СУГУБО МУЖСКАЯ ИСТОРИЯ
События, о которых хочу рассказать, произошли в начале 80-х в братской Республике Таджикистан. Времена тогда в Советском Союзе были трудные – самый разгар «застойного» периода, в магазинах – шаром покати, многие продукты питания и промышленные товары выдавали по талонам. Во многих семьях в славянских республиках население недоедало. В южных же республиках дело обстояло иначе – там мясные продукты в магазинах не переводились, товары промышленного производства – даже импортные не были редкостью. Кроме того, местные фрукты и овощи значительно обогащали рацион. Даже квартиру там можно было получить в течение года. Вот тогда-то и зародилось пресловутое движение «челноков». Ехали в Среднюю Азию предприимчивые жители из других регионов страны и оптом скупали всё подряд: консервы, электротовары, обувь, постельное бельё, одежду, посуду, мебель и многое-многое другое. Азиаты хоть и не любили пришлых, но относились к ним вполне лояльно, ибо все тогда жили в единой стране. Да и обитало в том же Таджикистане довольно много жителей некоренной национальности. Порядочно там осело немцев, сосланных на поселение ещё при сталинском режиме. Осталось и большинство рабочих, приехавших по вербовке на социалистические стройки: Нурекская и Рагунская гидроэлектростанции, Регарский алюминиевый завод, Калининабадский азотно-туковый завод, Душанбинский завод лёгкого машиностроения, Хатлонский хлопчато-прядильный комбинат и др. Стремились в Таджикистан на жительство и разные специалисты, прослышавшие о более благополучной, в отличие от Центральной России, жизни.
Влад Красавин закончил политехнический техникум и трудился начальником смены на одном из заводов в средней полосе Российской Федерации. Женился. Супруга окончила ПТУ и трудилась на фабрике швеёй-мотористкой. Скоро у молодой четы появился отпрыск. Оклад у главы семьи был, как и у всех инженерно-технических работников, весьма скромный. Супруга Тамара на свою почасовую оплату труда тоже не могла обеспечить семье достойное существование. Так и прозябала молодая пара в тесном домишке у родителей супруги. Как часто случается в подобных ситуациях, у зятя не заладились отношения с жениными родителями. Часто дело доходило до склок и скандалов. А уйти было совсем некуда. Скопить деньги и купить кооперативную квартиру у молодых реально не было никакой возможности. Владислав искал любую возможность, чтоб только бы заполучить отдельное жилище.
Однажды коллега по работе похвалился, что едет в отпуск в Таджикистан по приглашению к своему армейскому другу. По возвращении из гостей этот коллега взахлёб расхвалил преимущества жизни в далёкой среднеазиатской республике:
- Да у них там такие огромные дыни, что целой семье невозможно за раз съесть. А помидоры какие! Съешь один такой хороший плод с хлебом – и уже сыт. А персики – мечта, прямо тают во рту!..
- Серёга, ты по делу всё расскажи, а то что только про жрачку, - нетерпеливо призвал Влад.
- А что тебя конкретно интересует? Я всё подробно разведал и могу ответить, ведь мы с женой решили туда перебираться…
- Как у них насчёт работы обстоят дела? Сколько платят? И главное, меня интересует перспектива с жильём.
- Работы в Средней Азии хватает. Оклады повыше, чем в России, ибо за жаркий климат доплачивают 30%-ную надбавку. А как быстро квартиру получить меня мой тамошний друг научил.
- Ну и как это возможно и в какой срок?
- Очень просто. Устраиваешься на работу в строительную организацию и за год получишь собственную квартиру…
После разговора с Сергеем Влад затаил сокровенную мечту – уехать на жительство в южную республику. О своём желании он сказал Серёге и попросил помочь в этом деле. Тот такому обороту только обрадовался:
- Это даже веселее – на новом месте оказаться со старым приятелем. Только давай договоримся так: я поеду вперёд со своей семьёй, устроюсь там – друг обещал посодействовать, чтоб выделили на первых порах комнату в семейном общежитии. Потом ты приедешь.
- Ладно, - согласился Влад. – Связь будем поддерживать по телефону.
