Валерий Сабитов

Миледи Темеза.
          Фантастический рассказ




Кафе «Полумесяц». Пролог.
У меня всегда так, - если за день ничего не произошло неприятного (не пришел посетитель с требованием немедленно напечатать его гениальный роман, не вызвал главный по поводу и без повода), обязательно к вечеру жди приключений.
Тот день, последняя пятница июля, складывался обычно и скучно. Работа редактора жарким летом совсем не сахар, за столом чувствуешь себя как в сауне на верхнем полке, а ведь еще соображать надо. С нетерпением наблюдая за ленивым движением часовых стрелок, я видел себя дома на любимом диване, слегка возбужденным контрастным душем. Пусть и с очередной рукописью на журнальном столике рядом. Вполголоса делится новостями телеэкран, жена на кухне уютно гремит посудой, доносятся запахи близкого ужина.
Как видите, я предпочитаю спокойный домашний уют, и потому судьба частенько преподносит мне интересные истории о людях противоположного толка. Знакомясь с ни-ми, я еще больше ценю свой нерушимый распорядок, где нет места авантюрам, опасностям, разочарованиям, тоске и эмоциональным вспышкам.
Я предпочитаю возвращаться с работы домой пешим ходом: недалеко, всего кило-метра три, спешить не надо, домой не опоздаешь. К тому же прогулка позволяет успеть жене с ужином вовремя, что способствует нормальному пищеварению.
Но в ту пятницу, как вы понимаете, я подсознательно уже был готов к сбою в плавном течении своего времени, что-то обязательно должно было вклиниться в распорядок вечера.
Так и случилось. В двух кварталах от моего дома меня остановило шествие функционеров и сторонников двух конкурирующих партий. Под надзором немногочисленных и уставших за день стражей порядка два не сливающихся между собой потока пересекали проспект Вождей. Автомобильное и пешеходное движение замерли на добрые десяток-другой минут. Ближняя ко мне колонна несла вымпелы и белые знамена с изображением зеленой банкноты в окантовке плавных темных линий, весьма напоминающих очертания отдельных частей женского тела. Шел «Союз рынка и свободы»; о нем я знал предостаточно, чтобы отбросить всякую мысль о возможности немедленно продолжить путь до-мой. Лучше переждать где-то, чем, попав в реку «Союза», оказаться против своей воли неизвестно где и на какое время. К тому же соперником свободного рынка сегодня оказалась «Народная партия», стоявшая за жесткую экономию и железную дисциплину. Отрицая всяческую эстетику и наглядность, как признаки роскоши, сторонники народа использовали простейший отличительный и мобилизующий символ: над их головами взлетали сжатые кулаки под крики «Долой!» и «Даешь!». Преодолеть такое препятствие для меня было бы еще сложнее, чем первое.
Привычные сегодняшнему горожанину массово-политические демонстрации действуют на меня чрезвычайно угнетающе, а возникающие в ходе их неуправляемые ситуации приводят в ужас.
Спасение нашлось быстро: я огляделся и увидел бледно-зеленую в свете тающего дня неоновую вывеску «Кафе «Полумесяц». Совсем рядом, на первом этаже углового дома. Помню, несколько лет назад «Полумесяц» привлекал меня скромностью внутреннего убранства и простотой обслуживания. Сюда можно было забежать на полчасика с друзья-ми, обсудить деловой вопрос. И домой отсюда недалеко. Уютное, удобное местечко.
Я немедленно юркнул в распахнутую дверь. После рева сотен глоток, старающихся переорать друг друга, тишина в помещении показалась домашней. Потенциальных посетителей увлекло лицезрение политического шоу, - свободных мест было предостаточно. Можно без помех скоротать время и привести нервы в порядок.
Пока администратор провожал меня к месту, я отметил происшедшие изменения. Вместо пожелтевшего тюля на окнах тяжелые занавеси, не пропускающие ни света, ни жары, ни шума. Под потолком мощные хрустальные люстры, несколько больших напольных вентиляторов, стилизованные лампы-свечи с регулируемой силой света. Различной формы столики разделены атрибутами средневекового рыцарства: где щит с гербом, где скрещенные мечи, где седло и прочая лошадиная сбруя на проволочном каркасе. За стой-кой слабоосвещенного бара под цветными фонарями, - могучий бармен в одеянии фризского барона, с бородой и усами.
Мне понравилось. Обстановка располагала к спокойному отдыху как в компании, так и наедине. Я сделал заказ официанту в зеленом охотничьем костюме, не забыв о водке, моем привычном проверенном годами антидепрессанте, и взял бутылку охлажденного пива «Столичное» в баре. Где-то работал кондиционер, от паркета ощутимо поднималась прохлада. Пиво было прекрасным.
Теперь, решил я, можно отвлечься и от политики, и от литературы. В ближней зоне моего внимания оказались заняты только два стола. Один из них полностью скрывала от меня железная фигура ратника, а сидящих за другим столом я видел через тускло отсвечивающие скрещенные мечи.
Остальное пространство кафе ускользало от взгляда в уютном полумраке: люстры светили в четверть накала, только блики от цветных фонарей бара вносили некоторую загадочность, подчеркивая ирреальность средневекового интерьера.
Официант удивительно быстро принес закуски и нераспечатанную бутылку «Русской». С трудом уверив его, что предпочитаю откупоривать бутылки самостоятельно, я облегченно вздохнул. Зеленый охотник, исполненный оскорбленного достоинства, мягко удалился. Больше мне ничего и никого не нужно.
Расслабившись, я невольно прислушался к разговору, ведущемуся по ту сторону мечей. За овальным столом сидели двое, их разделял трехсвечевой светильник и бутылка, наполовину опорожненная. Я видел их в профиль.
Тот, что слева, - Владимир, - больше молчал, лишь изредка улыбаясь или хмурясь, вставляя в речь собеседника междометия и похмыкивания. Лицо его, круглое, благополучного типа, оставалось спокойным, он сосредоточенно занимался закусками, проявляя завидный аппетит.
Сидящий справа, - его звали Маратом, - представлял другой темперамент, напряженно порывистый, даже импульсивный. Мефистофельская черная бородка, нос с не-большой горбинкой, крупное ухо долгожителя. Глаза его возбужденно блестели, голос глуховато вибрировал, но слышал я его отчетливо.
Я сразу определил, - встретились старые друзья, которым всегда есть, что сказать друг другу. Приятно видеть таких людей: разных по характеру, образу жизни, но близких по интеллекту и духовному складу. Мне бы вот так посидеть с кем-нибудь...
Надеюсь, слушая рассказ Марата, я не делал ничего безнравственного. Вреда им от того, что я пересказываю невольно услышанное, не будет, а повесть любопытна и поучительна. Имена же мной изменены.
Рассказчик, Марат Истоков, заинтересовал меня неординарностью как внешнего облика, так и внутреннего содержания. Заглядывая вперед, скажу: редко встретишь в од-ном человеке такие полярные качества, как наивность и верная оценка происходящего, зрелость выводов и оптимистические, ни на чем не основанные прогнозы. Странная противоречивость, приводящая часто к непоследовательности; она обрекает людей с развитым интеллектом на обиды и неудачи, у них нет иммунитета к обману, предательству и жестокости нашего мира.
Говорил Марат о себе. Похоже, Владимир хорошо знал жизнь товарища, вопросы ему были не нужны. От него ждали совета или дружеского понимания. Либо сочувствия.

1.    Марат и Розалия.
Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья, женщина в зрелище их - самая малая часть.
Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь? Так нам отводит глаза видом богатства Амур.
Тем наставления нужны, кто влюблен и упорствует в этом. И не умеет отстать, хоть и желает отстать.
Овидий. Лекарство от любви.

- ...Помнишь, как я рассказывал о нас с Розалией, о начале нашего с ней сближения? Все виделось прекрасным и чистым, впереди нам светило счастье.
Так думала и она, мы были тогда открыты друг другу, мы верили себе. Не хочется и тени бросить на те дни и недели...
Юношеская робость первых прикосновений, еще лишенных безудержной страстности, слова ни о чем и молчание обо всем, такое полное и легкое... Мы были другими, не такими как раньше или потом. Это был полет на крыльях поэзии; никакой математики, никаких эгоистических расчетов.
Когда за тридцать, возвращение в юность дорого!
Хорошо помню день, когда она решила бросить все, что составляло ее жизнь до меня и начать все заново, вместе со мной. Она не думала о последствиях, о неизбежных потерях, не считала возможных приобретений.
Меня потряс ее вид с чемоданом, светлый и печальный. Тотчас оценив обстановку, я понял: нам есть где встречаться время от времени, но нам негде жить вместе. Мы не бы-ли готовы. Скорее, это я не успел подготовиться... И остановил ее порыв, красноречиво убеждая: еще не время, надо подождать, будущее от нас не уйдет... Стоило мне в тот день присоединиться к ней, мы сделали бы решающий шаг. Куда бы он нас привел? К тому, о чем мы говорили и молчали вдвоем, о чем мечтали в одиночестве? Еще неделю назад я проклинал себя за нерешительность и рассудительность в тот момент. А сейчас, - не знаю...
Земля - планета перемен. Мы все меняемся, кто быстрее, кто медленнее. И Розалия отходила от любимого мною образа. Ее облик, отпечатанный в моем сердце, заслонил изменения. Я долго ничего не замечал, пока не увидел незнакомые, чужие черты почти разом, одну за другой.
Однажды, проснувшись и вспомнив вчерашний день, я ужаснулся. Не хотелось верить, что она стала другой, я искал в ней близкое, знакомое, родное, свое. Искал, находил и успокаивался. Мне казалось: просто пелена окутала ее сознание, вот-вот она спадет и все вернется. Эта пелена - грязь человеческая, видимая в поступке, во взгляде, слышимая в слове, она всюду, ее не замечают, считают нормальной. Но мы же обходились без нее, без грязи. Обходились много дней.
Как ни трудно признать, я повторил ошибку Пигмалиона. Моя Галатея осталась там, где я ее создал, - в моем сердце. Я любил придуманный образ, а не реального человека, со всеми его обычными слабостями и недостатками. И как только они, образ и человек, раздвоились, мне показалось: меня обманули, покрывало скрывало не прекрасную статую, а кусок холодного мрамора.
К часу первого прозрения я успел сделать решительные шаги по определенному загодя пути, думая, что он - наш общий проект, а не только мой. Я сжег за собой мосты, пытаясь увлечь ее за собой. Ты знаешь, что я сделал, не будем сейчас об этом. Она же, радуясь искренне моим шагам, сама не торопилась, много думала и много говорила. Совсем как я в тот день, когда сдержал ее.
Вначале Розалия разрывалась между настоящим и желаемым, боясь потерять при-обретенное за годы, начиная оценивать жизнь и со стороны материи. Я пытался остановить процесс падения, говорил о том, что она видит не нас обоих, а себя и меня в отдельности. Изменившееся ее мировосприятие пугало меня и приводило в состояние некоторой заторможенности. Скорее всего, я не хотел понимать, что происходит, отторгал действительность, не в силах ее изменить.
Так незаметно мы спускались с вершины, ступенька за ступенькой.
- Ну почему ты так много говоришь о себе, о своих трудностях? - спрашивал я Розалию.
- Разве ты не понимаешь? - отвечала она, - Ведь нельзя же вот так просто, одним ударом отсечь от себя то, что стало близким.
- Но если не сделать разом, то никогда не сделать! - возмущался я ее непониманием, забыв о том, что сам недавно остановил ее искренний порыв.
Я думал, она просто заблуждается, отвергая мою решительность, оттягивая время перемен. Но она, как-то отстраненно смотря мне в глаза, назидательно говорила, как учитель отстающему, слабо подготовленному ученику:
- Мы разные люди. Все люди разные, ведь это так ясно. Жизнь - это борьба эгоизмов. Тебе хочется одного, мне другого... Тебе надо так, мне по-другому. Мы должны привыкнуть, приспособиться друг к другу.
Привыкнуть, приспособиться... Как этого не понять! С детства только и занимаем-ся приспособлением, поиском наиболее легких путей. Не особенно задумываясь, куда они приводят.
 Я знаю, что ты хочешь сказать: Розалия угадала, сама того не поняв, величайшую человеческую тайну, о которую споткнулось столько великих умов. Не эгоизм или эгоцентризм тут виной, но видится-то именно так! А все дело в одиночестве! Согласен. Мы здесь вдвоем тоже по причине одиночества. Самому себе о себе не рассказать, от себя понимания не ждут.
Одиночество, в котором существует человек, сопровождает его от рождения до конца, от рассвета до заката. Неважно, понимает он это или нет. Если понимает, то еще хуже. Тогда тоска становится особенно острой, и начинает тянуть к другому человеку. И мы лихорадочно ищем друга, подругу, дружбу, любовь. Иногда находим, чтобы затем по-терять. А тайна проста: путь к другому лежит через пространство самого себя, которое и есть истинная земля неизвестная. Сколько ни иди навстречу кому-либо, всегда остаешься на своей территории. Открывая в другом нечто хорошее или, напротив, отвратительное, на самом деле выявляешь открываемые черты в себе, в бездонности своей души. И пере-носишь их затем на свою избранницу. Или избранника, неважно.
Так что в другом человеке мы узнаем себя, любим себя, ненавидим себя...
