Два глаза. Явно женских. Веки зеленые с блестками. Внимательно на меня смотрят. Все остальное – белое. Неужели я в раю? А где же нос, губы? И разве ангелы красят глаза?
Попытался навести фокус. Моргнул. Глаза исчезли. Остался белый потолок в паутинках трещинок. И флакон с чем-то желтым. Так – понятно и обидно.
Лежу под системой в какой-то сельской больничке. Сразу вспомнил удар машины о дерево и звенящую темную тишину.
Снова появились глаза. Мужские. Добрые.
- Доктор, я буду жить?
- Очнулся? Хорошо. А насчет «жить», вьюноша – к медсестре. Это она у нас спец по этим вопросам – с кем жить, когда и сколько.
Появившиеся смеющиеся накрашенные глаза закрыли желтый флакон.
Когда я уже вовсю бегал за медсестрой по коридорам на костылях, на соседнюю кровать положили Филю.
Хотел он по-пьяне из-за несчастной любви утопиться вместе с трактором. Любовь его и вытащила. И откачала.
В первый же вечер они прикончили под окном палаты литруху сизого самогона и на два голоса распевали:
Летят у-у-утки, ох!
И два гу-у-уся.
Кого лю-у-ублю, ох!
Не до-жду-у-уся…
Перед сном к нам зашла санитарка.
- Новенькие есть?
- Я новенький, - Филя сел на кровати.
- Лежачий?
Филя задумался.
- Сидячий.
- Ну, это одно и то же. Токо ходячим не положено.
Санитарка достала из сумки эмалированную утку и подсунула под Филину кровать.
Механизатор с интересом следил за ней взглядом.
- Это зачем?
- Как же, милок? Ночью в туалет ходить будешь.
Филя с умным видом посмотрел на мою загипсованную ногу и утку под моей кроватью.
- Почему одна? Давай вторую.
- Да ради бога! Что, сынок, боишься - не поместится?
Филя солидно промолчал.
Ночью нас разбудил ужасающий грохот.
Филя, вдев голые ступни в обе утки, рысью несся по коридору в туалет.
