Это было в советские времена, когда профсоюзный туризм переживал пору расцвета. Вереницы автобусов, поезда, целые караваны водных и воздушных лайнеров бороздили просторы страны, увозя вологодских доярок на юг, скотоводов Туркмении – на север, а механизаторов Белоруссии вместе с ханты-мансийскими коллегами – к туманным берегам Балтики.
Налаженный механизм работал на всю катушку, и кому какое дело было до тонкостей сервиса!.. Туризм прошлого во многом строился на товарном дефиците, и пока мобилизованные массы «затаривались» в московских, киевских, минских и прочих магазинах, – плановая экономика бойко подсчитывала доход.
Я тогда работала методистом в бюро путешествий и экскурсий, а на досуге писала заметки в районную газету. Как-то раз директор мне и говорит:
– Что-то, Ольга, путевки в Геленджик не идут. Вроде лето, пора отпусков, а мы еле-еле полгруппы продали. Я тут подумал и решил, надо бы тебе на курорт съездить…
– Звучит заманчиво…
– Поработаешь с туристами, объяснишь им что к чему; там есть профсоюзные лидеры. А потом статейку напишешь, чтобы мы ее не только в свою, но и во все соседние газеты тиснули. Мол, так и так, солнце, пальмы, бриз, экзотика.
– Никогда не пробовала себя в роли рекламного агента.
– Ну-ну, не скромничай. В маршрутах ты разбираешься. «Уральский конный» так расписала, что две недели от звонков отбоя не было. Даже из дома престарелых интересовались. Так что не трать времени, собирай чемодан.
***
На вокзал я пришла последней из группы и была по счету тринадцатой. Число меня не смутило, а вот отсутствие в вагоне постельного белья настроение подпортило. Тем более что на меня в упор смотрели двенадцать пар глаз и в каждой из них читался вызов: «Ну, что, как выкручиваться будешь? За все заплачено».
– Не волнуйтесь, товарищи, это всего лишь досадная мелочь. Вот в прошлом году я химиков по «Золотому кольцу» возила, так половина группы вообще спали на третьих полках. Но поездка была просто потрясающей…
Пункт пересадки – Ленинград – встретил утренней сыростью и заставил поежиться лишних полтора часа. Новороссийский состав подали к платформе с большой задержкой. На тот момент я уже мысленно разделила свою группу на две категории: «дотошные» (эти будут канючить из-за каждой недожаренной котлеты) и «оптимисты» (в основном, молодежь да пара мужчин со слегка помятыми лицами – таким все хорошо, лишь бы «оттянуться»).
Когда расселись по купе, постаралась не глядеть на обшарпанные стены с многочисленными надписями типа «здесь был Вася». Настраивала себя на лучшее, в голове даже завертелись фразы будущей публикации: «Можете верить, можете не верить, но самое радужное отпускное настроение возникает под стук вагонных колес. Когда за окном стремительно меняется пейзаж, что-то лирическо-вечернее выдает репродуктор, и за стаканом дымящегося чая...»
– Чая не будет, – объявил над ухом хриплый голос проводницы, – угля недодают, с заваркой перебои, кипяток в соседнем вагоне.
Вздохнув, я состроила на лице приветливую улыбку и отправилась к своим. Понимаете, говорила я, когда мы прибудем на место, все будет просто замечательно. Морской климат создает особую ауру, на фоне которой растворится и превратится в ничто вся наша неприглядная бытовуха.
– Вы, наверное, очень опытная, – с подозрением обронила полная дама в неимоверно ярких бусах.
– Нет. То есть, да. То есть я просто знаю, что говорю...
– Давайте-ка спать укладываться, – предложил один из «помятых». – Накануне с приятелем допоздна слесарили, не выспался ни фига. Завтра поговорим.
Всю ночь у меня было ощущение бешеной скачки. Старый, вытащенный из невесть каких тупиков, очевидно, списанный вагон так трясло, что пляска лимонадных бутылок на столе казалась чем-то дьявольским. Под утро привыкла. Задремав, даже не вздрогнула, когда раздался совсем уж неестественный лязг и скрежет. Лишь ощутив себя стоящей на голове, придавленной книзу чьим-то телом, истошно завопила «мама!» – сама не зная кому.
...Из груды одеял, подушек, чемоданов, и рюкзаков выбирались кто как. Наиболее невозмутимые и выносливые воспользовались «верхним» окном, деловито перекидав наружу весь свой скарб. Слабонервным, вроде меня, пришлось выползать снизу, умещаясь в узкий зазор между разбитым окном и насыпью.
Тишина равнины оглушала. В ней плавал аромат полевых цветов, слышалось стрекотание кузнечиков и где-то высоко в небе – песня жаворонка. На фоне торжества природы наш покореженный, разорванный на три куска состав поезда выглядел каким-то гигантским инопланетным червем, нелепо завалившимся набок. При этом локомотив отнесло вперед, его вообще не было видно, а первое звено из трех вагонов гирляндой свисало с речного моста.
– Господи... Да как же дальше-то ехать?! – вырвалось у меня без всякой логики, но достаточно громко.
– Можете оседлать меня, – устало огрызнулась проводница, выгребая что-то из проема окна.
На черных машинках подлетели деловитые мужчины и, не представляясь, принялись потрошить фотоаппараты, засвечивая и выбрасывая пленку.
