настоящем.

На голову Липатова надели мешок, потом куда-то долго вели, спускали по лестницам, наконец, впихнули в холодное помещение. Упал на каменный мокрый пол, отполз, прижался спиной к стене. Мешок с головы не снимали. Где – то рядом  монотонно  капала вода, с более далекого расстояния доносились глухие стоны,  рыдания. Всем своим нутром Юра почувствовал, что оказался в тюремных застенках. А когда мешок сдернули, стало ясно, что не ошибся.

Перед ним стоял крепкий бородатый ухарь в длинной холщовой рубахе с засученными рукавами. Его темные сальные волосы были перевязаны кожаным шнурком, глаза горели синим огнем, и пахло от него горелым хлебом и брагой. Облезлые, непонятно какого цвета сапоги имели загнутые к верху носы, на одном не было шпорки. Бородач потирал жилистые руки, предвкушая приятный для него процесс. Неожиданно он нагнулся к самому носу Юры, крякнул:

-Демьян, пойди сюды, глянь на лазутчика.

Из-за широкого витого деревянного  столба появился не менее рослый детина, почесываясь многопалой плеткой.

-Ну?

-На рожу его посмотри.

-Чего тебе, Купря? - нехотя подошел к Липатову другой мужичина, в синем кафтане и красных шароварах.- Оба! Чур, меня, боярин Страмской, одно рыло, токмо заросший более. Брательник его что ли?

-А то мы сейчас и выясним. Зови дьяка признания записывать.

-Теофелий занемог, пьяный напился.

-Ладно,  пока так попытаем.

Липатов вдавился в стену, прижал к животу замшевый  портфель. Бородач без слов приблизился, схватил за плечо, поднял на ноги, сорвал с него камзол, рубаху. Вернее, Юра видел, что в руках верзилы появилась его теперешняя одежда, которую тот швырнул в угол, но для себя Липатов по-прежнему оставался одетым в клетчатую рубашку и бежевую куртку Camel, только холодно стало всему телу. Мир невероятным образом делился надвое. Юре заломили руки за спину, обмотали их веревкой, другой ее конец перебросили через балку,  натянули.  Липатов вынужденно приподнялся на цыпочках. Перед его глазами  раскачивался огромный железный крюк. За ним висела узкая деревянная клетка с раскрытой дверцей. Тот, кого называли Купрей, взял со стола штоф, видимо, с брагой, приложился.

-С чего начнем, ребра сперва сломаем, али суставы повывернем?

-Не-е,- возразил Демьян,- так сразу ум потеряет, надобно чтобы еще поговорил.

Дернувшись всем телом, Юра вызвал одобрительный смех костоломов.

-И то, правда, пущай еще языком помашет,- согласился Купря.- Ну, неблазный, глаголь кто таков, отчего рожа на Никитку Страмского похожа, вместе кознодейства на Москве замышляли? Никак в толк не возьму, чего вы, новгородцы, брыкаетесь, все одно свалим ваш вечевой колокол. Ишь, в голову себе вбили, свободный Новгород-колыбель земли русской, вся власть от Рюриковичей. А кто сие написал, Нестор ваш окаянный? Так, то бесовство, лай собачий, татарва придумала. Истинные русские, говорите, а сами к литовцам жметесь, деньгу от них имаете на козни Ивану Васильевичу. Здесь, в Москве Рюрики, а у вас плесень! Ничего, вскорости конец вашей вольности. Димку Борецкого ужо живота лишили и Марфу вашу на дыбе растянем. И Ваську Шуйского заодно. Ты-то кто таков?

-Липатов,- в ужасе выдавил из себя Юра.

-Лопатов?  Сказки не заливай, сейчас Никитку притащим, на одном крюке вздернем. Где князь новгородский? Или боярин, кто он там, черт его разберет,- обратился Купря к Демьяну.

-В дальнем подвале в правой клетке, токмо поломали его шибко, до утра не очухается. И Теофелий, сучий сын, ключ от того подвала с собой унес.

-Надобно подьячему зубы пересчитать, совсем распоясался.

-Дело говоришь, завтрева бока ему лично намну. А с энтим что, может, пятки для острастки прижечь?

Купря задумался. На его узком лбу то разглаживались, то углублялись морщины.

-Прижечь, конечно, можно,- произнес он с расстановкой.- Да, кажись, надобно с дьяком Подвойским посоветоваться. Дело видать не шуточное, раз второй Никита Страмской объявился.

-Давай воеводу Захарьева кликнем, посмотрит.

-Ага, посмотрит, воевода ешо с заутренней  зенки-то залил, праздник сегодня, запамятовал?

-Как запамятовать, в церкви три свечи перед обедней запалил.

-Так-то, и нам пора бы пиво пить.

-Отстегаем молодца, что ли?

Опять задумался Купря, видимо, бывший в этих застенках главным мыслителем.

-Государь велел Подвойскому с Никиткой на первый раз бережно обойтись, не люто, а мы, кажись, перестарались, как бы самим за то не огрести. И этого еще прежде надобности изведем. Тьфу, наше ли дело важные вопросы решать? Поостережемся. Повезло тебе, парень, поживи до утра.

С этим словами, Купря забрал бутылку со стола, махнул рукой Демьяну, мол, пошли. Камеру, в которой находился Юра, костоломы закрыли на большой замок, потушили в подвале факелы и свечи, оставив лишь одну толстую свечу в углу, не оглядываясь, пошли к входной двери. Скоро загремели наружные засовы,  стало тихо. Почти. Где-то  капала вода, шуршали мыши или крысы.

Стоять на цыпочках было ужасно мучительно, к тому же затекли вздернутые руки. Неужели так до утра мучиться?- ужасался Юра, а что будет  утром,   думать  не хотелось вообще. Как же так, наполовину в другом мире, а причиняемую боль ощущаю полностью, интересно,  умру ли я, если убьют? И кто такой этот Никита, похожий на меня? О-о! Уж не я ли это, вернее мой пращур, в тех веках?  Другого объяснения быть не может. Нужно каким-то образом добраться до Никиты. На Пятницкой я столкнулся с самим собой и попал сюда, потому что чертов хохол говорил мне перед этим про Ивана Великого.   

Кто-то начал открывать дверь темницы. По лестнице  спустился сильно пьяный человек, то ли в черной рясе, то ли в кафтане. Был он щупл, но длинноног и очень подвижен. Как только закрыл за собой засов, тут же запалил  светильники, подошел к клетке, где находился Юра, отпер.

-Еще одна птичка,- произнес он заплетающимся языком. - Кто таков? Молчишь, ладнось.- Надавил на рычаг и Липатов тут же начал подниматься на дыбе, суставы затрещали.

-Прекрати, дядя!- закричал Юра.

-Не нравится? А ты не воруй, сюда просто так не попадают. Ладнось, Теофелий сердце имеет, седня ить праздник.

С этими словами подьячий, а Юра не сомневался, что это был именно он, ослабил веревку,  опустил Липатова на каменный пол. Значит, это у тебя, друг ситный, ключ от той двери, за которой находится  Никита,- подумал Юра. - Надо его добыть, но как?

Ломать голову долго не пришлось. Подьячий откопал откуда-то два штофа и по очереди к ним начал прикладываться, а потом, когда окончательно занемог, плавно скатился со скамьи возле подвешенной деревянной клетки, затих. Липатов, сразу же воспользовался ситуацией, дабы длина веревки,  к которой был привязан, позволяла теперь передвигаться почти по всей камере.

 Первым делом, изловчившись, пережег конопляные путы на свече. Правда, наставил несколько волдырей, но сейчас было не до них. Бросился к храпящему подьячему, обыскал. За пазухой нашел связку ключей,  кожаный кошелек с монетами, мешочек с солью. Кошелек сунул в карман, с ключами побежал к двери под низкой, массивной аркой. Второй ключ подошел. Схватив со стены факел, вошел внутрь.

В углу на ворохе соломы лежал почти голый человек, на нем были лишь короткие, порванные в клочья порты. Грудь и ноги в жутких синяках, лицо же, покрытое небольшой светлой бородкой, чистое, без ссадин. Юра поводил над человеком факелом - я это или не я? Вроде, похож на мое отражение в самоваре. Нагнулся. Мужчина тут же открыл глаза, хотел что-то сказать, но Липатов  жестом показал, чтобы он молчал, заговорил шепотом сам:

-Вы князь Никита Страмской?

Когда человек кивнул, продолжил:

- Меня подозревают в том, что я новгородский лазутчик, но я оказался в Москве совершенно по другим .причинам. Более того, из-за внешнего сходства с вами, меня посчитали вашим братом и теперь думают, что мы вместе приехали в Москву сеять смуту. Мы действительно похожи, не находите?

Никита опять кивнул.

Липатов не знал, что говорить и делать дальше, надо, видимо, подумать о 21 веке и попробовать стукнуться с Никитой лбами. Может, поможет. Сам же предложил:

-Давайте выбираться, подьячий напился, я у него ключи забрал, остальные вертухаи тоже пошли праздник отмечать. Поднимайтесь.

-Не могу, - подал голос Никита, - ноги мне палками перебили, ироды. Не знаю, кто ты, но выбора нет, понадеюсь. Оставь меня, беги в Новгород, предупреди посадницу, что Иван собирает огромное войско и в начале октября двинет на республику. Но это еще не все.  Иван подговорил псковских и тверских князей вместе брать Новгород, посулил им большие деньги. Против троих не устоять. Передай Марфе, чтобы она ехала к королю польскому Казимиру. Пущай кланяется, земли обещает, что хочет делает. Если Казимир пригрозит Пскову, а пуще обложит его войском, князь Борис не сможет выступить вместе с Иваном.  И еще скажи - предали новгородское вече подвойский Назар и дьяк Захарий. А смутой в Новгороде верховодит подкупленный Москвой воевода Трофимов со товарищи.

Факел шипел, иногда отстреливая капельки горящего масла. Окунуться в историю Юре было, конечно, интересно, но очень уж хотелось вернуться домой на Алтуфьевку из дикого Средневековья. Нет, не место здесь цивилизованному человеку. Нужно было скорее бежать из пыточной, но и оставлять Никиту тоже было нельзя. Убьют его, изменится пространство, тогда застрянешь  в 15 веке еще чего доброго навсегда. Голова работала быстро, четко.

Раздел спящего подьячего,  с трудом облачился в его одежды. Свои, в которых попал сюда, оказались порванными в клочья. Бросился к выходу, взлетел по облупленным ступенькам, не думая, что будет, распахнул дверь. Рядом на бочке дремал, опершись на алебарду стрелец. Огляделся, вроде, больше никого не видно, впрочем, дальше вытянутой руки и разглядеть-то было ничего нельзя. Москва погрузилась в полную темноту.  Неожиданно выглянула луна, появились очертания кривых строений и куполов. На отдаленных кремлевских стенах то тут, то там мелькали огоньки. Где я? Черт его знает, куда отволокли, Зарядье что ли? За заборами и сараями изредка лаяли и выли собаки. Толкнул стражника. Тот мотнул головой, очухался.

-Иди за мной,- потянул его за рукав Юра.

Стражник, чертыхаясь, потащился за Липатовым в подвал. Кажется, не опознал, а то бы крик поднял. Не давая стрельцу опомниться, вырвал у него алебарду, кривой нож из-за пояса, впихнул в камеру, где недавно сидел, задвинул засов.

-Сиди тихо до утра,- грозно приказал ему Юра,- на замок не запираю, а потом беги, куда глаза глядят, за то, что лазутчиков проворонил, тебя свои же в кипятке сварят. А будешь преждевременно орать, демонов на тебя нашлю, понял?

-Угу,-  филином ухнул стражник.

-Где у вас тут транспорт имеется, ну лошадь с подводой?

-За двором Анисима жеребчик ходовой привязан, там же и телега. Сразу за церквой направо.

-Молодец,- одобрил сговорчивость стрельца Липатов. Немного подумав, бросил через решетку к его ногам кошелек с деньгами. Может, демоном его и не напугаешь, а монеты -дело верное. – Будешь хорошо себя вести, еще получишь.

Вернулся в камеру Никиты, бережно принял тело на руки, понял - одному не унести, слишком тяжел пращур. И тут же поймал себя на мысли: прикоснулся к нему, а ничего не произошло.   

-Не оставляй, боярин,- взмолился  стражник из клетки,- возьми сподручным, все одно пропадать. А деньгу, ежели потом еще дашь, совсем ладно будет.

-Уговорил,- быстро согласился Липатов,- поможешь нам спастись, князь тебя озолотит. Так ведь, Никита?

Страмской молчал,  видно было, что он согласен на все лишь бы выбраться на свободу.  Юра предупредил стражника,  что если что, сразу вонзит ему нож под ребра и открыл камеру. Велел взять на руки Никиту,  сам первым направился к выходу, но стрелец его остановил.

-Через посады пробираться - гиблое дело. Кругом заслоны и рогатины понатыканы. Надобно через подземелье, ход тут есть до реки, к утру на лодке за селом Коломенским будем. А там ищи нас свищи. Не споймают.

Ход в дальнем углу пыточной оказался за огромным сундуком и мощной кованой решеткой, запертой на замок. Стрелец, назвавшийся Фомой Козьминым,  передал князя на руки Липатову. Отыскал клещи, которыми, видимо, не раз мучили людей, оторвал замок. Затем вернулся к храпящему Теофелию.  Засунул его в висящую клетку, закрыл дверцу, подтянул к потолку. Снизу подпалил факелом угли. Довольно потер руки.

-Пущай подкоптиться, сатана, всю кровь у меня ужо выпил.

Подземный лаз оказался низким и тесным, иногда приходилось ползти. Но Фома управлялся в норе с князем Стромским споро, аккуратно. Юра же, пока добрались до реки, набил себе немало шишек и синяков. Выход был завален большим камнем, так что пришлось поднапрячься вдвоем.

Река романтично переливалась  лунным светом, было тихо. Юра увидел, что от посадов удалились довольно далеко и, тем не менее, иногда доносились голоса городских сторожей: «Не балуй!», «Все вижу!», «Проходи!» Оставив Липатова с Никитой  у заброшенного причала, Фома сказал, что сейчас добудет лодку и исчез. Юра молил бога, чтобы не обманул. Поймают, обоих на кол посадят, без разговоров. Стрелец не обманул, минут через двадцать на реке показалась большая лодка, на веслах сидел Фома. Быстро погрузили князя, отчалили.

Фома профессионально работал тяжелыми веслами, и ему хорошо помогало  течение реки, которое как оказалось, в 15 веке было здесь довольно быстрым. Шли вниз по реке, и Юра пытался угадать, какие места они проплывают. Котельническая набережная, там, на холме, должна быть уже Таганка, ага, а вон и Новоспасский монастырь. Юра когда-то писал о нем статью,  помнил его историю, поэтому не удивился, что не увидел за стенами обители привычной Жеребцовской колокольни, знал, что ее поставили только в 18 веке.

Голова  Страмского лежала на Юриных коленях и он сам того не замечая, иногда поглаживал князя по голове.

-Скажи, Никита,- спросил он,- почему вы, новгородцы, отчаянно сопротивляетесь Москве?

-А ты, значит, боярин, не из Новгорода?

-Неважно.

Никита, почувствовавший себя на реке значительно лучше, охотно продолжил разговор.

-Отатарилась Московия. Ничего в ней   варяжско-русского не осталось. Не Третий Рим, а вторая Орда. Великие князья забыли заповеди Рюрика, хитры, коварны, нечестны, аки скифы. И слабы. Васька Темный османам Константинополь сдал, раскол в веру православную внес, Иван Васильевич теперь сам себя государем нарек и аки ворон  из других княжеств мясо рвет,  Русь объединяет. А где она истинная Русь, разве в Москве, разве не в Новгороде, где народ веками был вправе: и говорить и торговать и судьбу свою решать? Токмо новгородцы от татар обереглись, потому как свобода и сила – рука об руку идут. Бояре московские ожирели, обленились, за кормленые места друг друга в ступах толкут, а другое дело им неважно.  Как война, али походы, али мор в городах, терема себе возводят, потому как воруют нещадно. И без войны не бедствуют. Народ свой ненавидят, а народ их.  Простолюдины в нищете и забвении - одно у них право, на боярина горбатиться задарма, торговых людишек мытари обложили, не продохнуть, калек и детей сирых на Московии развелось, аки после нашествия Батыя. И попробуй, поропщи, сразу в застенок, на дыбу, на огонь. Надобно ли нам, новгородцам, такого счастья в 6986 год от сотворения? И младенец скажет, что не надобно. А Иван гнет свое, ничем не гнушается, окончательно сломить нас хочет, мало ему переданных Новгородом волостей и денежных отступных, нет, все подавай.

Быстро отняв в уме от названного года 5508, понял - он в 1478 году. Хотел, было, Юра сказать, что все равно Новгород не устоит, возьмет его Иван зимой, да передумал, у каждого в жизни должна быть надежда, без нее рушится весь смысл жизни. Однако Липатова больше интересовала не средневековая политика, а вполне конкретный человек.

-Кто такая Марфа посадница?

-Бой-баба, защитница. Всех новгородцев, желающих свободы объединила и тех, кто ранее сомневался тоже.  Вы, говорит, не верьте сладким речам Ивана. Гляньте на Московию - дыра дырой, болото болтом, а мы веками процветаем, потому как граждане наши свободны, себе принадлежат, а не токмо боярам и князьям. У нас каждый черный человек может стать торговым, а в Москве  в грязи родился, в грязи и помрешь. Того ли хотите, граждане, не дорога ли вам ваша республика? С врагами крута, но не злобствует.

