Замерзаю, замерзаю....
Наталия Лазарева
Рассказ
Емкость месторождений минералов, получающих при определенной технологии обработки свойства, близкие к сверхпроводимости, и называемых в специальной литературе лигокристаллами, по данным некоторых источников в правительстве Российской Федерации, начала резко снижаться. Цифры по добыче минералов умалчиваются, но, судя по тому, что уже свернуты некоторые производства, и на международном рынке ощущается резкая нехватка комплектующих на лигокристаллах, монопольное право на поставку которых имеют лишь несколько российских государственных концернов, данные наших источников верны. Стоит ли говорить о том, как скажется на экономике России, вспухшей, подобно мыльному пузырю, на поставках лигокристаллов и различных видов информационной и телекоммуникационной техники на их основе и затмивших все достижения Силиконовой долины, на мировой рынок? Следует предположить, что уже в ближайшее время будут свернуты многие проекты, приносящие немалые прибыли, начнется отток капиталов за границу, возможна смена политической власти и возникновение беспорядков.
Правительства США и многих европейских держав советуют своим гражданам покинуть в ближайшее время пределы России.
"Вашингтон пост" от 17 сентября, 2... г.
Электричка сорвалась с места и понеслась в сторону Ошалова, оставляя за собой знакомые с детства подмосковные станции. Варакуша вроде бы и подзабыл эти названия, но, пошуршав внутри себя, быстро обнаружил их: все эти Тайнинки, Заветы, Голунги, Калистовы, Гранки и Ошаловы: "один" и "два". Варакуша с сытым удовольствием отметил, что станции стоят в привычном порядке, как он оставил их здесь когда-то, только электричка (теперь говорят - магничка) летит слишком быстро, названия разглядеть трудно. Дорога для поездов на магнитной подвеске, построенная в период "великого благосостояния" и безмерных надежд на будущее, сменила обычную, с зелеными электричками, но требовала слишком много затрат на доделывание, обслуживание и переоснащение. Поэтому часты были перебои в расписании, поезда ходили переполненные. Зато быстро, с ветерком.
Варакуша пришел заранее и занял место у окна, чтобы, не отрываясь, смотреть на лес. Лес заглушал непрятное ощущение от пребывания на площади Трех вокзалов, вроде бы чистой, деловито организованной, как это было последние годы, но странно изменившейся за несколько месяцев. На газонах, разбитых в центре площади, начали появляться взлохмаченные люди с красными опухшими лицами, маленькие бело-голубые кафе-автоматы, вывезенные из Австрии, были заколочены неструганными досками, на недавно отреставрированном здании Северного вокзала так и остались недокрашенными большие пупырчатые клубничины...
Когда пролетали болезненно-памятную станцию Калистово, где среди леса можно было разглядеть полусгнившие столбы - остатки плантации хмеля, Варакуша слегка загрустил. В студенческие годы они с ребятами выбирались здесь из электрички и уходили по дорожке среди сосен и елок. Он вспоминал мокрый весенний лес с жирной мягкою травой, перечный запах черемухи, тучи соловьев, девушку Зину, неразборчивые конспекты по лиготехнике и макароны, перемешанные за отсутствием мяса с гречневой кашей... Зина хорошо тогда относилась к нему, студенту лиготехникума Володе Вараксину, тем более, что они сидели за одной партой еще с первого класса. И Володя знал, что именно в этой точке Земли, в акватории этой станции, его жизнь выбирала новое, длительное направление своего движения и легко могла бы пойти по иному. Но не пошла.
В электричке пели. Пели скрипуче и неверно. На знакомый мотив. Но Варакуша заслушался, стал даже соотносить содержание передернутого текста песенки со своими обстоятельствами и обнаружил много общего. " Калина красная, калина вызрела. Я у залеточки характер вызнала. Характер вызнала, характер - ох, какой: что не по графику, на то махну рукой".
Он прислушался к разговорам. Стоящие в проходе, те, кто пришел в последнюю минуту и кому ни за что не уступили бы место засевшие заранее, ругали поначалу руководство дороги, потом дурацкую затею с магнитной подвеской и вообще все иностранное, негодящееся для нашей жизни. Кляли и другое, высокое руководство, которое разбазаривает ценное стратегическое сырье, выменивает на него всякую ерунду, типа огромных партий модельной одежды, строит себе дачи на Канарах и запускает в космос арабских шейхов. А пахнущий ночным горшком дед в серебристой канадской бейсболке, отделанной каракулем, так и сказал:
- Жили мы и жили без этой фиговой технологии. А нынче за Башнями ошалели совсем, уж не знают, чем ж... вытирать....То демократы намечались, то вот технологи теперь. Одна хрень. Лиго-фига...
