На фоне созвездия Стрельца снова нарисовалась его дрожащая рука с кубком.

- Петро, ты где?

- Здесь я, Господи, справа,  глянь на Водолеев.

- Ты мне, Петро, это брось – Господи!  Это я на службе тебе Господи, а щас мы отдыхаем, расслабляемся. Чо не наливаешь?

- Может, хватит, Господи?  Ведь натворишь опять чо-нить, как в прошлый запой. Это ж надо было додуматься – обезьяну обрить с ног до головы!  Мерзнут они теперь, эти, как их ты там обозвал – людишки.

- Не твое анхарген… арнахрен… а, вот – архангельское дело!  Наливай еще и в кущи пойдем – к Евкам, мать их в качель!

- А вот тут ты неправ, Господи!  Нет у них матери, один ты у них, сиротами сделал ты их, обидел.

- Не твое арх… собачье дело!  И вообще – почему это ты до сих пор басом говоришь, на батьку рыкаешь? Негоже!  А вот мы тебе сейчас  – вжик!

- Господи – за что оскопил-то?  Одна у меня радость была – в кущах поевиться,  и той лишил!

- Это, чтобы ты от ангелов не отличался,  певчих моих. Наливай, говорю!  И – в кущи!

 Я с трудом доволок орущего пиратские песни старика до райских кущ.

- Петро, тпр-р-ру! Стоять!  Где мы?

- В раю, Господи. 

- А эти, как их, Евки где?  Хочу к Евкам!

- Так вот же, где  ты прошлый раз Адамовым ребром метку красную на фонаре оставил и над входом написал «Еваторий».  До сих пор ангелы в смущении – что бы это значило?

- Мне только это ведомо. Хотя… Правы они. Это я в подпитии в одной буковке обшибся.  Заходи, приглашаю!

- Нет, уж. Теперь я тут, на крылечке посторожу.

- Заходи. У меня сегодня эта – жилка творческая прорезалась, помогать будешь.

- Опять, Господи?  Опять брить кого надумал? Ты ж и так прошлый раз скольких перепортил: обезьян оголил,  мамонта под ноль пустил, хорошо льва не успел до конца добрить – заснул!

- Не, седня брить не буду. Седня у меня другое в задумках. Надоело мне у Адама ребра выдирать и Евок из них делать. Прям,  хожу,  как на работу.  Рви и лепи, рви и лепи. Тьфу!

- А как же иначе-то, Господи, людев размножать?

- Вот счас и придумаем – как!  

  Мы подошли к огромной кровати под балдахином, где очередная Евочка  играла с беленьким и пушистым  змеенышем.

- Петро?

- Га?

- Не гакай,  отгакался уже. Зови Адама.

  Я смотрел, как шатающийся Господь поставил перед собой  Адама и Еву, и долго их разглядывал. 

  Потом хмыкнул и вынул из скривившегося от боли мужика ребро.

- Слышь, Петро?

- Гы?

- Не гыкай,  как я там прошлый раз писал-то про акт творения?

- «И будет она плоть от плоти …»

- Стоп, хватит, молодец.  Вот это оставь, остальное – вычеркни.

- Что вычеркнуть, Господи?

- Меня, меня, дубина архенгельская, вычеркни из акта творения.

- Как это?

- А так, пусть сами теперь это – плоть от плоти, - дрожащей рукой Господь подвесил ребро Адаму между ног.

- И он сказал, что это – хорошо!  А то – рви и лепи, рви и лепи. Вот теперь пусть сами творят, что хотят,  а мы, Петро, пойдем с тобой  продолжать банкет. Я там недавно из райских яблочек пару бочек славной бражки замутил. Готова уже,  небось, а?