Вот в чем смысл эгоизма, слепота чувства. Что можно понять разумом, не осознать чувствами. Свет разума отрезвляет,  разбавляет страсть, ведет к оздоровлению. Полнота чувственных устремлений, притягивающая загадка, - самообещание вечного блаженства, - они гасят голос рассудка, отбрасывают и свой, и чужой опыт.
У Розалии голос рассудка заговорил ранее, чем у меня. Ей помог внутренний цензор. У меня он тоже действовал, но с задачей отбрасывать все, что не соответствует стратегии, ведущей к осуществлению моего проекта будущего. У Розалии внутренний цензор иного типа: он запрещал то, что может вызвать нежелательную реакцию в общественном мнении, нарушить устоявшуюся стабильность в ближайшем окружении. Вообще женщина, как правило, практичнее мужчины. Наверное, это можно объяснить и исторически и функционально.
Некоторые элементы собственной практичности Розалия очень любила мне раскрывать. От нее я узнал много любопытного о Женщине.
Однажды в Южанске, где мы проводили уик-энд, в одном из ресторанчиков во время ужина Розалия поделилась одной из тайн. Какой должна быть женщина, жена, чтобы всегда оставаться желанной для своего избранника, мужа?
- Это не так уж и трудно. Просто надо знать и выполнять несколько правил. Тебе интересно?
- Да, - отвечал я, - Никогда не предполагал, что в любви, как в геометрии, есть свои аксиомы. И откуда они?
- Откуда... От моей бабушки. Она до старости оставалась обворожительной. К при-меру, она всегда держала незастегнутой верхнюю пуговку блузки. Взгляд мужчины автоматически притягивается к полуоткрытому месту и скользит вниз... Вожделения может и не возникнуть, но симпатия - обязательно! Но этот секрет - очень маленький, таких много.
- Твоя бабушка настоящий китайский мудрец.
- Она была очень умной и занимала всегда высокие должности. А меня очень лю-била и с детства учила всяким хитростям. Каждой хитрости в свое время.
- Тебе повезло. У меня не было такой бабушки.
- Ничего, Маратик. Никогда не поздно. Я для тебя стану бабушкой. Так вот слушай о правилах поведения любимой жены. Ведь ты хочешь, чтобы я всегда была для тебя любимой?
Первое. При выполнении любой домашней работы дама должна выглядеть как на дипломатическом приеме. Моешь полы грязной тряпкой, - а коготки в парадном маникюре. Утром, в любое время муж должен видеть жену такой же, как и вечером. Я не пони-маю баб, которые способны показать себя в отвратительной маске из сметаны и без при-чески. Надо находить время.
- Полная боевая готовность? - перебил я ее, - Но это же так трудно!
Розалия не обратила внимания на мое замечание.
- Второе. Женщина - хранительница домашнего очага. Что бы ни случилось, она держит дом в чистоте, уюте, комфорте. Кухня, дизайн квартиры, - все на ней! Мужчину должно притягивать домой. Только на моей кухне мой мужчина найдет все, что ему хочется.
Третье. В постели с мужем жена - распутная девка, она способна на все, она знает всю теорию секса, вплоть до Кама-сутры. Но практический курс проходит только с ним одним.
- Третий пункт мне нравится больше других, - не удержался я, - Еще есть такие правила?
- Есть, - улыбнулась Розалия, - Но они вторичны. Главное ты уже знаешь.
...За все время нашей связи она ни разу не забыла бабушкины наказы. Не в том ли причина моего внутреннего ощущения: мы с ней абсолютно совместимы.
Наверное, самая большая иллюзия в любви, - убеждение в полной гармонии двоих на всех уровнях: психологическом, интеллектуальном, сексуальном, даже духовном. Чаще всего говорят о совпадении физиологическом. Но я не знаю ни одного примера ни из литературы, ни из истории людей, ни из опыта окружающих, когда гармония, столь редко встречающаяся, заканчивалась бы хорошо. Любовь всегда редкая трагедия. Только в сказках можно прочесть: жили она долго в полном согласии и умерли в один день.
Когда человек пытается себя убедить, что нашел единственную, - значит, ему не повезло, он хочет обмануть себя. Я тоже думал об исключительной удаче.
О, как я ждал наших встреч! Вселенная вся помещалась в нас, мы становились единым целым. Спадали все покровы, выдуманные людьми предрассудки и запреты. Единственной реальностью для меня оставалось ее тело, в котором я узнавал все, каждую родин-ку, каждый изгиб. Розалия прекрасно сложена и умела своей красотой пользоваться и для меня и для себя. Она себя видела со стороны моими глазами и восхищалась своими линиями и формами не меньше чем я. И как-то само собой стало обычным, что она сама предлагала оценить мне совершенство ее бедер или груди.
А я, следуя законам игры, восторгался ее персями, находя для них слова, неизвестные и Хафизу, я целовал их как некую святыню, начиная от мгновенно твердеющих сосков до трепещущей неуловимой грани, отделяющей их от сердца; я прижимал их к себе с такой силой, что мы прямо сливались в единое существо. Розалия стонала, возбуждаясь до экстаза не столько от истомы и растущего желания, сколько от осознания того, что это ее грудь, а не чья-то другая смогла очаровать меня до потери самого себя.
Был период, когда соединение в экстазе полного слияния стало для нас вершиной стремлений. Страсть ослепила нас, и в первую очередь меня. Я стал простым организмом, низвергнувшись с высот высшего существа ниже животного. Ибо все живое знает сезоны любви. А лишенный разума человек не разделяет свободу в сексе от обычной распущенности и аморальности. Может, и нет тут никаких различий, и мы придумываем их для самооправдания или для обвинения других?
До сих пор не уверен, что полностью освободился от власти ее тела. О своем и говорить не стоит. Сила полового притяжения превышает силу земного тяготения. И для освобождения от вожделения скорость очищения должна ощутимо превышать вторую космическую, посредством которой можно покинуть Землю. А освободиться от власти тела придется. Даже галактики, и те разбегаются друг от друга, словно познали опасность близости и разочаровались в ней. Вселенная - в разводе после тесного брака. Куда уж нам, людям, если звездные острова боятся единства.
Надо искать то, что отвращает нас от себе подобных.
Открыв глаза собственному рассудку, я увидел вдруг много такого, что испугало меня, привело вначале в задумчивость, а затем родило разочарование. Надо сказать, раз-очарование, - универсальнейшее из всех лекарств, спасающих от губительной власти Эроса.
Милосердное коварство нашей памяти... Ничего не забывается. Однажды Розалия попросила меня помочь ей в финансовом затруднении. Сумма была немалая, но я ее на-шел и вручил в одну из наших встреч, оговорив количество. Приняв пачку купюр, она от-вернулась от меня и принялась сосредоточенно пересчитывать деньги.
Я был поражен. Зачем считать? Ведь я ей сказал, сколько там. Мне стало стыдно: за себя, за нее, за нас обоих. Ведь в крайнем случае, если уж очень надо убедиться в правильности суммы, можно делать это и незаметно. Или правило «Считайте деньги, не от-ходя от кассы» абсолютно? Если она доверяет себе, как же может не доверять мне? - спрашивал я себя. «Доверяй, но проверяй!» - к кому это относится?
Верить человеку на слово, - так должно быть!
Деньги - не высшая ценность в жизни. Я задал себе вопрос: если она так поступила в этом простом случае, то каково ее отношение к другим моим словам? Не говорит ли этот эпизод, что все мои уверения для нее пустой звук? Тогда на чем же стоят наши отношения, на каком фундаменте? Не на песке ли мы их построили, как в известной евангельской притче? И остается лишь дождаться легкого потрясения, чтобы здание нашей любви раз-рушилось, как карточный домик.
Отношение к деньгам не зависит от состоятельности человека. Не считающих мало и среди богатых, и среди нищих. Их почти нет в наше время. Не считающие - динозавры нашего времени, они неизбежно вымрут. Наверное, я из динозавров, мне крайне неприятно видеть, как люди не доверяют ни себе, ни другим. А когда такое происходит в отношениях с близкими, подобная «малость» может стать началом крушения. Деньги, - просто лакмусовая бумажка.
Некоторые обстоятельства заставили Розалию переехать из нашего города в Южанск. В родительский дом. Долгое время мы не виделись.
И вот я приехал к ней. Южанск встретил зноем, от которого таяло и растекалось все, что могло растворяться в воде или воздухе. Розалия на вокзале явилась мне частью всеобщего текучего миража, лишенного постоянства и незыблемости. Ее глаза... Бегающий взгляд, как у человека, желающего скрыть нечто постыдное. Но то ли актерского мастерства недостает, то ли желание признаться мучает.
В тот день кончилась наша откровенность. Для меня. Для нее, думаю, это произошло раньше. Она куда-то спешила, и мы договорились встретиться через пару часов в центре Южанска, у собора.
Дело в том, что перед отъездом в Южанск внутренний голос предложил мне взять с собой ее письма. Внутреннему голосу я всегда подчиняюсь. И вот, поняв, что все лучшее позади, прежде чем принять почти созревшее решение о разрыве, я решил провести проверку. Мне не хватало твердости и уверенности в своей правоте.
Определив для себя условия теста, я сказал Розалии, чтобы она была готова у собора к обмену письмами. Лицо ее при этих словах окаменело, она только молча кивнула головой и побежала к трамваю.
В назначенное время я стоял на каменных плитах у пятисотлетнего здания, излучающего мудрую снисходительность к людям и презрение к их бренной суете, от которой во времени не остается следа.
Розалия пришла не одна, а в сопровождении мамы и сестры, которым я был ранее представлен. Кроме писем, Розалия принесла несколько сувениров, подаренных мной. Тут мне окончательно стало ясно, что я Розалию перестал понимать. В каком-то полусне, подчиняясь инерции заданности, я отдал ее письма, взял свои, сложил в дипломат безделушки, выслушал обвинения в незрелости и еще в чем-то нехорошем. Сцена прошла легко, без нервозности, без внешней экзальтации. Три пары осуждающих глаз, - вот и все, что я за-помнил хорошо.
Какая-то ошибка, думал я, так не может быть! Ее подменили! Или с ней произошло нечто такое, чего я не знаю.
Преодолев гнев, спокойно попрощавшись с ее мамой и сестрой, я условился о но-вой встрече в тот же день, только позже, вечером. Мне хотелось оставить хоть один шанс... Она, поблескивая влажными глазами, покусывая покрасневшие губы, охотно согласилась, попросив предварительно позвонить по телефону.
Видя ее страдающее лицо, я совсем растерялся и назвал себя круглым идиотом и болваном, проводящим с людьми запрещенные законом жизни опыты. Единственным вы-ходом виделось мне тогда принести извинения и восстановить наши отношения, какими бы зыбкими они мне ни казались.
Южанск - город небольшой, но древний и потому таящий на своих узких, кривых и перепутанных улочках множество сюрпризов. То вдруг поднимется перед тобой высоко-мерный шпиль готического собора, гордо вонзающийся в небо, почему-то незамеченный несколько шагов назад; то через арку современного здания откроется вид на уютнейший одноэтажный особняк средних веков и перед ним - на летнее кафе со столиками на мостовой, ярко-красочное и праздничное даже в сумрачный день.
Каждому Южанск готов подарить открытие единственное, «свое», соответствующее настроению и желаниям. Если только есть время побродить по его улицам не спеша, раздумывая о своих проблемах без боли и натуги.
У меня времени после «тестовой» встречи было предостаточно. В гостиницу не хотелось, чем занять себя я не знал и, сдерживая нетерпение и раздражение, разглядывал фа-сады домов, рекламу, прохожих. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, решил сходить в кино. Миновал три кинотеатра, но их репертуар меня не привлек.
И вот часа через полтора блужданий по улицам вижу: «Кинотеатр экспериментального фильма «Психея». Зал всего на сто пятьдесят мест разместился на первом этаже ни-чем не примечательного здания, по сторонам входной двери две афиши.
Справа - приглашение на фильм ужасов, название не закрепилось в памяти, что-то похожее на «Парк Юрского периода». Сеанс один, уже заканчивается. Слева от входа, - бледно-розовый рекламный щит приглашает на следующий сеанс через пятнадцать минут. Название фильма мне ничего не сказало. Две строчки: верхняя, - «Человек из Ядра»; под-заголовок меньшим шрифтом «Миледи Темеза». И все, больше никаких данных, ни фамилии режиссера, ни актеров, ни наименования студии. Тем не менее, именно такая простота плюс интригующая специализация кинотеатра решили все.
Я зашел в маленькое фойе и в миниатюрном окошечке кассы, куда только руку и можно просунуть, но лица билетера не разглядеть, приобрел билет. Оставалось еще десяток минут, я прохаживался по улице у входа, ожидая, когда выйдут любители ужасов. В таких кинотеатрах вход и выход - одна дверь. Зрителей предыдущего фильма оказалось немного, человек тридцать, на всех лицах застыла печать просмотренного. Ты обращал внимание на поведение людей после киносеанса, на выражения их лиц? Все ведут себя по-разному. Кто старается побыстрее закурить, кто торопится поделиться впечатлениями, кто идет молча, старательно скрывая возбуждение... Но что я увидел тут! Видимо, эксперимент удался: у меня создалось впечатление, что из загона выпустили стаю диких животных, только внешне напоминающих людей.
Дергающаяся походка с широко расставленными ногами, полусогнутые спины и вытянутые чуть не до колен руки, судорожно сжимающиеся пальцы, мутные и остекленевшие глаза... И, - хриплые, гортанные крики, вылетающие из перекошенных ртов.
