Светлана присела у края берега и попыталась достать кончиками пальцев до воды.

-Тише, тише! Ты что?! – Я испуганно схватил её под локоть. – С ума сошла! Берег ведь скользкий. И глубоко к тому же. Не успеешь оглянуться, как унесёт. Смотри течение какое.

Течение здесь было и в самом деле страшноватое. Не сказать, чтобы особо быстрое, но какое-то неумолимое, неотвратимое как смерть. Ледяная до черноты вода плотной массой ползла вниз по течению. Туго закручиваясь и волнуясь, рокочущим потоком она тяжело упиралась в крутой обледеневший берег, неохотно отталкивалась от него, создавая медленные водовороты, затем обволакивала, упрямо гнула мёртвый камыш немного ниже по течению и неудержимой, мощной лавиной катилась дальше.

Меня передёрнуло. Я оторвал взгляд от реки и огляделся. Картина вокруг была также на редкость безрадостная. Внезапное похолодание словно навеки заморозило серость и унылость поздней осени. Я крепко обнял Светлану за плечи и повел её обратно в дом. По промёрзшему, похрустывающему инеем берегу к узкому просвету в густой паутине заиндевевших прибрежных кустов, где начиналась тропинка, окаймлённая чёрными скелетами деревьев. Меня снова передёрнуло.

Внезапно из прогалины, к которой мы уже почти подошли, выкатился долговязый щенок. Мы остановились. Щенок, заваливаясь задом и путаясь в лапах, весело побежал по берегу вдоль кустов. В ту же секунду за ним выскочила Марфа. Взглянула на меня, виновато вильнула хвостом и припустила за щенком. Я невольно заулыбался, глядя как она нервно суетится вокруг него.

Я подобрал Марфушу таким же длинноногим, нескладным щенком лет восемь назад. Уже восемь! А ведь для немецкой овчарки роды в таком солидном возрасте, да ещё и первые – это только кесарево. А остаться после них живой-здоровой, дав жизнь такому же здоровому щенку, – так просто чудо.

Я смотрел, как моя Марфа беспокойно крутится возле щенка, и продолжал улыбаться. После кесарева она не вставала три дня. Я ночами не спал, ухаживал за ней, думал, не выживет. Но, к счастью, обошлось. Однако Марфа, несмотря на свои мучения, к щенку все эти дни никого не подпускала. Даже меня. Да и сейчас не подпускает, хотя прошло уже больше трёх недель. Смотрит настороженно, исподлобья и молча скалится.

А на днях, когда я всё же осмелился потрепать щенка, Марфа опустила голову и глухо, протяжно зарычала. Я чуть не заплакал от неожиданности и обиды. Я, конечно, понимал, насколько силён будет материнский инстинкт у немолодой собаки, впервые познавшей материнство, но всё же… Правда, после этого она весь день виновато ходила за мной и жалобно заглядывала в глаза. Хотя до этого случая она ни разу не рычала на меня, ни разу! Даже после того, как года три назад я её с перепуга довольно сильно отлупил за то, что она выскочила на дорогу прямо под колеса машин. Ну, мы с ней тогда, в общем-то, оба очень сильно перепугались. Марфушку даже рвало от пережитого потрясения.

Я всё смотрел на суетящуюся вокруг щенка мамку и улыбался. Светлана тактично молчала, и я не сразу заметил, что она дрожит под моей рукой.

-Ох, извини. – Спохватился я. – Побежали.

В доме было натоплено. Я даже крякнул от удовольствия. Светка вдруг спохватилась, что забыла купить щенку молока с утра, укуталась потеплее и побежала в магазин.

-Буду через десять минут. – Сказала она, чмокнув меня в щёку.

Я улёгся на диване, включил лампу и раскрыл книжку. Читать не хотелось. А не хлопнуть ли рюмашку для настроения? Минуты две я боролся с соблазном, потом решительно закрыл книгу и встал. Не успел я сделать и шага к буфету, как внезапно слух резанул душераздирающий, захлебывающийся лай. Меня словно током ударило. Марфа! Я отшвырнул книгу и бросился к двери. Со всей силы врезался в косяк, кое-как засунул ноги в калоши, в панике запутался в ватнике, выругавшись, отшвырнул его в сторону и выскочил во двор.