-Говоришь, польскому королю поклониться должна?

-А он разве дьявол? Веры токмо католической, но все ж христианин.  Казимир хоть  Ивана  и не любит, но выступить опротив  него не решится,  а вот псковских и тверских князей уговорить бы смог. А коль не захочет, сами до последнего стоять будем, наш посадский воевода князь Василий Васильевич Гребенка не промах, меч крепко в руках держит.

Юру же волновало иное, что представляет собой Марфа Борецкая как личность и похожа ли внешне на Аллочку? Из описания, которое привел Страмской, стало ясно,  характер у нее такой же решительный, резкий, не терпящий возражений. Но при этом она человечна и добра сердцем. Телом  крепка, лицо волевое, глаза пронизывают до печенок. Вроде похожа.

-С Марфой понятно,- пробуя рукой речную воду, сказал Юра,- а что привело тебя в Москву?

Выяснилось, что приехал боярин Страмской с послами уговорить Ивана на еще одну отступную. С ним в посольстве были подвойский Назар и дьяк Захарий. Не ведал Никита, что они окажутся двуличными змиями. В ноги к Ивану кинулись, сапоги его целовали, государем называли, говорили, что токмо он полноправный владыка Новгорода. А тому и любо было такое слышать, особливо про государя, хотя сам давно себя сим незаслуженным титулом величает. Облобызал изменников, велел лучшего вина подать в золотых кубках. «А ты, князь, - спросил он Никиту,-  почему на верность мне не присягаешь?» Ничего не ответил Страмской, только схватил со стола кубок золотой, да подвойского Назарку им и наградил промеж глаз.

-Рухнул тот как мертвый,- говорил Никита,- а уж выжил ли, нет ли, мне не вестимо. Схватили тут же, поволокли в подвал, а на утро ноги поломали.

Стрелец Фома опустил весла, принялся осторожно ощупывать правую ногу боярина, потом другую. После долгой паузы высморкался в речку.

-Сдается мне, княже, кости твои целы, но побиты сильно, седмицы две полежать придется. Минуем Дьяковское, а там и до мого сельца Зябликово рукой подать. Лесом незаметно пройдем, ни одна гнусь не сыщет.

-Спасибо, тебе, человек,- похлопал стрельца по руке Никита,- токмо заплатить мне теперь тебе нечем.

-Ничего,- ухмыльнулся тот,- до Новгорода доведу, а там, поди, найдешь, чем уважить.  Опостылела мне жизнь такая. Десятники, сотники, подьячие, дьяки крадут, что под руку попадет, жиреют, а тебе полушки по пятницам кидают и кости со стола на обглод.    А сами мечтают, как бы деньжищ поболее нахапать и в Литву, али Польшу сбежать. А я с тобой в Новгород сбегу, а не устоит Новгород супротив Ивана,  тоже в Литву подамся. Нет тут жизни никакой, паскудно, неблазно, того и гляди, самого на крюке повесят.- И вдруг спросил,- а вы братья?

Этот вопрос озадачил и Юру и Никиту. Страмской еще раз вгляделся в лицо Липатова, наконец, пробормотал:

-Святые угодники, а ить верно, мы как две капли воды.

-Еще и не такие чудеса встречаются на свете,- уклончиво сказал Юра.

Вроде бы тема была исчерпана. Фома Козьмин вновь взялся за весла, Никита погрузился в дрему, а Липатов сквозь ночную тьму пытался понять по силуэтам на берегу, где они проплывают. Но тщетно, только по изгибам реки трудно было догадаться, где беглецы находятся, Коломенское или уже Нагатино.

 И вдруг Юру кольнуло в самый мозг, в самый мозжечок: надо же,  совсем о нем забыл, неужели до сих пор в куртке? Побил себя по карманам, нет.  Лихорадочно открыл замшевый портфель, стал ощупывать содержимое. Зонтик, газета, паспорт, сигареты, а вот и телефон! Тут же извлек его на свет божий, сдвинул крышку. Экран загорелся привычным сине-зеленым светом, а сверху - полная шкала приема!  Не может быть! Липатов аж подскочил в лодке и чуть не свалился за борт.

 Сразу набирать номер  инженера Вяземского не стал. Было страшно, вдруг мобильник не сработает. И потом, что подумают Фома с Никитой, которые ничего не видят в его руке, а он ее держит возле уха и что-то говорит?   

Затемно Фома начал причаливать к берегу. Сзади на горизонте виднелись купола и стены Коломенского дворца. Лодку затащили подальше в кусты. Пошли темной, заметной только стрельцу дорогой, а когда забрезжил свет, свернули к лесу, опушка которого поросла густым орешником. В сухой березовой роще решили передохнуть. Юра тут же сказал, что ему требуется по нужде и скрылся в чаще. Выбрал пригорок, открыл с замиранием сердца телефон. Шкала приема по-прежнему была полной, нашел в телефонной книге фамилию Вяземского, нажал на кнопку вызова. Инженер ответил сразу, понял кто звонит, назвал Юру по имени отчеству.

-Профессор,- заорал на весь лес Юра,- не поверите, я застрял в 15-м веке!

-Неужели?- спокойно отозвался Олег Евгеньевич. – Странно. Ваши нейтроны и протоны, видимо, все же попали во временную дыру, но я-то пытался отправить вас в 96-й год.

-Вот именно, отправляли в 96-ой, а я оказался в Средневековье,  меня тут уже чуть на дыбе не изломали, еле сбежал из темницы с князем Стромским и стрельцом Фомой!  

-Однако. Минуточку, но в 96-м-то вы все же были?

-Был да сплыл!

-Рассказывайте коротко и подробно, аккумулятор, как я понимаю, вам там заряжать негде.

Юра это тоже прекрасно понимал, а потому изложил все профессионально четко и ясно, даже сам себе удивился.

-Вот что,- сказал инженер после монолога Липатова, - сидите тихо в селе, в которое направляетесь, лечите своего двойника, в Новгород  не ходите, я попытаюсь разобраться, почему  произошел сбой во временном и пространственном континууме. Возможно, ваши частицы застряли где-то между параллельными мирами, поэтому вы и видите своих двойников и себя таким,  какой вы есть, а окружающие - каким вы были тогда. Если не дай бог, вас там убьют, сюда вы уже не вернетесь.

-Я не только своих двойников вижу, я с ними общаюсь! И почему же осталась телефонная связь?

-Видимо, сохранились гравитационные каналы между вселенными, но они могут в любой момент  закрыться.

-Успокоили.

-Наука требует жертв.

-Вытащите меня отсюда!

-Не обещаю, но постараюсь. Вы давно заряжали телефон?

Юра задумался, кажется, вчера вечером.

-Тогда у нас максимум трое суток. Сами не звоните, когда понадобитесь,  сброшу  SMS. И осторожнее со своим двойником, вскоре вы начнете одинаково с ним мыслить и произносить одни и те же фразы, средневековых людей это может насторожить, посчитают вас дьяволом и удавят ничтоже сумнящеся, кажется так там у вас глаголят? Пока.

В роще беглецы задерживаться не стали, двинулись краем леса на юг. Это Юра определил по солнцу и ручным часам. А там за оврагом открылся вид на небольшую деревеньку. Только собирался спросить, а не опасно ли вот так открыто идти к селу, как Фома Козьмин  сказал:

-Зябликово. Схожу, разнюхаю все ли спокойно. Хорониться будем на хуторке, что за Калиновым ручьем. Сноха нам брашно приготовит, баню истопит.

-Не донесет?- хором спросили Страмской с Липатовым.

-Кому тут доносить, - почесал бороду стрелец,- две старухи, попадья вдовая и староста слепой ужо как третий год. Всех людишек землепашных боярин Заступин скупил, а других в стрельцы, как меня определили. Бабы и детишки наши от мора в прошлом году загнулись.  Токмо сноха и осталась. Из Дяковского сюда не ходят. Но береженого  бог бережет, лучшее на хуторке отсидеться.

Фомы не было целых полтора часа. Юра с любопытством при дневном свете рассматривал свою природную копию в виде князя Страмского и гадал, о чем тот сейчас думает. Когда Липатову захотелось есть, Никита сказал:

-Хоть я и хворый, а, кажись, полкоровы бы теперь проглотил.

Именно эта фраза вертелась в голове и  у Юры. Но как  боярин может думать так же как и я?- рассуждал он. Этот средневековый человек много не знает из того, что знаю я.     Впрочем, объем знаний не меняет суть человека, не определяет  его поведение. Правильно говорят, что люди за последние 10 000 лет почти не изменились.

 В мозгу  Юры отсчитывалась каждая драгоценная секунда, несколько раз он доставал аппарат и проверял, не прислал ли инженер SMS. Нет, на экране все было чисто, а главное, пока оставаласьполной шкала приема.

Хутор, огороженный лишь слегами, без ворот, оказался довольно просторным, по прикидкам Юры,  соток  в 30 не меньше. Стоял он на ровной поляне за высоким холмом. Позады двора примыкали к лесу.  Приземистый, но широкий сосновый дом с маленькими, как бойницы,  окошками, крытый камышом и соломой.  За ним пара худых сараев, несколько ульев. Возле строений - объемные бочки с дождевой водой, поломанные деревянные плуги и еще какой-то сельхозинвентарь. Ничего себе!- удивился Юра, вот тебе и бедный средневековый народ, до  такого хозяйства и сегодня нашлись бы охотники.

Внутри избы  имелась широкая русская печь, а также печка поменьше, видимо для легкого обогрева. Вдоль стен - столы, лавки, сундуки, ничего лишнего. На одной из лавок Липатов с удовольствием растянулся. Никиту положили на печь. Сноха по имени Синева -дородная, широкобедрая баба, с румяным, возможно натертым свеклой лицом, принесла из села вареной курятины, пареной репы, хлеба и каши. Фома же, ходивший с ней, прихватил две бутыли  мутной браги. Не дожидаясь пока сноха накроет на стол, выпили. По жилам сразу побежало тепло и Юре стало несколько легче. Про себя отметил, что пьет бражку 500 летней выдержки. Впрочем, эта мысль его не повеселила, он думал только об одном - как бы ни сел телефон. Следовало бы его отключить, чтобы экономить энергию, но Юра ждал сообщения от инженера, надеялся на его помощь, хотя не понимал, что можно сделать в данной ситуации. После второй чарки Фома спросил:

-Дело, конечно, не мое, однако опять спрошу, потому как зело любопытно,  братья вы  али нет? Будто вас в одной кузнице ковали.

-Пожалуй, что так,- немного подумав, ответил Юра,- правда, раньше мы никогда не встречались.

-Да, жизнь сложная штука,- снимая кафтан, заметил стрелец,- разметает людей пуще ветра. И оба, значит, княжеского рода.

Не желая далее развивать скользкую тему, Липатов в свою очередь спросил Никиту Страмского о первом, что пришло в голову:

- У вас в Новгороде, верно, хоромы?

Никита заворочался на печи, попытался сесть, но застонав, снова прилег, ответил:

-Как раз о доме своем вспоминал. Терем мой, конечно, нечета этому, двор большой со скотиной, челяди полтораста душ:  и торговые и свободные и черные людишки есть.

-Холопы, значит.

-Великий Новгород - не Москва. Подневольных горожан у нас нет,  все права имеют, что не так и на вече могут подать, даже на князя, не забалуешь.

-И что, суд справедливый?

-А был бы иным, три с половиной века не продержались бы.  За то и богу спасибо говорим. Литовцы, ляхи, щведы, угры рядом, давно бы нас в бараний рог свернули.

-Жена у тебя есть?

-Супругу мою Евдокию цыгане черные пять лет тому назад украли.

-Как так?

-Красива лицом и телом была. Напросилась как-то в гости к брату в Псков. Обоз разграбили, а ее увели. Людишки уцелевшие рассказали. Пустился  я в погоню с дружиной, как узнал, да какое там! Позже слухи долетели, что поганые  Евдокию татарам крымским продали. Так ни слуху от нее и ни духу.

Юра понял, что  захмелел, что мысли начинают появляться какие-то неуместные и все же не удержался:

-Как же ты молодой боярин без женщины обходишься, или наложницы есть? Я читал,  у бояр да князей по сто невольниц в гаремах было.

-В девках недостатка не имеем, одних дворовых - душ двадцать. Но не неволю никого, сами рады. То для тела, а для души…

Не успел еще  Страмской закончить фразу, как Юра уже понял, что для души у него никто иная, как Марфа Борецкая! Конечно, голову на отсечение даю, кто же еще, не может быть иначе!

-Марфа?

-Она,- ничуть не удивился прозорливости «брата» Никита.- Любит меня всем сердцем, хоть и тяжко с ней, напориста очень. Повелевать любит, того и гляди к ногтю прижмет, коль слабину дашь.  Порой кажется, все не могу больше, не люба, брошу и забуду, а с утрева обиды как не бывало, тянет как к воде после пекла. Но ныне не до сердечных дел, республику бы сберечь от московитов.

-Любят, значит, тебя безмерно,- пьяно усмехнулся Юра.- И у меня такая же история. Вот тебе мой дружеский совет: бери свою Марфу в охапку и беги с ней, куда глаза глядят, в Швейцарию, Голландию, а лучше во Францию, там климат хороший. А лучше в Америку. Или ее еще вы не открыли? А нет, открыли, недавно. Какая разница, садись на корабль и… фьють на запад, не ошибешься. Вам  Ивана не одолеть. Уж поверь. Да, как только ваше либеральное гнездо раздавят, России свободы и благоденствия никогда больше не видать. Так и будет в дерьме плавать. То опричнина, то крепостное право, то коммунизм, то авторитарная демократия. В общем, ничего хорошего. Вот у нас сейчас  на престоле великий князь  Путин. Вроде бы хороший человек, а бояр и клевретов своих так распустил,  что простому народу от их бесчинств не продохнуть. Многие граждане князя поддерживают, а потому что рабская психология у них в крови, и сформировали эту психологию сначала татары, а потом государи, начиная с Ивана III.

В дымной избе повисла тишина. Все, в том числе и сноха Синева глядели на Юру широко открытыми глазами. Первым подал голос Никита.

-Многое мне из твоих слов не понятно, боярин, не знаю такого князя Путина, но уразумел я одно - ты не веришь в нашу викторию, а жаль. На твою помощь надеялся.

-Чего же ты от меня хочешь?- поняв, что переборщил с историческими и геополитическими подробностями, спросил Липатов.- Ты говорил в подвале, да из головы вылетело.

-Надобно не теряя времени отправляться в Новгород, к Марфе, предупредить ее о скором выступлении Ивана с войском и сговоре его с тверскими и псковскими князьями. Повторю, что на Казимира надежда слабая и все одно надобно с ним попытаться договориться, все пути хороши, кроме гиблого. Осадит Казимир Псков, не двинутся псковичи с места. Тверякам можно золото и пушнины с медом послать. А от одного Ивана отобьемся, есть у нас один оружейник, ракеты пороховые придумал. Вылетают из труб все разом, штук по десять и среди врагов взрываются, аки бомбы, токмо сильнее. Тайну выдаю, да в безвыходном я положении. А кому поверить, как не своему… брату? Ты и впрямь, как отражение мое, диво дивное, не поверил бы, коль сказали. Ну, согласен, что ли помочь?

В кармане блямкнул телефон. SMS! Не извинившись, Юра выскочил как ошпаренный на двор, не отходя от избы, вытащил аппарат. На экране прочел сообщение от Вяземского: «Срочно сообщи год, день, час, место пребывания». Отодрал от ближайшего окна кусок занавешивающей его тряпки, просунул внутрь голову:

-Фома, мать твою, куда ты нас завел, как эта село называется?

-Сказывал же,- пробурчал тот,- Зябликово.

-Мямликово,- передразнил Юра,-  какой сейчас, день по счету, ну?!

-Тебя, видать, боярин, в пыточной по голове сильно били, а с виду цел. Второй днесь вересеня.

-Вересень, октябрь что ли? А следующий какой?

-Листопад.

-А, листопад, кажется, у вас октябрь, значит теперь сентябрь. Свободен!

Сообщение набирать не стал, буквы на телефоне расплывались, мелких же цифр вообще разобрать не мог. Нажал кнопку вызова. Как только инженер ответил, выпалил:

-6986 год, отнимите 5508, вересень, то есть сентябрь, 2-е число, время на моих часах- 20 часов 17 минут, 25 секунд.

-Сейчас синхронизирую,- сказал Олег Евгеньевич.- Как только секундная стрелка коснется 12-ти, скажите. Замечательно. Я кое - что придумал, постараюсь помочь. Еще раз предупреждаю, никуда из села не уходите.

-Ладно,- вроде как нехотя согласился Юра.- Правда, тут такое дело, очень важное, князю Страмскому нужна помощь. Новгород под угрозой, Марфу посадницу следует предупредить.

-Какое еще дело!- повысил голос изобретатель.- Ваша главная задача выбраться оттуда.

-Свобода в опасности!

-Вы что, выпили?

-А если наливают? Имею право и пригубить, как пострадавший от ваших псевдонаучных фокусов. Я еще на вас в суд подам. Да, чуть не забыл, гляньте в интернете, когда Иван III выступил в решающий поход на Новгород.