* * *
По прибытии в Таджикистан, Владислав устроился на работу мастером смены на Завод панельного домостроения при одном строительном управлении. Его семью поселили в подведомственном семейном общежитии. Тамара устроилась по специальности в швейный цех Дома бытовых услуг. Всё складывалось невероятно успешно. Продвигалась и очередь на получение собственной жилплощади. Доходы позволяли жить семье в достатке. Вот только с коренными аборигенами отношения не очень складывались. Различие славянской и азиатской культур удручало своей несовместимостью. Случалось, конечно, что изредка водили дружбу русский с таджиком, но подобные исключения только подтверждали сложившееся правило. А в реальности было так: две общности параллельно сосуществовали, как разные миры, контактируя от необходимости друг с другом. Местные чувствовали себя хозяевами положения, у них вовсю действовали клановые отношения, присущее азиатам стадное чувство невероятно обобщало их.
Так что, если случался конфликт между русским и таджиком, то последний всегда имел преимущество. Правоохранительные органы, властные структуры и судоисполнительные учреждения в первую очередь стояли на страже интересов коренного населения.
Все эти установки Влад скоро усвоил, но душой принять никак не мог, ибо резонно полагал, что жили-то все в единой Советской стране, значит и правила должны распространяться на всех одинаково.
На производстве в его подчинении находилось около сотни человек: таджики, узбеки, русские, немцы, татары и представители других народов. Как предписано штатным расписанием, подчинённые исполняли указания своего непосредственного начальника, но таджики всегда норовили выказать своё исключительное преимущество, выражая это в халатном отношении к должностным обязанностям, неповиновение руководителю. Сменщики Влада – узбек Шерали и таджик Сафар тоже спустя рукава исполняли служебные обязанности и повадились большую часть рутинной работы с документацией спихнуть на русского коллегу.
Подобное положение дел сложилось везде: если руководитель предприятия таджик, то заместителем у него русский, который и тащит на себе весь воз текущих забот. Такова была установка партийных органов – продвигать по служебной лестнице преимущественно местные кадры. Этак пресловутые идеи интернационализма воплощались в действительности.
Идёт планёрка в кабинете главного инженера Юрия Куфельдова. Присутствует весь состав инженерно-технических работников, порядка трёх десятков специалистов. Главный вопрос на повестке: угроза срыва месячного производственного задания и чем занять рабочий персонал в связи с отсутствием материалов и комплектующих деталей для изготовления выпускаемой заводом продукции.
Главный технолог Лена Шарипова приводит цифры по ходу выполнения месячного плана:
- …прошла половина месяца, а выполнение лишь на 16%. Бригады простаивают. Что будем делать, товарищ главный инженер?
- Снабженцы плохо работают: ни арматуру, ни цемент, ни щебень с песком не поставили нам. Отговариваются тем, будто в министерстве фонды не могут выбить в достаточном количестве. Ещё есть время – до конца месяца нагоним упущенное.
- Значит опять будет аврал, работа в три смены и в выходные дни! – проясняет ситуацию председатель месткома Мироныч. – Не лучше ли ввиду отсутствия материалов составить акт о простое, оплатить трудовому коллективу дни вынужденного безделия по установленному штатным расписанием тарифу и отпустить всех по домам? Иначе рабочие болтаются без дела, ропщут. А так может зашевелится наше начальство.
- Что вы? Что вы, Александр Миронович? – замахал руками Куфельдов. – Хотите чтобы нас всех лишили премиальных, а то и вообще выгнали с работы? Ведь в министерстве как решат: вы руководители, не смогли наладить производственный процесс в доверенном вам коллективе, значит не справляетесь с обязанностями… Пусть лучше рабочие убирают территорию.
- Юрий Владимирович, уже не только заводскую, но и все прилегающие территории вымели и вылизали – дальше некуда, - не выдержав, подаёт реплику Владислав.
- Ничего! Пусть продолжают в том же духе. Рабочий должен трудиться.