От неожиданности я замер в центре выходящей из зала толпы, и меня бесцеремонными жесткими толчками приперли прямо к афише. Рядом остановилась тройка друзей лет по двадцати. Они более других вошли в роли, из раскрытых ртов капала на асфальт слюна; один из них, причмокивая от удовольствия, вспоминал, как он только что загнал среди хвощей какую-то зверюгу и сожрал ее целиком. Он говорил о свежатине, о вкусе и запахе крови... Рассказчик бросил на меня взгляд и я похолодел: столько в нем было жажды насилия!
Не справившись с отвращением, я проскочил мимо озверевшей троицы и, войдя в фойе, быстро захлопнул за собой дверь. Предъявив билет контролеру в больших темных очках на пол-лица и головном уборе, похожем на каску или шлем, я прошел на свое место. Очутившись в безопасности, успокоился и оглядел зал.
О Розалии в те минуты я не думал.
Зрителей в зале было не больше, чем на предыдущем сеансе. Большинство уже на-дели на головы шлемы, подобные тому, что я увидел на контролере. Я последовал общему примеру, шлем для меня был прикреплен на спинке сиденья впереди. Изобретатели экспериментального фильма использовали обычные мотошлемы и поместили внутрь хитрую электронную начинку. Надев шлем, я услышал голос, знакомящий с правилами просмотра фильма и поведения в зале. Где находился передатчик, не знаю. Он мог быть и вне здания, хоть на Марсе. Из краткого объяснения я понял, что суть киноэксперимента состоит в реализации эффекта воплощения в любое действующее лицо на экране. Но делается это с учетом коэффициента интеллекта и эмоциональной устойчивости зрителя. В частности, если посетитель имеет психические отклонения либо психосоматическое заболевание, то система не срабатывает, и такой зритель смотрит обычный фильм.
Как я понимаю, дело тут в наличии прямой и обратной связи мозга человека и электронной машины, которая и осуществляет контроль за реакциями зрителя и регулирует уровень интенсивности восприятия. Изобретение неизвестное, а я сразу столкнулся с его практическим осуществлением.
Ограничений оказалось немного. Запрещалось воплощение в личность героя противоположного пола. Нельзя после выбора персонажа в ходе сеанса переключаться на другого, одновременно возможно только одно воплощение. Ну, и еще несколько подобных запретов.
После вводной беседы свет в зале медленно погас, по экрану побежали цветные полосы, в висках приятно закололо, стало тепло. Я сразу получил все исходные данные об обстановке, в которой начиналось действие.
Ты знаешь, фантастика, - моя страсть, и мне повезло. Фильм оказался фантастическим, происходящее относилось к концу двадцать первого века. Об актерах-исполнителях и об авторах ленты ничего не было сказано. Видимо, это помешало бы восприятию в соответствии с замыслом изобретателей, снизило достоверность.
Что касается достоверности, - она была максимальной. Несмотря на фантастичность сюжета, у меня на протяжении всего просмотра ни разу не возникло сомнений в подлинности происходящего, я был абсолютно убежден: так есть, так и было.

2. ИОС
Я на исследовательской станции на спутнике Юпитера Ио. Ио-станция. ИОС, как ее называют все четырнадцать специалистов-исследователей. Среди них одна женщина. Да, только одна, что, конечно, странно. Но так уж получилось, и исключительно благодаря неординарному характеру Темезы. Мне с Темезой и ее характером предстояло познакомиться очень близко.
Все четырнадцать симпатичные люди, каждый на своем месте. Все-таки на исходе двадцать первый век! Но Темеза - верх привлекательности и обаяния! Я не профан в киноискусстве, стараюсь смотреть все новинки большого и малого экранов, но похожей на Темезу актрисы не припоминаю. Дебют, наверное, и весьма удачный. Да и прочие актеры не были мной узнаны. Хочется ли встретиться с исполнительницей роли Темезы вновь, в другом образе? Не знаю. Склоняюсь к тому, что больше не хочется. Больше нет, чем да. Слишком уж много связано с этой ее ролью, с этим ее воплощением. Даже слишком много!
ИОС-База разместилась на срезанной вершине одной из самых высоких гор спутника, близ южного полюса, на стороне, постоянно обращенной к Юпитеру. От нее щупальцами тянутся к экватору энергокоридоры-дороги, оканчивающиеся автоматическими филиалами центральной Базы. Их восемь, они разбросаны вдоль экватора примерно на равных расстояниях друг от друга в самых интересных местах: близ действующих вулка-нов, на берегах серных морей, в потухших кратерах. Называют филиалы Ангирманами с номерами от первого до восьмого. На Ангирманах периодически дежурят экипажи из двух специалистов, на большее число людей они не рассчитаны.
Примерно посредине между Базой и Ангирманом-1 находится энергетический центр земной колонии, связанный с Базой энергошнуром. Главный источник энергии пока не вышел на расчетную мощность и потому все Ангирманы лишены защитных экранов. Они имеются над энергоцентром а также над расположенными на соседних горах космодромом и планетодромом. Защитный экран - это сфера Адабашьяна, громадный кокон, - прикрывает сооружения от любых нежелательных случайностей. А поскольку над поверхностью половина кокона, сферу иногда называют куполом.
Вначале я совершил экскурсию по Базе, осмотрел помещения, познакомился с системами защиты и жизнеобеспечения, увидел почти всех работающих на Ио землян и узнал их имена. Как люди, так и сама центральная База ИОС меня буквально поразили! Немыслимое совершенство на таком удалении от Земли!
Каждый из колонистов, кроме основных двух-трех профессий, в совершенстве владел еще умениями пилота-навигатора межпланетного ионного корабля «Гея», предназначенного для срочной эвакуации всей колонии на Землю, - предусмотрительность, как я потом увидел, не лишняя, - и летчика ракетного челнока «Фобос», позволяющего осуществить перелет экипажем до пяти человек к Марсу. И, конечно, все умели управлять раке-то- и вертопланами, планетоходами и амфибиями.
Некоторые были готовы в случае необходимости дублировать основные функции других сотрудников колонии. Например, повар Анатолий Шмаков мог заменить наладчика энергооборудования Серго. По-моему, такая универсализация была излишней, по-скольку все работы выполнялись роботами различных типов.
А какая там царила атмосфера! Ведь они сидели на Ио больше года, и никакой раздражительности, ни малейшего неприятия слабостей другого. И такое при том, что среди них постоянно находилась женщина. И какая женщина! Лучше бы им ограничиться исключительно мужским населением.
Находясь рядом с начальником ИОС Виктором Савельевым, я восхищался высочайшим уровнем техники, развитым сервисом, оригинальностью и простотой рабочих помещений и коридоров Базы. База ИОС, - это громадное яйцо, наполовину погруженное в базальт горы Азазель. В нижней половине яйца, называемой «подвалом Сатаны», прятались преобразователь поступающей от аннигилятора энергии, энергонакопитель и энергораспределитель. Здесь же размещались электронно-мозговой центр ИОС, системы жизнеобеспечения, мастерские и помещения для киберов. Центр «подвала Сатаны» занимал дубль-отсек связи и управления, связанный с основным наверху главным лифтом. Сатанинский этаж соединялся с верхним еще несколькими дополнительными лифтами, оборудованными переходными камерами-шлюзами.
Верхний, «горный» этаж яйца предусматривал все необходимое для работы и жизни колонистов, начиная от спорткомплекса и кончая рабочими отсеками для всех специалистов в расчете на сто человек после полного развертывания ИОС. С некоторыми из помещений я познакомился поближе и расскажу о них в своем месте.
Находясь на Базе, я еще не стал участником событий, не смог воплотиться в одного из двенадцати. Думаю, фильмопроекционная машина, проанализировав мое внутреннее эмоциональное состояние, решила подождать. На Базе мне очень понравилось. Конечно, я не все успел посмотреть, не побывал в отсеке связи и управления, куда Савельев не торопился, обходя один за другим все остальные рабочие места. Он проводил такие обходы ежедневно утром и вечером по земным часам.
И вот, то ли по решению машины, то ли в соответствии с замыслом неизвестных мне сценариста и постановщика, моя экскурсия по Базе прервалась и я моментально пере-несся на Ангирман-3, где шла вторая половина суточного дежурства Ио-ихтиолога Темезы и инженера-наладчика электронно-кибернетических систем Питера. Питер, к моему разочарованию, оказался законным избранником Темезы.
Ангирман-3, как и остальные его семеро собратьев, - прозрачный, сверкающий алмазными гранями полуоктаэдр. Внутри этого большого кристалла, вне его функциональной начинки, разместился полушар из трех секций: одна рабочая, две другие - жилые, соединенные кухонным модулем. Я попал в рабочий отсек, оснащенный несколькими пультами контроля. Левую сторону выпуклой стены отсека украшали несколько метровых экранов, где воспроизводилось все наблюдаемое действующими на Ио киберспециалистами. Справа экранов не было, на их месте приборы и мониторы.
И, - два кресла, соответственно перед каждой половиной стены. Левое кресло занимала Темеза и потому вначале я не заметил Питера. А потом уже стало поздно воплощаться в него и мне осталась роль стороннего наблюдателя. Потому я не смог ощутить пальцами серебристо-зеленую теплоту экранов, уловить носом источаемый Темезой за-пах, дотронуться до ее волос. Я ничего не мог ощутить по-настоящему, и оставалось толь-ко смотреть на нее с расстояния, определенного машиной. А что может понимать в меж-человеческих расстояниях бестолковая смесь интегральных схем? Если она действительно машина, созданная людьми. И нашими современниками. Есть сомнения...
Но и просто смотреть было на что. Темеза: брюнетка среднего роста с классическими пропорциями. Вот только грудь чересчур голливудская, но  это дело вкуса. Уже через несколько минут голливудский стандарт притягивал меня как магнит металлическую пылинку. Глаза же, голубые, в обрамлении длиннющих пепельных ресниц, при любом вкусе неотразимы. Я мог бы описать и ее улыбку, и... Скажу только: когда я смотрел на Темезу, весь мир исчезал и думалось лишь о том, как оказаться к ней поближе, ощутить ее дыхание, дотронуться... Но между нами незримо стояла машина.
За весь фильм я ни разу не вспомнил о Розалии, Темеза заслонила ее. А ведь разницы никакой, разве что в нескольких сантиметрах туда-сюда. Удивительное сходство. И оказалось, оно не только внешнее.
До сих пор не пойму, как авторы удержали сценарий жизни на ИОСе без происшествий на почве любви и ревности. И сюжет закрутился бы покруче. Правда, он и так не страдал простотой. На первых порах я объяснял платоническое поведение двенадцати мужчин высокими моральными качествами людей будущего, их кристальной чистотой. Что касается тринадцатого, его я просто не понимал и не воспринимал.
Темеза на ИОСе - единственный инженер-ихтиолог. Им бы всем там быть специалистами по живности в серных водах и заняться псевдокотами, которых ей никак не удавалось вытащить наружу, на поверхность. И финал мог бы оказаться менее драматичным.
Согласен, фильм, - всегда условность. Но привычная условность, - это когда перед тобой плоский экран, когда можно отвернуться, прикурить сигарету, сходить на кухню за кофием-чайком или бар открыть... Условность, когда твердо знаешь, что все наблюдаемое, - по другую сторону твоей жизни; и хочешь верь, хочешь нет. Хоть полностью погружайся в игру актеров со знакомыми издавна лицами, все равно остаешься в комнате или в зри-тельном зале.
А в экспериментальном кинотеатре «Психея» не так. Невероятный эффект присутствия! Я до сих пор не разберусь окончательно, что для меня большая реальность: происшедшее со мной и Темезой либо моя путаница с Розалией. Так переплелось, все помнится одинаково отчетливо. Пусть я с Темезой был не самим собой, а другим человеком, даже другим существом, все равно ведь это был я! Еще неизвестно, в какую сторону открывается входная дверь: в кинотеатр или из кинотеатра в сегодняшний наш мир. А может быть, на этой условной двери обозначен вход с обеих сторон. Нет, я не раздвоился. Нечто другое... Оно, другое, начало беспокоить меня с просмотра «Человека из Ядра».
Я смотрел, сживался и думал. Если б с самого начала воплотился в кого-нибудь, сейчас все туманнее бы выглядело. Мудра машина, задала мне задачу.
Потом-то я уже не думал о себе, а стал настоящим действующим лицом, героем романа галактического масштаба.
Итак, мы втроем, Темеза с Питером и я, дежурим на Ангирмане-3, находимся на нервном окончании одной из восьми рук-щупалец спрута, охватившего южное полушарие Ио. Питер весь погружен в контроль и корректировку работы поисковой аппаратуры, замкнутой на Ангирман-3. Радары, роботы, сигналы, их отождествление и все такое.
ИОС искала все: от редкоземельных элементов до Разума. Попутно ставилась задача раскрывать сменяющиеся загадки спутницы Юпитера. Их много, появляются одни, уходят без следа другие. Взять хоть псевдокотов. Их обнаружила Темеза в глубинах серного океана; какие-то скользящие тени, похожие очертаниями на земных кошек, только на порядок больше размерами, хозяйничали в морях, но их никак не удавалось зафиксировать видеоприборами и тем более поймать хоть один экземпляр. Совсем непредсказуемая планетка. Но нам пока тайны Ио не нужны. Они всплывут позже. Будь моя воля, я бы разместил станцию на Ганимеде или Европе. Там вместо серы настоящая вода и можно встретить жизнь, напоминающую земную.