Вяземский сказал, что сбросит сообщение, еще раз предупредил, чтобы Юра ни во что не ввязывался и никуда с места не снимался. Липатов через окно вытребовал у Синевы чарку, выпил и тут же полез за сигаретами. Вот интересно, а дым они будут видеть или как? Сделал две полные затяжки. Голова захмелела еще больше, вспомнил, что не курил с самого утра и невольно порадовался хотя бы этому обстоятельству. Курить надо бросать. Пришло сообщение: «Иван III выступил на Новгород в ночь с 8 на 9 октября 1478-го года. Ждите».

Чего ждать-то? Умный этот инвалид-изобретатель, заслал черт знает куда, сам коньяк дома пьет, а вы «ждите». Нет, сейчас позвоню и выскажу все, что о нем думаю. Однако еще трезвая часть мозга подсказывала, что аккумулятор надо беречь. Пока раздумывал, шкала заряда на телефоне стала уменьшаться, и вдруг совсем пропала, экран погас. Юра сразу и не понял, что произошло, а когда сообразил, в ужасе опустился на землю. Дрожащей рукой вынул из телефона аккумулятор, потер контакты о рукав куртки, вставил вновь, но аппарат больше не подавал никаких признаков жизни. Это конец. Связь с 21 веком окончательно нарушилась, помощи больше ждать было не откуда и не от кого.

Ввалился в избу, сам налил себе браги, которую Фома называл хлебным вином, выпил. А что если попробовать? Последний шанс. Подошел к Никите, ухватил его за голову, закрыл глаза, подумал о своих коллегах по работе, представил вечную пробку на шоссе возле дома, словом, о 21 веке и врезался в боярина лбом. Да так, что искры посыпались на внутричерепном экране. На Пятницкой-то переместился во времени! Он не расслышал, что крикнул Никита и не почувствовал удара в грудь, настолько был погружен в свои внутренние ощущения. А когда открыл глаза, понял, что номер не удался, средневековый мир никуда не делся.

-Поспать тебе, боярин, надобно,- ухватил за плечи Фома,- давай на лавку, медвежьей шкурой укрою. Завтрева думать будем, как лучшее поступить.

Засыпая, Юра с пьяной, сладкой надеждой думал о том, что проснется утром у себя в квартире и посмеется над тем, что ему приснилось.  Как можно оказаться в 15 веке? Это же противоестественно, еще старик Эйнштейн говорил, что преодолеть скорость света нельзя, а уж попасть в прошлое…..  

Проснулся Липатов от вкрадчивого шепота. На соседней лавке лежал совершенно голый князь Страмской, а его синюшные ноги охаживала веником из трав щуплая, суетливая старуха. Она окунала веник в  глиняный таз с горячей водой, произнося непонятные слова, потом прикладывала его к телу Никиты. Заметив, что Юра открыл глаза, князь приветливо приподнял руку:

-Акулина говорит, что кости мои целы, но повреждены сухожилия, некоторое время на полатях провести придется.

Во взгляде Никиты не было ничего осуждающего, поэтому Липатов  решил не извиняться за вчерашнее. Однако о минувшем вечере ему напомнил Фома:

-Вино-добро, пьянство зло. Голова-то не болит, боярин?

Юра сполз с лавки, открыл портфель, валявшийся рядом, проверил телефон. Нет, аппарат был мертв. Настроение стало еще пакостнее, нежели обычно бывает с похмелья. И что за дрянь это хлебное вино? И впрямь шибануло, как будто пятисотлетнее. А этот Фома волю взял, ишь,  боярину выговоры делает! Подумал так и ухмыльнулся, видно я начинаю врастать в средневековую жизнь. Пока  бабка не закончила свое колдовство, о деле никто не говорил. Но как только она удалилась, прихватив с собой тряпки и травы, Никита приподнялся на лавке.

-И часа негоже. Придется вам вдвоем  отправляться в Новгород, а как окрепну и я прибуду. Передашь Марфе от меня письмо и на словах поведаешь, какая угроза над республикой нависла. Жаль именной перстень-печатку костоломы у меня забрали, да Марфа знает мою руку, поверит.

Вспомнив о запрете инженера куда-либо уходить из деревни, Юра хотел было что-то возразить, найти какой-нибудь повод остаться, но ничего не придумал. Просто упереться - не пойду и все? С этими средневековыми людьми шутки плохи,  засунут в печку как бревно или собакам скормят и вся недолга. Что за псина так настойчиво лает? Да и сидеть тут, смысла нет. Связь с 21 веком пропала и, вероятно, уже не восстановится. А Марфа мне очень любопытна. Неужто вылитая Аллочка? Стоп.

-Князь, а кем я   посаднице представлюсь, если мы с тобой на одно лицо, словно отражение? Даже родинки на теле, я посчитал, и те все на месте. Скажет, дьявол или  умом Страмской тронулся.

-Верно, Марфа знает, что братьев у меня с роду не бывало.

После этих слов начал мелко креститься Фома, переводя ошалелый взгляд с Никиты на Юру и обратно, будто еще вчера удивительного сходства в них не замечал. На дворе не переставала лаять собака.

-Псина какая-то прибилась,-  выглянул в окно Козьмин,- красивая шельма, благородная, видно от немцев сбежала, у них тут недалече слобода.

-Немцы?- задумался Липатов, сам еще не понимая, что за мысль по поводу немцев проскользнула в  голове. Ах, да, на днях в редакцию должны были приехать коллеги из Германии, обсудить возможность производства совместной научно-популярной передачи. Просили на время арендовать им офис. В самом телецентре дорого и раскрасили его под таблицу настройки каналов черте как, перед иностранцами стыдно, видно, денег под это кучу списали. Нужно предложить им офис в нашем здании на Дубовой роще. Дешево и сердито. Интересно, а ремонт на третьем этаже уже закончили?

Залез в портфель, проверил неработающий телефон, потом машинально вынул зажигалку, чиркнул. Фома, Синева и Никита охнули в один голос. Юра сначала и не понял, что произошло, а когда догадался, прикусил губу до крови. Они видят огонь! Никаких предметов из тех, что попали сюда со мной из 21 века, не видят, в том числе и зажигалку, а огонь от нее видят. Пламя!  Это же плазма, хоть и не очень горячая. Видимо, что-то связано с плазмой, которая не теряется в пространстве и времени. Поднес  зажженную зажигалку к ладони. Нестерпимая боль и запах паленой кожи и…. Куда-то уплыли стены избы, со всеми ее обитателями и  Юра увидел кирпичный дом, с припаркованной у ворот машиной. Липатов даже разглядел марку автомобиля - Ниссан-х-трейл. В небе над домом пролетел вертолет. Видение продолжалось всего несколько секунд, потом пропало. Снова изба, ошеломленные взгляды Фомы и Никиты.

-Да ты кудесник,- вымолвил Козьмин.- Огонь из пальцев выжигаешь.

-Ах, это,- пожал плечами Юра, схватив  подвернувшуюся под руку лучину, запалил ее от тлеющей печи.- Фокус, трюк, понимаете?

Собака громко лаяла  уже под окнами. Выглянул наружу, и снова его ждало потрясение. У стены, рядом с гигантскими лопухами сидела и виляла хвостом Ирна! Нет, ошибиться было невозможно. Шелковый коричневый окрас, та же стать и белое пятно на груди. А главное глаза. Юра очень любил собак и знал, что их глаза неповторимы. Лишь они полностью выражают собачью сущность. Как только выскочил из дома, Ирна сразу поставила ему на плечи свои мощные лапы, облизала лицо.

-Ирна!- обнял псину Юра,- дорогая моя, хорошая! А где профессор, где Олег Евгеньевич, он с тобой?

Огляделся, но инженера нигде не заметил.

-Ты одна?

Собака тявкнула, сунула морду в руки. Липатов сел на землю, закурил. Вдруг ему показалось, что Ирна превратилась в какую-то обычную, невыразительную шавку грязного цвета. Но это только на секунду. Перед Юрой, в самом деле, стояла Ирна, собака инженера Вяземского.

-Не понял, как ты сюда попала, но это уже прогресс, что-то видимо куда-то движется, так?

На пороге появился Фома. Он глядел на Липатова изо рта, которого шел дым, более, чем подозрительно.

-Откуда тебе вестима сия тварь, боярин, ты вроде как не бывал в здешних краях?

-Мир тесен, - поначалу неопределенно ответил Юра, а потом нашелся,- это моя собака, я с ней в Москву пришел, когда  заплечники меня повязали, затаилась, а теперь вот нашла.

-Мы же по реке шли, как след учуяла?- недоверчиво возразил стрелец.

-Поди их, разбери, братьев наших меньших.

-Да, любая божья тварь загадка,- почесался Фома.

Ирна вдруг тявкнула, взбежала на косогор, поджала хвост, зарычала. Юра с Фомой подошли к ней и увидели отряд конных стрельцов в синих кафтанах, направлявшихся по дороге к  дальнему лесу.

-За нами, не гадай,- нахмурился Фома,- сначала в сельцо заглянут, потом сюда пожалуют. Пронюхали, откуда я родом.

-Может, не по наши души?

-А что бы тут государевым стражникам делать? Они это, по одеже вижу. Бежать скорее надобно.

Фома ринулся к избе, но было поздно, то ли заметили их стрельцы, то ли еще что, но трое из них вдруг повернули коней, понеслись через поле к хутору. Упав на землю, прижав к себе собаку и зажав ей  пасть, Липатов отполз в густой кустарник, затаился. Всадники перескочили через ограду, затоптались возле крыльца.

-А что, доброе место для ночевки,- сказал один из них в кафтане с золотыми пуговицами, с высоким, расшитым перламутровой нитью воротником. Сытые бока коня он охаживал каблуками желтых юфтевых сапог.- Сюда обоз и подгоним.

-Место ладное,- согласился, оглядывая местность другой всадник, с широким палашом за поясом,- токмо никак не уразумею, отчего в Коломенском или сразу в Дьяковском к берегу не пристали. Теперь круг делай, по оврагам тащись. Колеса поломаем.

-Какой ты ворчливый, Дарьян, сказывал ведь тебе. Не желает государыня Софья, чтобы обоз на лишние глаза попадался. Тайно велено сундуки схоронить.

-В Дьяковском-то все готово? А то ждать еще придется. У меня баба на сносях.

- Готово, иначе не торопились бы. Там в холме, рядом с церквой Усекновения такую хитрую пещеру вырыли, что три колокольни с Китай-города поместятся. Одного камня на внутреннюю выкладку, больше чем на кремлевскую стену ушло.

-Да ну!

 -Вот тебе и да ну!

- Сколько всего подвод-то будет, не видал?

-Боярин Шакловитый говорил пять десятков. А так кто его знает, наше дело эти доставить. Давай, скачи к обозу, вертай передовой отряд, здесь заночуем, от греха, в Дьяковское  утром войдем. Эй, люди добрые, кто в избе, выходи к государевым слугам!

Из избы тут же вышел Фома, но уже не в кафтане, а в длинной крестьянской рубахе, лаптях, низко поклонился всадникам.

-Кто таков?

-Вольный землепашец, Фома сын Козьмин.

-Бумага отписная есть?

-А ну его к черту, Дарьян,- закрутился на лошади третий наездник,- на кой нам его бумага? Пусть брашно готовит и вино несет.

-И то верно. Принимай, хозяин, служивых, да слеги с дороги убирай, сейчас телеги загонять станем.

Фома поклонился еще ниже, побежал исполнять приказания. А Юра вместе с Ирной спрятался недалеко в лесу, откуда было удобно наблюдать за хутором. Умная псина не издала ни одного лишнего звука. Оставшиеся всадники спешились, по-хозяйски стали осматривать двор, вошли в избу. В груди Юры сердце забилось так же часто, как у собаки. Признают ли беглеца? Однако криков, ругани, а тем паче звуков драки, слышно не было. Впрочем, как бы Никита смог оказать сопротивление с побитыми ногами? Стрельцы вскоре спокойно вышли на крыльцо, потянулись, окликнули Фому:

-Ты энтого калеку, медведем поломанного, в баню, что ли перетащи. В избе, да в сараях братия царева встанет. Не бойся, за беспокойство заплатим щедро. Овес-то лошадям есть, али нет? Ладно, свой дадим.

Царева, значит, уже братья, не княжеская,- подумал Липатов. Быстро себе Иван Васильевич царский титул, по примеру владык Константинопольских присвоил. Да бог с ним. Главное, стрельцы Никиту Страмского не потревожили, видно он им сказал, что пострадал от медвежьих лап. Беглого в нем не признали. И как признать,  фотографии государственных преступников еще на стенах не вешают. Однако у  кремлевской охранки мозгов вполне хватит понять, что бежать Никите и его двойнику помог охранный стрелец Фома, а родом он из сельца Зябликово и схоронятся беглецы, скорее всего, там. Интересно, что за обоз они сюда притащили?

Не успел об этом подумать, как на двор стали въезжать крытые серой тканью повозки. За каждой следовал всадник с алебардой за спиной. У некоторых имелась пищаль с широким дулом. Все стрельцы нарядные, ладные, как с картинки, сразу видно - не простые воины, элитные, дворцовые. Сколько их было, сосчитать Юра издалека не смог, но всего, вместе с возничими, не менее двадцати человек. Повозки поставили вкруг напротив избы, сложили «шалаш» из алебард, рядом развели большой костер, принялись жарить на нем мясо. Зачем просили брашно, то есть еду и выпивку у Фомы, если своей снеди было предостаточно, непонятно. Но и Фома не жадничал, почивал не прошеных гостей курятиной, хлебом, щедро подливал им в чашки и кубки своего вина. Гости разговаривали громко, так что Юре их хорошо было слышно.

-Хороша работенка на энтот раз,- размахивал курицей на сабле пожилой стрелец,- ни крови, ни сраму, а деньгу имаем.

-Истина, Никлюд - поддержал его рябой сосед,- за грош трудов - пять целковых. Новую избу справлю, скотину заведу. Удружила нам государыня, нечего сказать.

Из избы почти вывалился человек в странном одеянии – коротких, чуть ниже колен панталонах, оранжевом, расшитом  зеленой нитью камзоле, съехавшем на бок черном парике. Что-то закричал на ломанном русском, потом явно на итальянском языке. Его втянула обратно в избу чья-то рука.

-Аристотель-то наш, совсем упился. Срамным пьяницей в Рим вернется,- покачал головой  стрелец, которого звали Никлюд.- И зачем его токмо Софья из дальних краев выписала, своих разве мастеров толковых не имаем?

-Запамятовал фамильное древо Палеолог?- отозвался другой - Никак племянница византийского императора, ей римское небо и люди по любому ближе, чем мы.

-Не боишься своих слов, а ежели донесу?

-А я чего, я ничего, донеси, коли дурень. Римляне нам и кремль новый ставят и церквы. Ладно у них получается, лепо, на то они и римляне. А уж тайник в Дьяковском, ты Никлюд верно сказал, сами бы  спроворили, к чему нам Аристотель?

-Ты, Байко, молчи о тайнике, велено ведь строго настрого язык за зубами держать. Вырвут, съесть заставят, потом на кол вместе с ним посадят.

-Токмо среди своих о нем и глаголю, а так молчу.

-Вот и молчи.

-И все же дюже интересно,- тут же открыл рот Байко,- для чего Софья книжицы старинные сначала в Византии от османов прятала, потом сюда вывезла, а теперь тут ховать собралась? И что в них ценного?

-То, сказывают,  латинские и древнегреческие фолианты из Александрийской библиотеки, приданное Софьино, потому и дорого ей. От кого прячет, не ведаю, верно от дьявола.

- Разве что так,- наконец согласился со старшим товарищем Байко.

Стрельцы замолчали, усердно принявшись за еду и вино, а потом вдруг начали один за другим клевать носами и вскоре уснули, повалившись, где были. На крыльцо вышел Фома, помахал в высоко поднятой руке зажженной свечой. Липатов понял, что это он подает знак ему и все же на всякий случай пустил вперед Ирну. Собака добежала до Козьмина, внимательно выслушала, что он ей сказал, вернулась к Юре, негромко тявкнула, повела к дому. Тут же выяснилось, что Фома подсыпал государевым людям сонного порошка и проспят они теперь глубоким сном до самого утра. Есть время собраться и уйти.

-Сегодня не признали, завтрева кто-нибудь еще прискачет, признают, я-то того рябого видал не раз, оставаться нельзя,- пояснил свою мысль стрелец.

-Как же с Никитой, он же ходить не может, опять на руках?- спросил Юра.

-Одну подводу у служивых позаимствуем, не обедняют. К заутреней у немцев в слободе будем.  Не слобода,  крепость, чужих не пускают, будь ты хоть княжеский клеврет. У меня  там знакомец есть, Ганс Шурмах, из торговых бюргеров. Обязан мне жизнью, однажды от медведя-шатуна зимой в лесу спас, а потом от пьяных мужиков, что немцев и голлантцев за чистоту и аккуратность ненавидят. Нас пустят. Шурмах часто в русские и ливонские княжества  с товарами московскими ездит, в его обозе до Великого Новгорода дойдем, главное, чтобы здесь оказался. Сразу бы туда двинули, да откуда я знал, что этих черт в Зябликово принесет.

Прикинув в уме, что другого варианта нет, Юра согласился отправиться в слободу, однако поинтересовался, что делать с Синевой. Убьют ведь ее стрельцы после такого воровства.

-С собой заберем,  отсидится. Хутор, конечно, могут пожечь, да мне все одно теперь от него толку не видеть.

