– Урок окончен, все свободны, – Лика захлопнула журнал и взяла со стола стопку тетрадей. – А ты, Степанов, останься.

Класс мгновенно опустел. Лика смотрела на сидящего в отдалении семиклассника и невольно злилась. Явился чуть ли не в конце урока. Без портфеля. Без всяких объяснений. Реакции на ее замечания – никакой. В журнале – сплошные двойки. Зачем таких вообще в школе держат?

– Подойди сюда, Саша.

Мальчишка нехотя встал и, шаркая ногами, приблизился.

– Ваш адрес Разъезжая, 5, квартира 12?

– Да.

– Сегодня вечером я приду поговорить с твоим отцом. Предупреди, чтобы был дома.

Курирование учеников на дому входило в программу студенческой практики. Но тащиться куда-то на не известную ей Разъезжую Лике не очень-то хотелось. Она бы с удовольствием посетила живущих неподалеку и симпатичных ей четверочников и отличников: уж они-то, по ее мнению, достойны внимания больше, чем эти «отпетые». Но ничего не поделаешь: распоряжение руководства.

Степанов продолжал смотреть на нее исподлобья. От такого взгляда его выгоревшие на солнце волосы казались еще жестче и непослушнее.

– Ты что-то хочешь сказать?

– Ничего. Я это… Хотел спросить: может, не надо к нам? Вон Терентьев вообще на уроки не ходит…

– Давай не будем про Терентьева. Ступай.

Разъезжая оказалась окраинной улицей с многочисленными колдобинами от тракторов и лесовозов. По обе ее стороны стояли деревянные бараки и ветхие домишки, как минимум, полувековой давности. Кудахтали куры, лаяли собаки. Дом № 5 Лика нашла без труда – самое крупное строение в округе. У подъезда стайка пацанов резалась в «ножички». В одном Лика узнала Степанова.

– Здрасте.

– Добрый вечер, Саша. Отец дома?

– Угу. – Мальчишка отвел глаза куда-то в сторону и нарочито громко шмыгнул носом.

Лика вошла в подъезд и чуть не упала, споткнувшись о какую-то тележку. Лампочек в коридоре не было. Слабый вечерний свет, пробиваясь через входные двери, тускло освещал нагромождения утвари: велосипеды, лари с картошкой, тазы, бидоны, уличная обувь у дверей… «Прямо родовой строй какой-то. С совместным хозяйством», – подумала Лика и, поднявшись по лестнице, дважды стукнула кулачком в дверь с цифрой «12». Тишина. Она стукнула еще несколько раз, посильнее.

– Заходи, открыто! – пророкотал из глубины квартиры бас.

Она вошла. Вопреки ожиданиям, никто не вышел ей навстречу и, похоже, даже не собирался. Наугад она двинулась к кухне.

За столом с засиженной мухами, липкой клеенкой и лежащей на ней нехитрой снедью, над коей высилась литровая бутыль «Столичной», сидел мужчина. Нечесаные длинные волосы, линялая майка, наколки.

– Ты, что ли, Шуркина новая учителка будешь?

– В общем, да.

– Садись.

– Спасибо, но…

– Садись, говорю! Здесь я хозяин. – Мужчина пошарил глазами по столу, взял пустой граненый стакан и щедро плеснул туда водки. Нанизал на вилку огурец и все это придвинул Лике.

– Выпьем.

– Я, Виктор Захарович, не пью.

– Я тоже. – Он опрокинул в себя спиртное, хрустнул огурцом и только тогда спросил: – Как звать-величать?

– Ангелина Ивановна.

– Так вот, Ангелина Ивановна, у меня к тебе разговор есть.

– Насчет Саши? Так ведь я…

– Дойдем и до Саши. Ты вот человек грамотный, объясни мне доступно: почему во всем мире ничего не могут поделать с террористами? Не хотят? Может, так удобно кому? Конечно, мороки и без террористов хватает. Наводнения, катастрофы, пожары там всякие… Экология опять же ни к черту.

– Виктор Захарович, Саша три дня отсутствовал в школе. Это безобразие.

– Вот и я говорю: бардак! – Хозяин грохнул кулаком по столу. Тут же плеснул себе в стакан из бутылки и, крякнув, выпил. – Бардак, Пелагея Ивановна, полный и всюду! Надо пресекать. По мне бы, так всю землю вверх дном перевернуть, найти этого засранца бин Ладена и на первом попавшемся суку вздернуть за…

– Я, пожалуй, пойду.

– Э, не! Ты еще мне на главный вопрос не ответила: есть ли у человечества шанс? Или этому в институтах не учат?

– До свидания, Виктор Захарович.

– Как знаешь. У меня тут еще заначка есть, могли бы посидеть.

Лика почти на ощупь добралась до входной двери, толкнула ее, вдохнула сыроватый воздух коридора. И чуть не взвыла от боли: откуда-то сверху ей на плечо, больно царапнув по шее, упал скрученный в баранку стальной трос.

– Ой, мамочки!..

– Ангелина Ивановна! – раздался громкий шепот снизу. – За перила держитесь!

– Это ты, Саша? – спросила она почему-то тоже шепотом.

– Я. Давайте руку, тут ступеньки шатаются.

Кое-как она выбралась из подъезда. На небе уже появились звезды, отражаясь в больших и малых лужах.

– Вам в центр?

– Да, Саша, мне в центр.

– Я немного вас провожу.

– А сам потом как?

– Сам привычный. Вы это… на батю не обижайтесь, Ангелина Ивановна. Он как запьет, что попало говорит. А пьет уж лет десять, после мамки.

– А что с мамой?

– Сбежала. Не то с цыганом, не то с грузином… Отец как запил, соседи хотели меня в детский дом отдать, но что-то там не получилось. Да и батя ведь не всегда же плохой.

– Спасибо, Саша, что проводил. Дальше я одна.

– Вот, возьмите, – немного смущаясь, паренек извлек из-за пазухи большое, светло-янтарного цвета яблоко. – Антоновка, прямо с яблони. Видите, с веточкой и листиками. Это совсем не то, что намазанные воском магазинные яблоки.

– И правда, какое красивое. Спасибо! Сам бы ел!

– Я наелся. Мы с пацанами одному дядьке на рынке помогали, вот он нас и угостил. До свидания, Ангелина Ивановна.

– Спокойной ночи.

Дома Лика поймала себя на том, что уже в пятый или шестой раз берет яблоко в руки и вдыхает его аромат. Она уже хотела надкусить матовую кожицу, как вдруг поняла, что не может, не имеет права лишить себя сегодня этого запаха. Она положила яблоко на прикроватную тумбочку и, упершись в лицо руками, минут двадцать просто сидела рядом, глядя в одну точку. «Тик-так», – пропели на стене ходики.

– Так-так, – отозвалось что-то в душе.

2004 г.