Я безумна, в какую-то секунду подумала она, и на эту секунду опомнилась, но не дала себе осознать до конца, что происходит, ее неудержимо и вслух понесло по волнам воспоминаний о не закончившейся любви, о незабываемом прекрасном времени, о построенных Гаем красивых домиках.

      Тяжелее всего было примириться с мыслью, что его нет НИГДЕ.  Пусть бы он был хоть где-нибудь, пусть без нее, в другом месте, в другом городе, в другой стране, где-нибудь там, откуда всё же мог вернуться. Хотя бы через год или через годы, неважно, главное – когда-нибудь. Тогда можно было бы  мечтать, жить в ожидании и надежде, что их встреча обязательно случится, и она увидит его дорогое, единственное и совершенно удивительное лицо.

      Ни у кого на свете не могло быть такого лица, таких бровей, прочерченных через весь лоб и смыкающихся двумя торчащими ершиками на переносице... такие смешные брови... и очень черные короткие волосы, поднимающиеся густой щеткой надо лбом, и длинный, с четкой горбинкой нос,  обещавший к старости, как смеясь, предрекала ему она, дорасти до самого рта. Губы... разве могли быть у других такие губы, умеющие целовать так, что хочется немедленно отыскать любой подходящий уголок, где никого нет... А глаза... у него были особенные глаза. Удлиненные почти до висков и иссиня-черные как спелые оливки, жадные и какие-то стремительные, будто он хотел охватить ими сразу весь мир, всё увидеть, быстро рассмотреть и опять вернуться к ней, чтобы утопить ее в своей сине-черной страстности...

      Было от чего потерять голову… Конечно, он не был красавцем. Не очень высок, не идеально строен. Но на него почему-то оглядывались женщины, и она ревновала. И кто встречал его хоть однажды, запоминал навсегда, такое лицо у него было притягивающее, такой взгляд. Но нет больше этого лица. Ей позволили посмотреть на него в последний раз перед похоронами: отогнули на минуту угол белого савана. Потом, спеленутого с головой, Гая, под молитвенные песнопения,  опустили вниз,  в серую бетонную коробку,  быстро закидали рыжеватой землей,  обхлопали лопатами продолговатый холмик и снова прочитали нараспев молитву. Положили в изголовье камешки – как принято здесь. Много камешков – людей было много. И каждый вдавливал свой камешек в свежую, рассыпчатую, смешанную с песком землю, и Герде казалось, приговаривал про себя: «Лежи тут. Не вставай». Мол, раз умер, то не  суетись. Ведь каждый рад, что не его туда, вниз, опустили и присыпали сверху, очередь, слава Богу, не подошла еще, и каждый втайне надеялся вопреки рассудку – может, и не подойдет...

      Придет-придет, с непонятным самой злорадством думала Герда, рассматривая опухшими, но бесслезными глазами лица окруживших могилу родственников, знакомых, приятелей и приятельниц. Слез у нее не было с утра похорон, наверное, накануне кончились, слишком много их вылилось, вот и кончились. Ну что они тут стоят, пора бы и разойтись, оставить ее одну, с Гаем. Он никому не нужен был, кроме нее. Даже его родителям. Они не понимали своего сына, его стремления к независимости, выражавшемся в холодноватой отчужденности. Тем более не понимали его нелюбви к дальним путешествиям, поскольку сами вечно отсутствовали. А уж тем более не понимали его страсть – строить домики. Гай строил их всегда, сколько помнил себя. Из картонок, из спичек, из камешков, из всего, что под руку попадалось. Но только не из «Лего» - цветных кирпичиков детского конструктора. Гай рассказывал, что с детства их презирал, потому что «готовое». Ему нужно было сделать всё самому, добыть, найти и построить своими руками. Придумать дизайн, подобрать подходящий материал, собрать, склеить, в конце сделать дверь и прикрепить на крышу флажок. Если флажок отсутствует, значит, домик еще не готов, предстоят еще доделки. Готовые домики с разноцветными флажками на крышах стояли в квартире повсюду: на камине, на полках, на подоконниках, на специально сделанном Гаем стеллаже. Когда домиков накапливалось слишком много, Гай укладывал их в большой сундук на террасе, в сундуке он тоже сделал внутри полочки. 