Пока Фома с Синевой собирали в дорогу еду, одежду, а так же боярина Страмского, Юра разглядывал содержимое повозок. В каждой из них находилось по одному большому  сундуку, запертому на навесной,  замок.  Сундуки были явно не простые, сделанные из хорошего, пропитанного смолой дерева, обитые плотной тканью, охваченные по бокам и середине железными обручами и опечатанные государевыми двуглавыми печатями. Ключи долго искать не пришлось. Липатов их нашел на поясе Дарьяна. Он уже догадывался, о чем говорили стрельцы, перед тем как заснуть, а когда открыл сундук, понял, что не ошибся. Либерия!  Это была пропавшая библиотека Софьи Полиолог, привезенная ею из Византии и позже доставшаяся Ивану Грозному. Царь добавил ее своими фолиантами и тоже спрятал. С тех пор эта либерия называется библиотекой Ивана Грозного и ее никак не могут найти. А ведь возможно, что Иван Васильевич ее не перепрятывал, а оставил там же, где она была при Софье, в селе Дьяковском! Туда же направляется обоз.

Время разглядывать фолианты не было, да и  ничего  толком под факелами не разобрать. Юра, которого разбирала нервная лихорадка, принял твердое решение: одну повозку с сундуком забрать с собой. О том, чтобы увезти все, не могло быть и речи. Да и одной повозке Фома противился, так как она замедлит их передвижение и за ней обязательно пустятся в погоню, но поняв,  что боярин непреклонен, смирился. Козьмин запряг лошадей.

 Осторожно положив на телегу Никиту, с которой еле свернули на землю тяжеленный сундук, отправились в путь. Перед этим Фома хотел подпалить оставшийся обоз, но Липатов вовремя схватил его за руку с факелом:

-Ты что! История тебе этого не простит!

Фома ничего не понял, но послушался, поджигать фолианты не стал.  Юра сам попытался править повозкой с книгами, но у него ничего не получилось. Тогда за вожжи взялась Синева. Он и Ирна побежали рядом, хотя для Юры Фома оседлал лучшего коня.  В собачьих глазах читались и преданность и осуждение. Липатов не мог поверить, что все это происходит с ним и не во сне, а в реальности. Ночь, 15 век, библиотека Софьи Палеолог, то есть Ивана Грозного.

К иноземной слободе поспели, как только начало светать. У высоких ворот ходила стража с мощными пищалями на плечах, в медных латах,  шлемах с розовыми перьями. Сразу было ясно, что не русское войско. Преградили дорогу – найн, ферботен. Но судьба даже в далеких временах способна преподносить неожиданные подарки. К поселению подошел обоз, в котором находилась дочь Ганса Шурмаха. Она сразу узнала Фому и на вопрос где фатер,  скромно потупив глаза, сказала: «Фатер ист да». То, что ее отец здесь, в слободе, Липатов понял без перевода, он долго изучал немецкий и неплохо его знал. Однако решительно не мог понять речь, вскоре пришедшего Ганса, который, в отличие от дочери, говорил на каком-то странном германском диалекте. Шурмах без долгих расспросов приказал страже пропустить  гостей.

Юра, успевший наглядеться на нищую, покосившуюся московитскую архитектуру, давался диву. Игрушечная, чистенькая Европа, какую и сейчас можно увидеть во многих западных городах. Ровные, выметенные улицы, мощенные камнем и деревом, как  стрелы пронзали насквозь слободу. По обеим сторонам улиц - аккуратные, похожие друг на друга домики. Один меньше, другой больше, но никаких излишеств и бросающейся в глаза роскоши. Некоторую однообразность строений скрашивали цветы в палисадниках и на окнах. За каждым домом имелся просторный двор, скрытый от посторонних глаз высоким забором.

За Никитой принялась ухаживать младшая дочь Шурмаха Эльза. Она так заботилась о князе, что Юре показалось, будто в глазах Синевы появилась ревность. Хотя куда ей простой деревенской бабе мечтать о новгородском князе! Однако женщины всегда остаются женщинами, и с этим ничего не поделаешь.

Уложив Страмского в мягкую постель, Эльза накрыла на стол, принесла гостям рейнского зеленого вина в прозрачном кувшине. Юра с удовольствием выпил и закусил, не удивляясь уже благотворному действию средневекового алкоголя. Фома,  оказалось, неплохо говорил на языке Шурмаха и после непродолжительной беседы перевел:

-Торговый обоз на  Русу,  потом на Кенигсберг,  выдвигается через три дня, его поведет Питер Улофф, старый проверенный приятель Ганса. Он с ним поговорит и тот окажет ему любезность, возьмет двоих из нас с собой.

-Только двоих?- с сожалением спросил Юра.

Вдруг выяснилось, что Шурмах тоже говорит по-русски, правда, с тяжелым баварским акцентом. Ох уж эти хитрые немцы, во все времена одинаковые.

-Я, только цвай,- подтвердил Ганс,- подорожный бумаг уже составлен, без них передвигаться по Московии ферботен, нельзя.   Можем вписать нур, только цвай человек. Решайте, кто едет.

Тактичный  немец  даже не поинтересовался, что находится в прихваченной Юрой повозке, а когда узнал, что книги, глубокомысленно кивнул, гут. Лошадей распрягли и по просьбе Фомы, Шурмах спешно отвел их в общую слободскую конюшню, где они смешались с массой своих собратьев. На всякий случай.

Часа через четыре у стен слободы появились царские стрельцы, выпытывали, не проезжали ли здесь некие людишки о двух повозках. Предупрежденные немецкие стражи, на дух не переносившие московских стрельцов, только надменно крутили носами,  пыхтели и сквозь зубы бросали: «найн». Заехать в слободу стрельцы даже не пытались. Еще со времен Дмитрия Донского устоялось, что иноземцы живут в Московии в своих посадах и слободах обособленно и «никто не смей их трогать». А ежели что, немцы вправе дать отпор. Объяснялось это просто: иностранцы вели широкую и умелую торговлю со многими западными и северными княжествами, куда московитам ход был заказан, и налогами заметно пополняли кремлевскую казну, что во время войн было просто спасением.  

После недолгого совещания решили, что в Новгород  обозом отправятся князь и боярин, их переоденут так, что родная мать не узнает. Никита станет Петером Смальцем, а Юра Томасом Брюккером. Эти почтенные бюргеры недавно скончались от сердечных ударов. Фома, так же изменив облик, самостоятельно доберется до Твери, а там присоединится к обозу. Однако к вечеру у князя Страмского появился сильный жар. Пригласили лекаря. Тот пустил ему кровь, поставил пиявок, осмотрел ноги, сказал, что жить Никита будет, но в постели придется провести еще немало времени.

-У нас этого времени нет,- сказал еле ворочая языком, Юре Никита,- отправляйся к Марфе без меня, с Фомой. Я отпишу бумагу.

Однако ни в тот день, ни на следующий, Никита не смог даже взять в руки перо. Его бросало то в жар, то в холод.

Ну и лекари у вас тут, сплюнул Юра и попросил Эльзу надрать  за слободой коры осины. Когда девушка принесла целый ворох коры, велел сварить ее в чане и этим отваром поить новгородского князя. Самодельный аспирин действительно помог Никите и тот, наконец, погрузился в глубокий, спокойный сон.

-Вундербар! - всплеснул руками Шурмах.- Вы есть славный лекарь.

-Пустое,- отмахнулся Юра,- я бы и пенициллин приготовил да дел полно.

-Я хочу купить ваш рецепт.

-Зачем покупать, я не жадный, варите кору осины и пейте отвар.

-Найн, я должен покупать, так будет честно.

А что, подумал Юра, на этих невеждах можно состояние сколотить. И посоветовал в осиновый отвар добавлять еще  плоды шиповника. Аспирин с витамином С. Также научил  смазывать раны мелкомолотой серой, смешанной с сосновой живицей и воском. Подобную по составу ранозаживляющую мазь он часто покупал, но теперь не мог вспомнить ее название.  А еще рекомендовал собирать с хлеба плесень и пить ее с  теплым молоком при простудах. Пенициллин хорошая вещь.  Затем рассказал о пользе зверобоя, ромашки, подорожника и чеснока. Целебные свойства некоторых растений Гансу уже были известны, тем не менее, он старательно записал все, что ему наговорил Липатов и долго соображал, сколько за ценные сведения заплатить. Отсчитал десять рублей серебром, потом добавил еще рубль. Глаза Фомы, наблюдавшего, как боярин зарабатывает деньги в прямом смысле на плесени, чуть не выпали из орбит. Юра протянул Козьмину  четыре целковых, остальные убрал в портфель. Изумление стрельца только усилилось, когда деньги волшебным образом растворились  в воздухе. Опять Липатов забыл, что содержимое его портфеля окружающим не видно. Но Фома, уже знакомый с Юриными фокусами, быстро успокоился и низко поклонился боярину.

Сундук с книгами перетащили в погреб. Ганс  внимательно рассмотрел близорукими глазами двуглавую сургучную печать, подмигнул:

-Воровать нехорошо, тем более у государь. Голова четвертовать, а потом на кол.

-Наоборот, не лучше,- вздохнул Липатов.- Для дела надо, для истории. Ферштеен?

-О, я!- понимающе  кивнул  немец и больше  не приставал с нравоучениями, пошел обсуждать детали переправы гостей в Великий Новгород с приятелем Питером.

Сам же Юра, переодевшись в добротное иноземное платье,  под вечер отправился в село Дьяковское. Он не взял с собой Фому, а лишь выведал у него, как лучше до села добраться. За Юрой неотвязно следовала Ирна.

Передвигался по опушке густого леса, стараясь по возможности не выходить на открытую местность. Когда лес закончился, пошел по оврагам и лощинам, ориентируясь по реке и солнцу.  До Дьяковского оказалось не очень и далеко, но Юра все же утомился и когда с высокого холма открылся вид на село, с удовольствием опустился на землю. Между корнями многолетнего дуба, росшего на самом краю холма, он нашел удобный наблюдательный пункт.

Обычное село, каких он уже успел насмотреться: дряхлые домишки, крытые соломой, дырявые сараи, низенькие курятники и обязательное наличие на дворах нескольких ульев. Располагалось оно  на крутых холмах. На одном из них, крайнем справа - невысокая деревянная церковь о трех куполах. Двери ее были распахнуты, но никто в них не входил и не выходил. А вот под холмом был разбит целый военный лагерь. Возле двух биваков горели костры. Стрельцы снимали с повозок сундуки, тащили их внутрь холма, в котором вероятно и было сделано хранилище. Не трудно было догадаться, что это те самые сундуки, с книгами царицы Софьи. Один из ларцов был открыт, и фолианты,  выложенные из него, лежали на стоявшей рядом телеге.  Юре стало очень интересно, зачем стрельцы достали древние манускрипты, проветривают что ли? Вот бы еще пару фолиантов из либерии украсть! От этой сумасшедшей идеи Липатову стало весело, он потрепал Ирну за ухом, но она недовольно  отодвинулась в сторону. Не одобряет мою идею, решил Юра, собаки ведь великолепные телепаты. Любопытно, что там за книги?

Приказав Ирне оставаться на месте, Юра пополз вниз, скрываемый кустами волчьих ягод и густыми зарослями ольхи. Полз и думал - нет худа без добра, по крайней мере, теперь я точно знаю, где находится библиотека Ивана Грозного, врятли царь перепрятывал ее позже из Дяковского. По крайней мере, в других местах библиотеку не нашли.  Вот бы позвонить сейчас Вяземскому и рассказать о либерии! Нет, если он узнает, где искать библиотеку, возможно и не захочет вытаскивать меня из Средневековья, зачем с кем-то  делить славу? Впрочем, может зря я так об инженере, он производит впечатление порядочного человека.

У проселочной дороги, которую плотно обступали кусты, затаился. Стрельцы выходили из хранилища в холме по трое, брали сундук за ручки, волокли  в подземелье. Остальные воины, сидевшие вкруг за биваками, отпускали в их адрес незлобивые шутки. Они не могли видеть Липатова, даже если бы он поднялся в полный рост.

Дождавшись, когда стрельцы с очередной ношей скроются  в холме, пригнувшись к самой земле, побежал к открытому сундуку, спрятался под телегой, на которой лежали книги. Поднял руку, чтобы ухватить первый попавшийся фолиант. Но тут лошадь, которую еще не выпрягли из повозки, фыркнула, видимо, испугавшись, потащилась вперед. Колесо телеги попало в яму, она накренилась и  книги, лежавшие сверху, посыпались в  лужу. Юру ударило по голове колесной осью, и он свалился в грязь, оставшись на голом просматриваемом месте.

 В это время на дороге показались всадники, они приближались с такой скоростью, что времени на раздумье у Юры не оставалось. Он заскочил на повозку, а затем прыгнул в открытый сундук, закрыв за собой крышку. И сразу понял, что совершил большую ошибку: выбраться незаметно из этого терема уже  не удастся. Кроме того,  он просто задохнется через минуту. Чтобы этого не произошло, достал из портфеля газету, подложил ее с боку под крышку. Сквозь щель он видел остановившихся рядом всадников и подошедших к ним стрельцов. Видимо, приехало какое-то начальство. Один из наездников, в красном, подбитом золотом плаще, ругал стрельцов матом так, что его красноречию позавидовали бы матерые современные рецидивисты. Смысл его непечатной ныне лексики сводился к тому, что всех криворуких «неблазников», не умеющих четко выполнить  приказ государыни, он лично посадит на кол.  А уж тех, у кого из-под носа увели в селе сундук и две повозки, он вообще напоит  царской водкой,  вырвет глаза, вытянет все жилы по одной, предварительно содрав с упырей кожу.

Когда стрельцы, понурив головы, удалились, всадники разговорились между собой.  Один из сопровождавших крикливого начальника, сказал:

-Тут ведь, Григорий Всеславович, вот в чем заноза: узнают о пропаже государь с государыней и нас, ответных за дело, на кол вместе с этими чертями усадят. Надобно подумать.

-По-твоему, воевода Антип, я жабой болотной в младенчестве  вскормлен,- ответил Григорий Всеславович.- Думал ужо.  Сказывали эти  обалдуи кому-нибудь о своей оплошности?

-Святыми клянутся, что никому ни слова. Молчат аки рыбы.

-К рыбам бы их и отправить, да к чему далеко ходить. Проспали малую часть, теперь пущай до скончания веков большую охраняют. Понял?

Антип, моложавый  воевода в серебряном, с  красными перьями шлеме, натянул поводья неспокойного коня, осадил.

-А-а,- указал он пальцем на холм, в который таскали сундуки.- И то верно. Пущай стерегут. Кто теперь придет сюда сундуки считать, а и придут в купе не разберутся. А ежели спросят про энтих, скажем: воры в ловушку попали.

-Попа в храм нового надобно, чтоб не знал о лазе в хранилище за алтарем.

-Ужо распорядился. Нонешнего попа на Валаам черноризцем отправим, а сюда отец Арсений из Вологды пожалует.

- Ну, так, ну добро. И искать пропавший возок! Не иначе немцы увели.

-Ищем. Да к иноземцам не сунешься, палить начнут. И, думаю, ни к чему им государевы ценности красть.  Верно, разбойники из леса. На хуторе у них стоянка была. Весь, как есть, мы спалили. А немцы, нет, им проблем не надобно, хитрые.

-Все одно,  шибко много развелось иноземной твари на Москве, моя бы воля, всех немцев собрать в этой дьявольской слободе и сжечь.

-Любо слушать тебя, боярин. А сказывают, им вскоре еще одну слободу дозволят возвести, на Яузе. Так там целый град будет.

- Ладно, живее все заканчивайте!- напоследок приказал Григорий Всеславович, вонзил в коня шпоры, умчался с остальной свитой в сторону Коломенского.

Вскоре крышку сундука распахнули, и Юра понял, что наступили последние секунды его жизни. Однако внутрь никто не заглянул, а на голову Липатову начали сыпаться книги, которые бросали с соседней телеги.

-Не высохли еще,- говорил кто-то.

-Отчего намокли?

- Когда с лодки сымали, в реке подтопили. 

-Криворукие.

-За то ответят. Да сыпь шибче все без разбору, кому теперь оное надобно?

-Сказывают, самой Софье.

-Наше дело маленькое, мы ниже травы, перед Софьей бояре ответят.

Только бы на телегу не забрались, заметят, думал Юра. Но на повозку так никто залезать не стал. Липатову повезло, что все книги вместе с ним уместились в  сундуке. Он этому очень удивился, так как тот теремок, который он вскрыл, а потом похитил , был доверху забит фолиантами.

Крышку сундука плотно захлопнули. Пропал, понял Юра, оказавшись в  душной темноте, теперь пропал окончательно. О том, чтобы снова просунуть в щель газету, он и не помышлял.

Подняли, поволокли по земле. С наружи доносились еле различимые голоса:

-Где замок от энтого рундука, не видал?

-Кто его знает. У Димитрия надобно спрашивать.

-Димитрий и товарищи его более не жильцы.  Велено связать, рты тряпками заткнуть и вслед за рундуками в подземелье определить, на вечно. Так то. Упокой, господи, их души.

-Отчего в немилость попали?

-Спроси и тебя туда же на постой отправят.

-Не-е.

-Тады волоки, не спрашивай.