Сводящий с ума, полный отчаяния и страха лай впивался в мозг, напрочь отбивая все мысли. Я мчался по ледяной траве, оскальзываясь и матерясь, сбивая с деревьев иней и обламывая чёрные ветки. Выскочив на берег, увидел, как Марфа с безумными глазами отчаянно мечется по берегу. Я подбежал и сразу же всё понял. Неуклюжий щенок, видно, подобрался слишком близко к краю обледеневшего берега, поскользнулся и упал в студёную воду. И теперь его, отчаянно барахтающегося, река медленно тащила вниз по течению.

-Как же это ты, а? – Немного успокоившись, спросил я, обращаясь к мечущейся под ногами Марфе. – Не уследила. Эх ты, мамаша.

Я попытался достать щенка, но не тут-то было. Берег был немного выше, чем мне казалось, а щенок немного дальше, чем надо было. Я занервничал: вода была очень холодная, а щенок ещё слишком мал. Он уже вяло барахтался, изо всех сил вытягивая шею.

-Как же это? – Растерялся я. - Как же ты так? Ну, ничего страшного. Сейчас вытащу, сейчас, успокойся.

Марфа судорожно металась, захлебываясь истерическим лаем. Опустившись на колени, я снова протянул к щенку руку, но опять не дотянулся. Я смотрел, как течение медленно уносит его, и не мог сообразить, что же делать дальше. Щенок, вытаращив глаза, беспомощно перебирал лапками, и видно было, что надолго его не хватит.

И вот тут я испугался. Чертыхнувшись, я вскочил, пробежал немного ниже по течению, чтобы схватить щенка, когда его будет тащить мимо, вновь встал на колени и приготовился. Вот сейчас. Я вытянул руку. Ещё чуть-чуть, ещё, ещё…

И не удержался.

Колени заскользили по покрытому ледяной коркой берегу, я судорожно взмахнул руками и сорвался в чёрную воду. Тысячи ледяных игл вонзились в меня, таких пронзительно холодных, что зашлось сердце, потемнело в глазах, и я чуть было не потерял сознание. На несколько мгновений я перестал что-либо видеть и соображать. Вынырнув, схватился за крутой берег, попытался подтянуться, но руки соскользнули, и я опять с головой ушёл под воду.

Дна не было. Жадная река, подмывая берег, выела в этом месте глубокие и долгие ямы. Калоши, полные воды, сразу же унесло течением. Я в панике захрипел, заколотил руками по воде, снова вцепился в берег, хотел опять подтянуться, но руки снова соскользнули. Я пытался выкарабкаться на берег вновь и вновь, но каждый раз срывался в воду. Тело начало неметь.

-Спокойно, - лихорадочно зашептал я себе, - спокойно, не паникуй.

Что есть силы я вцепился в берег, приник к нему и замер, чтобы не сорваться. И только сейчас сквозь пульсирующий шум в ушах услышал над собой сумасшедший лай. Щенок! Я осторожно повернул голову и увидел, как его, уже почти не сопротивляющегося, уносит вниз по течению.

Вдруг что-то горячее так сильно ткнулось мне в ухо, что я чуть не соскользнул в воду. Огромные, полные ужаса глаза Марфы глядели на меня в упор. В ту же секунду она сорвалась с места, понеслась вниз по берегу, потом словно натолкнулась на стену, заметалась на месте и вновь кинулась ко мне.

-Ничего, ничего, – прошептал я ей. Губы уже переставали слушаться. – Всё будет хорошо, Марфуша. Всё будет хорошо.

Марфа словно обезумела. Она молча металась по берегу, из пасти доносились только какие-то хрипящие, булькающие звуки. Её неистово бросало то ко мне, то к уносимому течением щенку.

-Ты беги, – бормотал я ей, пытаясь хоть ещё немного подтянуться на онемевших руках, – беги, давай, беги. Спасай его, я справлюсь.

Марфа как будто поняла меня и в одно мгновение исчезла из поля зрения. Ни рук, ни ног, ни тела я уже не чувствовал. Я прижался к берегу, вцепившись в него изо всех сил, приник к нему лбом и думал о том, что если сорвусь, то вряд ли уже выкарабкаюсь. Хорошо, что я без ватника. Сейчас уже Светка должна обратно идти, может, услышит? Хотя, вряд ли. Марфа что-то молчит. Мысли текли вяло и неохотно. Надо было какой-нибудь палкой доставать, что же это я?

В глазах начало темнеть. Из последних сил я держался на скользком выступе этого вроде бы и не сильно крутого, но такого непреодолимого берега.

И когда, почти ничего не видя и не слыша, я уже терял сознание, я вдруг почувствовал, как кто-то решительно схватил меня за рукав и рванул кверху.