      Друзья-приятели слегка подсмеивались над странным пристрастием Гая, но с самого начала, как только Гай снял эту небольшую квартиру, и они стали жить вместе, Герда  выразила свое восхищение  его «строительством», и такое счастье отразилось на лице Гая – его поняли.  Странным ей казалось,  что другие не понимали. Просто у Гая никогда не было своего дома. Родители археологи всегда были в разъездах по миру, маленького Гая подкидывали к  разным родственникам по очереди, и всегда получалось, что надолго. Они будто временами забывали о существовании сына и переезжали, перелетали из одной страны в другую, из одной точки земного шара  в другую точку, где-нибудь по пути отправляя денежные чеки на содержание Гая. А однажды, вернувшись из очередного отсутствия и внимательно разглядев своего выросшего мальчика, уже заканчивавшего школу и готовящегося поступать в университет на математическое отделение, удивились его образованности, начитанности и еще большей замкнутости, и не прошедшей страсти к домикам. Откровенно посмеялись и отправились в следующее путешествие. Откуда уже не вернулись. Где-то в египетской пустыне на экспедицию напали грабители и перестреляли всю группу археологов, которые безмятежно изучали найденные в раскопках очередной гробницы золотые и серебряные изделия.

      Гай получил в наследство приличную сумму денег в банке и кучу соболезнующих родственников, от которых постарался как можно дальше отстраниться.

      Однажды на студенческой вечеринке Гай и Герда случайно увидели друг друга и больше  не захотели расстаться. Через месяц они были женаты. Через год их совместной жизни Герда предложила Гаю купить дом. Пусть у них будет небольшой аккуратный красивый домик, свой домик.  Гай резко отказался. Объяснил, что в собственном доме нисколько не нуждается.

      «А крыша, - засмеялась Герда, - ты на ней флажок поставишь, большой флажок!». Гай шутки не принял. Сказал, что хочет поменять специальность, а пока оставляет учебу и скоро отправляется в археологическую экспедицию. Он увидел слезы в глазах Герды и отвернулся. Конечно, подумала она, археологу дом не нужен. Гай уедет и не вернется, как не вернулись его родители. Если с ним что-нибудь случится, она не сможет спасти его. Когда они только познакомились и их мгновенно притянуло друг к другу, окружающие смеялись: «Вы как в той сказке про снежную королеву, Герда, ты спасла его, ты растопила его ледяное сердечко!». Растопила. Но не до конца, раз он задумал уехать от нее. Родителей не может забыть. Собрался им жертву принести. А многим они жертвовали ради него? Вслух Герда, конечно, ничего не сказала. Только решила про себя, что в следущее путешествие, если Гай не успокоится на одном, они поедут  вместе.

      Но он даже в это не поехал. Гай погиб, а она его не спасла. Её в ту минуту рядом не было. Гай сел в свою белую «Мазду», приобретенную на  «наследственные» деньги, и поехал что-то купить из экипировки для  экспедиции. Был туман, было скользко. Машина, перевернувшись несколько раз, разбилась вдребезги. Гай получил внутренние повреждения, «несовместимые с жизнью». Врачи всегда так говорят, когда не могут ничего сделать. Кто-то, заглядывая в ее невидящие и ничего не понимающие глаза, просил подписать какую-то бумагу. Ей, видимо, в десятый раз, стали объяснять, что на некоторые действия требуется ее согласие, она, кивая и не пытаясь вникнуть – какая разница, что они хотят, ей всё равно, –   подписала. «Ну дайте увидеть его», - взмолилась она. Ее повели в какую-то комнату, уставленную приборами, она увидела под прозрачной пленкой неподвижное тело и лицо с закрытыми глазами – живое, совсем нетронутое смертью и неповрежденное, только лоб с правой стороны рассечен;  лицо выражало удивление и, как ей еще показалось, испуг. «Он жив», - сказала она. «Нет, - ответили ей, - он умер».  Герду почти силой вывели, ей хотелось остаться, лечь у дверей этой комнаты и ждать. Ждать, когда он встанет и выйдет.

       После она не раз думала: это родители принесли его снова в жертву. Они соскучились по нему и забрали к себе. Разве они  не видели «оттуда», что он счастлив, и что она его любит? Видели, но им всё равно, как было всегда.  Герда понимала абсурдность таких мыслей, но упорно продолжала в это верить, назло своему слабо протестующему рассудку.