- Их уже раздражают эти мётлы с лопатами. Люди не хотят заниматься бесполезным неквалифицированным трудом. Они срываются, в коллективе назревает конфликт. Мне с трудом удаётся контролировать ситуацию. Особенно бригада бетонщиков Ольги Медвеженко выказывает большую агрессивность. Там половину коллектива составляют женщины и они с трудом справляются с эмоциями, - доводит Влад до сведения руководителя реальное положение дел на заводе.
- Пусть потерпят! Может быть на днях появится работа, - оставался непреклонным главный инженер.
Дело своё Владислав Красавин знал досконально, должностные обязанности исполнял в высшей степени добросовестно, за что и стал вскоре заметной фигурой на предприятии. В отличие от коллег Сафара и Шерали, которым всё было «до лампочки», переживал за своих подчинённых. Чтоб повыше у бетонщиков был заработок, так тщательно описывал в нарядах выполненные работы, что в производственно-техническом отделе не могли подкопаться и срезать часть причитающейся к выплате суммы. Кроме того, умело изыскивал дополнительные источники к заработку своих подопечных.
Но, как известно, кто больше трудится, с того и больший спрос. Сверху начальство дёргает указаниями, снизу рабочие подступают со своими проблемами. Вот и приходится крутиться как умеешь. А тут такая обстановка на заводе раскалённая.Вышестоящему-то начальству хоть бы что, а мастер непосредственно занят с рабочими. Должен, кроме всего прочего, и психологию человеческой натуры знать.
Сегодня опять с утра распределил персонал по местам, заняв неквалифицированным трудом, сам отправился в контору тормошить нерасторопное начальство. Однако, опять всё глухо! Заводское руководство ничем не обнадёжило. Надо возвращаться к рабочему коллективу и как-то держать всё «в рамках».
Бригады Медвеженко не оказалось на месте.
- Нынче бетонщики и не старались скрыть своего раздражения. Особенно женщины яростно бросали в лицо негодующие претензии, - удручённо подумал мастер.
Крановщица склада готовой продукции Яна сказала Владиславу, что бригада удалилась в самый конец заводской территории, за полигоном, туда, где сваливались бракованные железобетонные изделия. Попросту – это была свалка и там чёрт ногу сломит среди бесконечных груд наваленного за долгие годы производственного хлама.
Влад издали услышал раздражённые голоса скрывшихся за одной из груд рабочих. Среди всего гама особенно выделялся фальцет бригадирши. Климат в бригаде во многом зависел от её психологического настроя и Ольга Ивановна умело манипулировала помыслами доверенного ей коллектива. Женщина не имела даже законченного среднего образования, а признания на работе достигла благодаря заложенным природой лидерским качествам и возомнила будто вполне обоснованно может претендовать на большее. Трудно с ней приходилось мастеру.
- …плевать на таких начальников, - словно плетью хлестнула донёсшаяся до Влада фраза и в этот самый момент он выступил к митингующим из-за наваленных горой поломанных железебетонных панелей.
На небольшом пятачке, усеянном мелкими бетонными обломками, сгрудилось два десятка неистовствующих рабочих и вразнобой выкрикивали скопившееся на душе. Образовавшееся в крови чрезмерное количество адреналина требовало непременного выброса, ибо переполнило уже свыше краёв негодующее нутро. Мётлы, лопаты, кирки и другой подручный инструмент, небрежно разбросанные, валялись тут же под ногами. Бранно галдящая публика расступилась при виде мастера и он оказался в центре разъярённо негодующего скопища.
- О-о-о! Ещё один нарисовался, - с ненавистью бросила в лицо своему начальнику Ольга Медвеженко. – Ты лучше ответь нам: чем мы будем детей своих кормить в этом месяце?
Влад открыл было рот, чтоб как-то успокоить разбушевавшиеся страсти. Но не тут-то было. Со всех сторон на него обрушились необоснованные претензии, будто во всех страшных грехах его обвиняло небо. Никто не слушал его. Люди угрожающе размахивали, тянулись руками к нему. Мастер явственно ощутил действие стадного чувства в толпе. Отнюдь не обладая атлетическими данными, что он мог противопоставить двум десяткам взбесившихся людей? «В порыве невменяемости они способны просто растерзать, а тело спрятать на этой же свалке – никто и не найдёт»- обдала холодом пронёсшаяся в обречённой голове лихорадочная мысль. А вокруг разносились визглявое верещанье женщин и недобрые хриплые мужские выкрики.
