Весна, степь и ковыль. Именно в такой комбинации, а никак не иначе. Иначе - это, например, лето, пыль и жара. Или, скажем, зима, холод и мат, а про осень и говорить нечего - дожди, грязь и аварии, плавно переходящие в катастрофы.

Поэтому - весна, степь и ковыль.

Хотя, если честно, оно само получилось. В смысле - подгадалось к весне. Просто строили-строили, и наконец, построили, как выразился один персонаж того времени, когда еще строили.

- Ключ на старт!

- Есть ключ на старт!

Доклад. Щелчок. Еще один зеленый огонек - все в порядке. "Красняка" нет. Дальше, по идее, должны были последовать с детства вызубренные заклинания "Ключ на дренаж!", "Продувка!", "Протяжка!", "Зажигание!"... но, разумеется, не последовали.

Нечего было дренажировать, продувать и протягивать. Разве что "зажигать"... Слово оказалось приспособленцем и, лихо перескочив не менее лихие девяностые, прочно обосновалось рядом с терминами "ночной клуб" и "Тверская".

"Поехали зажигать на Тверскую!", если вдруг кто не в курсе.

Тверская была далеко, и никто не курил, так что и зажигать было нечего.

Не было также решетчатых ферм, кабель-мачты, бункера с перископами, генералов с большими звездами, майоров со звездами чуть поменьше и лейтенантов со звездными крохотульками. Прапорщиков не было… впрочем, это как раз хорошо, прапорщики - народ специфический. Отвернись – они и ракету сопрут... хотя и не было ракеты в облаках испаряющегося кислорода. Не было автобуса с традиционно мокрым колесом и не было кому, собственно, его обмочить.

Все оборудование состояло из сумки с аккумуляторами, потребанного нетбука, пяти излучателей, расставленных... ну да, пентаграммой. Да, по этому поводу имели место неприятности с куратором. Отмазались. Говорят, в тридцатых годах конструкторы, матерясь, приделывали к молочному сепаратору пятую лапу - чтобы не было похоже на свастику. Тогда, значит, не отмазались.

Неплохо было бы этих кураторов заставить самих пересчитывать приливные эффекты для фигуры с четырьмя и тремя излучателями. Может, лет через десять и пересчитают.

Кстати, если кто захочет облегчить себе жизнь и пересчитать диаграмму направленности для одного излучателя - пусть не трудится. Круговая получится диаграмма, а излучатель по центру. Если у кого-то не хватит мозгов остановиться на этом, то пусть попробует сделать. Будем надеяться, у него также хватит ума отойти подальше во время пуска. Или пусть хотя бы кабель удлинить. Потому как излучатель, конечно, жалко, но человека, пусть даже глупого - еще жальче. Да и управляющий комп, пусть он даже старенький, пусть медленный, пусть на нем клава разбита - все равно жалко.

Если кто окажется поумней, и пересчитает систему для пары излучателей - будет лучше. Два излучателя - это хорошо. Это идеальная прямая щель, теоретически - бесконечно малой ширины, а практически, конечно, побольше - до пары ангстрем. Этой щелью можно легко разрезать хоть кусок замороженного масла, хоть легированную сталь. Только разнимать обрезки надо сразу же, а то слипнутся - щелка-то крохотная, не измеришь. И, конечно, ничего в нее и не пропихнешь.

А еще можно разрезать глупого экспериментатора, который почему-то думает, что щель - это отрезок между излучателями. А это не отрезок, это прямая. В идеале - бесконечной длины, а в натуре, конечно, поменьше. Метр-полтора за излучатель, но ведь хватило же.

С трех-четырех излучателей начинаются спецэффекты. Треугольник сверхустойчив, не сдвинешь; квадрат, наоборот, скачет, как депутат Заяц по сессионному залу. Для расчета шестигранника нужен кластер из десяти Креев,  а Крей - это вам не нетбук, это совсем другие купюры. Про семи- и так далее, вообще разговора нет. Систему с десятью  противовесами некий инженер так рассчитал, что десятый-то - разорвало к чертям собачьим! В клочья! Размером от тыщи км до мелкой пылинки. Результат до сих пор в небе болтается, хотя, конечно, Юпитер его слегка проредил.

Оно нам надо? Нет, товарищи, оно нам не надо. Пусть лучше старая добрая и более-менее надежная пентаграмма.