Питер в правом кресле нарочито углублен в трудовой процесс, сразу видно: виртуоз своего дела. И заметно - хочется ему повернуться к Темезе, посмотреть на нее, спросить о каком-нибудь пустяке. Но сдерживается. И на это самое уходит у него больше энергии, чем на саму работу. Темеза же на него абсолютный ноль внимания, причем без всяких на то усилий.
Сразу ясно, кто в доме хозяин. Вот так мы втроем и дежурим. Он и она под моим негласным наблюдением, супружеские отношения вне всякой эротики, даже намека нет на близость. Думаю, Питер и забыл те времена, когда мог развлекаться с любимой женой как положено. А условия на Ангирмане таковое позволяли: две секции отдыха, и в каждой роскошные спальни.
Как они пришли к такому недружественному состоянию, из фильма не совсем ясно. Меня этот вопрос не беспокоил, и должен признать, сложившееся положение меня все больше радовало. Темеза, ее непостоянство с одной стороны, а с другой, - невозможность в условиях ИОС расторгнуть ненужный ей брак. Почему-то и в конце двадцать первый век сохранил сегодняшний институт семейных уз.
Колонисты находились на Ио по контракту с правительством, а по нему требовалось сохранять изначальное статус-кво, не отвлекаться на внутренние и межличностные проблемы. Иначе, - возвращение в метрополию. А для колонистов преждевременное воз-вращение, - потеря интересной работы и связанной с ней высокой оплаты. Да и престиж дело не последнее.
Вот Темеза и делала хорошую супружескую мину в присутствии сотрудников, а наедине с Питером... А наедине с Питером она оставалась на таких вот нечастых дежурствах, куда Виктор Савельев и психотерапевт ИОС Миладзе привычно определяли обоих как горячо любящих супругов.
Как видишь, и двадцать первый век оказался не в состоянии очистить человеческую природу. Для такого дела не века, тысячелетия надобны.
Темеза не очень-то и переживала недостаток эротических ощущений, будто и не женщина она, а бесполый ихтиолог. Она не переживала, но взрыв назревал, природа должна была взять свое. Пока что она направляла свои гормоны в работу. Хорошо, что я не стал Питером! В громадных экранах концентрировалась ее любовь и растворялась ее страсть. Несколько киберов под руководством Темезы изучали подповерхностный океан и связанные с ним небольшие моря, на берегу одного из которых стоял Ангирман-3. Киберы ползают по дну, плавают на разных глубинах, выныривают на поверхность и непрерывно присылают Темезе разнообразную информацию, попутно ее анализируя. Все сведения о происходящем в адском пекле обобщаются малым мозгом Ангирмана, передаются глав-ному мозгу ИОС и там обрабатываются. Задача Питера, - проследить, чтобы в передаю-щей цепочке не было сбоев, чтобы на всевозможных мониторах и табло перед ним горели нужные цифры и диаграммы показывали расчетное. Все должно идти по намеченному графику, квадрат за квадратом изучаются методически, без сутолоки, аварий, штурмов, тревог, катастроф и спасений.
Должно идти, но не шло. Не так просто было Питеру выполнять предписанные ему контрактом обязанности. И только потому, что Темеза периодически вносила разброд в плавное течение исследований океана Тартар, переполненного горячей расплавленной се-рой и ее производными, населенного невероятными формами жизни. Она заставляла то одного, то другого робота менять определенные программой направления поиска, вылезать на поверхность моря Эреб, выходить на его берега. Программы исследовательских роботов давали сбои, искажалась поступающая на дисплеи Питера информация, но Темеза наслаждалась открывающимися перед ней картинами. Особенно нравилось ей наблюдать рождение гейзеров в Стигийских болотах, из которых вытекала кроваво-красная река Харона. Весьма мрачной романтикой обладали те разведчики, что дали названия местным достопримечательностям. Гейзеры выбрасывали двуокись серы на сотни метров в ядовитую атмосферу, делая ее еще более непригодной для обитания существ, подобных человеку. Вырываясь из-под сероносных твердых пластов, фонтаны меняли цвет от ярко-красного до светло-лимонного.
Подчиняясь приказам Темезы, роботы бросались в центр гейзера, ныряли к его истокам.
На ИОСе к ее причудам привыкли и относились к ним снисходительно, как к не-винным шалостям ребенка. Все-таки единственная женщина на всем протяжении от Юпитера до Марса, да еще такая обворожительная! Характер Темезы, ее стремление делать все по-своему и привели ИОС к событию, всколыхнувшему не только колонию, а и всю метрополию, и обусловили драматическое развитие ее собственной судьбы. Но до потрясений в ее судьбе еще далеко.
Пока я третий лишний на Ангирмане-3, для меня и кресло не предусмотрено, я наблюдаю за Темезой, вижу, как она жмурится по-кошачьи и грациозно потягивается, и раздумывает, чем бы себя потешить. Думаю, ее причуды во многом исходили от необходимости терпеть рядом Питера, ставшего ей самым далеким человеком. Как ей еще отвлечься? На Базе библиотека есть, много других развлечений, на Ангирмане же только работа да отдых в случае крайней усталости.
Если бы на месте Питера оказался другой, у меня могло все пойти по-иному. Мне явно не хотелось становиться на его место. И машина уловила внутреннее противодействие, нежелание стать ведомым в паре, где ведущий готов бросить тебя в любой момент, не считаясь с угрозой твоей безопасности. Как у летчиков в бою. Так что мужем Темезы я не стал. Машина приготовила для меня более интересный вариант.
Темеза открывает глаза, в них пляшут веселые чертики, ее тонкие длинные пальчики тянутся к пульту командной ЭВМ. Я знаю: она решила с самым дальним кибером «вылезти» на берег, на котором еще «не побывала»; где-то за экватором, в северном полушарии. До сих пор северная половина шарика Ио считалась негласно запретной для открытых исследований на поверхности, ждали ввода в строй еще восьми щупалец-энерготрасс, на рассчитанном окончании которых уже возводились кристаллы новых Ангирманов.
Питер молча и сосредоточенно анализирует цифры и графики, мы с Темезой смотрим с ожиданием на левый экран. Правда, я больше смотрю на нее, чем на ничем не привлекающие меня туманные силуэты в черно-красной как запекшаяся кровь глубине моря. Подчиняясь движениям ее пальцев, торпеда морского разведчика выпархивает на сверкающую мириадами искр прибрежную полосу, - месторождение поваренной соли. Плав-ники убираются, из гладкого вытянутого туловища вырастают ноги и колеса, кибер вы-ползает на песок, состоящий из крупных соленых кристаллов. На этом просоленном берегу ничего нет и просто быть не может.
Любой современный Темезе школьник и, конечно, любой зритель фильма «Человек из Ядра» знают: поверхность Ио экзотична и привлекательна только на первый взгляд, - это мертвый ландшафт. Разгадка тайн Ио лежит глубоко под ее поверхностью, на дне океана или даже еще глубже.
Я впервые увидел поверхность спутника Юпитера и поражен не был. Экран не показывал небо, лишь полоску за белой галитовой лентой, повторяющей плавное лекало темного моря, где оранжевые языки сползали с отвесного уступа высотой в десяток-другой метров. Что творилось за контрэскарпом, не было видно. Что здесь хотела найти Темеза? Не проще ли связаться с автоматикой Ангирмана-2, тот запустит атмосферный кибер и переадресует изображение на экраны Ангирмана-3?
Следование пунктам инструкций и уставов не рождает героев в условиях повседневности. Сумасбродство, авантюризм вне точного расчета всегда приносят плоды. Особенно, если сумасбродство, - ведущая черта темперамента.
Я восхищался Темезой, отвернувшись от тряпочного Питера. Кухонный кибер-прислуга остановился рядом с ней, вытянув все свои лапы, держащие наготове чашечку кофе, бокал тоника, пепельницу с зажженной сигаретой и что-то еще незнакомое мне. Она же с нескрываемым любопытством разглядывает не имеющую стратегического значения поваренную соль, тонны и тонны соли, не годящейся даже в пищу.
Будь это плато кумира Элиды сына Хроноса Аида, или Майдан, как его называет Серго, то там есть на что посмотреть. Мне удалось взглянуть как-то сверху: смешение разных тонов желто-красной части спектра в причудливом движении. Там - озеро. Драгоценнейший живой камень! А оправа, - частокол острых скал, белых и черных, пояс за поясом... Красота неописуемая. Так проходит минута... Вдруг Темеза выпрыгивает из кресла, опрокидывая дары предусмотрительного кухонного автомата и приближается к экрану вплотную.
Питер замечает ее нештатное движение, но никак не реагирует. Никак нельзя ему реагировать, ибо она этого не любит. К тому же Питер понимает, что если близко принимать к сердцу подобные выходки Темезы, он за один день приведет свою нервную систему в творческий беспорядок. А тогда неизбежна деловая встреча с Миладзе. Миладзе не только психотерапевт, он занимает еще одну, странную, должность, - помощник начальника Базы по работе с личным составом. Другими словами, от Миладзе до Земли рукой подать. Еще неизвестно, кто на ИОСе истинный начальник: добродушный и спокойный гигант Виктор Савельев или экспансивный, с постоянно небритыми, но никогда не зарастающими щеками темнолицый Миладзе.
Питер просто боялся Темезу, Миладзе, Землю. Боялся ради собственного выживания на ИОСе. Возведенный Питером на вершину бытия принцип мирного сосуществования во что бы то ни стало не позволил ему присоединиться к открытию века. О нем потом в лучшем случае говорили: «А, это тот, кто находился рядом с Ней!»
Я и сам поначалу ничего не заметил, так как Темеза, стоящая у экрана спиной ко мне, смотрелась не хуже, чем в других ракурсах. Одежд-то на ней почти никаких, и вот это почти так оттеняет-поддерживает ее прелестные линии-формы, что... Рука прямо сама тянулась, да я еще не обрел плоть в ее киномире.
Она была одета так, как никто и раздетым выглядеть бы не смог. Когда же я ото-рвал глаза, прилипшие к ее ногам, и обратил их на нужный экран, Темеза говорила с Савельевым и одновременно пальцами правой руки приводила в готовность амфибию. Толь-ко тут я заметил Это.
До Савельева дошло сразу. Чуть позже и меня осенило: Это же не отсюда! А если отсюда, то ребята на ИОСе зря получали целый год бешеные оклады, готовя себе райское блаженство на планете-метрополии.
Кибер-разведчик, столкнувшись с непредусмотренной его программой загадкой и не получая дополнительных команд, застыл как памятник, выдвигая и задвигая щупальца антенн. Перед кибером в двух десятках метров от береговой линии на ослепительно белой полосе стоял большой полупрозрачный правильный шар. Соль под ним не проминалась, он касался нескольких крупинок, невесомый, но монументально неподвижный, не реагирующий на порывы отравленного ветра.
Итак, даже я понял, - не вписывается Это в пейзаж, не здешнее оно. Понял и поза-был о Темезе.
Савельев объявил на ИОСе готовность номер один, принял решение направить к шару планетоход экстракласса «Воланд-1», а дежурной смене на Ангирмане-3 приказал немедленно вернуться на Базу.
Я уже знал: на Базу Темеза сейчас не попадет, Питер один отправится на энергоходе, подвешенном к плазменному рельсу. Темеза же вычислила, - она не успевает в экипаж «Воланда-1». А кому, как не ей, быть первой!?
На двухместной амфибии, находящейся в штате Ангирмана, до противоположного берега Эреба около трех часов ходу. Если поднажать, она придет туда одновременно с «Воландом».
Мне хочется отправиться с ней, но невидимый режиссер или машина против моей воли переносят действие на Базу. А там - суматоха. Определен состав группы: специалист по Контакту Жак Дюпре, врач Ричард, химик-географ Эрик и, конечно, психотерапевт Миладзе. Начальником экспедиции назначен Жак, маленький, подвижный и всегда невозмутимо веселый. Корректируются предварительные задачи, готовится обеспечение, киберовод Арманд докладывает о готовности «Воланда».
Мимо меня бегают озабоченные люди, натягивая на ходу защитные костюмы, цепляя на себя различное оборудование, а я думаю о Темезе. Она в эти секунды проникает в ангар Ангирмана, где стоят лодки и амфибия, снимает с ее командного пульта ограничители безопасности, так как запас воздуха в амфибии только аварийный и она выйдет из Ангирмана только под ручным управлением. Но Темеза уверена: воздуха должно хватить, расчет на два часа, но ведь это на двоих, а она одна и заправлять сейчас нет времени, тогда она просто не успеет, а если не успеет, вся ее жизнь теряет всякий смысл.
А что Питер? После безуспешной попытки остановить Темезу он успевает бросить в амфибию боеготовый скафандр средней защиты, делает единовременно удар по внеш-ним сенсорам электронной сети, но не успевает, - Темеза отключила электронику.
По сценарию я знал об этом, находясь на Базе, и не хотел оставаться простым наблюдателем. Или зрителем, что все равно. И принял решение стать Жаком, благо что в программе СЕТИ я немного понимаю. Пусть на уровне начала века, но все-таки... Как я ни пытался, ничего не получилось. Так же и с остальными участниками экспедиции к шару. Машина не допускала меня к непосредственному участию в фильме.
Так я и остался наблюдателем со стороны, надеясь, что в соответствии со сценарием окажусь на месте развития основных событий, на берегу серного моря. Я даже разуверился в себе, думал, то воплотиться не могу ни в кого из участников проходящих мимо событий по причине внутренней своей неполноценности, присутствия в психике какой-то преграды.