*

      Это случилось с ней где-то в середине зимы, через полгода после смерти Гая. Она спала. И вдруг во сне почувствовала что-то страшное. Ужас охватил всё тело, мозг, ужас был внутри и снаружи, он не давал вздохнуть, от него можно вдруг умереть не только наяву, но и во сне. Герда, с усилием вытаскивая, выволакивая себя из кошмара, проснулась и с колотящимся сердцем, хватая открытым, пересохшим ртом холодный воздух спальни, ощутила, как ужас последней судорогой пробежал по телу до самых кончиков пальцев ног и ушел.   

      Герда лежала до утра на спине, боясь закрыть глаза и снова уснуть. Ей казалось, что если она заснет, ужас опять накинется на нее и задушит, задавит, и она не проснется никогда. Она стала думать о Гае. И вообще обо всех людях, которые умирают внезапно. Что они чувствуют в последний миг? Что почувствовал Гай, когда понял, что машину заносит на повороте и она переворачивается несколько раз перед последним падением? Такой же ужас? Может быть, он оцепенел и некому было вытолкнуть его из машины? Почему она не поехала с ним?  Потому что он ее не взял... Он никогда не брал ее с собой, если чувствовал, что будут неприятности, а их он предчувствовал всегда. Ну и не поехал бы никуда. Вообще никуда. Как же,  они ведь  «позвали».  Он их всегда слушался, даже когда не хотел. Сознание какого-то невыполненного долга мучало его, запоздалое раскаяние за свое отчуждение – он что-то говорил ей об этом. И поэтому  он бросил свою учебу, свою специальность, которую заранее любил, и решил поехать туда, в те раскопки, на то место, где погибли его родители, и продолжить... Что продолжить, там всё разграблено и заброшено, он сам узнавал. Эти  мучительные сборы, мучительные для нее... И поездка на машине, когда он не взял ее с собой, а она просилась... Боже мой, когда же она избавится от этих навязчивых мыслей... Увидеть бы его, на секундочку, и больше ничего в жизни не надо, тогда она успокоится. 

      Герда несколько дней ходила под впечатлением страшного сна и думала, что непременно что-нибудь случится. Или с ней, или с окружающим миром. Но окружающий мир продолжал жить как жил, и с ней тоже ничего существенного не происходило. И даже постоянно сосущее чувство тоски и ненужности самой себе, к которому она уже привыкла, притерпелась, почти отступило, наверное, она потихоньку начала, если не примиряться с чувством потери, то как-то с ним сосуществовать.

      Но вдруг в одну минуту мир пошатнулся.

      У Герды заболел зуб, она записалась по телефону к врачу, и ей повезло – визит назначили в тот же день, ближе к вечеру. Потом она не раз думала, что не случайно всё так сложилось, и зуб, и время визита  к врачу, это судьба ей дала подарок... Она снова встретила своего Гая, и бегала за ним, и просила о любви...

   Герда приближалась к зданию, где находился кабинет зубного врача, оставалось еще пройти несколько шагов... От изумления она споткнулась и упала бы прямо на молодого мужчину, если бы тот не подхватил ее. Из-за него она споткнулась и теперь не сводила с него глаз. Мужчина смешался от ее взгляда и пробормотал какие-то извинения, хотя извиняться следовало бы ей, она по своей неловкости чуть не растянулась у его ног.  Герда продолжала стоять перед ним,  и ему пришлось ее обойти. Она повернулась и, как загипнотизированная,  пошла за ним. Мужчина пошел быстрее, наверно, торопился, он свернул за угол большого дома, Герда тоже свернула за ним. Он подошел к подъезду, нажал кодовые кнопки и, уже закрывая за собой дверь, видимо, машинально оглянулся и увидел ее бледное лицо с совершенно ненормальным взглядом. Дверь захлопнулась. Этого не могло быть, но это было. Лицо молодого мужчины осталось перед ее глазами, словно он и не зашел за эту дверь. Лицо Гая! Не просто похожее, но именно  ЕГО ЛИЦО. Она же не сумасшедшая, чтобы спутать, обознаться. Но у Гая не было близнеца брата, вообще никакого брата не было. Это в индийских фильмах близнецы, братья или сестры подменяют друг друга и попадают в разные передряги. Но она видела своего, родного Гая, будучи вполне здоровой и не сумасшедшей даже чуточку. Она похоронила его, пережила его смерть и, хотя не примирилась с нею, но твердо поняла, что изменить ничего нельзя и надо жить дальше. Как получится, так и жить. А теперь что делать, что, что, что?.. Мысли, совершенно безумные, беспорядочно метались, наезжая, перебивая и уничтожая одна другую,  ноги ослабели и очень хотелось сесть, о зубе она забыла, он перестал болеть.