По изменившемуся звуку, Юра догадался, что волокут сундук уже не по земле, а по каменному полу. Когда движение прекратилось и все смолкло, рискнул приоткрыть крышку. Это был большой подвал с тяжелыми низкими сводами. По серым каменным стенам горели  факелы, освещая гору  почти одинаковых сундуков. У выхода, спиной к нему, стояли стрельцы и люди в иноземной одежде. В одном он признал того самого инженера, которого стрельцы называли Аристотелем. Инженер суетился, помогал затаскивать сундуки в узкий проход. Интересно, думал Юра, что за архитектурные изыски применил здесь этот итальянец? Подвал как подвал.

Вскоре в хранилище вошел воевода Антип, выгнал на двор всех стрельцов, схватил за плечо инженера:

-Все ли готово, римлянин?

-Я из Флоренции, Архип Никодимыч.

-Плевать. Лазы замурованы?

-Все как есть, полный порядок. Один - в церква, чтобы на потолке плита поднять, дави эти три  камня в стена. Что бы открыть ход к река, два этих и один тот камень.

-А как сверху подпол открыть?

-Я объяснял, алтарь развернуть на юг.

-К басурманам лицом что ли? Не гневи православного бога. Ха-ха. Ладнось. Ты ведь тоже иноплеменник, потому прощаю. Дьявол, все руки сажей факельной измазал. Вином придется отмывать.

 Воевода зашел за угол, раздался скрежет отодвигаемых плит. Но Юра не мог видеть, какие именно камни он нажимал, мешала гора сундуков. Архип Никодимыч остался доволен.

-Хвалю, - сказал он.- Кто еще про эти запоры ведает?

-Никто. Тех, кто со мной делать…

-О тех страдальцах мне вестимо, не продолжай. Вход в пещеру замуруете прочно, как не было его никогда. Снаружи травой с дерном обложите, водой польете. Чтобы и муравей не догадался. Проверю и смотри у меня, немец! Коли все исправно сделаешь, на чистый четверг золото из казны получишь.

Когда воевода с инженером вышли из подземелья, Юра выскочил из сундука, лихорадочно соображая, где бы лучше спрятаться. Выбраться наружу сейчас было невозможно. Если схватят, голову снимут сразу, без разговоров. Сундуки стояли плотно к стене, и между ними не было пространства. У входа раздался шум. Хотел было снова залезть в сундук, но что-то его удержало. И как оказалось, не напрасно.  В дальнем углу подземелья заметил бочку, оказавшуюся наполовину наполненной водой. Недолго думая, прыгнул в нее. Вытесненная телом холодная жидкость покрыла Липатова по самое горло.

В хранилище вошли стрельцы, навесили на ящик, в котором недавно сидел Юра,  замок, но закрыть его на ключ почему-то не смогли. Или заржавел или песок попал внутрь. Копаться с замком стрельцам явно не хотелось. Чертыхнулись, начали помогать товарищам, расставлять по подвалу остальные сундуки. Затем в подземелье появился дьяк. Во всяком случае, Юра определил человека по внешнему виду так. Был он в длинной рясе, колпаке, с тонкой бородкой.  Дьяк гусиным пером считал теремки, проверял на них замки, записывал что-то в желтую книжицу. Вскоре к нему подошел воевода в сопровождении стрельцов.

-Вот что, подьячий,- сказал Архип.- Все уже посчитано, я проверял. На тебе три целковых, отписывай бумагу, скрепляй своей печатью и отваливай.

-Пять,- не размышляя, назвал цену подьячий.

-А немного ли для твоей наглой ряхи?

-Поищи другую, воевода.

Сквозь верхнюю щель в бочке Юра видел, как подьячий принял кошелек с деньгами, поклонился, важно вышел из хранилища. Вот откуда коррупция произрастает, вот где ее корни!  Воевода что-то недовольно пробурчал себе под нос, снял со стены факел, медленно пошел по подземелью. Когда приблизился к бочке, Липатов набрал в легкие воздуха, плавно опустился под воду. Только бы не булькнуло и не расплескалось! Но Архип ничего подозрительного не заметил, только спросил одного из стрельцов:

-К чему тут посудина с водой?

-Для проказников замурованных.

-Они же по рукам и ногам будут связаны и с тряпками в пастях!

-Наше дело предложить, а их отказаться, ха-ха. Веревки срежем, не звери какие.

На это воевода не нашелся что ответить, махнул рукой. В ту же секунду в хранилище начали заводить стрельцов со связанными за спиной руками. Если бы Юра не слышал о страшном плане воеводы и Григория Всеславовича, ни за что бы ни догадался, что это те самые щеголеватые стрельцы, которых он обокрал на хуторе. Они были босы, без кафтанов, в одном исподнем, с побитыми лицами, всклоченными бородами. Вот ведь подставил я бедняг,  корил себя Липатов, выглядывая из бочки.

Стрельцов распихали по углам, разрезали путы, предупредив, что ежели будут кричать и проказить, молить о пощаде, перебьют палицами ноги и хребты. Однако несчастным видимо уже здорово досталось,  они не хотели принимать смерть в муках, молчали, только всхлипывали мокрыми, разбитыми носами. Стражники забрали факелы со стен, оставив лишь один, горевший в дальнем углу, как раз у бочки, где сидел Липатов. Входная дверь с грохотом затворилась, снаружи послышался лязг задвигаемого засова. Кто-то из страдальцев тихо запел псалом. Другой сказал:

-Все, братия, отседова нам ужо не выбраться. Погуляли по земле, погрешили, буде.

Сидеть в холодной воде Юре было  невтерпеж. Даже если бы в подземелье все еще  оставались стрельцы и воевода, врятли бы он поступил иначе. А потому выбрался из бочки, схватил со стены факел, поднял его вверх. Но факел начал мигать, гаснуть. Тогда Липатову пришла странная на первый взгляд идея. Он полез в портфель, который все еще умудрился не потерять, вынул газету, запалил с одного конца.

Узники подземелья в один голос закричали, завыли, забились в один угол. Юра вытянул пылающую газету вперед, сам сделал шаг навстречу. Потом еще один. Вой усилился. Почти все крестились. Наконец Юра понял, в чем дело. Их ошеломило не столько внезапное появление еще одного человека в темнице, вынырнувшего из бочки, сколько огонь перед ним, неизвестно от чего горящий.  Конечно, люди же не видят в его руках газеты, а огонь видят! Как же надоели эти средневековые приключения, оказаться хотя бы опять в 96-м году.

Споткнувшись об угол сундука, Юра случайно попал в пламя рукой, обжегся. И опять: сквозь стены он увидел редкие сосновые посадки, а за ними автомобильную трассу, на реке -  пассажирский теплоход. Видение быстро пропало, но Липатов с удовлетворением отметил, что существует прямая взаимосвязь времен и миров через контакт с огнем. Интересно, взаимосвязь с любым огнем или только с тем, что горит от  предметов из 21-го века? Прошелся вдоль стены, но других факелов не обнаружил. Тогда подошел к сундуку в котором сидел, открыл крышку, вынул первую попавшуюся книгу, вырвал несколько страниц, поджег.  История Тита Ливия, «Энеида» Вергилия, трактат Цицерона о государстве, чьи великие мысли и идеи теперь превращаются в прах?

Огонь поднес к руке, подумал о своей квартире на Алтуфьевке. Боль стала нестерпимой. Даже запахло горелым мясом, но никаких видений не появилось. Стены темницы на этот раз не растворялись. Ясно. Но не совсем. Обгоревшую газету убрал в портфель.

-Кто ты, дьявол, али ангел?- подал дрожащий голос самый смелый из обреченных.

Юра поднес огонь к его лицу. Кажется, это тот самый Дарьян, что на хуторе  выказывал недовольство, тем, что подземный схрон поручили делать римлянину.

-Ваш губитель и ваш спаситель,- спокойно ответил Юра.- Это я сундук у вас украл. За меня муки принимаете.

Дарьян выпрямился, сбросив с себя остатки робости, подтянул к локтям рукава исподней рубахи. Его огромные кулачища уже готовы были вступить в бой. Но Юра чиркнул зажигалкой и стрелец отпрянул.

-Я не хотел вас подставить. Вернее, не подумал, что из моей проказы может выйти.  Надеялся сохранить для потомков хотя бы один из сундуков с царской библиотекой. Ее сколько веков ищут, а найти не могут.  Выберемся отсюда, покажу, где украденный сундук. Вернете в казну, вам все простят, а на двух архаровцев - воеводу Архипа и этого важного гуся Григория Всеславовича, что вас сюда запрятали, напишите донос. Мол, это они сундук  украли, припрятали на время в лесу, а вы его нашли. Будут знать, как людей живьем замуровывать. Или нет. Не надо ни на кого доносить. Просто вернете книги и скажете, что отбили их у лесных разбойников. Вам еще награду дадут.

-Твоими бы устами мед хмельной пить,- сказал другой человек, возможно, Никлюд, старший товарищ  Дарьяна. - Токмо как мы отсюда выберемся?

-Я слышал, как воевода говорил, что здесь есть подземный ход к реке. Чтобы открыть проход, нужно надавить в стене несколько камней, да за сундуками я не увидел, какие именно булыжники следует нажимать. Второй выход в церковь. Тоже нужно знать комбинацию.

-Чего знать?

-Не важно. Подождем до ночи,  тогда и попытаемся потайную дверь открыть. Так,- поглядел Юра на часы, сейчас пять вечера, часов через шесть приступим. Пока осмотрюсь.

Запалив еще пару страниц древних манускриптов, которые горели с каким-то жалобным писком, Юра пошел к стене, где стояли воевода и итальянский инженер. Внимательно осмотрел кладку. Архип жаловался, что о факел испачкал руки, возможно на камнях, что он трогал, может остаться сажа. Так оно и было. На двух камнях, из пятого снизу ряда остались следы. Но инженер, вроде бы говорил, что нужно нажимать сразу три камня, где же третий? Юру так и подмывало начать проверку прямо сейчас, но удержался. Жизнь не раз подтверждала, что спешка - злейший враг любого дела.

-Кто ты?- опять спросил Дарьян. Остальные узники, кроме Никлюда, все еще с вытаращенными от ужаса глазами жались друг к другу.

-Долго объяснять. Ну, раз вместе придется время коротать, слушайте.

Так и подмывало Юру рассказать стрельцам о 21 веке, из которого он сюда попал. Очень уж хотелось кому-то выговориться. Но что поймут из его повествования эти несчастные, напуганные, невежественные люди? Поэтому ограничился лишь средневековой сказкой.

-Я боярин из Великого Новгорода, сопровождаю своего брата князя Никиту Страмского, что приехал к государю  Ивану Васильевичу с челобитной   принять еще одну откупную и оставить республику в покое. Но в нашем посольстве оказались предатели, нашептали царю, что мы злейшие враги Москвы. Нас скрутили, бросили в застенок, из которого удалось бежать.

-Знамо, по делам ворам и мука,- сказал кто-то из узников.- Нечего Москве противиться.

-А вы, значит, живете в Московии счастливо и забот не знаете?

-Забот не знают токмо птицы,- продолжал тот же голос,- а бояре вроде тебя везде кровь пьют.  Что в Москве, что в Новгороде, был я там.

-Отчего же, по-твоему, новгородцы не хотят Ивану подчиниться?

- Князьям вашим, боярам, торговым людишкам,  Польша да Литва по сердцу, там порядку  и денег больше. А простому люду, одного хозяина на другого менять, надобности нет. Еще не весть, что из того получится.

-А свобода, она разве не  имеет значения?

-Где она свобода? Нигде и ни у кого ее нет, даже у государя. Есть токмо одна свобода - божья. Вот окочуримся тут, и будет нам воля вольная на все времена.

-Я бы к русичам подался,- сказал человек, назвавшийся Селифаном.

-К кому, разве вы не русичи?

-Какие мы русичи, одно название теперь, истинные русские за морем холодным живут. Монах- Нестор, всю правду написал. Мой прадед чернцем был, читал. От тех русичей шведских земля русская пошла, да с тех пор много воды утекло. То татары, то половцы, то печенеги, всю кровь нашу перемешали. Оттого и порядка не имаем. Что один князь, что другой, все хрена не слаще.

-Зачем глаголешь, Селифан, не угодные богу речи?- вскинулся Никлюд.

-Перед богом отвечу, а перед людьми ужо поздно отчитываться.

-А новгородцы, русичи?- спросил Юра.

-Тоже помесь, но более чистая, от того и жизнь у вас слаще.

-Пойдешь со мной в Новгород, если выберемся?

-Лишь бы отселе подалее.

Время ползло медленно как никогда. Казалось, оно попало в какую-то огромную черную дыру и полностью замедлило свой ход. Липатов велел Селифану прислонить ухо к железной двери и слушать, когда стихнут шумы снаружи. Часа через четыре он крякнул - кажется, порядок. Тогда Юра запалил от зажигалки несколько очередных книжных страниц, приблизился к кладке, где уже обнаружил следы от пальцев воеводы. Жестом пригласил с собой тех, кто не боялся. С ним двинулись человек пять, остальные забившись по углам,  со страхом наблюдали. Два камня, на которых остались отпечатки рук Архипа вдавливались в стену, но третьего найти никак не удавалось. Юра вместе с добровольцами перепробовал все комбинации, но лаз - ни в стене, ни на потолке не открывался. В ход уже пошла вторая бесценная книга, но все было бесполезно. Беспомощно опустившись на пол, Липатов в отчаянии обхватил голову руками. Что же делать?

И тут одна из плит на потолке отодвинулась, в дыру, негромко поскуливая, заглянула Ирна! За ней появился факел, просунулась голова Фомы.

-Ну-ка, зверина, подвинься. Живы, что ли, горемычные? Юрий Данилович, ты там что ли?

«Юрий Данилович», как он узнал мое отчество? А, Никита, вероятно, тоже Данилович. Да не «вероятно», а точно, мы же с ним как никак братья.

Фома легко спрыгнул в хранилище, принял на руки Ирну, бережно опустил ее на землю. Затем протащил в отверстие охапку сабель и  факелов.  Собака тут же подбежала к Юре, начала ласкаться. Липатов отвечал псине тем же.

-Хватит лобзаться,- ворчливо, но незлобиво сказал Фома, сваливая клинки к ногам Юры.- Ежели бы не твоя псина, сгнили бы тут твои кости, боярин. Не думал, что полезешь в  пекло. Ирна прибежала за мной, привела сюда. Пробрался я незаметно в церкву и ненароком подслушал разговор двух заплечников, как отворять лазы. Потом в лесу отсиделся, а когда стемнело, сел на телегу, и проехал мимо холма, а перед стражей вроде как случайно обронил с воза бочонок пива. Кто устоит опротив дармовщины? Сонное зелье быстро свое дело сделало, как в прошлый раз, на хуторе.

-Так это ты, Вельзевул пакостный, нас опоил?- грозно шагнул к Фоме Дарьян.

Но Селифан охладил его пыл:

-Не время теперь счеты сводить. Как выбираться будем, через церковь?

-Нет,- ответил Фома,- надобно к реке. – На дороге два разъезда оставили, не ровен час заметят. Но и алтарь сикось-накось оставлять нельзя, отсюда его на место не вернешь.  Вы идите к Москва-реке, а я наверху управлюсь. Ирна тебя, боярин, ко мне приведет. Понял что ли?

-Понял, только, как лаз в стене открыть?

Оказалось, два камня Юра нажимал верно, а третий находился в дальнем конце стены, за сводом. Один человек, как он ни старайся, выбраться из подземелья бы не смог.  Потайной механизм сработал почти бесшумно, и в нижней части стены образовалось отверстие, в которое можно было войти на четвереньках. Первой в подземный ход бросилась Ирна. А Фома передал Юре свой факел, лихо взобрался обратно наверх, и вскоре за ним задвинулась плита на потолке.

Стрельцы, похватав сабли, устремились в проход. Один клинок протянули Юре. Он заворожено вращал  блестящей саблей перед факелом и никак не мог понять, как холоднокровно можно вонзать это железо в человеческую плоть.  Опять подземный ход, думал Юра, понарыли всюду, как кроты, недаром сейчас у нас лучшее метро в мире, гены.

Первым стрельцы пропустили Никлюда. Он шел медленно, вращал бородой, принюхивался. Ход далее был высокий, просторный, в отличие от того, московского. По бокам выложен камнем, потолок подпирался частыми дубовыми сваями. Кое где ход петлял и, казалось, не будет ему конца. Вдруг беглецы встали, сгрудились, пропустили Липатова вперед.

-Что не так?

Никлюд с Дарьяном топтались возле железной двери, обнаруженной справа по ходу движения, туннель же продолжался дальше.

-Зело любопытно,- ковырял пальцем навесной замок Дарьян,- для чего тут эта дверца вделана и куда ведет?

-Не все ли равно,- возразил один из стрельцов,- спасаться надобно быстрее.

-А может здесь и есть выход?

-До конца лаза дойти надобно, там поглядим.

-Ну, идите, догоню.

Почти все стрельцы последовали  дальше за неизвестным Юре стрельцом. У двери остались лишь Дарьян, Никлюд и Селифан. Юра не знал, идти ли ему дальше или тоже удовлетворить свое любопытство. Последнее взяло верх, все же когда еще окажешься в 15-м веке? Думать о том, что из этого Средневековья уже не суждено выбраться, Липатову  не хотелось. Ирна вертелась возле ног, а потом скрылась в темноте туннеля.

Все попытки сломать замок клинком, оказались неудачными, тогда Дарьян поступил чисто по-русски. Взял средних размеров камень и  раз пять ударил им по замку, затем уже снова навалился на него саблей. Душка запора, наконец, треснула, и дверь удалось открыть. От нее так же вел ход, который метров через десять уперся в решетку.