Оказалось, час мой просто не пробил. Заветный час, он ждал меня терпеливо, я же суетился зря.
Знать бы, где Тот Миг... Во всяком случае, я избежал бы путаницы и раздвоения. Сейчас из-за незнания я как бы одной ногой в сказке, не понимаю до конца, где сон, а где не сон, как принцесса, встретившая Алла-ад-Дина и поверившая дворцовому звездочету, что встречи на самом деле не было.
...Надеюсь, рядом с тобой разберусь, затем и приехал...
Планетоход «Воланд»: обтекаемых форм полуэллипсоид с прозрачным фонарем над кабиной экипажа. Все оборудование скрыто за непрозрачно-матовыми переборками и корпусом. Мощная машина, - немного антигравитации плюс воздушная подушка, движет-ся мягко и легко, ведь на Ио сила притяжения более чем в три раза меньше земной.
Жак, Ричард, Эрик, вездесущий Миладзе. И я. Все молчат, сосредоточенно наблюдая за проплывающими мимо темно-красными горами, уходящими вниз черными расщелинами. Пейзаж удручающий. Горы сменяются холмами, затем появляется бесконечная гладкая равнина, кое-где отмеченная оспинками кратеров от ударов метеоритов. Я поеживаюсь: если один такой небесный камень достанет нас, все путешествия и приключения будут окончены раз и навсегда. Нас прикрывают нейтронные пушки Базы и Энергоцентра, да и на «Воланде» есть излучатели, но я человек иного времени, совершенство и надежность их техники не вошли в мою кровь.
Уже два часа плывем над оранжево-желтыми пятнами. Изредка встречаются голубые, белые и черные кляксы, похожие на озера, наполненные цветными чернилами. Вот и кусочек реки Ахеронт с серопадом. На равнине повеселее, есть чем полюбоваться. В небо смотреть не хочется: над нами навис гигантский диск Юпитера, занимающий половину небосвода. Его сияние заливает поверхность Ио, придавая ей еще более сказочный вид.
Цветные тени, вспыхивающие повсюду искры, лучики... Глаз быстро устает. Все надевают очки. Мне приходится терпеть. Когда тяжело взгляду, я опускаю глаза, изучаю интерьер кабины. Ничего примечательного, никаких ручек управления, приборов. Полная тишина, шума двигателей не слышно.
Все-таки наша техника поуютнее, по звуку двигателя можно судить о многом, его ритмичный стук или грохот помогает и тогда, когда нечего сказать и молчание становится тягостным.
Вот и долгожданные залежи поваренной соли, они окаймляют берег серного моря, неподвижного как и равнина, зеркально-ровного, отражающего Юпитер во всей его ужасающей меня красе. Вот и шар! Я осматриваюсь, - амфибии нет. Что с Темезой? А вдруг не хватило аварийного запаса воздуха или управление вышло из строя? Ведь автоматика отключена, а что может женщина, одна и без необходимых технических навыков?
Но никто не волнуется, и я тоже успокаиваюсь: все будет нормально, без Темезы дальше сценарий не имеет смысла.
Разведчик по-прежнему ждет у моря погоды, шевеля антеннами, двигая объективами. Он продолжает передавать информацию.
Четверо проверяют друг у друга исправность скафандров и снаряжения, открывается люк, выдвигается трап и они спускаются на хрустящий белый песок. Я иду за ними без скафандра, мне не страшна разреженная ядовитая атмосфера, перенасыщенная газами и взвесями на основе все той же серы, натрия, калия и еще неизвестно чего.
Мы останавливаемся в десяти шагах от шара, он возвышается над нами метров на пять.
По космическим меркам очень небольшой аппарат. В том, что это космический корабль внеземного происхождения, убеждены все пятеро. Он абсолютно непохож ни на что земное, техника исполнения иная, непонятная. Кроме геометрически правильной формы, ничего узнаваемого.
Мы постояли менее минуты и оболочка шара сделалась прозрачной.
Вначале мы увидели нечто мерцающее, пульсирующее, переливающееся из одного в другое. Но из чего во что переливается, - оставалось полной загадкой. Затем недалеко от поверхности шара, обращенной к почве, проявилось нечто похожее на многогранный кристалл, занимающий место от нижней части до половины шара. Внутри кристалла мы ясно увидели трех человек, одетых в накидки, напоминающие древнегреческие хитоны. Все трое неподвижно лежали на чем-то похожем на стоматологические кресла. Анабиоз? Смерть в результате катастрофы? Ни дверей, ни люков, ничего напоминающего пульты управления земными космолетами не наблюдалось.
Один из троих зашевелился. Вздох облегчения вырвался у всех пятерых. Оставалось ждать. Ожидание продлилось несколько секунд. Зашевелившийся звездолетчик от-крыл глаза, невидимый нам манипулятор поднял его над креслом. Запульсировала вся поверхность шара, будто он задышал, чуть сжимаясь и расширяясь при выдохе и вдохе. И тут же мы увидели проснувшегося или ожившего космонавта лежащим на полосе соли у наших ног. Шар вернулся в прежнее состояние, остальные двое внутри не шевелились.
Мы замерли, не понимая, что произошло и что надо делать в сложившейся обстановке. Лишенный всякой защиты, почти обнаженный человек лежал на острых крупинках соленого песка, в отравленной ядами атмосфере как на пляже где-нибудь на Канарах. Ни-кто из землян не думал о встрече с иным Разумом, даже Жак. Все разом заговорили, предлагая каждый свой способ немедленной помощи.
Дискуссию остановил Савельев, только что прибывший на место события на «Во-ланде-2» с врачом колонии Ричардом. Рядом стояла и амфибия Темезы.
Савельев приказал немедленно перенести неизвестного на свой планетоход, а Ри-чарду эвакуировать его на Базу, где их ожидал подготовленный к работе медотсек.
Темеза подбежала к лежащему, когда его перемещали в принесенный Ричардом защитный кокон. Она наклонилась, взглянула в открытые глаза пришельца, дрогнула и решительно произнесла:
- Я с Ричардом, на Базу.
Виктор Савельев проводил ее задумчивым взглядом, и отвел его только когда они внесли кокон в машину, забрались сами и закрыли люк. Думаю, он уже в те минуты по-дозревал, что решение Темезы скажется не только на ее судьбе. В последнем-то он был уверен, как и я.
«Воланд-2» бесшумно, поднимая за собой легкие, медленно опадающие вихри эвапоритовых осадков, скрылся за горизонтом. Последнее, что я заметил, - отблеск красного пятна Юпитера на фонаре планетохода.
Экспедиция с Савельевым осталась у шара, наблюдая за оставшимися в нем двумя членами экипажа. Савельев занялся амфибией Темезы, остальные стояли в ожидании, думая о возможных активных действиях во имя спасения неизвестных астронавтов, по-прежнему лежащих в своих креслах без движения.
Я же перенесся вслед за Ричардом и Темезой в медицинский центр Базы. Обнаженного пришельца поместили внутрь стационарного аппарата спасения. Два киберассистента Ричарда заканчивали подключение к его телу всевозможных датчиков. Цветные провода, присоски, трубки, шлем, свечение экранов... Заработал универсальный диагност, связанный с центральным мозгом, и на экранах замелькали цифры. Нам бы такое, разом все болезни... Рядом с Ричардом стояла Темеза, не отрывающая глаз от лежащего за прозрачной преградой неизвестного. Непривычно было видеть ее такой серьезной и неподвижной. Глаза потемнели и повлажнели, нос и скулы заострились, красота ее обрела восточно-азиатский колорит.
Засветился большой экран связи, на нем появилось лицо Савельева. Он с Жаком на амфибии Темезы шел к Базе. Через полчаса они рассчитывали быть рядом с нами. Но за полчаса могло многое непоправимо измениться. И они решили принять участие в работе Ричарда.
- Как он? - негромко спросил Савельев.
Ричард понял, что хотел знать начальник ИОС в первую очередь.
- Внешне он такой как мы. Помощнее. Очень развит, среднее между Аполлоном и Гераклом.
Он посмотрел в сторону Темезы. Савельев понимающе кивнул.
- А внутри... Цифры все другие. Диагност затрудняется.
- Итак, он другой?
- Да, Виктор, другой, - Ричард шумно вздохнул, выдавая внутреннее волнение, опять покосился на Темезу.
Она, не меняя позы, смотрела на астронавта, не обращая внимания на разговор. Я стоял рядом с ней, стараясь понять все и за нее, и за врача, и за Жака, который появился на экране рядом с Савельевым, и за самого Савельева, лично ответственного за происходящее и ожидающееся.
- Как он себя чувствует? - Жак задал ненужный вопрос, тем самым признавая, что не видит пока, с чего можно начинать свою работу.
- Смотрит. Он без видимого вреда перенес воздействие здешней атмосферы. Для любого из нас это смертельный трюк.
Ричард, волнуясь от невозможности что-то предпринять для находящегося в аппарате, от непонимания происходящего в организме астронавта принялся ходить по медотсеку, опустив голову и смотря себе под ноги. И чуть не пропустил начало перемены.
Первыми изменения отметили Темеза и я, следом за нами Жак. Глаза астронавта расширились, зрачок почти заполнил их, какое-то золотистое сияние оконтурило его го-лову, кожа лица приобрела красноватый оттенок. Исходящие из глаз светлые лучи, хорошо видимые, поочередно коснулись всех присутствующих.
И тут же я начал воплощение, успев отметить, как в медотсек прибежали остальные колонисты.

2.    Человек из Ядра.
....Я развернул поле сознания и принял печаль безвозвратной потери. Муза Вир и Рен То... Их уже нет. Они на нашем общем Дай-Моне. Я среди Похожих. Еще одно тягостное разочарование. Память капризно возвращает к последним мгновениям перед катастрофой, я отключаю мешающий блок нейронов. Пусть пройдет первая встряска.
Рядом со мной прошлое, отстоящее на тысячи лет. Много тысяч. Примитивное медицинское устройство пытается выяснить мое состояние и определить способы влияния. Они подключились к нескольким процентам рецепторов моей физической оболочки, не проникнув в суть организма и естества. Таким путем действовать, - ходить слепым по краю пропасти. Несколько Похожих, внешне подобных мне... Как у клонов, у них одинаково тревожные лица и одинаковые мысли. Все думают о многом сразу, ведущее чувство, - любопытство, соединенное с тщеславным ощущением прикосновения к неведомому. Фон: различные физические желания, - отдых, еда, женщина по имени Темеза... Удиви-тельная какофония!
Ни их устройство, ни они сами ничего не понимают во мне и не знают, что делать.
Проверю, кто они и чем занимаются. Люди... Четырнадцать человек, группа поселенцев-разведчиков. Техника соответствует внутреннему уровню развития и не гарантирует максимальной безопасности даже на таком ничтожном удалении от их родной планеты. Почти вся энергия уходит на защиту и обеспечение физических потребностей. При том все проникнуты мыслью о непревзойденном совершенстве и могуществе своей цивилизации...
Сообщество погрязших в иллюзиях и заблуждениях, столь обычных на допсихическом уровне развития. Цивилизация третьей планеты начинает осваивать район своей звезды и очаровано первыми шагами. Младенческое самообольщение. Разочарования и потери - впереди.
Пришел прощальный импульс от Дай-Мона. Причина катастрофы, - касание энтропийной флуктуации подпространства. Такие выбросы редки, но уничтожающи. Вероятность практически нулевая даже на окраине Галактики. Если бы не трагические последствия, можно говорить о везении. Функции Дай-Мона мгновенно исказились и он потерял почти весь психозапас жизнеустойчивости. Сгусток вещества, на  который  выбросился Дай-Мон, хранит в себе нечто опасное. Конкретизировать пока не могу, мешает энергосфера поселения колонистов. И зачем они столько расходуют энергии? Очевидно, страх... Нечто из недр вещественного образования деформировало внутренние очертания Дай-Мона после катастрофы, оно же принесет в недалеком будущем большие беды разведчикам третьей планеты.
Выжил я чудом: Дай-Мон с согласия Музы Вир и Рена То отдал мне весь резерв. Помогла и встреча с людьми: определив наличие Разума, Дай-Мон переместил меня в пределы их психоизлучения. Оно оказалось весьма малым по интенсивности и распространенности в континууме; но суммарной дозы без ощутимой потери для них оказалось мне достаточно. Благодаря их растерянности я получил несколько минут на переливание. И теперь могу ждать Спасателя самостоятельно, без помощи Дай-Мона. Он тоже будет ждать. Я не могу отключить от общего Дай-Мона свою треть, пока есть надежда.
Ситуация неординарная. Сами того не зная, люди стали мне донорами. Я обязан ответить адекватно. В то же время их нравственно-психический уровень не позволяет осуществить равноправный взаимный контакт. Я могу им принести больше вреда, чем пользы, если раскроюсь.
Нужен режим Решения. Есть путь приемлемый, но обидный для них, если бы они смогли понять. Они не смогут отличить Фантом от меня, у них нет видения. Как можно обмануть ребенка? Объяснить перед тем? Не получится!
Но... Неужели ошибка в оценке? Новый сигнал, так не похожий на прежние: порыв сострадания, желание помочь. Чисто и незамутненно! Носитель слаб, заслонен соседями, теперь он приблизился и я услышал. Еще миг, - и она могла стать жертвой мистификации: на моем месте лежал бы Фантом. Не обмани надеющегося на тебя, верящего тебе!