Очнулся я на полу возле дивана. Голова не соображала. Я не помнил, как я добрался до дома. В памяти остались только колышущийся туман да какие-то смазанные, неясные картинки. Помнилось более-менее отчётливо, как меня втащили в дом, в лицо ударил горячий воздух, и я потерял сознание.

-Светка? – Просипел я.

Никто не откликнулся. Я оглядел комнату, но она была пуста.

-Свет? – Снова прохрипел я. Тишина.

Внезапно я почувствовал, как под боком что-то зашевелилось, опустил взгляд и увидел прижавшуюся ко мне Марфу. Я машинально погладил ее по голове. Марфа подняла голову и слабо вильнула хвостом.

-Ну как ты? - Так же слабо улыбнулся я ей.

Она молчала и, не мигая, глядела на меня. Целую секунду я смотрел в её неожиданно пустые глаза, а потом всё вспомнил. Вспомнил, что не было никакой Светки. И не было никого другого. А была моя Марфа, которая вцепившись в меня мёртвой хваткой, сантиметр за сантиметром вытаскивала меня на берег. А потом, рыча от натуги и выбиваясь из последних сил, тащила, тянула, волокла меня в дом. И затем измученная, дрожа от усталости, приникла ко мне, пытаясь согреть меня своим теплом.

-Марфа… – Голос мой сорвался, я притянул её к себе и крепко-крепко обнял. – Марфочка ты моя. Марфушка.

Слёзы навернулись на глаза, я обхватил ладонями её голову и прижался к ней лбом. Глаза у Марфы были закрыты.

-Марфушечка… - снова прошептал я.

И тут до меня дошло.

Я вновь как будто окунулся с головой в ледяную чёрную воду, сердце на секунду захолонуло, а потом бешено застучало в висках. Я снова судорожно оглядел комнату. Никого. Ни единого звука.

Я в ужасе посмотрел на Марфу. Её морда лежала в моих ладонях, глаза по–прежнему были закрыты. И вся она была какая-то обмякшая и неживая.

-Как же это, Марфуша? – Залепетал я. - Как же это, а?

Дрожащими руками я принялся гладить её морду. Марфа неподвижно и равнодушно лежала рядом. И тогда меня затрясло. Я схватил свою собаку, уткнулся в неё лицом и заплакал.

-Марфуша, - шептал я в её густую шерсть, - прости меня, Марфуша. Прости.

Я обнимал её, целовал в закрытые глаза, в горячий сухой нос, крепко прижимал её голову к груди, потом опять целовал и снова обнимал, и лепетал что-то, снова и снова прося прощения. Я даже представить себе не мог, что же чувствовала, что пережила в тот момент, там, на берегу, моя Марфа? Я мог только плакать и просить прощения.

Марфа не шевелилась и покорно выносила все мои терзания. Она просто молча и бездвижно лежала, обмякшая и безучастная, по-прежнему закрыв глаза. А я всё гладил её лицо и тихо плакал. От жалости к ней, пожертвовавшей ради меня своим первым и последним ребёнком, от осознания той глубины любви, которой я и не подозревал в моей собаке, а также от злости и бессильной ярости на самого себя.

Сквозь пелену слёз я увидел, как в распахнутые двери стремительно ворвалась Светлана и испуганно застыла на пороге.

-Что тут у вас случилось? – Голос её звенел от волнения. - Я тут шла…

Она неожиданно замолчала, испуганно разглядывая нас с Марфой, потом, ни слова не говоря, распахнула куртку и вытащила что-то из-за пазухи. Я безразлично подумал, что щенку это молоко уже вряд ли понадобится.

Но внезапно Марфа судорожно напряглась и стремительно вскочила. Я испуганно отшатнулся и увидел, как её неистово заколотило, но в ту же секунду она обмякла и тяжело осела на пол. Я в панике рванулся к ней.

И замер.

-Я шла из магазина, - тихо говорила Светка, такая милая, любимая моя Светка, – слышу, визжит кто-то. Подбегаю, а он в камышах запутался…

Но дальше я уже ничего не слышал. Я, стиснув зубы, пытался проглотить противный комок в горле и глядел на свою собаку. Она же, мелко дрожа, тихо лежала рядом и не сводила глаз со щенка, который, смешно качаясь на неверных лапках, радостно повизгивая, шёл к ней.

Я просто сидел, обессиленно привалившись к дивану, и смотрел на мою Марфу.

Вы когда-нибудь видели, как плачет собака?