      Герда оглянулась по сторонам и увидела скамейку... нет, слишком далеко от подъезда. ОН выйдет (кто – он, ГАЙ?.. но это невероятно, это даже чудовищно), ОН выйдет, а она может не увидеть, на улице много людей, они ходят туда и сюда, она пропустит его,  или не успеет догнать, потеряет в толпе. А вдруг он здесь живет и выйдет только завтра. А если даже и не живет здесь, может сегодня не выйти. Нет, она всё же действительно сошла с ума, потому что в нормальной жизни при нормальном сознании ничего подобного не может произойти, просто не бывает. Хотя... она где-то читала, очень давно, что природа создает двойников. Редко, но такое случается. Шутит она так, природа, над людьми. Ей придется ждать у этих дверей, пока он не выйдет. Если она не убедится, что он не Гай... но Гай умер... если она не сумеет убедиться, что у этого парня другое лицо, как ей дальше жить? Совсем сойти с ума? Значит, надо ждать.

      Не прошло и часа, как парень вышел из подъезда. С замершим сердцем  и растерявшись,  Герда отступила в сторону, он прошел мимо и ее не заметил. Или сделал вид. Герда шла за ним, не зная, не понимая, как поступить, что делать. Вдруг он остановился и резко повернулся, Герда опять чуть не налетела на него, точно как в первый раз. Теперь они смотрели глаза в глаза, он сердито, даже со злом, а она... перед ней стоял Гай. Его лицо, его брови, его нос и губы... и глаза... только взгляд был не его – чужой, холодный и отстраняющий, её Гай ни разу в жизни так не посмотрел на нее. И что-то еще... Лицо у этого Гая будто моложе, словно слегка разглажено, и вместо вертикальной резкой морщинки над сросшимися бровями только малозаметная черточка. Как он часто моргает... и левый угол рта дергается... Гай так не моргал, и у него не было тика. А может, она забыла. Забыла, как Гай выглядел. Мелочи разные забыла. Разве у Гая был шрам на лбу, справа... Но его взгляд она хорошо помнит. А этот смотрит иначе, совсем по-другому...

      Парень кашлянул и недружелюбно спросил:

-     Что вам нужно?

-   Вы... вы... вы похожи на моего мужа, - с трудом выдавила она и заплакала. Но справилась с собой и вытерла ладонью слезы. - Но он умер.

-  Вам показалось, - холодно ответил он. Герда не отводила от него глаз и заметила, что на лбу парня выступил пот, крупными каплями, казалось, он  был испуган.

-  Мало ли похожих лиц бывает, - после паузы добавил он, переминаясь с ноги на ногу. Видно было, как ему хотелось уйти. -  Не идите за мной! -  вдруг выкрикнул он. - Оставьте меня! Оставьте!

    Он  повернулся и пошел быстрым шагом, потом побежал. Герде очень хотелось побежать за ним, она напряженно смотрела, как его спина удаляется и вот, уже скрылась в толпе, а она всё смотрела в ту сторону.  Гай бегал  НЕ ТАК.  Гай был выше и худее. У Гая глаза теплые, совсем не такие, как у этого странного парня. Да, в нем что-то странное. И не моргал же Гай так часто, и не...  не было у него тика. Или был. И он так же моргал. Герда с ужасом поняла, что не помнит. Лицо Гая и лицо незнакомца она теперь не могла различить, разделить на два лица... Как же она позволила ему уйти?

      Герда побежала... Она, конечно, уже не догнала бы его, но ей просто необыкновенно повезло – он стоял у витрины книжного магазина и разговаривал с представительным пожилым мужчиной. Они пожали друг другу руки и мужчина, разминувшись с замедлившей шаг Гердой, вскользь глянул на нее, как часто скользят глазами по встречным, не запоминая их и не интересуясь ими. Мужчина уже почти миновал Герду, но она успела заметить, как его брови слегка  приподнялись, он будто вспомнил её, или хотел вспомнить. Герде тоже показалось,  что где-то она его видела. Но тут она приблизилась к своему незнакомцу, он рассматривал книги в витрине и сразу увидел Герду  в отражении, но продолжал стоять, не оборачиваясь. Может, надеялся, что она пройдет мимо. Он ведь не знал, что Герда не могла ни пройти мимо, ни просто уйти. Она стояла молча  и смотрела на его затылок. Он медленно повернулся.

-   Я не знаю, что мне делать... - беспомощно сказала Герда. - У вас лицо... ваше лицо...