-Вот ведь понаставили рогатин,- ругался Дарьян. – Здесь-то как, запоров не видно?

-Вероятно, и тут нужно надавливать камни,- высказал предположение Юра,- не пройти.

-Из мышеловки выбрались и тут пройдем,- не унимался стрелец. Постучал мощным кулаком по стенам, подергал решетку, сбоку от прутьев посыпалась свежая замазка. -Застыть еще не успела.- Уперся ногой в стену и, ухватив железные прутья, потянул их на себя. Еще секунду и он бы лопнул от напряжения, но решетка стала поддаваться, медленно вылезать из боковых гнезд. Пошатал в разные стороны, вырвал из проема и бросил решетку на землю.- Что бы вы без меня делали?

Через несколько метров  ход привел в небольшую каменную пещерку. Но ничего в ней не имелось и идти из нее дальше было некуда. Дарьян разочарованно сплюнул, а Никлюд опустился на колени, стал щупать землю.

-Чего ты, друже, нюхаешь?- подтолкнул его в бок Дарьян.- Двинем обратно, нечего на пустое время терять.

-Пустое, говоришь,- хмыкнул Никлюд.- Отчего же земля рыхлая и в стенах вон дыры какие-то?

Юра только сейчас обратил внимание на небольшие отверстия в стенах на уровне груди. Посветив, заглянул в одно из них, но ничего не увидел.  А Никлюд и  Дарьян, начали, словно кроты выгребать под себя почву. Когда образовалась приличная яма, Никлюд махнул Юре рукой, мол, поднеси огонь ближе. Липатов приблизился к яме и с удивлением увидел в ней крышку сундука. Еще один! Неужто, и здесь книги спрятали? Только почему отдельно, за двумя запорами? Видимо, самые ценные.

-Пригнись, боярин,- потянул Юру за рукав Дарьян,- не пойму за что уцепиться. А, вот, нащупал. Давай, Никлюд, подымаем, вместе.

В пещере появилась Ирна, залаяла зло, нервно.

Опустившись на колени, Липатов сунул факел почти в самую яму. Селифан приготовился принять сундук сверху, тоже нагнулся. Ящик выходил из земли тяжело, с каким-то скрипом. Когда он уже был почти на поверхности, что-то щелкнуло, пропищало, просвистело над самой головой Юры. В ту же секунду Никлюд и Дарьян вскрикнули, повалились на землю. Одному железная стрела, вылетевшая из стены, пробила левый глаз,  другому правый бок. Селифану стрела лишь разодрав ухо, упала сзади возле решетки. Юра сначала не понял, что произошло, а когда осознал, впал в ступор. Так близко со смертью он еще не сталкивался. Селифан подполз к товарищам, ощупал.

-Мертвые, аки камни. Ловушка, видимо римлянин придумал, они мастера на такие затеи, знаю. Надо уходить, здесь, верно, еще что-нибудь прилажено. А ить любопытно, что в ларце.  Глянем, где наша не пропадала?

Юре было страшно, но он не возразил. Машинально ухватился  за ручку сундука, потянул вверх. Тоже сделал  со своей стороны и Селифан. И вот теремок уже стоял на краю ямы,  на нем, как ни странно не было замка, крышка отворилась сразу.

Но  рундук, выложенный внутри черным бархатом, тоже оказался пустым. В туже секунду в стене опять что-то заскрежетало. Селифан бросился на Юру, повалил на пол, прижал. Еще несколько стрел пролетели над их головами, выбив железными наконечниками искры из камней. Ирна опять пронзительно залаяла, повернув голову в сторону прохода в основной лаз. Побежала туда, но быстро вернулась. Послышались голоса и вскоре в проходе показались трое или четверо стрельцов с алебардами, секирами и саблями в руках. Да не беглые, настоящие, в синих кафтанах, красных шапках, при полном военном параде. Заметив беглецов, обрадовались:

-Вот они, голубчики, и то улов. Тех, что разбежались, ешо споймаем. А этих первыми на дыбе изломаем. Не сиделось вам тихо, теперь смерть лютую примите.

Ирна рычала, скалила зубы, металась по пещере, наконец, вскочила на земляной холмик, принялась разбрасывать его лапами. Невольно попятившись, Юра сполз в яму, поднялся во весь рост. Что-то под ногами хрустнуло. Правая нога провалилась в отверстие и никак не хотела выходить обратно. Помогая ей двумя руками, нащупал продолговатый предмет. Вынув ногу, достал и его. Это оказался железный короб, размером с небольшую книгу. И тут с потолка перед входом в пещеру с грохотом свалилась тяжелая железная решетка, перегородив стрельцам путь. А в стене осыпались камни, открыв неширокий лаз. Собака сразу же в него нырнула, а за ней, не раздумывая, последовали Юра и Селифан.

Сзади кричали, ругались, но Липатов уже не мог разобрать слов. Да они были и не важны. Путь по подземному ходу, в кромешной темноте, преодолели быстро, как две мыши. Когда уперлись в препятствие, Юра чиркнул зажигалкой, подпалил остатки газеты. Впереди оказалась невысокая деревянная дверь, закрытая лишь на внутренний задвижной замок. Селифан шарахнулся было от висевшего в воздухе огня, но чувство самосохранения взяло верх, не время пугаться колдовства. А Липатов подумал о том, не прижечь ли как следует себе руку, ведь, есть же взаимосвязь между воздействием на него огня и временем. Может, перемещусь в 21 век, если подержу огонь подольше? Нет, как- то не годится сейчас исчезать. Во-первых, здесь Ирна, она-то как переместится, ее тоже поджигать? А, во-вторых, и это, пожалуй, главное - Никита Страмской.  Князь возлагает на меня большие надежды. Менять историю я не хочу и не собираюсь, даже в параллельном мире, но съездить в Великий Новгород, чтобы  успокоить князя, придется. Исчезну, подумает, что испугался, сбежал, навеки проклянет. Не хочется о себе оставлять такую память, тем более, можно сказать, родственника.

И тут понял, что сам себя обманывает. Больше всего ему хотелось увидеть Марфу Борецкую. Неужто, они с Аллочкой тоже похожи,  как две капли воды? Теперь уже ничему нельзя удивляться. А если так, как не предупредить Аллочку о скором военном походе Ивана III?  

О том, что не хочет нарушать историю, почему-то сразу забыл. Дверь вывела к небольшой часовенке за холмом, густо поросшим лесом. С внешней стороны вход в лаз совсем не отличался от самого холма, пройдешь мимо и не заметишь. По левую руку за деревьями просматривалась река.

-Кажись, ушли,- выдохнул Селифан.- Что у тебя за коробица?

-Не знаю, в яме нашел,- ответил Липатов и машинально убрал теремок в сумку. Коробка пропала с глаз Селифана, стрелец перекрестился.

-Как хошь, боярин, а я от тебя теперь не отстану,- боязливо покосился на Юру стрелец.- Куда ты, туда и я. Нет мне другого пути. Я ведь десятник, все одно не простят.

-А твои товарищи, что с ними будет?

-Кого не схватят, на Дон подадутся, там воля. Эх, заварил ты кашу, боярин.

-Я не хотел.

-Так оно или нет, а колдуешь ты знатно. Ну, куда теперь?

-Ладно, десятник, пошли, Ирна дорогу покажет.

Умная собака уже тщательно обнюхивала землю, ловила запахи большим черным носом. Наконец, радостно тявкнув, повела к реке, изредка останавливалась, замирала, подняв одну лапу, словно гончая. Прошли берегом с полверсты, потом свернули в лес. По направлению движения Юра понимал, что приближаются к немецкой слободе, но не знал с какой стороны. Однако, когда с возвышения показались стены иноземного поселения, Ирна не повела к нему, свернула на звериную тропинку и тянула по ней еще с пару километров. Юра уже подумал, что псина заблудилась, но вскоре увидел небольшую избушку в лесу, похожую на сказочную. Только бабы-яги рядом не хватало. Ирна залаяла, и из леса вышел Фома.

-Для чего, боярин, этого шершня притащил?- недовольно вскинул он брови.

-Селифан жизнь мне спас, с нами в Новгород пойдет.

-Немец же говорил, только двоих в обоз взять можно.

-Что-нибудь придумаем.

Фома обошел со всех сторон Селифана, словно выбирал невесту, хмыкнул:

-Кажись, мне твоя рожа знакома.

-И твою не раз видал,- парировал стрелец.- В заплечных мастерах служишь?

-На мне крови нет, я токмо темницу сторожил, а ты, видно, из отряда Ваньки  Шакловитого. Знаем ваши способности.

-В глазах моих не ковыряй, в свои загляни. Каждый день убиенных, как поленья к Яузе носите.

Словесная перепалка между стрельцом и десятником продолжалось бы, видимо, долго, но Юра хлопнул в ладоши:

-Брейк, ничья, все вы тут, видно, хороши.

В немецкую слободу пробрались под покровом темноты. Хотя Юра с Селифаном и переоделись в немецкие кафтаны, принесенные Фомой, да лучше лишний раз не гусей не дразнить. По дорогам изредка проносились стрелецкие разъезды. Явно искали беглых, а, может, все еще пропавший возок с книгами. Юра уже твердо решил вернуть сундук, на кой он ему, куда книги денет, закопает? Оставит здесь? Так через пятьсот лет с лишним лет от этой слободы и духу не останется. Поэтому он сказал на утро Шурмаху:

-Когда уедем, выжди пару дней и доставь сундук с книгами в Москву или Коломенское, скажи государевым людям, что нашел его в лесу. Хотел я, чтобы стрельцы это сделали, которых я по глупости под монастырь подвел, да они разбежались. И потом, не известно простят ли их еще, даже если они вернут  фолианты. Здесь у вас, насколько я понял, сначала казнят, а потом разбираются. А ты за книги награду получишь.

Немец с этим спорить не стал, сказал, что исполнит все так, как велит боярин. Однако, с Селифаном будут проблемы, он не знает как включить его в список торгового каравана, утвержденный уже в московском приказе.  Юра же вспомнил о теремке, найденном в пещере, выставил его на стол, попросил вскрыть. Этим занялся проворный по части замков Фома. И буквально через пять минут ларец был вскрыт обычной железной булавкой. Когда крышечка распахнулась, все ахнули: внутри, переливаясь всеми цветами радуги, лежали различной величины прозрачные камни. Среди них заметен был и крупный черный жемчуг.

-Не было беды,- проворчал Фома,- да вот она.

-Отчего же беда? -вскинулся десятник.- Разделим честно, богатыми станем.

-Каменья-то государевы, а, значит, от бога. А у бога красть нельзя. К тому же, боярин Юрий Данилович нашел, ему и решать.

-Верно, прости, Юрий Данилович.

Очень польстило Липатову, что  его уже не в первый раз величают Юрием Даниловичем. Да еще боярином. Кем он был в 21-м веке? Простым журналистом, каких пруд пруди, а теперь уважение, да еще дело на него историческое, по спасению Новгорода возложили. Нет, нужно определенно подождать с огненными экспериментами, да и врятли получится переместиться с помощью огня в пространстве и времени. Видения - одно, путешествие -совсем другое. Он взял в руки голубой, не ограненный  камень величиной с крупный лесной орех, посмотрел его на свет. В нем играла целая Вселенная. Неужели настоящий, не стекло? Хотя, что это я, зачем стекляшки было прятать так далеко и глубоко?

-Для чего государь прятать такой богатств им эрд,  в земля, когда собрался в поход? - резонно задался вопросом  Ганс Шурмах.- Сейчас  ему нужны гольд, деньги.  Потом, на ларце нет герб государя.

-Видно, камни, как и библиотека, государыни Софьи,- сказал Селифан.

-Кто знайт, дас ист нихт  клар,- перешел Ганс на немецкий язык,- это не ясно.

-Чего тут выяснять, раз закопали, значит, пока не нужны, а нам пригодятся.

-Зело странно слышать сии крамольные речи от  верного царского пса,- ухмыльнулся Фома.- Давно ли перекрестился?

-Не твоего ума дела, костолом,- парировал десятник.

Никто  и не вспомнил о князе Страмском, который давно уже наблюдал за происходящим из соседней комнаты. Наконец, он подал голос:

-Тебе, Юрий Данилович, решать, что с камнями делать, да напомню, что наш Новгород в защите нуждается. Не бог ли послал нам эту помощь?

-И то верно,- сказал Юра, опять вспомнив о глобальной своей задаче.- Ты вот что, Ганс, возьми один из камушков, да отнеси кому надо, чтобы завтра в обоз взяли Селифана. Все остальное будет у меня, а там решу.

Немец принял изумруд, кивнул, сказал «гут», скрылся в дверях. А Юра закрыл ларец и спокойно, хотя и понимал, что опять вызовет у окружающих суеверный ужас, спрятал  коробку в портфель. Она мгновенно исчезла для Фомы, Селифана и Никиты, но никто при этом не перекрестился. Привыкают, отметил Липатов, это уже хорошо.

Утром прощаться долго не стали. Юра еще раз попросил Ганса вернуть в Москву сундук с книгами, обнял Никиту, посмотрел ему в глаза.

-Бывай, князь, просьбу твою исполню полностью.

-Окреп я немного, давай письмо Марфе отпишу,- приподнялся на подушках Страмской.

-Оно не понадобится,- помотал головой Юра. Он уже  решил, как будет действовать.- Главное, сил набирайся, у тебя впереди еще очень много дел.

На дворе крепко пожал руку Гансу Шурмаху, вложил в его ладонь еще один камушек, велел ухаживать за Никитой как подобает, не жалея средств. Перед тем как выйти к ожидавшему его на улице слободы обозу, спустился в погреб, открыл сундук с книгами. Взял первую попавшуюся под руку книгу небольших размеров, опустил в портфель. Самое удивительное было то, что чтобы он в него он не клал, вес сумки не увеличивался, все словно в космос проваливалось.

Обоз состоял из двенадцати крытых фургонов, запряженных в тройки сытых лошадей, двух карет для знатных немцев, решившись побывать на родине и нескольких телег с различной утварью. Сопровождали обоз десять верховых стражей в легких латах, с арбалетами и длинными мечами.  Торговых и других  людей  набралось в общей сложности человек восемьдесят, не меньше. Все в новенькой иноземной одежде, некоторые в длинных париках, начинавших постепенно входить в моду.

Побрились, подстриглись, оделись в лучшие кафтаны и панталоны и Юра с Фомой. На вид - два приличных бюргера, даже во взгляде Фомы что-то поменялась, пропала некая московская дикость и вечная настороженность. Их взял к себе в фургон Питер Улофф, приятель Ганса.  А Селифана определили…. в покойники. Когда Липатов узнал, каким образом будут вывозить из Московии Селифана, неприлично расхохотался. Но другого варианта, как утверждали немцы, не было. Якобы умершего накануне австрийского бюргера  Фрица Мюллера, положили в деревянный гроб, предварительно просверлив по бокам крышки отверстия. Селифан залезать в домовину поначалу отказывался, но после короткой реплики Юры - лучше быть условно мертвым, чем мертвым по настоящему, смирился. «В ящике дуть не будет,- издевался над десятником Фома,- чего тебе двести верст по кривой дороге».

Юра думал, что немцы переборщили с конспирацией, однако быстро понял, что это не так. Обоз останавливали, чуть ли не на каждом углу, тщательно проверяли количество людей и товаров, сверяли их с полученной в московском приказе подорожной бумагой. Вглядывались в лица, осматривали фургоны, залезали, чуть ли ни под хвосты лошадям. Стражи, мытари,  иные людишки, наделенные  государственными полномочиями, желали одного - мзды и немцы ее  без разговоров платили.

За Китай-городом, а объехать стороной Москву никак было невозможно, кто-то пытался открыть гроб, но Липатов так грозно стукнул кулаком по крышке и выдал такую мудреную, витиеватую фразу на немецком языке, что даже Улофф присвистнул. А страж, пытавшийся заглянуть в домовину, одернул руки и, сгорбившись, быстрее убрался прочь. Селифан, приоткрыл крышку, шутливо ухватил Фому за ногу:

-О мертвых не забывай,  живее будешь. Вина бы, что ль дал.

-Покойникам не положено,- ответил тот незлобиво, протягивая флягу с зеленым рейнским.

Ирна все это время бежала рядом с фургоном и, несмотря на частые остановки и проверки, не проявляла никакого беспокойства. Когда миновали последнюю московскую заставу, запрыгнула на возок, задремала. Под Тверью Селифан с облегчением выбрался на свободу.  Великое княжество Тверское хоть и было союзником Москвы, но, по возможности, старалось поступать в пику Кремлю, демонстрируя свое величие и независимость. А потому московские подорожные были тут не нужны, их не проверяли. К тому же   тверяки очень почитали иноземцев,  брали за проход по их землям самую малость. Юра напряг память, вспомнил съемки сюжета об археологических находках на Манежной площади. Профессор Векслер тогда рассказывал о том, что обнаружено много украшений из Твери. Чтобы написать текст, пришлось почитать историю. Так вот, в 1485 году Иван III предал своего  союзника князя Михаила, и московское войско взяло Тверь.  Так закончилась 250-летняя независимость Великого княжества Тверского.

Осталось восемь лет, прошептал себе под нос Липатов.

-Что?- спросил расправивший плечи Селифан.

-Скоро, говорю, Иван Васильевич и Тверь под себя подомнет.

-С него станется, с упыря.

-Зачирикал воробей на улетевшую ворону,- подначил бывшего десятника Фома.