Носитель чистого импульса - женщина, единственная на спутнике большой плане-ты по имени Юпитер. Они дают одинаковые имена живым существам и неживым объектам. Ее зовут Темеза. Она и обнаружила Дай-Мон благодаря свободному, непрограммированному поведению.
Мне делается интересно. Если таких людей как Темеза на их планете больше значения критической плотности, я имею право на контакт. Редкая удача на окраинах Галактики, где слаб свет Разума и протоцивилизации, выбирая ошибочные пути, не достигают зрелости.
Решения не избежать, но оно будет иным: я должен изменить отношение к людям и измениться сам, стать на время одним из них. Абсолютного тождества не достигнуть, но они не почувствуют моего превосходства. Унижение Разума на любой его ступени недопустимо.
Я включил свет предостережения над головой, коснулся каждого видимым лучом, но никто не отключил своих мыслей от меня, никто не захотел помочь. Не помощь нужна была мне сама по себе. Желая помочь мне, они помогли бы себе. Таков закон мироздания. Лишь испуг прочитал я в их душах. Впрочем, чего я ждал? У всех, кроме Темезы: она не боялась Принимающего Решение.
Решение принято. Теперь я буду казаться им равным, не буду проникать в их мыс-ли и чувства, буду пить и есть как они, буду делать вид, что нуждаюсь в ежедневном отдыхе. Их интересуют и будут интересовать технические и технологические открытия; у меня их нет. Они просто не в состоянии понять наш образ жизни и перенять ничего не смогут. Я же ничего не смогу объяснить им на их языке. Чтобы понять меня, им нужно стать одним из нас. Нет общего способа, сами они не смогут.
Я довел параметры, регистрируемые их медицинским устройством, до «нормальных», продемонстрировав полное чудесное исцеление и снял искусственную преграду.
Когда я поднялся и сделал первый шаг, все отшатнулись и отступили назад. Реакция для них естественная. Остались на месте двое: Темеза и Виктор Савельев. Его держал долг... У них впереди еще долгие века вынужденного взаимоподчинения. Мне тоже придется считаться с условностями их мира, учиться быть такими, как они. Труднее нет задачи, но у меня нет иного выхода. До прибытия Спасателя. По их шкале отсчета времени придется ждать несколько месяцев. Абсолютной шкалы живого времени они не знают, время для них, - жесткая лестница: идя по ней, они видят только одну ступеньку впереди, а пройденные исчезают в забытьи и теряются. Им нельзя перескочить вперед и нельзя вернуться. Ограниченный мир предопределения, созданный ими самими, несовершенством того, что они зовут моралью, ошибками предков...
...За три дня я с Жаком освоил земной язык. Жак в восторге, не зная, что я овладел их понятиями тотчас по пробуждению. Часто в помещение, отведенное мне, приходит Темеза. Не возражаю, она интересный собеседник, искренний и прямой. Потому с ней легче, чем с другими. К тому же и по нашим меркам внешней привлекательности она красива.
Сегодня мы с Темезой впервые наедине. Я знаю, чего она хочет от меня.
Надо выбирать. У них всегда приходится выбирать, настолько все неопределенно. Но если я принял Решение, надо играть или жить, но по их правилам. Игра увлекает; на-верное, я хорошо вживаюсь.
Я заглянул в ее глаза.
В моем мире любовь понимается и протекает по-иному. У землян межполовая любовь основана на физической близости, без нее она просто немыслима. Духовная сторона эгоистична, потому что исчезающе мала в общем объеме. В физическом слиянии они теряют Эго, и потому испытывают блаженство. Но так от Эго не освободиться, оно возвращается.
Оставаясь в прежнем качестве, я испытывал бы отвращение ко всему, что воспето их поэтами в отношениях между мужчиной и женщиной. Я пока не знаю, что здесь причиной. Как в жизни каждого индивидуума, так и в судьбе сообщества можно отыскать момент перелома, до которого существовала еще иная модель будущего. У отдельной личности найти такой момент достаточно несложно, если даже он берет начало в жизни его генетических предшественников.
Мой народ издавна мог корректировать подобные отклонения, мы дружны со временем во всех его измерениях.
Поведение Темезы странно. Я ей верю во всем, но не всегда понимаю. Как не понимаю их систему жесткого брака, лишающего обоих свободы и независимости. Добро-вольное принуждение, - что более неразумно и страшно? Они внутренне протестуют и готовы к иному...
Она не хочет близости Питера, они давно более чем чужие, но и не желает разрыва. Как можно терпеть столь высокую степень неопределенности? Мы по-разному понимаем одно и то же, но я не имею права навязывать свое, она должна сама прийти к иному. Мешает и моя двойственность, - ведь все, в том числе Темеза, должны верить, что я - такой же человек, как и они. Иначе просто нельзя, мы в разных системах координат: нравственных, интеллектуальных, энергетических.
Никто из них не сможет перейти в мою систему. А я часто путаюсь, думаю то так, то иначе, приходится постоянно себя корректировать.
Наверное, я переоценил себя, мне трудно держать себя в рамках, постоянно вылезает иное, то, что я должен скрывать и не показывать.
....Я пойду ей навстречу. Настолько, насколько возможно.
Глаза ее чисты, Миладзе утверждает, что не видел ее такой легкой и светлой. Все остальные стараются не замечать происходящих в ней перемен.
Только вот Питер... Он с трудом держит себя в руках, почернел от сонма разрушающих чувств. Ревность, ненависть...
Так они называют достойное сожаления проявление животного начала.
Расставание - не меньшее искусство, чем встреча. Ничто не вечно меж звезд, а на окраинах звездных островов процессы идут быстро, сжато, болезненно. Много наслоений, тормозящих восхождение. Лучшие из них понимают.
...Мы вдвоем с Темезой. Я читаю ее глаза: в них любовь и неприятие всего, что мешает любви. Искренне сожалеет, что раньше ее не коснулось такое чувство, тогда и она стала бы другой. А сейчас надо бороться с собой, надо стараться стать достойной пришельца, без которого ей так трудно, так невозможно... Все это я читаю в ее глазах и мне делается легко. Я думаю, что у нас все получится. Ведь если она сама захочет стать достойной, иной, она сможет быть среди нас.
Я рассказал ей о моих звездах и планетах, познакомил с Ядром нашего с ней Млечного Пути, показал наше небо и наши земли. Она подозревает, что я многое скрываю от нее и от Земли, но это не мешает нам. Мне хочется бывать с ней вдвоем почаще и по-дольше, и земное тело мое тянется к ней.
Прошло несколько земных дней на ИОСе. Мы слились с Темезой внутренне: она разделяет некоторые мои взгляды на мир, хоть они и кажутся ей чуть утопичными, не осуществимыми на Земле, где жизнь идет по писаным и неписаным жестоким законам. Явная и скрытая борьба за существование, за улучшение условий бытия, борьба со всем и со всеми, кто мешает на этом пути. Темеза готова отказаться от этой всепоглощающей войны.
Моменты нашего единства, когда не надо говорить, когда молчанием можно объяснить много больше, чем словами, они дороги мне.
...У нее удивительное тело, хранящее детский аромат молока и теплую свежесть. Я изучил каждый изгиб, каждую впадинку и родинку, и сделал все это своим для нее. Она плачет, и слезы очищения омывают ее сердце, снимая слой за слоем накипшую оболочку Эго, обнажая первозданную незамутненность живого. Люди считают детей ангелами. Как трудно найти безошибочные суждения...
Разум и сердце сливаются воедино, а тело, подчиняясь им, светится чистой страстью.
Она прижимается ко мне трепещущей грудью и спрашивает:
- Интересно... Нас разделяют тысячи световых лет, а имена почти одинаковые. По-чему так?
Я улыбаюсь.
- Не так. У нас другой язык, другая речь. Я подобрал звукосочетания, наиболее близкие вашему слуху. Наши народы невообразимо далеки друг от друга.
- Я не понимаю. Я не согласна. Ведь мы-то с тобой близки. Просто ближе некуда. Разве не так?
- Так... И не так...
Я соглашаюсь с ней. Я не могу открыть, что она близка не ко мне, а к оболочке, созданной мною для нее. И для себя. Конечно, физическая оболочка часть меня, и потому в чем-то она права.
- Раф, скажи, а что могут люди из Ядра Галактики? Такого, что не могут земляне? Ты не мог бы научить меня?
- Зачем, Темеза? Разве ты уже умеешь все, чего достигли люди Земли? Ведь у вас много высоких достижений. Вы их или забыли, или их используют малые группы, обособленные от массы.
- Да, я знаю, - с обидой грустно отвечает Темеза, - Но это слишком сложно. Надо отказаться от жизни, отдать себя...
Я понимаю ее, и впервые думаю по-человечески: все бесполезно. Она не сможет попасть в мой мир; желание возвеличиться, извлечь себе преимущества не пропустят ее в Ядро. Неизбежен крах нашей любви, но я отгоняю от себя предвидение, надежда теплится во мне. Так и должен вести себя человек Земли: несмотря на очевидную бесполезность усилий, он продолжает действовать в избранном направлении, пока не попадет в капкан, где нет места и надежде.
И я говорю больше себе, чем для нее:
- Ты далека от меня, Темеза... Земное слишком сильно в тебе. Я открою тебе кое-что из жизни наших женщин. Всего тебе не удастся понять, но главное ты сможешь уви-деть.
Я снял на миг земную оболочку, проник в нее и показал, о чем думают и как любят женщины Ядра.
Воплощение, краткое как полет искры, потрясло Темезу. Она долго лежала молча, отвернувшись от меня. Затем, не поворачиваясь, глухим, не своим голосом, сказала:
- Я никогда не считала себя совершенством. Я обычная земная женщина. Не знаю, как ты это делаешь... То, что ты показал мне, - такого не может быть. Женщина должна бороться за себя. Ты хочешь превратить меня в свою тень.
Обида и разочарование сквозили в ее речи, она не получила ожидаемого и волна неприятия смыла в ней все то, что я строил долгие дни. Как объяснить ей, что светлой тенью быть предпочтительнее, чем окутаться темным сиянием самообольщения? Как объяснить, что не надо думать о себе для себя, и тогда все желаемое придет само...
На земном языке невозможно, он недостаточен, заранее искажен внутренним кон-текстом. Моего языка она не воспримет. Видимо, я ошибся Решением. На Земле нет нужного количества чистоты и бескорыстия. Контакт не состоится? Ведь то, что они воспринимают во мне, им с успехом предложил бы и мой Фантом. Они видят лишь то, что хотят. Все остальное отрицается и отбрасывается, объявляется несуществующим. Похоже, я бессилен. Она не доверяет мне безусловно, движение дальше не пойдет.
Расставание неизбежно, но, уподобляясь Темезе, я вновь отбрасываю неприятную мысль.
Тело ее холодное и чужое.
- Мне требуется на Землю. До прибытия Спасателя надо успеть проверить...

Нам дали «Фобос». Со мной Жак и Темеза. От присутствия кого-либо еще я отказался по ее просьбе. Пусть так. Земля назначила ее гидом при мне. По инициативе Виктора Савельева. Он старается думать хорошо и о хорошем. Ему трудно, от своего времени не оторваться.
У четвертой планеты мы пересядем на другой корабль и на нем приземлимся.
Мне хотят показать достижения технического прогресса. И получить в ответ важные для них знания. Но у меня нет знаний, пригодных для технологической цивилизации. У нас нет громоздкой инфраструктуры, в которой теряется человек. У нас в Ядре все живое, нам не нужна техника и придуманные законы... Чтобы понять, им предстоит пройти многое, освоить иные способы мышления...
Интересная протоцивилизация. У них в культуре зачатки всех путей. В прошлом осталась дорога, ведущая к нам. Они выбрали другую и отделили себя от живой вселенной техникой. Лет сто назад, на первом шаге ошибки, они еще могли остановиться и из-брать иное направление без особых трудностей.
Остановки не произошло. Они отдали техническим средствам все функции разумной личности, оставив за собой программирование и общий контроль. И теперь они могут еще вернуться. С большими затратами, с болью.
Но, похоже, они отдадут техническим устройствам все, техника станет сама себя программировать, саморазвиваться, отняв у человека и контроль над собой. Сбои, техномутации, - все впереди.
Они попадут в полную зависимость от техносферы и перестанут разбираться в ней. Таким образом они самозамкнутся и потеряют все перспективы. Подобные примеры нам известны. Помочь нельзя, - они не захотят. Так было.
Их межпланетные корабли, - самое яркое выражение опасной зависимости живого от мертвого. У нас проблема путешествий решается иначе. Что такое Дай-Мон, по-земному не выразить. Потому-то у них подобного не может быть. Ведь вне живого Дай-Мон не существует, он сворачивается и уходит в себя, он вне и внутри, он знает, что тебе нужно, приходит первым и уходит последним...
Невозможен равноправный диалог между диким котенком и седым мудрецом. Мудрец умеет стать котенком. А котенку предстоит ряд перерождений.
Они хотят усовершенствовать космические корабли. Летит специализированная экспедиция на Ио, чтобы заняться Дай-Моном. Дай-Мон не сможет им помочь. Да они и не успеют, мы уйдем раньше. «Фобос», «Гея», есть и другие модификации, везде соединение косного вещества и некоторых видов материальной энергии.
Если я предложу им отказаться от этого, они станут подозревать меня во враждебности, никогда не поверят в мою искренность и единственность предлагаемой перспективы их выживания в будущем.