И вдруг прямо напротив зажатого со всех сторон пленника возник с ломом в дюжих руках здоровенный 40-летний оператор виброустановки Нурали Амирбаев. Таджик отнюдь не выделялся среди товарищей по работе интеллектом, а посему особенно подвергся накалу страстей. Тем более, предводительствующая бригадирша откровенным взглядом явно поощряла того к решительным действиям. И он вполне созрел к их свершению.
Влад понял: вот он момент истины! Здесь либо – ты, либо – тебя… И он прямо взглянул в холодный лик опасности.
Недобрый металлический блеск застыл в напряжённом хищном взоре Амирбаева. Железный лом увесисто покачивался в привычных к его тяжести руках. Капельки липкого пота выступили на лбу нападающего. В ожидании скорой развязки мгновенно замерла вся толпа. Наступила гнетущая пауза. «Это всё!» - понял Влад. От безысходности какое-то яростное бесшабашное чувство вырвалось из глубин души и, неотрывно пронизывая таджика колючим взором, он в неистовом порыве дерзко пошёл с голыми руками на вооружённого ломом противника.
У оператора малодушно дрогнули руки. Глаза затравленно заозирались по сторонам, отыскивая моральной поддержки среди сотоварищей. Но всех разом охладил отважный поступок осаждённого со всех сторон мастера. Окончательно растерявшийся бедняга Нурали, не найдя поддержки в массе, с негодованием отшвырнул ставшее бесполезным орудие расправы и, позорно сникнув, понуро двинулся прочь от места событий. Остальные присутствующие, поражённые моральной стойкостью своего руководителя, виновато понурили повинные головы. Поражение их стало очевидным.
От Влада же враз отхлынуло напряжение и полное душевное опустошение постигло его. Скопившиеся эмоции требовали немедленного выброса. И впервые в жизни он, не сдерживая себя, ожесточённо обрушился на своих подчинённых:
- Твари вы! Сволочи! Я ради вас расшибаюсь, среди начальства нажил себе недоброжелателей, два выговора заработал… Нужны мне эти проблемы? Могу спокойно получать свой оклад, как Шерали с Сафаром, и ни о чём не беспокоиться. Теперь не ждите от меня доброго отношения. Пусть вам пишут наряды другие, а с меня хватит…
Никто не проронил ни слова в ответ, гробовая тишина повисла над недавним полем страстей.
- Я для вас так старался! Вот она благодарность за всё. Оценили. Эх вы!.. – укоризненно бросил в толпу последние обвинения мастер и твёрдой походкой покинул свалку производственных отходов, предоставив взбунтовавшейся бригаде осмысливать созданную самими же неприглядную ситуацию.
После конфликта Владислав Красавин не жаждал расправы над зачинщиками. Не стал подавать рапорт по инстанции о происшествии. Но слух на заводе о случившемся быстро распространился. Его авторитет взлетел на высоту в рабочем коллективе. Только теперь с провинившейся бригадой он установил сугубо официальные отношения со строгим соблюдением субординации и никакого сближения категорически не допускал.
Бригадирша при встречах виновато отводила глаза. Здоровяк Нурали униженно сносил собственную исчерпанность пред превзошедшим его духом мастером. Время шло и подавленность не оставляла в покое виновников инцидента.
Подошёл международный Женский день 8 марта. Красная дата – нерабочий день. А накануне, то есть, 7 марта, по окончании рабочей смены в кабинет к Владиславу неожиданно вошла Ольга Медвеженко. Мастер неприязненно вопрошал:
- Вам что нужно? Мой рабочий день закончился.
- Владислав Николаевич, так праздник же завтра! – не обращая внимания на неприветливый тон, проинформировала бригадирша.
- И что? Желаю вам массу наилучших пожеланий.
- Да нет. Я не за этим сюда пришла. Вся бригада вас ждёт в раздевалке. Ребята осознали свою неправоту и хотят повиниться. Не держите на нас зла. Не побрезгуйте в канун праздника выпить с нами бокал шампанского.