– Где ваш? – глаза одного не мигая уставились на меня.
– Дома в шкафу.
– Лгать нехорошо. – Рука незнакомца бесцеремонно щелкнула замком моей дорожной сумки и ловко ощупала содержимое. Собранный в дорогу паек вывалился в мазутную пыль, из бельевого пакета глупо выглядывали тесемки купальника. Нервы не выдержали:
– Не имеете права!
– Вам все объяснят в другом месте. Если будете кричать. Скажите спасибо, что у вас действительно не оказалось камеры, – голос произносил слова бесстрастно, заученно, как по шаблону.
Вскоре подоспела медицинская помощь, а там и эвакуационные автобусы, которые доставили всех на маленький полустанок. «Райский» сад со спелыми яблоками, которые можно запросто рвать и есть – место привала. Великолепно организованная полевая кухня с последним меню из обкомовской столовой – бесплатно. И, наконец, впечатляющая речь представителя этого самого обкома (трибуной служили ящики из-под пива, уже разобранного и выпитого), после чего стало окончательно ясно, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна и удивительна, – в качестве резюме.
Не прошло и шести часов, как подали на посадку новый состав. В нем были исправны все окна и двери, сверкал чистотой тамбур, текла из крана вода, а симпатичная проводница сноровисто растапливала титан для вечернего чая. Если есть на свете понятие абсолютного блаженства, то мы такое блаженство в полной мере испытали.
Договорившись «зря языком не трепать» (а именно на это и был нацелен призыв партийного босса), никто из нас о крушении домой не сообщил. Да и на южном пляже на нескромные вопросы любопытных, откуда, мол, у вас такие синяки и ссадины, женщины предпочитали отшучиваться, мужчины – многозначительно молчать.
Но уж коль не заладилось, так не заладилось. Санитарное состояние курорта оказалось плачевным, и шестеро наших туристов немедленно угодили в больницу. Кишечная палочка плавала даже в бутылках с минеральной водой, а единственная на район баня работала с перебоями. Под конец не в меру темпераментные «аборигены» устроили одной из туристок такие проводы, что мне, как руководителю группы, пришлось полночи провести в милиции.
– Зато почти день при коммунизме пожили! – острили «оптимисты» на обратном пути и издевательски насвистывали мотив известной песни про паровоз, который вперед летел. «Дотошные» глядели хмуро, а полная дама, покусывая карандаш что-то строчила на листке бумаги. Как потом выяснилось, жалобу.
В родном турбюро царило то, что называется пиком сезона – коридорная толчея и неумолчный звон телефона. Откуда-то из-за боковой двери выскочил взмыленный шеф с кипой бумаг в одной руке, ломтем хлеба и куском сыра – в другой.
– А! Уже вернулась. Быстро. Ну и как? Солнце, море, бриз, шампанское? – он дежурно подмигнул, и я поняла, что долгих тирад от меня не требуется.
– Нет, Пал Иваныч. Дым, копоть, дизентерия, хулиганы.
– Вечно этот твой черный юмор. А мне, между прочим, не до смеха. Два дня на обед не хожу, – он отправил в рот остаток бутерброда. Такое творится. Пять групп из Алмалыка билетов к нам достать не могут! И ведь все уже на мази, я даже с торгом насчет галош договорился, понимаешь ли.
– ?
– Азиаты их обычно ящиками покупают, не знаю зачем. А у нас такого добра завались, пылится на складе. И самое главное, я эти группы уже в квартальный отчет включил, будь они неладны.
– Ах, если бы вы только знали, что с нами произошло... – завела было я, но шеф остановил меня категоричным жестом руки:
– Потом, Оля, потом. Сейчас не до романтики. Давай отоспись и завтра с заметкой в редакцию. Я их уже предупредил. Может, с узбеками все уладится, и мы твой Геленджик под галоши-то торгу и втюхаем, – он уже устремлялся на чей-то зов, а я продолжала стоять в дверях с открытым ртом и растерянным видом. Уже повернувшись уходить, услышала вслед торопливое:
– Тут наши из Севастополя ехали, говорят, под Курском вагоны в кювете лежат, один или два. Ничего не слышала? – и тут же, в телефонную трубку:
– Алло! Алло! Да, это бюро. Будут, будут туристы! Устроит ли нас общий вагон? Да хоть теплушка, хоть платформа, лишь бы вперед ехать! Шучу.
Заметку я тогда так и не написала. Павел Иванович, выйдя из состояния хронической занятости, выслушал меня и отменил свое задание. Но путевки на юг торговым работникам продал-таки, и надо сказать, тем повезло значительно больше, чем мне и моим подопечным.
Вообще, если бы не пресловутый лозунг «План – любой ценой», то наш советский туризм имел все шансы со временем стать неплохим образчиком доступного массового отдыха. Что же касается описанного мною случая… Иногда я думаю, эта роковая поездка была не такой уж и роковой. После нее я стала заниматься сочинительством – пишу стихи, рассказы.
Людям нужны приключения, когда их нет – придумывают. Кто-то платит сумасшедшие деньги за возможность угодить на необитаемый остров или в камеру пыток… Нам же все досталось в натуральном виде. Причем, совершенно бесплатно…
1997 г.