...Земля. Красивая удобная планета. Сотню-другую лет назад была много красивее и удобнее.
Правители... Полные сознания собственной значимости, незаменимости. О чем с ними говорить? Я отказался от диалога, в нем нет смысла. Ответная реакция: плохо скрываемое возмущение, неприязнь.
Мне назначили охрану: мужчина и женщина, уверенные в своем физическом превосходстве, специально подготовленные. Их задача, - не позволить мне того, чего не хотят правители. Официально: обеспечить безопасность, на Земле живут всякие люди... Об этом я знаю.
Ко мне, в резиденцию Премьера, где подготовлено нам жилище, пришли двое: Второй правитель и Генерал. Поступило странное предложение, - я им предоставляю некоторые секреты, они в обмен обеспечивают меня всем необходимым для жизни на Земле. Выслушав их, я ничего не ответил и, вежливо попрощавшись, принял отвлекающую позу сна.
Узнав об этом, Темеза сутки молчала, затем долго объясняла мне, что так нельзя, от таких предложений не отказываются, и... С ней что-то происходит. Пропал ясный блеск в глазах, появилась напряженность, она суетлива и возбуждена. Ищет аргументы для убеждения меня в неправоте. Она вся пропитана желанием приблизиться к Правителям. Рядом со мной.
Думаю, как и чем ей помочь. Предложил визит к ее родителям. Она нехотя согласилась, не хочется покидать дворец. На встрече многое прояснилось. Хорошо заметна порочная линия, протянутая через генетику из прошлого. Чтобы оборвать ее, достаточно изменить спектр желаний. Сама она не сможет. Попробую открыться еще раз.
Мать - Лизетта, отец - Азамат. Она - внешне добрее, но внутри порочнее, многие стремления не реализованы. Он - способен думать только о кастовой выгоде. Протестует против соединения судьбы Темезы с моей. Считает, что Питер после возвращения с ИОС займет хорошее место в социуме. А появившиеся в последние дни связи Темезы в Правящем Круге укрепят его положение. Раньше он говорил об ошибочности ее выбора, об упущенных выгодных партиях до Питера.
Поддержать разговор я не смог. Наверняка посчитали меня недоразвитым необразованным представителем далекой расы, не имеющей для них практической пользы. С генетически укорененными заблуждениями мне не справиться. Права на вмешательство у меня нет. Я не смогу единолично учесть все последствия воздействия.
Со странным чувством рассматривал фотографии семейного архива. Сестры, братья, племянники, - на Земле сложная система родства, они делят мир на своих и чужих. Вот дед Темезы, вот прадед. Меня заинтересовала женская линия. Я перебрал несколько снимков и остановился на одном: лицо очень напоминало лицо Темезы. Мне тут же пояснили: девичья фотография прабабушки Темезы, Розалии Петровны Поленовой. Ох уж эти земные имена! Прабабушка оставила заметный след в семейной судьбе и мне с удовольствием рассказали о ней. Я постарался узнать побольше, это понадобится.
...Личность Темезы теряла цельность, обретенную в первые дни нашей близости. Ее темная половина, связанная с потребностями физического тела, все больше подчиняла ее себе. Она часто делалась раздражительной, прятала взгляд, не в силах бороться с противоречивыми стремлениями. Ей хотелось быть со мной и в то же время она все отчетливее понимала всю бесперспективность нашего возможного союза с точки зрения любого землянина. Разорвать этот круг она не могла, что приводило ее ко лжи и обману.
Чувствуя, что среди людей, встретившихся мне на Земле, я не найду посредника для воздействия на нее, я решил показать ей свой мир еще раз, но теперь под другим углом, не изнутри, а снаружи. Не воплощая ее в какую-либо женщину, я сделал ее простым наблюдателем.
Она увидела наши сады, свободные от тяжелой архитектуры, от вечной неизменяемости, счастливых людей, размышляющих о том, как стать достойными мира, в котором они живут, об их стремлении к совершенству, о возможностях и достижениях. Она увидела, что мы одинаково хорошо чувствуем себя и в воде, и среди звездного ветра без всяких приспособлений. И наше искусство, лишенное завесы фальши, притворства и назидательности.
Она увидела, поразилась и... не поняла! Но видение увлекло ее, она вновь стала прежней. Темеза обещала, что сделает все, что надо, только бы попасть со мной в Млечное Ядро. Я поверил ей. На слово, как принято между нами. Она свободна, она может выбирать сама, я же должен сообщить о возможных последствиях.
Ведь если только капелька лжи и расчета останется в ней, она не сможет остаться со мной и вернется назад. И память о том, что она увидела в Ядре родного ей Млечного Пути, сотрется навсегда, не сохранившись и в глубинном генетическом слое.
А времени оставалось все меньше. Я ощущал близость Спасателя, а еще не было ясно, как отнестись к Земле и ее людям. И как быть с Темезой, учитывая то, что наверняка ее придется вернуть. Ибо, доверяя ей, я понимал, - нельзя за считанные дни или месяцы переделать человека Земли. Можно только дать ему ключ, открывающий свет.
Попытаться самому что-то изменить? Для того нужен союз двоих, тогда я не ошибусь в выборе пути воздействия. Прибудет Спасатель, и мы сможем.
Час встречи настал, когда мы с Темезой в сопровождении одного из Правителей и большого количества охраны шли по берегу озера рядом с резиденцией Премьера.
В чистом синем небе появилось легкое облачко. Никто из них не заметил. Я улыбнулся: это Тир Эм. Я сбросил земную оболочку и вошел в связь. Она обрадовала меня, - Дай-Мон с телами Музы Вир и Рена То эвакуировался домой. Если только можно это на-звать радостью! Тир Эм лучше меня разбирался в вопросах регенерации и воскрешения и не оставил мне надежды, которая еще теплилась.
Мы определили: вначале тест на возможность контакта Ядра с Землей, затем вопрос о Темезе.
Тир Эм старше меня и его Дай-Мон выглядел иначе.
Когда на песке у озера вдруг выросло дерево, - вековой дуб, - они решили: мираж! Я улыбнулся. Они не поверили своим глазам! Тир Эм сменил дерево на мраморный фонтан, в его воде отражались солнца, не виданные землянами. Тогда один из них повернулся ко мне, настороженно и подозрительно. Сразу вся охрана стянулась вокруг нас кольцом, включили радиосвязь с Премьером.
Фонтан исчез, на его месте родился маленький ручеек и побежал к озеру. Дай-Мон, внепространственная оболочка Тир Эма, приспосабливался к землянам, желая исключить психострессы.
Старший из Правителей вновь посмотрел на меня, догадываясь о происходящем: читая его мысли, я просто кивнул в ответ. Его строгий взгляд отметил лишнего человека, тот каким-то образом проник через кольцо охраны и приближался к нам.
В изорванной дряхлой одежде, с истощенным, заросшим щетиной лицом, весь его вид выражал просьбу о помощи.
Старший сделал неторопливый жест, прищелкнул пальцами. Сразу несколько че-ловек ринулись к нарушителю порядка и грубыми толчками выпроводили его за кольцо охраны. Там его ждал спецтранспорт для отправки в место принудительной изоляции.
Я улыбнулся печально. Тир Эм прав: контакт невозможен, его тест безошибочен. И властители, и исполнители милосердие и сострадание считают третьестепенным, ненужным...
Темеза прижалась ко мне: она тоже почувствовала наступление часа. Поведение окружающих людей изменилось. Подчиняясь командам начальника охраны, по отработанному сценарию, члены охраны осторожно стали приближаться к нам с Темезой.
- Готова ли ты? - я заглянул в ее сияющие, немного испуганные глаза.
- Да, Раф Ил, я готова.
Ей нравилось быть в центре внимания. Вокруг столько людей, стрекочут подле-тающие вертолеты, появились съемочные аппараты, а чудо совсем рядом...
Я вздохнул и, остановив сжимающееся кольцо охраны, вошел в связь с Тир Эмом перед принятием Решения.
Тир Эм уже оставил своих похитителей, оставив им в качестве сувенира кусочек своей ветхой одежды. Если они раскроют секрет ткани, она поможет в изготовлении универсальнейших покрытий. Секрет безвредный, Тир Эм решил правильно, без подарка нельзя уходить. Тир Эм озабочен. Он думает, что мой замысел с Темезой обречен на не-успех. Я тоже это знаю. Но есть договоренность, есть ее обещание, которое она не выполнит, есть необходимость испытания для нее.
Я думаю вернуться на Землю. Не в текущее на ней сейчас время, это неэтично. А в недалекое будущее. Увидеть, что будет с Темезой. Тир Эм предлагает: вначале визит в ее генетическое прошлое. Там легче и проще подправить линию судьбы, воздействуя на ее предков. Тогда в очередное возвращение из Ядра в ее будущее можно рассчитывать на изменения. Иначе все может оказаться напрасным. Что ж, пусть будет тайный визит в прошлое, визит-воплощение.
Я соглашаюсь и успокаивающе поглаживаю дрожащие плечи Темезы. Нас охватывает ореол Решения. Я пронзаю лучами предупреждения, идущими из моих глаз, всех замерших вокруг и мы уходим.
Решению помешать никто не может. Исключено. Смотрю на происходящее глаза-ми растерянного Второго Правителя: в небе над озером рождается бело-голубое облачко, застывает на секунду и порыв ветра рассеивает его.
Мы втроем на пути.
Перед отправлением я делаю еще один подарок, предупреждаю Второго Правителя о необходимости срочного закрытия поселения на Ио. В недрах спутника Юпитера таится зло, спутник пока запретен для землян, им не справиться с таящимся в недрах.

Вот и заканчивается кинофильм со странным двойным названием. Я не попал с Раф Илом на его планету в Ядре. Возможно, они живут и не на планетах, а как-то иначе. Я вновь становлюсь наблюдателем, зрителем.

...ИОС какое-то время спустя...
Здесь знакомые мне двенадцать: начальник станции Виктор Савельев, врач Ричард, наладчик энергооборудования Серго, ответственный за связь Нилов, за энергосектор Чен Ир, киберовод Арманд, повар Шмаков, химик-гидрограф Эрик, планетолог-картограф Мухаммед, сейсмолог Галяль, и, конечно же, Миладзе. И инженер электронных систем Питер.
Правительство не восприняло предупреждения Раф Ила. Станция разрушается, не спасают энергетические барьеры, купола.
В огне вспыхнувших вулканов исчезли все действующие Ангирманы, прекращено без консервации строительство на северном полушарии. Ликвидированы энергетические коридоры, все брошено на спасение энергоцентра, космодрома и самого яйца Базы. Дело осложняется тем, что на Ио находится группа исследователей, прибывшая с Земли. Их космолет разрушен и не подлежит восстановлению. Ставится вопрос о реальности задачи сохранения жизней.
Я становлюсь свидетелем гибели на аэродроме при попытке эвакуировать планетоход «Воланд» Арманда. Пытаясь вытащить его из огня серного гейзера, невероятного в горах, получает ранения Питер. Я меняю к нему отношение и чувствую себя глубоко виноватым.
В результате землетрясения в зоне космодрома получает повреждения «Гея». «Фобос» не может принять на борт обе экспедиции, он один, второй на Марсе, где его оставили Темеза, Жак и инопланетянин Раф Ил.
Ситуация более чем тревожная.
Виктор Савельев перед тяжелым выбором: надо оставить несколько человек для восстановления «Геи», а остальных срочно отправить на оставшемся «Фобосе». Он созы-вает общее собрание.
Мы в зоне отдыха центральной Базы ИОС, среди зеленой травы и нескольких де-ревьев. Микрооазис жизни среди сжимающей мертвое кольцо энтропии. Савельев кратко рисует обстановку.
Ядро Ио резко усилило активность. Чем она вызвана, мы не можем определить, - Савельев говорил в первую очередь для ученых, сбившихся тесной группой отдельно от постоянных членов ИОСа. Ученые растеряны и испуганы, - Нилов отправил пакет на Землю, ждем результата, от него многое будет зависеть. Наблюдается всплеск радиоактивности. Электропотенциал на поверхности превысил тысячу киловольт и продолжает возрастать. Мощное излучение на длинных и ультракоротких волнах. Вулканическая деятельность... Наш горный массив, ранее надежный, готов повторить участь Атлантиды. «Горб», изучавшийся Ангирманом-2, задышал в ином ритме, амплитуда колебаний по вертикали дошла до отметки «500».
Атмосфера ведет себя угрожающе. Молнии со стороны Юпитера создают реальную опасность для энергоцентра. Нарушена внутренняя связь. Гора Азазель колеблется. На Стигийских болотах обнаружены псевдокоты. Попытки взять их не увенчались успехом. Подземный океан Тартар прорывает кору, рождая странные образования.
У меня такое впечатление, что через него нечто пытается вырваться из недр на поверхность. Если «шампанское Сатаны» взорвется, пробка устремится к Юпитеру, и мы обречены.
Савельев обвел глазами присутствующих: одним броском группу ученых, поочередно лица своих.
Они сидели и лежали на траве у деревьев в усталых, но спокойных позах.
- Кстати, где Шмаков? - вдруг спросил Савельев.
Миладзе зашевелился и искательно обшарил зону отдыха. Ричард пожал плечами. Остальные не шелохнулись.
- Шмаков знает свое дело, он постоянно на Базе, стоит ли волноваться? - сказал Миладзе.
Голос Шмакова донесся из переговорного устройства.