Тот ничего не ответил, блаженно потянулся, подпихнул ногой гроб. Улофф сразу же сделал ему выговор - мол, не порть вещь, она денег стоит.

-Потому вы, немцы, и живете лепо,  что бережливы даже до пакости несусветной,- ответил Селифан, сожалея, что не удалось как следует разделаться с ненавистной домовиной.

От Твери, где долго не задержались, повернули на Великие Луки, а от туда уже на Русу. На вопрос, почему обоз не зайдет в Новгород, Питер ответил, что все равно московскому государю донесут, где мы были. Его подозрительность велика, по возвращении в Московию могут быть проблемы, лучше не дразнить царя.  В Русе, конечно, торг не велик, не то, что в Новгороде, еще не оправилась Руса от нашествия Ивана Васильевича, случившееся шесть лет назад, но и здесь пушнина и меда знатные, а еще есть хороший лен и выварочная соль. Ее везут из Швеции, и она значительно дешевле, чем в Пруссии и Саксонии, так что есть интерес.

Прошло хоть и шесть лет, а Руса представляла собой довольно печальное зрелище. Пожар будто пробежался по городу только вчера. Обожженные дома и храмы стояли среди неубранных пепелищ, как калеки. У одних не хватало стен, у других крыш и куполов. Крепостная стена вообще была полностью уничтожена и о том, что она когда-то стояла, говорили лишь  горы обгоревших бревен и углей по периметру верхнего посада.  Видимо, людям было не до восстановительных работ, ждали очередного нашествия московитов. И Юра знал, что они не ошибаются. Торжище располагалось ниже от города.

Немцы купили коней. Троих Улофф отдал, видимо по наставлению Ганса, беглецам.  Юре достался черный, длинноногий арабский скакун со снежно белыми сапожками. Липатов боязливо взял  за уздцы коня, не, зная, что с ним делать. Фома же и Селифан резво вскочили на своих лошадей, уверенно смирив их нрав.

-Что задумался, боярин, али конь не мил?- гарцевал возле Юры Селифан.- Давай мне, на двоих поеду.

Опозориться на людях Липатову вовсе не хотелось, поэтому он не спешил забираться на коня. Отвел Питера в сторону, протянул два желтых камня.

-Вернешься в Московию, от меня еще раз поблагодари Шурмаха, если бы не он, пропали бы мы. Вскоре вам, иноземцам, позволят построить большую слободу в Замоскворечье, между Полянкой и Якиманкой, пусть поставит себе хороший дом. И тебе спасибо.

-Когда то случится? - удивленно вскинул брови Улофф.

-Не помню точно, - замялся Юра.- Кажется, при Василии III, сыне Ивана Васильевича. Ему понадобится хорошая иноземная стража, вот и позволит строиться. Но потом слободу, воде бы сожгут, а  следующая  появится уже на Яузе. Не город будет, целое государство.

- Ты водишься с колдунами?

-Хуже, с изобретателями,- ответил Юра, чем еще больше озадачил немца.

А была, не была!  Неожиданно для себя, легко вскочил на коня, помахал на прощание Улоффу, слегка тронул бока скакуна и тот тут же сорвался с места. За Юрой последовали Фома и Селифан. Удержаться на коне оказалось гораздо сложнее, чем забраться на него, но, как ни странно, Липатов быстро освоился с ролью наездника, хотя до этого к лошадям он даже и близко не приближался, боялся их. Тоже древние гены, решил он.

К Дворцовым воротам Великого Новгорода подъехали под вечер.   Издали город не произвел на Юру особого впечатления. Невысокие стены из красного и белого кирпича, пузатые башни, а за ними соборы, один из которых точно был Софийским. На Волхове разнокалиберные торговые суда чуть ли не перегораживали всю реку, за городской насыпью до самого дальнего леса простирались ремесленные и торговые посады. Но когда приблизились к детинцу, Липатов всей грудью ощутил мощь и величие этого славного города.

Чудеса начались сразу. Только миновали ворота, горожане перед Юрой начали ломать шапки, кланяться, многие в пояс.

-Шибко уважают тебя, Юрий Данилович,- одобрительно произнес Фома.

 За кузницей, где кипела жаркая, в прямом смысле слова, работа, кто-то подхватил коня Липатова под уздцы. Фома и Селифан,  принявшие, не сговариваясь, на себя функции телохранителей знатного боярина, замахнулись на невежу кнутами.

-А, ну, не балуй, вертихвост!

Человек, было, отпрянул, но  все же не оробел, выпрямился.

-Не ждали тебя, Юрий Данилович, вскорости увидеть. Из Москвы весть прилетела,  царя Ивана ты прогневал.

Понять было несложно, Юру принимают за Никиту Страмского, как он, собственно, и предполагал.  Не объяснять же каждому встречному и поперечному, что они с князем похожи словно братья. Да и зачем, кому это надо? Окрепнет Никита, приедет в Новгород, сам все объяснит. Только что объяснит? Ладно, думать об этом пока рано. А человек в дорогом бархатном кафтане, но  простой наружности, продолжал удерживать коня.

-Великая радостная весть у меня для тебя, князь,- выпучивал он глаза,- Евдокия Белояровна вернулась.

-Какая Белояровна?- не понял Юра.

-Да-к, жена твоя, князь!

Час от часу не легче, на кой черт мне здесь еще жена, которую я никогда в глаза не видел? А человек не переставал тарахтеть:

-Ее поляки у степных татар отбили, у хана ихнего в  полоне была. В знак особого расположения, решили тебе ее вернуть и денег не требовали. Только, говорят, на Москву не смотрите, с нами будьте.  А Марфа им - на кой нам Москва, век бы ее не видеть. С Казимиром дружбу водить станем.  Ляхи тогда кричали - любо! Так домой что ли теперь, князь,  жену обнять?

К внезапно объявившейся жене ехать совсем не хотелось, разглядит в нем что-нибудь не то, крик поднимет, от бабских глаз ничего скроешь. Оправдывайся потом, если успеешь.

-Мне теперь Марфа Борецкая нужна по срочному делу,- сказал, как отрезал Липатов.- Где ее найти?

-Она за Волховом, на дальней слободе, с казимировскими клевретами, как раз ратные дела обсуждает, будет токмо в вечеру. А ты давай домой, людишек вперед пошлю, чтоб баню истопили. Соскучилась по тебе Евдокия Белояровна.

Делать было нечего. В конце концов, будет время осмотреться, войти в образ.

-Ладно, уговорил,- милостиво согласился Юра,- веди… как тебя?

- Всевка я, неужто не признал?- выпучил человек глаза, причем, правый глаз больше левого.- Стременной твой.

-Князя на дыбе ломали,- вступился Фома,- подрастеряешь память. Ты, давай, неблазный, показывай дорогу.

-Во как!- сочувственно покачал головой Всевка. Побежал вперед, расталкивая торговый и праздный народ.

Княжеский двор, на другом берегу реки показался Юре просто великолепным.  Новорусские дворы на Рублевке рядом не стояли. Он напоминал мини крепость за высоким забором из широких, хорошо подогнанных бревен.  За прочными воротами начинались многочисленные строения, среди которых   возвышался знатный резной терем с просторным крыльцом, крашенный в разные цвета и смешным петухом на коньке крыши. Загляденье.  Неплохо устроился Никита! К  дворцу, а по-другому и не назовешь, не остались равнодушными и Фома с Селифаном. Крутили носами, терли уши, с еще большим уважением, с почтением поглядывали на Юру, радуясь тому, что пошли с ним по одному пути.

-Не пойму я, - потер нос Фома,- это и твой двор или токмо брата твоего?

-Разберемся.

На крыльцо выбежала невысокая, но стройная женщина в светлом хлопковом платье. Каштановые волосы ее были подстрижены совсем на современный манер, аля каре. В коричневых глазах были и радость и испуг. Юра остолбенел, затем медленно стал сползать с коня. Что-что, а такого не ожидал! Это же Дашка, жена моя бывшая!

Юра прожил с Дашей Сметаниной всего четыре года. Это было самое счастливое время в его жизни. Потом уже появилась Аллочка и все остальные дамы. Они любили друг-друга своими юными, трепетными, незапятнанными еще сердцами. Но все закончилось довольно быстро. Изначально не давала нормально  жить теща. У Юры не было своей квартиры, а на чужой территории супружество превратилось в мучительное сосуществование. Затем, уставшая от вечного семейного напряжения,  начала меняться и Даша. Стала где-то пропадать, говорила, что у подруг.  А позже выяснилось, что связалась с какими-то кикбоксерами и самый главный из них, положил на нее глаз. Она не могла, боялась или же не хотела от него отделаться. Словом, в конце восьмидесятых Юра с Дашей перестали жить вместе, но еще долго сохраняли дружеские отношения. Когда-то он жалел о потере Даши не меньше, чем теперь о разрыве с  Аллочкой.

-Про Никиту Страмского пока никому ни слова, ясно?- бросил через плечо Юра двум своим охранникам. Те понимающе кивнули, не переставая пристально следить за Липатовым.

Жена увела Юру в светлицу, прогнала дворовых девок, сама сняла с него сапоги, начала омывать его ноги теплой водой с молоком.

А что, хорошие у вас тут порядки, думал Юра, не зная, что сказать. А Евдокия и не требовала от Липатова никаких слов и сама молчала, только смотрела на него влюбленными глазами, в которых была и печаль. Начала раздевать. Э, нет! Вот этого не надо. Никита мне никогда не простит. Мягко отстранил руки Евдокии.

-Устал я с дороги, не до секса,- сказал Юра и прикусил язык.- Не до любовных утех.

Даша, то есть, Евдокия, казалось, сейчас расплачется. Может, сказать, что я брат Никиты? Так она, поди, знает про его семью все, не прокатит. Обнял женщину за плечи, поцеловал в щеку.

-Почто обижаешь, князь?- подала, наконец, голос жена.- Да, была в наложницах у хана, так не по своей воле.

-Не виню я тебя, солнышко,- говорил Юра не с Евдокией, с Дашей.- Успокойся.

-Думаешь, осквернилась? Так убей меня сразу, не мучь.

-Давай до завтра отложим беседу, ладно?

-А любишь?

-Еще как. Поесть бы чего теперь. С немцами не пожируешь.

Оказалось, трапеза уже готова и накрыта в соседней комнате. На столе было все, что душе угодно: мясо, птица, грибы и вино с пивом. Юра пригласил своих товарищей, стременного Всевку, который привел за собой еще каких-то мужиков, усадил рядом и Евдокию. Но она через минуту упорхнула. То ли все еще обижалась на мужа, то ли женщинам тогда было не положено сидеть за одним столом с мужчинами.

-А скажи-ка, Всевка,- спросил стременного после первой чаши  Юра,- готовитесь ли вы к обороне?

-Как же, князь? Рвы без тебя углубили, стены подвели. подмазали. На седмице ляхи нам луки, стрелы, пищали привезли.

-Луки, это хорошо,- вздохнул Юра, -да много с ними не навоюешь. Страмской говорил… то есть, как обстоят дела с ракетами пороховыми?

-Про то с Марфой говори, я человек в том несведущий.

-А кто тот оружейник, что ракеты придумал?

-Так, то Михайло Бесстуда, забыл разве?

-Да, верно. Надо ему сказать, чтобы к ракетам стабилизаторы приделал, летать точнее будут. Наверное,  он еще не додумался?

-Сам и скажешь.

В терем вбежал холоп, отвесил поклон, выкрикнул:

-Марфа Семеновна пожаловать изволила!

В доме все засуетились, а Юра тяжело сглотнул, выпил вина, встряхнул головой - что делать, как встречать Марфу?  Да и жена тут, вроде, как бы чего не натворить, не поломать жизнь Никите. Зачем Марфу сюда принесло, как узнала-то?

-Я вестового послал,- похвастался Всевка, - а она тут как тут, до вечера не утерпела. Тоже, видать, соскучилась. Эх, бабы!

Юра вышел на крыльцо. Вороты двора были широко распахнуты. В них входили и въезжали многочисленные стрельцы, в сине-золотых кафтанах с высокими воротниками,  люди в обычной, гражданской, одежде. Наконец, появилась широкая повозка с полукрытым верхом. Лошадьми управляла крепкая женщина. Белый платок на голове с вышитым венцом, плотное красное пальто или платье в золотых звездочках и листьях, серое, осунувшееся лицо. На нем не было улыбки и вообще каких-либо эмоций.

Марфа, а ошибиться было невозможно, бросила поводья слугам, легко спрыгнула на землю, подбоченилась:

-Что у ворот не встречаешь, князь, загордился?

Да, это была Аллочка, только более взрослая, более уставшая что ли. Юра, собственно, этому уже не удивился. Скорее удивился, если бы была не она. Вспомнились строчки из Есенинского стихотворения Марфа Посадница: «…ой как выходила Марфа за ворота, письменище черное из дулейки вынула».  Дальше он не помнил, впрочем, и не до стихов было. Смотрел и не верил своим глазам, хотя уже пообтерся в Средневековье- легендарная посадница!

 К Марфе подбежала Ирна, обнюхала, осталась довольна знакомством.

Стоять дурнем на крыльце было неприлично, Юра спустился, остановившись метрах в трех от посадницы.

-Что не обнимаешь, князь? Смотрю, еще себе одну девку завел?- вдруг рассмеялась Марфа, указав тонким аристократическим пальцем, украшенным массивным желтым перстнем, на собаку.- Все тебе мало. А ведь это я за твою жену из полона вызволила, выкуп за нее большой дала.

Липатов недоуменно покосился на стременного, но тот лишь пожал плечами, мол, нам об том не вестимо. К Марфе, низко кланяясь, приблизилась Евдокия, поцеловала протянутую ручку.

-Ну, ты рад, князь, моей щедрости?

Надо бы что-то сказать, но Юра не мог подобрать нужных слов, все же вымолвил:

-Премного благодарен.

Марфа залилась смехом пуще прежнего.

-Ладно, провожай, князь, в хоромы,  обсудим дела государственные, а потом уже и сердечные.

Чего с ней делать, за руку брать или под ручку вести, или рядом идти, как у них принято? Потоптался, широким жестом указал на крыльцо.

-А ты совсем одичал в дикой Московии.

По крыльцу поднималась гордо, с прямой спиной, не глядя ни на кого. Легким мановением руки велела всей челяди удалиться. Юра посеменил в дом следом. Когда двери за ними закрылись, Марфа резко обернулась, бросилась на шею Липатову.

-Целуй меня, Никитушка, целуй бабу окаянную, все сердце ты мне изодрал. Не любишь ты меня, терпишь, а я изнемогаю, душу себе пытаю. Я ведь Евдокию  у хана купила, чтобы себе хуже сделать.  Давно знала, что она у Гирея, скрывала, думала, полюбишь. Ан нет, как ветер мимо меня проносишься, не останавливаясь. Так имей то, что тебе любо, мне для тебя ничего не жалко, ни перед чем не остановлюсь.

От неожиданности Юра даже подавился, хотя во рту ничего не было. Аллочка, она самая, пять веков прошло, а ничуть не изменилась. Вдруг сделалось скучно и неприятно, словно наелся опилок. А Марфа неожиданно отстранилась, даже несколько отпихнула Юру.

-Ладно, давай о важном. Слыхала, Назарка и Захарий изменниками оказались,   Ивану крест целовали, великим государем его называли.

Отдышавшись, Липатов налил вина себе и Марфе. Протянул кубок, в последнюю секунду осекся, пьет ли? Она приняла, сделала большой глоток. Юра же изложил посаднице все, что ему велел передать Никита, а от себя добавил:

-Мне доподлинно известно, что Иван Васильевич выступит из Москвы с войском с 8 на 9 октября. Он уже подговорил тверских и псковских князей идти вместе с ним. Новгород штурмовать царь не намерен, возьмет в осаду, станет выжидать. Если  не договоришься с королем Казимиром о помощи, через несколько месяцев республика падет. Вечевой колокол спилят, увезут в Москву, а тебя постригут в монахини.

-Это мы еще поглядим,- стукнула по столу кубком Марфа.- Я не Фома Курятник, буду стоять до конца, и новгородцы меня не оставят. Хотя и теперь уже немало тех, кто готов подчиниться Ивану. А от Казимира проку мало. Вертляв,  хитер, не хочет, что бы здесь владения Москвы были, но и с Иваном ссориться не желает, на двух лавках усидеть пытается. Сегодня говорила с его герцогами и епископами, за отряд кирасир по пять сотен требуют, обезумели. Да черт с ним, с Казимиром, иди сюда, сокол мой ясный.

Не успел Юра от первого натиска, как опять оказался в объятиях Марфы. Ее жаркие, страстные губы так сдавили его рот, что нечем стало дышать. Нос же утонул в ее пышных щеках.

-Пусть все горит ясным пламенем, только бы быть с тобой! Давай убежим пока не поздно, к Казимиру, к Карлу, к кому угодно, будем жить с тобой вдвоем, денег хватит, я запаслась.

-А как же Новгород?- высвободился Юра.

-Все одно не устоять, сам же говоришь, Иван меня в монастырь упрячет.

 -Да ты что, баба, ополоумела?!- заорал Липатов так, что, вероятно, слышно было и на дворе, а то и дальше.- Лезь на стены, бейся до конца, в этом твоя историческая миссия! –И, вдруг, умерил пыл.- Впрочем, все одно, биться вам не придется, сами отдадите ключи от города.