Неожиданное предложение, надо заметить, насторожило, застав врасплох Влада. Проползла липкая мысль: а вдруг это провокация? Дадут выпить, а потом расправятся без свидетелей и сдадут милиции. Скажут: пьяный набросился на кого-нибудь из рабочих. Тогда попробуй докажи, что ты не верблюд. Можно, конечно, послать их к чёрту. Но… если подчинённые действительно ищут контакт и случившееся послужило им хорошим уроком? Тогда как? В воспитательных целях не следует игнорировать сей встречный шаг. Так как же поступить: пойти на риск ради пользы дела или поостеречься? И Влад выбрал первое.
В помещении, отведённом под раздевалку для рабочих, царил дух напряжённого ожидания. Когда там появился мастер, присутствующие сразу расслабились. Нурали разлил шампанское по стаканам и один из них заискивающе поднёс начальнику. Зачинщица бузы Медвеженко произнесла тост:
- В честь праздника давайте выпьем мировую! И не держите на нас зла, Владислав Николаевич. Глупо всё вышло по нашей вине.
- Ладно! Как говорится, кто старое помянёт – тому глаз вон, - согласился Влад.
Рабочие поочерёдно чокнулись с ним, чинно распили вино, поговорили о том – о сём, чтобы восстановить порушенные было отношения. На том и исчерпан был конфликт. Мастер простил подчинённым опорочившую их выходку.
Время бежит в обычном ритме. Рабочие будни идут своим порядком. Больше ничего неординарного не происходит в жизни Владислава. Он продолжает ответственно исполнять служебные обязанности. Требователен с подчинёнными, что некоторым нерадивым работникам не очень нравится. Как водится, недовольные втихаря по углам принимаются порочить репутацию утвердившегося в авторитете мастера.
Известно: чужая душа – потёмки. Никогда не знаешь чего ожидать от посторонних лиц. Тем более когда эти лица являются выходцами из другого народа. А о коварстве азиатов издавна ходят легенды и к этому Влад не был готов.
Так, однажды, работая в ночную смену, он оставался, как всегда, единственным руководителем на заводе. Пошёл проверять правильность загрузки изготовленной продукцией пропарочных камер, расположенных снаружи, вне цеха. Обнаружив там технологические нарушения, потребовал их исправить трёх исполнителей данной операции. Те принялись пререкаться. Но мастер настаивал. Тогда дело дошло до потасовки. Вся троица была таджикской национальности. С криком: ты кто такой?- один из рабочих с лопатой бросился на принципиального начальника. Владислав едва успел среагировать, рукой отбив черенок обрушивающегося ему на голову шанцевого инструмента. Остальные двое немедленно бросились на подмогу своему соплеменнику. Подвергшемуся нападению ничего не оставалось, кроме как защищаться. И он остервенело принялся дубасить обидчиков. Печальным итогом обернулась неудавшаяся расправа для нападающих. Один получил сотрясение мозга средней степени, у другого было оторвано ухо и огромный фингал украсил половину физиономии, у третьего из разбитого носа долго сочилась кровавая жижа. Влад тоже был порядком потрёпан: руку ломило от полученного удара черенком лопаты, бока нещадно саднило.
Поспешившие на шум драки рабочие из цеха растащили дерущихся. Однако тем дело не закончилось. Кто-то из пострадавших позвонил из дежурной сторожки и вызвал милицию. Приехал таджик-сержант на мотоцикле.
Производство остановилось. Вся смена, около 40 человек, сгрудилась у места события - возле пропарочных камер. И тут обозначилось, вопреки пропагандируемым идеям интернационализма, расслоение общества на два противостоящих лагеря. Поголовно все азиаты были настроены против русского начальника, остальные держали его сторону. Таджикское большинство обступило стража порядка и затараторили с ним на своём языке. Сориентировавшись в обстановке, милиционер решительно приблизился к потенциальному обвиняемому и принялся высказывать ему претензии. Влад, не отошедший ещё толком от пыла прошедшей схватки, до глубины души возмутился таким оборотом и преждевременным выводам, сделанным до проведения надлежащего расследования, предвзятого представителя правопорядка:
- Почему вы, товарищ сержант, разговариваете со мной таким тоном будто я уже признан обвиняемым?