- Я здесь, Виктор. На складе. Я все время на приеме, считайте, что я рядом. Но у нас новое происшествие, - сгорел неприкосновенный запас продовольствия.
Повисла тишина.
- Развитие событий оправдывает наш сбор. Откладывать далее нельзя. Я разделил всех на две группы. Одна на «Фобосе» направляется к Марсу. Будет тесно, тяжело, но иного выхода нет. Остающиеся со мной восстанавливают «Гею», и готовят к эвакуации нужные материалы. Далеко не все за год переработано и отправлено на Землю.
В первую группу эвакуации включаю ученых, Питера, Миладзе и любого желающего сверх списка. Это максимум. Больше «Фобос» не потянет. Возьмете тело Серго.
Тотчас раздался голос Питера.
- Я отказываюсь от первой очереди. Я нужен здесь, и здесь останусь. Никто не знает электронику «Геи» как я.
- Ты же ранен. Это серьезно.
- Серьезно с Серго... Не надо.
- Так... Освободилось еще одно место. Можно еще двоих в первый список. Кто?
Желающих не было. Раздался сигнал приема радиопакета с Земли. По указанию Савельева Нилов через компьютер выделил самое важное из послания.
Оказалось, что единого мнения на Земле о причинах происходящего на Ио нет. Недостаточно фактического материала.
- Скоро его будет избыточно, да анализировать будет незачем и не для кого, - мрачно заметил Нилов, - Предлагают несколько гипотез, на которые и надо опираться. Предлагают также срочную эвакуацию. На Земле не знают о положении с «Геей» и космолетом прибывшей экспедиции. А если бы и знали... Никто нам не поможет. «Фобос» - единственное спасение.
Миладзе с нетерпением прервал Нилова:
- Давай, что они там открыли. Пора свертываться и по местам. Кто на «Фобос», кто на «Гею», кто тут, на Базе.
Нилов спокойно продолжил информирование:
- Хорошо, я вас надолго не задержу. Первое. Естественными причинами творящееся объяснить трудно, действует организующий фактор. Второе. Пробуждена некая сила, действующая если не разумно, то рассудочно, упорядоченно. Делается фантастический вывод: Ио против земного поселения. Протестует! Третье. Под поверхностью скрыто устройство, некогда оставленное кем-то. По причине долгого пребывания в адовом котле Машина сошла с катушек. И так далее. В том же духе. Есть даже гипотеза, что на Ио размещается ад для грешников и его хозяева устали терпеть наше соседство. Мешает оно перевоспитанию заблудших овечек.
- Достаточно. Ад адом, все там будем. Но ждать становится опасно, каждая мину-та...
Не суждено было Савельеву закончить совещание в срок, по-деловому. Вновь включился динамик, и пространство отсека отдыха заполнил громкий женский плач, пе-реходящий в истерические рыдания. Все оцепенели. Первым в себя пришел Питер, выска-зав мнение колонистов, которые не верили своим ушам.
Темеза...
Тут началось такое, что словами не передать. Подозреваю, что Раф Ил с Тир Эмом намеренно внедрили Темезу в такую обстановку. Своеобразный заключительный тест-проверка. Полезный в любом случае.
На мой взгляд, тест она блестяще провалила. Иного и быть не могло, я не сомне-вался, к тому времени знал ее достаточно.
Нашли ее недалеко от зоны отдыха. Как она попала в спорткомплекс, будучи на Земле, Темеза объяснить не могла. Колонисты не знали, что с Земли она отправилась в Ядро. Она вообще ничего не могла объяснить.
Савельев оглядел всех, остановился на Питере: травмированная нога, полусожже-ное левое плечо, равнодушно-угрюмый взгляд, скользящий мимо распухшего от слез лица Темезы.
Опеку над Темезой Виктор поручил Шмакову, он же обязан был ее успокоить и ввести в обстановку. Тут же, забыв о невероятности ее появления, колонисты разошлись по местам. Загадок им уже хватило, больше они просто не воспринимали.
Только ученые, собирая личные вещи, обсуждали тихими голосами явление жен-щины на ИОСе. Видно было, что они готовы покинуть Ио на любых условиях, лишь бы побыстрее убраться из места, где происходят необъяснимые вещи, а жизнь находится под угрозой.
Шмаков по своему характеру не мог лишить пчелу жала. И такую женщину, как Темеза, нейтрализовать ему не было дано.
Следующий кадр фильма показал мне ангар космодрома, где Питер, озабоченный восстановлением «Геи», пытался обнаружить нужные ему запасные блоки на «Фобосе». Увидев во входном люке фигуру Темезы, Питер напрягся, но сделать ничего не успел. По-лучив резкий удар в сожженое плечо, он потерял сознание. Темеза выбросила его на трап, оттолкнула.
Через несколько минут «Фобос» с одним пассажиром-пилотом на борту, оставив земное поселение на Ио без средств спасения, устремился к Солнцу.
Так закончился фильм. Последние кадры: Питер, беспомощно распластанный на верхней площадке трапа и бегущие к нему Шмаков с Ричардом.
Не было традиционного «Конец фильма» и чего-то в этом роде. Может быть, фильм на том не кончался, но его продолжения я не увидел.
Всю дорогу из Южанска сюда, к тебе, я думал об этом странном киноэксперимен-те. Вначале о содержании фильма. Ты, наверное, заметил сам, сколько в нем параллелей с моей ситуацией. Другие только времена.
После просмотра фильма я не стал звонить Розалии, а сразу взял билет на поезд. Как-то мне сразу стало ясно: мне нужны коренные изменения, она их боится и потому вновь ничего не решится. Новый этап в развитии двойственного положения. Зачем?
И боли прежней уже не было.
«Человек из Ядра», - это понятно. Допустимое название фильма. Темеза - тоже. Так зовут героиню. Дело сценариста или режиссера. Но почему «Миледи»?
Я мучился над вопросом. Пока не вспомнил о единственной Миледи, известной мне. Из «Трех мушкетеров» Дюма. Подумав, вернулся к имени героини. Почему Темеза? А не, скажем, Василиса? Случайный каприз или же преднамеренность? Скорее последнее, в сочетании с «миледи» иного быть не может.
И опять моя память, переполненная романтической литературой, помогла. Вспом-нил уже перед приездом.
Александр Грин!
Трудно найти человека, не знакомого с образом Миледи, созданным Александром Дюма. А вот рассказ Александра Грина «Сто верст по реке» вспомнит едва ли один из тысячи читавших «Алые паруса» или «Золотую цепь».
...На пароходе, идущем в Зурбаган, случайно встречаются двое. Беглый каторжник Нок, стремящийся домой и добрая, неиспорченная девушка по имени Гелли. В местах, от-даленных от человеческих поселений на пароходе взрывается котел. Полный нетерпения Нок огорчен непреднамеренной задержкой. Он торопится. И находит недалеко на берегу реки лодку, на которой можно продолжить путь вниз по течению. У Нока нет денег. Гелли помогает ему, предложив свои средства. Благодаря этому благородному поступку Нок, разочарованный в женщинах, считающий свое сердце мертвым, примиряется с ее присутствием на лодке, и они вдвоем отправляются дальше. Естественно, Нок выдает себя за другого, скрывая настоящее имя.
Путешествие проходит в непогоду, ночью. Тяжелые условия сближают спутников, располагают к откровенности. Нок, выражая мысли самого Грина, утверждает, что твор-ческое, положительное начало мира воплощено в мужчине. Женщина, - обратный полюс; она, - начало злое, темное, физиологически-материальное. Она ограничена в отношениях с мужчиной половой сферой. Все женщины мелки, лживы, суетны, тщеславны, хищны, жестоки и жадны. И потому, заключает Нок, любовь - вечный обман природы.
В подтверждение своего вывода Нок приводит пример из своей жизни, приписывая его другому:
«...У меня был приятель. Он безусловно полюбил одну женщину. Он верил в людей и женщин. Но та пустая особа любила роскошь и мотовство.
Она уговорила моего приятеля совершить кражу... Тот молодой человек был так уверен, что его возлюбленная тоже сошла с ума от любви, что взломал кассу патрона и деньги передал той - дьяволу в человеческом образе. И она уехала от мужа одна, а я…»
Звали коварную героиню Грина Темезой.
Из рассказа понятно: Нок совершает классическую ошибку Пигмалиона. Он мыс-ленно создает себе образ и приписывает желаемые черты Темезе. Но она-то существует независимо от его воображения! Нок для нее, - не первый в ряду ее судьбы. Его чистая высокая любовь подействовала и на Темезу, - да ненадолго. Она поднялась над собой, стала немного чище. Но когда понадобилось выбирать, Темеза бежала с присвоенной ей крупной суммой от терпеливого, но раздраженного в итоге мужа с новым любовником. Нок же оказался на каторге.
Такова простая и обычная история, рассказанная Александром Грином: вначале взлет и расцвет, но затем под давлением практического расчетливого ума, - падение на еще более низкий уровень. Не жалок ли конец Темезы?
Миледи у Дюма, - также сосредоточие всех пороков, таящихся в женской натуре. Жадность, зависть, стремление к превосходству, власти, самолюбование, самовосхище-ние, - они присутствуют в каждой, но не в каждой дают всходы, цветы, плоды. В Миледи эти черты соединились с красотой, вышколенным обаянием, хитростью, коварным умом. Родилось страшное существо.
Миледи видит в окружающем пространстве только питательную среду для удовлетворения своих пороков. Личная жизнь подчиняется достижению поставленных целей любыми средствами. Миледи, - законченный, созревший тип. Такие люди не меняются. Видимые изменения, - обман, приспособление.
Вспоминаю Ницше, его краткое замечание о женской природе.
«Протеева натура, женщины из любви становятся всецело тем, чем они представ-ляются любящим их мужчинам».
Они сами для себя - театральная сцена.
Гриновская Темеза - это мини-Миледи, Миледи незавершенного типа. Но ей все равно предстоит пройти весь путь. Если Миледи идет по жизни не оглядываясь, не сомневаясь, Темеза временами раскаивается, пытается даже исповедаться в грехах. Но минуты просветления потом считаются ею непозволительной слабостью. И она переходит на но-вый виток спирали, раскручивающейся вниз, обретает силу притворства, коварства, часто неожиданных для нее самой.
В некотором смысле Темеза страшнее Миледи, - она оставляет надежду, рождает доверие. И человек, попавший в ее сети, всегда будет считать и себя виновным в ее падении, будет думать, что не сделал чего-то важного, нужного. Не каждый понимает, - всякая попытка здесь бесполезна, напрасна.
Дюма и Грин... Два Александра, два победителя... Ибо искренне выразивший себя всегда победитель! Один победил женское начало покорением женщины. Другой, разоча-ровавшись, отказался от близости ради более высоких целей, которых так никто и не по-нял.
А как же человек из Ядра? Кем оказался он, победителем или побежденным? По-стигло ли его разочарование? Ведь он встретился и с Миледи, и с Темезой в одном лице, с одной из тех женщин, о которых в обществе говорят: «львица», «деловая женщина». Я же считаю их злосчастной суммой, интегралом неотразимой и неотражаемой эмансипации.
Если я отвечу на все вопросы, мне будет легче определить, что делать дальше са-мому.
Да и был ли сам фильм? Не приснилась ли мне эта история, так задевшая во мне наболевшее? Вдруг кинотеатра под названием «Психея» и нет вовсе на улицах Южанска? Или фильм, - незаконченная правда о моей настоящей жизни, а все, что было до и после него, - и есть сон? Тогда кто я, Раф Ил, человек из ядра нашей Галактики или простой, знакомый тебе два десятка лет обычный землянин Марат Истоков?
Почему-то не хочется мне быть ни побежденным, ни победителем. Оставить все как есть - не могу. Вернуться и сделать еще одну попытку изменить? Маловероятно. Мал срок для изменений. Прекратить все отношения разом, оборвать и для себя и для нее? Вдруг именно такая встряска нужна для нее? Именно для нее, не для меня?


3.    Кафе «Полумесяц». Эпилог.
Вот какую историю довелось услышать мне в кафе «Полумесяц».
А теперь несколько слов о том, что довелось увидеть после услышанного....

Марат Истоков внимательно после своих вопросов посмотрел в глаза своему другу, словно ожидая совета. Тот, ответив печальным взглядом, не сказал ничего, мудро покачав головой. Верно, ибо решение принимается всегда единолично. И никто не должен мешать человеку в момент его принятия.
Я смотрел на них, обостренными чувствами ощущая малейшие изменения в их движениях, словно надеясь на продолжение рассказа, на ясность.
Но ничего не происходило.
Только вдруг разом пригасли электрические свечи, остановился вентилятор. Сгустились тени, притих бармен, остановился среди столов официант.
Перебой в подаче электроэнергии, подумал я. Все же не конец двадцать первого века.
Заколыхались тяжелые шторы, зазвенели стекляшки в висящей под потолком мас-сивной люстре.
Отзвук далекого землетрясения, подумал я. Бывает, докатывается и до нас. И тут же отметил испуг и растерянность в глазах Владимира, собеседника Марата. Проследив за взглядом Владимира, я понял причину.
Кругом головы Марата возникло легкое золотое сияние, отделив его от окружающего мира. Потемнели его глаза, расширились зрачки, из них вырвались светлые лучики, коснулись лица Владимира, затем скользнули по бармену, официанту, достигли меня.
Я увидел все, что он хотел сказать.
Принимающему Решение нельзя помешать...