Обхватив голову руками, Марфа раскачивалась за столом, а Юра думал: вот тебе и человек-легенда, ради мужика готова родину продать.  Нет, ни на одну бабу положиться нельзя, в любой момент изменит, что родине, что тебе. Борецкая же вдруг преобразилась, смахнула слезы с глаз, сбросила с головы платок, обнажив густые светлые волосы. Аллочка, вылитая Аллочка.

-Ты меня не осуждай,- наконец, через силу произнесла она.- Утомилась я.  Конечно, Новгород и людей новгородских я не оставлю, даже ради тебя. Потому и вернула тебе Евдокию, живи с ней, а о Марфе позабудь. Так мне легче будет. Для того я  и пришла к тебе теперь, чтобы попрощаться. Собирай обоз, челядь и завтра же отправляйся в Польшу, в Альтштат, переждешь ненастье, а там видно будет.

-Да, я…

-Хватит! – хрустнула зубами Марфа.- Убьют тебя, и мне жизни не будет, что здесь, что в монастыре.

Не понятно было о чем спорить,  о чем вообще говорить, настроение женщины менялось каждую секунду. Липатов, вспомнив о содержимом портфеля, вынул ларец с драгоценными камнями. Борецкая не видела, как он его доставал, а когда заметила открытый теремок рядом с собой, подскочила словно ужаленная.

-Что это?

- Сокровище государыни Софьи Полиолог. Возьми, наймешь иноземцев. А я, пожалуй, действительно откланяюсь, лишний я тут.

Но Марфа вдруг застонала, в сердцах смахнула со стола ларец. Разноцветные камни разлетелись по всей светлице. Тут же опять бросилась к Юре, прижала руки к его бледным щекам.

-Не отпущу, никогда, со мною будешь. Только мой, мой, никому не отдам. А Евдокию твою велю на воротах повесить, сей же час. Отвергнешь, и тебя рядом с ней вздерну, на вече скажу, что князь московитам во время посольства продался, одобрят.

-Да ты на голову больная,- не удержался Юра,- тебе лечиться надо!

На ее верхней губе, покрытой еле заметным пушком, выступили капли пота, нос распух, глаза покраснели. Марфа стала очень неприятна Юре. Вытянул вперед руку, отстранился. Но это еще больше подстегнуло посадницу. Схватила его за грудки, притянула, припала к нему своими солеными губами. Целовала жарко, липко и между поцелуями бормотала:

-Будь что будет, видит бог, никого так не любила. Сладкий мой, ягодный, ну возьми меня прямо сейчас, все отдам! Даже Новгород! Договорюсь с Иваном, пусть правит.

Задушит ведь, ведьма, испугался Юра, послал черт подарок. Нащупал свободной рукой зажигалку в портфеле, поднес к лицу Марфы, чиркнул. Пламя вырвалось очень сильное, упругое, обожгло ей лицо, накинулось на пышные волосы. Огонь обжег, ослепил и Липатова. Посадница отпрянула, споткнулась о лавку и, не выпуская Юру, повалилась с ним на пол. Сильно ударился головой, ничего не видел, чувствовал лишь запах паленного.

-Отстань, стерва, сгинь! Пошла вон!- отбивался, как мог Липатов.

-Юра, Юрочка,- раздалось уже спокойным, заботливым голосом,- не пугай меня так. Кажется, ресницы задергались, живой, слава богу.

Открыв глаза, Юра увидел перед собой лицо Марфы, но не совсем. Прическа другая, макияж и дикости в глазах такой не наблюдается, хотя и проскальзывает. Кроме того,  сочувствие и сострадание.

-Отстань, стерва,- еще раз произнес Юра.

-Лоб весь в крови,- сказала Аллочка.

-Государь Иван Васильевич придет, кишки-то тебе выпустит. Князю Страмскому все расскажу, что ты за штучка такая и новгородцам о твоем предательстве поведаю. Сам с мечом у ворот Новгорода на защиту встану! И сокровище собери, не тобой найдены.

-Так,- выпрямилась Борецкая, приняла прежний отстраненный вид.- Допился, Липатов, тебе ни капли в рот брать нельзя. Зачем, спрашивается, на мостовую выскочил, башку себе об асфальт разбил? Прошу еще раз, закодируйся, иначе пропадешь.

Наконец Юра понял, что это уже не палаты Никиты Страмского, а тот самый хохлятская корчма, после которой он попал в Средневековье. Потрогал себе лоб - потный, горячий.

-А Ирна тут?

-Тебе меня мало? Развел гарем, защитник  новгородский. Завтра же знакомому психиатру позвоню. Ладно, ладно,- вдруг опять переменилась Аллочка. Прижалась к Юре, обняла, горячо зашептала:

-Люблю, люблю, видит бог, никого так не любила, сладкий мой, ягодный.

-Да вы сговорились что ли?- заорал Юра.- Идите вы все, куда подальше! Ты своей любовью убиваешь меня и весь мир. Пойми, наконец, огонь может быть и благом и разрушением, нужно же знать меру! Домой, домой, отмыться от грязи!

С этими словами вскочил, зацепившись за скатерть, стянул все содержимое стола на пол, оттолкнул Аллочку, ломонулся на улицу, опрокидывая по дороге стулья.

-Остановите его,- раздался сзади голос  Борецкой, - он еще не в себе!

За дверями корчмы, на Пятницкой дорогу Юре преградил лакей-зазывала, видимо, решивший, что клиент не расплатился.

-Не уйдешь,- дыхнул он кислым перегаром, замахнулся игрушечной палицей.

Юра схватил лакея за шиворот косоворотки, дернул на себя, попытался его перескочить, да споткнулся о ловко подставленную ногу. Обжегся о папиросу хохла.  Планируя, увидел быстро приближающееся знакомое лицо. Если точнее, лицо самого себя. Столкновение и тьма.

Очнулся на диване, долго смотрел в потолок, не обращая внимания на работающий телевизор. Сразу отчетливо понял - все что было, не приснилось. Никаких сомнений. Грудь наполняли тоска и сожаление. Теперь ясно- Аллочка совершенно ему не нужна, и напрасно переживал, что расстался с ней в 96-м году. Если бы не Марфа посадница, вновь вляпался бы в скверную историю. Но Евдокия, вернее Даша? Как-то совсем забыл о ней, а ведь она заслуживает внимания. Интересно, замужем еще или свободна? Позвонить, что ли? Нет, Дашка  ведь тоже меня предала. Теща, конечно, мешала нормально жить, но жена вместо того чтобы вместе бороться за семейное счастье, просто нашла себе другого мужика. Может быть по слабости, природной трусливости не смогла от любовника отделаться, не важно. Однажды предавший,  обязательно предаст снова. И потом, люди никогда ничего никому не прощают. Я не смогу забыть измену Даши, а она не простит мне, что я был свидетелем и даже жертвой ее предательства.  Так что, неплохо прокатился. Путешествия во времени бывают полезными. Теперь хотя бы ясно, что ничего в своей жизни менять не надо, все складывается так, как должно складываться. Влиять на судьбу можно, но не нужно. Интересно, а мое тело перемещалось в пространстве-времени, или только частицы путешествовали, а я так и валялся тут на диване?

Ничуть не удивился, выпавшим из портфеля старинной книге и желтому камню приличных размеров. Рассматривать их не стал, было почему-то неинтересно. Воткнул в розетку мобильный телефон, набрал номер инженера Вяземского.

-Здравствуйте, профессор, уже  не ожидали услышать?

-Где вы, что с вами?

-Дома у себя, в Москве. Путешествие удалось на славу, я теперь знаю, где спрятана библиотека Ивана Грозного.

Про либерию Вяземский, казалось, пропустил мимо ушей.

-Как вам удалось вернуться?

-Сам не знаю, какое-то влияние на пространство-время оказывает огонь. При этом тесное взаимодействие,- Юра потер лоб,- с людьми, с которыми когда-то встречался.

-Да, есть  некая взаимосвязь плазмы, материи и гравитации,  я теперь полностью, ну почти полностью, понял механизм перемещений, видите ли, пространство…

-В Великом Новгороде осталась Ирна.

-Вы все же туда добрались, завидую.

-Взяли бы да сами прокатились в 15 век.

-Не могу, мои предки жили в Англии,  точное, управляемое перемещение мне пока недоступно.

-Жаль, пропала собака, она мне жизнь спасла.

Юра взял и отключил телефон, а Олег Евгеньевич сам ему не перезванивал. Прошел день, а может быть больше. Юра не отвечал на звонки, пил вино и тупо смотрел в потолок. Ему чего-то не хватало, но чего, он понять не мог. Жизнь остановилась,  потеряла смысл. Подошел к зеркалу, глянул на свою измятую физиономию. Здравствуй, князь Юрий Данилович! А может быть, Вселенная создала человека, чтобы он что-то постоянно в ней менял,  управлял ею, перемещаясь в пространстве-времени?  Причем, неважно, на каком этапе ее развития. Возможно, в этом его главное предназначение. Мир вокруг нас похож на виртуальный, а компьютерную игру можно начать заново в любой момент, в любое время и проделывать это тысячу, миллионы раз. Меняя направление истории, мы создаем параллельные вселенные, новые миры. Не просто же мы, мыслящие люди, ненужная плесень на одной из планет Млечного пути! Так оно и есть.

Вызвал такси, велел шоферу ехать в Востряково. На кольцевой дороге передумал, сказал, что срочно нужно в Коломенское. Водитель недоверчиво покосился на пассажира, спросил про деньги. Тогда Юра без тени сомнений достал из кармана большой желтый алмаз, блеснул им в глаза шофера. Тот так перепугался, что на протяжении всего пути не задал ни одного вопроса, а в точности выполнял указания Липатова. А Юра сначала приказал остановиться возле  Коломенского музея, а потом указал пальцем на карту в навигаторе, где должно было быть село Дьяковское. 

-В Дьяковское Городище.

Среди холмов, к которым вела лишь грунтовая дорога, заметил палатку археологов. Подошел. В глубокой яме сидели два парня и одна девушка, счищали кисточками, найденный старинный хлам.

-Либерию Ивана Грозного ищите?- спросил Юра.

Молодые люди усмехнулись:

-Знали бы, где искать, нашли.

-Я подскажу. Приблизительно на этом месте в 15 веке стояла немецкая слобода. Я шел от нее на юг, не больше получаса, справа была река, метрах в семистах. За лесом стрельцы разбили лагерь, а в  холме сделали тайное хранилище. Туда и свезли из Москвы библиотеку Софьи Полиолог, жены Ивана Васильевича. Видел своими глазами. Думаю, Иван IV голову лишний раз ломать не стал, свои купленные и награбленные фолианты спрятал туда же.  Для ориентира - рядом с холмом стояла церквушка с четырьмя или тремя куполами, точно не помню. Найдете ее фундамент и считайте либерия у вас в кармане.

Археологи молча переглянулись, разом захохотали. Девушка вытерла о фартук руки, вылезла из ямы.

-Крепкие напитки ведь с одиннадцати часов продают, где успели-то? Поделитесь информацией, тоже хочется.

За ней выбрался на поверхность долговязый парень в тонких очках, закурил.

-Я знаю, где та церквушка стояла, на Велесовом Капище, на месте храма Усекновения главы Иона Предтечи. Но, вроде бы, соседние с храмом холмы проверяли, ничего интересного не нашли.

-Плохо проверяли,- только и ответил Юра.

 Раскрыл портфель, вынул древний фолиант, так ни разу и не просмотренный им, бросил, как ненужную вещь, к ногам девушки. Вернулся в машину, велел трогать. В боковое стекло видел, как археологи с жадностью накинулись на старинную книгу. То-то.

Инженер Вяземский дышал свежим воздухом возле своего дома. Рядом с ним спокойно лежала Ирна! Не может быть! Выскочив из машины, забыв взять сдачу, Юра бросился к собаке, обнял. Она облизала его горячим благодарным языком.

-Не верю своим глазам,- воскликнул, не поздоровавшись, - я же ее оставил в Новгороде!

-Догадывался, что вы вернетесь,- сказал Олег Евгеньевич,- у меня уже все готово.

-Что именно?

-Как что?- искренне удивился изобретатель.- Аппарат. Вы же собираетесь вновь отправиться в прошлое,- не спросил, констатировал Вяземский. - Вы наверняка осознали, что влиять на историю, создавать новые миры гораздо интереснее, чем сидеть безвылазно в нашем скучном времени, в котором невозможно ничего изменить. Так что, в добрый путь, больше осечек не будет. В прошлый раз из-за сбоя электричества и несовершенства компьютерной программы, ваши частицы, как бы это сказать, потерялись, заблудились во времени. То есть, вы- то всегда оставались здесь, ходили по современным улицам, а видели древние. Одной ногой были там, другой здесь.  Если бы вас убили, обратно бы вы уже не вернулись. Ирна же перемещалась в пространстве-времени по новому алгоритму, я кое-что изменил в программе, теперь стали доступны глубокие  погружения. Она отсутствовала в нашем мире всего пару мгновений. Для вас и для Ирны время текло по-разному.

-Как же она меня там отыскала?

- Собака,- развел руками инженер.- Перед отправкой я дал ей понюхать вашу записную книжку, которую вы у меня забыли, и  частицы Ирны быстро отыскали ваши в параллельном мире, заблудившиеся, но не пропавшие. Кстати, вы разобрались теперь со своими женщинами?

-Да, более чем,- ответил Юра и у тут же вскинул брови,- а откуда вы, собственно…?

- Не трудно догадаться, все мы одинаковые. Основной инстинкт все время сбивает нас с главного пути.  Так куда желаете отправиться на этот раз, обратно в средневековый Новгород? 

-Вы правы, нужно заняться глобальными делами. Хочу создать параллельный мир, где Великий Новгород остался бы свободным, и Россия пошла бы по другому, цивилизованному пути.

-Э-э, тогда вам нужно не в 15 век, а в 9, во времена призвания в Новгород варягов. Читали «Повесть временных лет»?  Если верить Нестору, бардак на русской земле  начался еще с незапамятных времен, и наша древняя история - сплошная кровавая бойня между  удельными князьями. «Пошел Ярополк походом на брата своего Олега в Деревскую землю. И вышел против него Олег и исполчились обе стороны. И была сеча великая. И вытаскивали трупы изо рва с утра и до полудня, и нашли Олега под трупами…» И так далее и в таком духе с 852 года по 1116. Как вам?

-Читал я повесть монаха Киево-Печерского монастыря. Только призвание варягов- это уж совсем болото древнее, непонятное, голову сломаешь. Отправьте обратно в 15 век, в Новгород, попытаюсь сам организовать его оборону, а Марфу уберу, не надежная баба, как и все женщины.

-Марфу? А, посадницу,- быстро догадался Олег Евгеньевич.- Как же вы собираетесь организовывать оборону?

-Ну, я знаю некоторые способы изготовления взрывчатых веществ: бездымного пороха, динамита. Сделаем мощные бомбы, отобьемся.

-Это за три недели-то до нашествия? Впрочем, ваше дело. Теперь в прошлом можете умирать сколько угодно. Так что играйтесь. Хотя….

До глубокого вечера Юра сидел в Интернете и внимательно изучал рецепты изготовления  различных взрывчатых веществ, адских пиротехнических смесей, конструкции кремневых и капсюльных ружей, бомб, мин. Взять записи с собой, по словам инженера, на этот раз было невозможно. И все же Липатов распечатал на принтере все, что могло пригодиться,  засунул плотную пачку листов во внутренний карман куртки. С профессором договорились, что вслед за ним он отправит и Ирну.

Итак, введя в компьютер год, день, месяц и приблизительный час  вхождения в иной временной континуум, Олег Евгеньевич помахал на прощание Юре рукой и задвинул его в камеру томографа.

 Вскоре перед глазами Липатова вспыхнула красная лампочка. Загорелась и погасла. Полная темнота. Минут через пять окликнул инженера. Тишина. Вытянул руку и не нащупал стенок томографа. Тогда свесил ноги, почувствовал пол. Встал. На ощупь стал двигаться в непонятном направлении и вдруг заметил справа слабый луч света. Похоже, он пробивался через приоткрытую дверь. Приблизился, заглянул в щель.

За огромным дубовым столом, уставленным пузатыми оплавленными свечами, медными кувшинами, блюдами со снедью, сидели бородатые мужики с подвязанными на лбах длинными волосами. Один из них водил по желтой бумаге гусиным пером, часто макая кончик в плашку с чернилами, другие ему диктовали: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидите  княжит и володети нами…»

Приходите княжить и владеть нами, пробормотал Юра. Черт, это же князья варягам письмо пишут. 862-ой год. Просил же инженера  обратно к Марфе в 15 век отправить. Точно, инвалид на голову, опять у него чего-то не срослось.

Сердце сжалось, сделалось необычайно горько и досадно. Еще со вчерашнего дня, как он от себя это не скрывал, ему вновь остро захотелось навязчивой любви этой взбалмошной, неуемной, непостоянной, но такой оказывается привлекательной бой-бабы - Марфы посадницы. Истина - любить нужно только тех, кто любит тебя. Неправ Вяземский, основной инстинкт не уводит от главного пути, а помогает по нему идти. Аллочка? Нет, у нее размах не тот, не по моим нынешним меркам.

Пнул дверь ногой, вошел в душное, почти смрадное помещение с тяжелыми сводами. Громко, отчетливо, голосом, не терпящим возражений, произнес:

-Здравствуйте, господа - князья.  Отныне будете писать, то, что я вам буду диктовать. Так-то.