- Ты много не рассуждай! Сейчас в отделении быстро во всём разберёмся, - не церемонился представитель власти. – Вон как жестоко ты изувечил бедняг.
- А что, я должен был молча сносить побои этой троицы?
Пока длилось взаимное препирательство Владислава с сержантом в окружении обступивших их тесным кольцом очевидцев, один из пострадавших таджиков зашёл сзади и на виду блюстителя порядка сбоку нанёс неожиданный удар мастеру в лицо. Из рассечённой губы тут же брызнула кровь. Сержант, несомненно, наблюдал коварный замысел и не препятствовал его осуществлению. Влад развернулся к напавшему, чтоб достойно ему ответить. Но тут уже сержант, расторопно среагировав, мёртвой хваткой вцепился в чужеродца, не позволяя ему защититься. И всё-таки пострадавший, живо изловчившись, ногой крепко припечатал обидчику в пах и тот отлетел в объятия подхвативших его земляков. А Владислав, вырвавшись из цепких сержантских объятий, в пылу борьбы приложился кулаком и к его ненавистной физиономии… И что тут началось! Возмущённые правоверные такой дерзостью пришлого кафира, загалдели вразнобой:
- Он ударил милиционера!
- Мы все подтвердим…
- Тюрьма по нему плачет…
Мстительно поблёскивая недобрыми глазами, громче всех возмущался действиями мастера Нурали Амирбаев:
- Этот русский и раньше позволял себе хулиганские выходки. Он привык бить рабочих. Мы все пойдём в свидетели…
По прибытии в отделение милиции, сняли первые показания с задержанного. Сержант свою повреждённую физиономию представил, как отягчающее обстоятельство. Владислав понял, что дело принимает серьёзный оборот.
Прежде чем препроводить в камеру предварительного заключения, завели в какой-то кабинет, где находился человек в грязном врачебном халате. Он равнодушно взглянул на доставленного, измерил кровяное давление, спросил безразлично:
- На что-нибудь жалуетесь?
- Нет. Всё нормально.
- Тогда распишитесь в этом журнале.
- Зачем? – насторожился Влад.
- Это так, пустая формальность. Я вас обследовал – вот за это и распишитесь.
Арестованный поставил свою подпись в указанной графе.
Камера оказалось узкой и мрачной, как келья монаха-аскета,- три шага в ширину и восемь в длину. С противоположной от двери стороны располагалось деревянное возвышение наподобие сколоченного на скорую руку топчана. Да в углу у двери стояла «параша»- обычная алюминиевая 50-литровая фляга, в каких доярки хранят коровье молоко. Вот и весь суровый интерьер.
Ночь Влад провёл без сна. Метался по камере, как загнанный зверь в тесной клетке. Мысли зациклились на одном: что теперь будет?.. а вроде бы всё так благополучно складывалось на новом месте… сколько теперь дадут?.. тут ещё этот сержант под горячую руку подвернулся… эх, лучше бы таджики побили меня…
Наутро дежурный просунул в «кормушку» завтрак: кусок серого хлеба, кружку с водой и алюминиевую миску с какой-то вонючей бурдой. Было совсем не до еды. Узник через силу пожевал хлеб, запил водой, от похлёбки брезгливо отказался. И снова обрушилось вселенское одиночество. Он понимал, что раз всё произошло в пятницу, то до понедельника, видимо, никто не побеспокоит, придётся всё время выходных пребывать в мучительном ожидании. Владислав бесцельно маялся от безделья, шарил затравленным взором по обшарпанным стенам узилища. Вот хилый солнечный луч протиснулся сквозь зарешёченную щель под потолком. В его скудном свете зашевелился проснувшийся паучок. И так сразу вдруг потеплело на душе от того, что хоть какое-то живое существо разделило жалкую участь, постигшую несчастного арестанта. Встав на цыпочки, Влад приблизился лицом к насекомому, принялся разглядывать его. Определённо паучок ему нравился.