Между излучателями - 762 миллиметра. С плюс-минусами, конечно, определяемыми мастерством оператора и натягом старенькой китайской рулетки. В результате чего условный центр пентаграммы смещен миллиметров на сто. Что нежелательно, но приемлимо, а вот если уползет на полметра, то кое-кто останется без кое-чего, и хорошо, если это будет рюкзак. Точнее, маленький рюкзачок, выступающий не более, чем на тридцать см.

Иначе обрубит, а оно нам надо? Нет, товарищи, оно нам не надо. Особенно кое-кому из нас.

"Кое-кто" хорошо разбирался в... да много в чем. В истории, конечно. В технике - начиная со швейной машинки и до атомного реактора. В авиа- и ракетостроении - уж в этом особенно. Имел базовые знания по физике полупроводников, химии полимеров (особенно высокомолекулярных), медицине (с упором на антибиотики) и, конечно, прошел курс "эффективного менеджмента" (который, между нами говоря, считал полной херней).

Еще он примерно знал, как работают излучатели, и что делать, если ситуация вдруг станет нештатной.

Он также был сиротой, неженатым, и написал завещание, потому что билет был в один конец. Строго говоря, "конец" был понятием растяжимым (поручик, молчать!), и в случае, если ситуация была не просто нештатной, а очень-очень нештатной, путешествие можно было продолжить - в том же направлении.

Еще дальше. Еще глубже. Еще прошлее, если можно так выразиться.

Всего-то делов - как следует дернуть за спецкольцо на боку рюкзачка. Вероятность особо нештатной ситуации была невелика, меньше процента, но зато последствия могли оказаться катастрофическими.

Это нормально. Все конструкторы балансируют между весом и прочностью, местом внутри и габаритом снаружи, мощностью и расходом горючки, комфортом и ценой, в конце концов. Первые космонавты летали на вероятности в 0.9, и ничего. Некоторые, правда, отлетались из-ха разницы между ноль-девять и единицей, но они знали, на что идут.

В данном случае вероятность была повыше, а пилот-темпонавт - сирота, одинокий и написал завещание.

А еще он был патриотом и любил традиции. Жаль, что бездушная железяка не умела это ценить, и оборвала историческое "Поехали!" как раз на самой неприличной букве кириллической азбуки.

Если бы рядом была стена или холм, то было бы эхо.

В местовремени прибытия стена была. Очень жесткая и неприветливая, да еще с подлым характером - ударила в пятки, ушла из-под ног, отвесила мощный пинок известно куда, смяла рюкзак, и, наконец, закончила свое черное дело унизительным подзатыльником - так, что даже шлем, кажется, треснул. В голове загудело, а перед глазами все поплыло. В ушах... в ушах тоже происходило что-то неладное.

- Hoppsnehmen! - и неслабый толчок в плечо. И сильные руки, хватающие... ну да, за руки, а как тут без тавтологии? Впрочем, и за ноги тоже, а также за голову, а также раздирающие надвое рот, а также вставляющие отвратительно жесткий кляп - деревянный, похоже.

- Erhöhen! - и серия рывков, в конечном итоге приведших к перемещению неба из положения "перед глазами" в "над головой".

- Festhalten! - это на попытку рвануться и дотянуться, хоть пальцем дотянуться, хоть одним-единственным пальцем до заветного кольца на рюкзачке.

И удар прикладом в солнечное сплетение, после которого кляп вылетает, но зато и уже и не закричишь. Как тут кричать, если и вдохнуть-то не получается.

- Откута? - и удар по щеке. На этот раз не прикладом, а ладонью, но тоже больно.

- Из Са...

Еще удар. Их не интересует, из какого "Са...". Их интересует другое.

- Ис который кот?

Следующий удар дает понять, что коты их тоже мало интересуют, и "который кот", скорее всего, означает все-таки год.

- Из...

Удар! Удар! Удар! Сволочи! Какие же сволочи! Сволочи, дайте ответить!

- Фек! Который фек!

Еще удар означает, что "фек" это отнюдь желанное "Weg!", а вполне себе "век". Во у них как! К черту подробности, им не нужен город, страна и год, они веком интересуются!..

Вот она, особо нештатная ситуация, да только кто ж знал, что до кольца и дотронуться не дадут?!

- Эй! Фасилий! Komm her, das ist deiner Gаst.

Еще удар.

- Откуда?

- Из Са...

Удар.

- Дурак! Век, век какой?

- Двадцать пе...

Удар.

- Да, Ганс, наш клиент. Давайте, Cameraden, потащили. Да руки, руки держите!