    Он мрачно смотрел на нее. Герда была рада, что он не уходит, больше не убегает. Видно, понял, что бежать бесполезно, она не оставит его в покое.

- Пойдемте, - с той же мрачностью и уже безнадежностью сказал он и жестом показал, что надо перейти улицу. Через пару минут они сидели на скамейке в скверике, перед каменной чашей небольшого фонтана.

    Некоторое время они молча смотрели на искрящиеся в солнечных лучах, взмывающие и плавно опадающие водяные струи. С Гаем можно было сидеть вот так сколь угодно долго,  наблюдать за игрой струй и молчать, но сейчас молчание рядом с этим чужаком,  непереносимо похожим на Гая, держало Герду в тоскливом напряжении, ну скажет он, наконец, что-нибудь, он же сам позвал ее...

-  Что случилось с вашим мужем? - нехотя, пересиливая себя, спросил он, продолжая смотреть на фонтан.

-  Он погиб в автокатастрофе, - быстро ответила Герда. Она была готова к любым словам, к любому вопросу и не знала, что теперь еще сказать, чтобы еще раз вслушаться в его голос. Вот если бы она услышала его голос по телефону... тогда бы точно поняла. Что за безумные мысли опять лезут в голову. Того голоса нет и уже никогда не будет, так какая разница, как говорит этот парень. Лишь бы говорил, лишь бы объяснил, если может, откуда это сходство, а вдруг и вправду у Гая есть неизвестный брат...   Но вряд ли такое возможно, жизнь не кино. Тогда пусть он сидит рядом как можно дольше. Если он уйдет, она опять потеряет его лицо и больше уж не увидит. Все равно, что потерять Гая еще раз. 

    Незнакомец снова молчал. Он несколько раз открывал рот, но ничего не произносил. Он отчего-то явно мучился и не решался высказаться. Герде стало страшно. Может, ей лучше уйти, пока он еще ничего не сказал... Нет, у нее не хватит сил уйти.

       Наконец, он решился и заговорил. Медленно, с долгими паузами, он рассказывал про пожар в своей мансарде под крышей, про обгоревшее, он сказал «сгоревшее», лицо и обожженные руки... он показал ей рубцы на руках,  про свою девушку, которую ему удалось вынести, и она почти не пострадала, потому что он завернул ее в одеяло. Но она раздумала выходить за него замуж, потому что... потому что... у него стало другое лицо, совсем другое, и это лицо ей не понравилось… она сказала: «ты чужой».  Да, он теперь другой. ВСЁ, ЧТО НУЖНО... он снова запнулся. Всё что нужно было ему... - он провел рукой по лицу, - и кожа, и роговица, и рот… всё перешло к нему от одного погибшего парня, потому что всё «подошло по медицинским показаниям», так сказали врачи. И он не виноват, что похож на ее погибшего мужа. Она ведь САМА РАЗРЕШИЛА. Она ВСЁ разрешила. Тот человек, с которым он только что разговаривал, один из врачей, самый главный.  Он  сказал... еще тогда, при  выписке из клиники, он сказал, что лучше уехать куда-нибудь. В смысле, мало ли что, вдруг встретятся родственники... погибшего. Он уедет, обязательно уедет, вот только ему нужно убедиться, что девушка его разлюбила, она повторяет, что он чужой ей, но этого не может быть, ведь он такой же, какой был всегда...

    Он говорил негромко, и всё время смотрел на фонтан, текущие струи будто успокаивали его. Он покосился на Герду и еще раз повторил, что ни в чем не виноват перед ней.

      Герда опустила голову, чтобы не смотреть на него. Она «сама разрешила». Она «сама подписала». Теперь она вспомнила, как подписывала, даже вспомнила цвет пластмассовой ручки, что ей дали –  красный.  А цвет пасты синий. Она не хотела больше смотреть на этого человека,  вот сейчас еще глянет один раз и уйдет от него... Но как же уйти, это Гай сидит рядом, это Гай смотрит на нее черными, как спелые оливки, глазами и говорит тихим голосом. И голос у него похож. Нет, не знает она, не помнит сейчас голос Гая, всё сейчас так перепуталось. Она не может оторвать глаз от него, не в силах, лучше умереть, но не расстаться с ним опять. Нет, нет, ни за что. Нет!

-  Ваша девушка вас оставила. Она больше вас не любит. Не думайте о ней, забудьте её. Я буду вас любить. Я буду  ТЕБЯ любить, я всегда любила тебя. Я никогда тебя не оставлю, Гай!