- Буду звать тебя Федей, - нарёк новоявленного приятеля он. – И за что ты со столь кротким нравом обречён пожизненно томиться в заточении?..
Сведя таким образом знакомство с меланхоличным сокамерником, Влад теперь обращался к нему, как к равному: разговаривал, наблюдал как тот в ответ подаёт кривыми лапками знаки, пытался понять эти условные сигналы. Время ползло медлительным слизняком. Сентиментальное настроение сменялось исступлённым желанием буйства. И тогда вихри страстей безумно метались в воспалённом сознании. А иногда раскаяние о содеянном невыносимо переполняло трепещущую душу.
В камере посветлело. Значит снаружи наступил день. Вскоре из-за стены донеслись звонкие детские голоса.
- Наверное детская площадка там, - грустно подумал Влад. Он тут же представил как ребятишки играют в песочнице, качаются на качелях, пинают мяч… И так болезненно защемило на сердце, что невыносимо захотелось на волю, к семье. Но суровая реальность грубо осадила разогнавшиеся было вольные мысли и столкнула в бездонный провал безысходности. Непомерная тоска снова наполнила душу, напомнив, что нет теперь хода в тот параллельный счастливый мир. И так стало жалко себя и одиноко, что впору бы завыть по-звериному…
Вечером загрохотали запоры, распахнулась окованная дверь и надзиратель грубо втолкнул внутрь ещё одного арестанта:
- Принимай постояльца, Интеллигент. Поди истомился в одиночестве?
Молодой детина обладал разбойной внешностью знаменитого Стеньки Разина: та же косая сажень в плечах, ядрёные кулаки, рябая физиономия и удалой блеск в очах. Такому за один только вид впору давать пяток лет сроку.
- Ничего себе! Послал Бог соседа…- опасливо подумал Влад.
Но незнакомец оказался вполне компанейским парнем.
- Лёха, - не подавая руки, представился он.
Так и познакомились. Выяснилось, что за плечами у Лёхи уже 7 «ходок» и он весьма искушён в вопросах арестантского быта. С интересом он выслушал криминальную исповедь соседа по камере и без обиняков вынес на это собственный вердикт:
- Много тебе не дадут. От силы – год на первый раз. За то, что ударил мента. И то может «поселенкой» отделаешься. А вообще-то чутьё мне подсказывает – отпустят тебя, Интеллигент. Не место таким на «зоне». Ты сделай мне одолжение. Как окажешься на воле, сходи по одному адресу и передай там, мол, Кувалда сказал – пусть Шурик готовит себе деревянный макинтош.
- Конечно схожу, - охотно пообещал Влад. – Вот только твои бы слова, да Богу в уши… не верится мне, что отпустят.
- Поживём – увидим!.. – только и молвил в ответ на крик души случайного попутчика хронический постоялец сих зарешёченных мест.
Следующую ночь Владислав опять проворочался на жёстких холодных деревяшках топчана. К тому же, всю ночь из соседней камеры доносились истошные вопли какой-то женщины. Из-за вентиляционной решётки слышалось как она громко и жалостно причитала: ах оставьте меня, я так больше не могу… да сколько вас там, чёрт возьми… И в ответ ей раздавалось циничное ржание облачённых в мундиры ублюдков.
- Менты развлекаются, - безразлично прокомментировал Кувалда. – Поймали какую-то дурочку и пустили по кругу. Метелят теперь беспощадно несчастную…
В понедельник с утра Влада доставили в суд. Ему неискушённому было совсем невдомёк отчего такая спешка. Разве возможно так скоро закончить расследование? Но всё произошло на удивление чудно. Кратко зачитали обстоятельства «дела». Судья торопливо вынес вердикт, не соизволив даже предоставить слово обвиняемому. В общем, закончилось тем, что обвинённого обязали выплатить штраф в государственную казну в размере 30 рублей и прямо из зала суда выпустили на свободу.
В полном недоумении освобождённый отправился к семье. Тамара встретила градом слёз. Рассказала, что все выходные пробегала по разным ответственным лицам. Ей сказали, будто муж находился в состоянии алкогольного опьянения в момент совершения проступка. Это показал обследовавший его в милиции доктор. В подтверждение он даже представил подпись задержанного в соответствующем регистрационном журнале.