Небо, окончательно разочарованное, переходит из положения "над головой" в "над затылком", а перед глазами - трава. Зеленая, зеленая трава. Как в песне про космонавтов.

Которых теперь не будет. Опять не будет. Опять - краткий миг подъема энтузиазма, поехали!, кузькина мать, один маленький шаг и скачок для всего человечества, удачи, мистер Горски, яблони на Марсе, вояж за Юпитер, пионер за Плутон, чайка, белокрылая чайка на черном фоне... а потом опять - улица трех космонавов, наш подход - дешевые автоматы, дети, урок географии с орбиты отменен по техническим причинам, тормози, тормози его, врежется!, герасим и пять дымящих полос над океаном, и облако из сувениров над Техасом, а денег нет, давайте строить, но денег нет, челноки не нужны, денег нет, созвездие не нужно, денег нет и делать в космосе нечего, за погодой следят метеоспутники, а связь - оптоволокном по дну океанов.

Потому что если не будет войны – то не будет и Фау, а не будет Фау – не  будет ни "семерки", ни "сатурна", ни карибского кризиса.

- Ифан! Эй, Ифан!

Шепот у самого уха, а морды не видно. Да какая может быть морда - известно какая, фашистская проклятая морда, какая ж еще, не штирлицы ж расстреливать волокут. Впрочем, местные штирлицы, кажется, тоже на их стороне.

- Эф, Ифан! Что прифез?

- Много чего, - когда волокут расстреливать, патриотизм теряется по пути, и хочется ответить на любые вопросы. - Книги. Учебники. Образцы. Доложите командова...

- Эх, Ифан! Турак ты, Ифан. Цигарет надо вести, кароший цигареттен унд шнапс. Тогда бы пошил немношко. А так - пиф-паф. Этот Gerat есть притягивайт вас, попадантсев, а мы - лофить и пиф-паф. Потому что вы, попадантсы, есть сае... саеба...

Но и фашист - турак. И есть плохо учить иностранный ясык. А если б учить карашо, то не пришлось бы изображать "сае... саеба..." жестами. А не пришлось бы - не хватило der Gest'у одной-единой секунды, чтобы рвануться, отчаянно рвануться к заветному кольцу на рюкзачке, и дернуть его так отчаянно, как не дергают перворазники, у которых основной парашют не вышел, а запасной и не выдали.

Удар.

- Вашблагородь, еще один!

- Бомбист?

- Эй! - удар по лицу, если, конечно, то, что осталось, можно назвать лицом. - Ты бомбист?

Наши!

- Нет, я из буду...

- Нет, вашбродь, попаданец! Работат машинка-то, притягиват!

- Конечно, работает, чего бы ей не работать. Вам бы только заморское ругать! Ладно, стреляй его быстренько да сгоняй-ка за водкой! Да руки, руки дер... эх, лопух ты, Сидоров, драть тебя надобно, как имени тебя же козу!..

Кольцо, рывок, и знаете - тут уже не до космонавтов. Тут бы выжить. Или хотя бы умереть не избитым. Удар. Руки. Веревка и вонючий просмоленный кляп.

- Батюшка! Подошел бы, опять бесенка поймали!

- Откудова?

- Эй, бес! Ты откель?

- Из Са...

Удар.

- Из двадцать первого века!

- Врет, будто из грядущего! Работает алтарь-то, молитвами нашими! Ишь, как притянул гаденыша!

- Ну так на кол его! Да смотри не упусти, как давеча. А то они зае...

Кольцо. Удар. Удар. Удар. Кольцо. Бородатый мужик в домотканой рубахе. Что-то спрашивает, и каждое в отдельности слово вроде бы понятно, а вместе - нет.

- Из Са... ой, из двадцать пер...

Кольцо. Удар. Мужик в кожаном доспехе с коротким мечом на бедре.

Кольцо. Удар. Такая же сволочь в коже, только с жутко растянутой вверх головой и запорожским пучком волос сверху.

Кольцо. Удар. Удар. Удар. Сволочи! Кольцо.

Удар. Тьма.

Мужик в драной медвежьей шкуре вновь поднял дубину, засомневался, опустил. Нет, правки не требовалось. Есть еще сила в руках, и волшебный камень, подаренный богами в незапамятные времена, все так же притягивает злых духов.

- Ухф шшшы  ррг! - сказал Великий Охотник подруге. Та, как и положено верной жене, стояла рядом, с кремневым ножом в руках.

- Уи,  виии, сае-уи-ваа ву, - согласилась она.