     Я безумна, в какую-то секунду подумала она, и на эту секунду опомнилась, но не дала себе осознать до конца, что происходит, ее неудержимо и вслух понесло по волнам воспоминаний о не закончившейся любви, о незабываемом прекрасном времени, о построенных Гаем красивых домиках.

      Парень смотрел на нее с ужасом и страданием. Вот точно так же страдание отражалось на лице Гая, когда ему было плохо, когда он переживал. Герда, счастливо улыбнувшись, погладила его пальцами по лицу и парень отшатнулся.

-  Гай,  дорогой, мы больше не расстанемся, пока смерть не разлучит нас... 

-    Смерть уже разлучила вас, - сказал он. - Меня зовут не Гай, мое имя  Даниэль.  А как вас зовут?

       Герда удивленно смотрела на него. Его слова были непонятны, в ее сознание проникла только последняя фраза. Он забыл ее имя, забыл свою Герду. Он разлюбил ее.

   -   Герда...  меня зовут Герда.  Неужели ты забыл?

       Она отвернулась, скрывая слезы, но не в силах была не видеть его лица и снова повернулась и жадно рассматривала его, догадываясь, что придется расстаться, и это лицо уйдет от нее, она больше никогда не увидит его, не найдет в толпе других лиц.

        Он встал со скамейки.

 -  Герда, мне очень жаль, но... мне пора. Не идите за мной. Да-да, не идите! Зачем всё это? Я не Гай, не Гай, я другой человек!

  -  Да, да, конечно, - пробормотала она и закрыла лицо руками. И почти сразу ощутила не только тишину, но и пустоту. Да, он ушел. Пока она так сидела, он ушел.

        Мимо проходили люди, некоторые обращали на нее внимание, на ее  потерянный и горестный вид, Герде было всё равно, она погрузилась в отчаяние. Как она найдет его? Почему она позволила ему уйти?  Надо опять искать его. Ни за что, ни за что она не откажется от счастья его видеть. Пусть он не  Гай, пусть Даниэль, пусть называет себя как хочет, ей абсолютно неважно. Но он взял себе лицо Гая, и она хочет это лицо видеть. У него глаза Гая, он моргает как Гай, у него тик как у Гая. Он принадлежит ей, пока они живы. Она растопит его холодное сердечко, как растопила уже когда-то.  

       Герда побежала в ту сторону, откуда они вместе пришли. Какой-то немолодой седой мужчина остановил ее, схватил за руку. Он будто поджидал ее и, продолжая удерживать, смотрел укоризненно и сожалеюще, и Герда ответила ему враждебным взглядом. Это был тот, что у книжной витрины, тот врач...

    -  Я видел его, - без предисловий начал говорить мужчина, но Герда сразу прервала его.

    -  Вы знаете, где он, куда он пошел? Скажите! - потребовала она. Он покачал головой и вздохнул.

   -   Не в этом дело, куда он пошел. А дело в том, что он не ваш муж, и вы должны твердо это себе уяснить.

   -  Я знаю, - вдруг спокойно согласилась Герда. - Но я не успела сказать ему что-то очень важное. Я прошу вас, - добавила она умоляюще.

   -   Но что вы хотите от него, ведь вы что-то хотите, - он явно не верил ее словам.

      Любви – могла бы сказать она. Она хочет его любви. Ей уже не важно, что у него другое имя, она будет называть его Гаем. Может, не вслух, но все равно Гаем. Но сказать такие слова этому человеку было нельзя.

   -   Нет, я ничего не хочу от него. Мне только нужно ему сказать... Дайте мне его адрес. Если не дадите, я все равно найду... Даниэля.

     Герда шла по улице,  сжимая в руке бумажку с адресом и светилась от счастья. Теперь ей незачем было бежать, спешить, и она вернулась к фонтану, к скамейке. Там он ее и нашел. Он держал в руках две порции мороженого и задумчиво смотрел на нее.

    -  Вы любите мороженое? - он подумал и поправился. - Ты любишь мороженое?

    -   Почему ты спрашиваешь? - радостно улыбнулась Герда. - Ты прекрасно знаешь, что люблю. Я люблю всё, что ты делаешь. И тебя. И всегда буду любить.

       Он слушал, склонив  голову набок. Он поэтому и вернулся. Она будет его любить. Что бы ни случилось. Может, это всего лишь игра, но он согласен.

-----------------