- Вот козёл! – возмутился Влад. – А мне сказал, что расписываюсь, соблюдая формальность, за проведённый медицинский осмотр. Я ведь был абсолютно трезв.
- Попробуй теперь докажи, - безнадёжно махнула рукой супруга.
- Ладно. Я сегодня должен работать во вторую смену, но поеду пораньше – узнаю как обстоят мои дела.
На заводе Куфельдов затащил Владислава в свой кабинет. Пришёл и председатель месткома Мироныч. Как заговорщики, втроём затворились от всех и приступили к обсуждению животрепещущей темы.
Начал главный инженер:
- В общем так. Весь завод гудит, как разворошенный пчелиный улей. Коллектив разделился на два противоположных лагеря. Аборигены настроены против. Они подключили свои родственные связи. Даже прокурор одного из районов жаждет расправы. Но, к счастью, сейчас трудовые коллективы имеют большие полномочия и, если не совершено особо тяжкое преступление, могут самостоятельно разбирать в товарищеских судах нарушителей и брать их на поруки.
Председатель местного комитета добавил:
- Владислав, ты у нас на хорошем счету. О тебе сложилось благоприятное мнение в управлении. И в вышестоящем тресте наслышаны о твоих деловых качествах. Оказывается, начальник управления Логинов планировал забрать тебя к себе, на повышение. А тут такое дело. Это он подключился к твоей защите. У него большие связи в Душанбе, которые он и использовал. Так удалось тебя избавить от тюрьмы. Много пришлось в выходные нам похлопотать…
- Спасибо вам всем, - от души поблагодарил Влад, поняв наконец почему так скоро состоялся суд и он оказался на свободе.
Куфельдов продолжал:
- Товарищеский суд состоится через неделю у нас на заводе в актовом зале. До суда тебя отстраняю от работы – отдыхай, осмысливай случившееся. На судебное разбирательство приедут представители управления, так что, держи себя в руках. Велено передать, чтоб ты на суде молчал, как партизан на допросе, и не вступал в дискуссии. Всё остальное, как надо, сделают без тебя.
На том и порешили.
Судилище прошло как-то спонтанно и сумбурно. Всё свелось к бестолковому натиску жаждавших удовлетворения местных аборигенов. Особенно распалялся поражённый, в своё время, в достоинстве всё тот же неугомонный Нурали Амирбаев. Но высокое представительство, наделённое доверием трудового коллектива, вынесло безапелляционное решение: строго осудить неприглядный проступок и объявить мастеру Красавину выговор, а также, для последующего исправления нарушителя трудовой дисциплины рабочий коллектив обязуется взять его на поруки сроком на один год.
Тем и закончилась вся эта авантюрная эпопея. А через месяц, когда страсти в коллективе поутихли, Влад оказался в управлении на должности инженера оперативно-технического отдела. Теперь он приезжал с проверками на подведомственный Завод панельного домостроения…
P.S. Неисповедимы пути твои, о Господи! То ты низвергаешь любого раба своего на самое дно, а то можешь запросто возвысить до невероятных высот.
Поди разберись тут во всём… без поллитровки!..
Слоями пыльными
пути господние
сокрыты от рыщущих глаз.
Печами плавИльными
стоят преисподние,
чтоб отрабатывать нас.
Душа, словно бабочка,
коконом скована, -
вспорхнуть – не пущают грехи.
Прихлопнут тапочком –
связь с жизнью оборвана…
- сколь служат в миру панихид!
Взалкали, сирые!..
На что надеемся?
Спаситель от нас отдалён.
Сатану провоцируем:
мол, в раю разговеемся!
- всем свыше финал определён.
Напрасны хлопоты, -
не все мы прокляты
и жизнь нам – в единственный раз.
«Докажут опыты –
в науке проблески!» -
вещует пророческий глас.
Побольше похоти
для плоти алчущей:
погрязши в грехах и умрём!
…В безумном грохоте
по жизни скачущий,
настигнут и я сентябрём.