И еще добавил слово, сплюнул в ладонь и помянул редко употребляемый теперь псевдоним с металлическим привкусом.
Потом в проходе между креслами возник звук продирания и проникновения, некое звяканье и шелковый шорох. Резко запахло неумеренными духами. По слитному говорку и шелестяще-звенящим звукам Варакуша понял, что идет цыганка. Но это была еще не цыганка, а приближение цыганки.
Наконец, она появилась, протолкалась, прощемилась, проворковала. Она была в куртке от модного дома Плюси, но ворох ярких юбок и звенящие украшения выдавали ее. А на отвороте куртки красовалась небрежно приклеенная бумажка-ценник ярко-алого цвета с цыганкиной кличкой: "Манечка".
Цыганка схватила Варакушу за воротник, нагло стянула с него очки, заглянула в близорукие, нагие, а оттого беспомощные глаза и принялась обманывать:
- Черноглазый ты мой, дай судьбу скажу.
Варакуша стал высвобождаться, но она еще цепче схватилась. А потом небрежно, смуглым, чумазым пальчиком провела по рюкзаку, который он крепко сжимал, поместив на коленях, и опять пообманывала, быстро и горячо погладив его голове:
- Масляна головушка, шелкова бородушка. Золотая, белая. А глаз у тебя черный, и бровь черный. Ты память имеешь долгую. Но своего - не растеряешь. Дай жетончик. Дай.
Варакуша сунул ей в руку жетон на одну игру в авторулетку, которую во всем мире уже запретили, а здесь в нее вовсю играли, поправил очки и недовольно отвернулся к окну. Он думал о цыганке и о судьбе. Ничего особенно долгого он в своей памяти не обнаружил, помнил себя только с пяти лет и то, в основном, электронные игрушки да сосальные конфеты. Но где-то память его уколола, потому что еще ранней весной он обратил внимание на страничку "Хобби" в часто посещаемом им портале учебной сети. Там вдруг возникло ключевое слово "спора", на которое открылись мастерски сделанные фотографии грибов и смешенного леса. И память сработала: грибы, сосны, ребята, конспекты, Зина.
У Зинаиды нос был длинноват, он нависал над передней маленькой и пухлой губой тяжелым расплющенным наростом, и потому называли ее нос понурым. И часто, подойдя, кто-нибудь тыкал в этот нос пальцем и смеялся. А Зинка страшно обижалась, серые, в крапинку глаза щурились, загорались холодным огнем, а лицо розовело и становилось почти красивым.
Уехал, не попрощавшись, учился в другой стране, осел, дети, успех, хороший дом. Все эти перечисления тоже выбросила память, Варакуша залез в рюкзак, вытащил небольшой плоский бумажник, поискал в нем фотографию и некоторое время смотрел на жену и детей, поглаживая глянцевую поверхность снимка концом рукава.
На передних сидениях опять запели: " Ты потерял любовь, ведь так случается, любовь по графику не получается".
Варакуша совсем успокоился после нападения цыганки, откинулся на сидении, вытянул до того поджатые ноги, высвободил из маловатой куртки круглый живот и привычно глянул на обтянувшие полные бедра брюки - насколько уже помялись? Но тут же вспомнил, что он ведь не в 30-ой аудитории "Эль-Си-Ю", а просто приехал после долгого отсутствия в родную страну - и вот, собрался за грибами. А успокоившись, он отпустил до того сжимаемый ладошкой рюкзак, потянулся, провел рукой по золотистым еще, слегка курчавым волосам, погладил небольшую аккуратную бородку и откинулся на спинку кресла...
Ошалово-1
Вышел он в Ошалово-1, чтобы по лесу дойти до следующей станции, побродить всласть и засветло уехать в город.
Лес остро пах, правда, не совсем так, как раньше. Примешивалось еще что-то. Но, что ж поделаешь - технология. А вот в городке "Эль-Си-Ю" вообще ничем не пахнет, и это, наверное, хуже.
Начиналась осень. Березы были еще зеленые, с редкой, однопрядовой желтой проседью. Но зелень стала уже блеклой, неяркой и несколько прозрачной. Зато выступили на ее фоне темные елки. Выступили, словно заслоняя непрочные лиственные деревья. То ли оберегая их, то ли выпячивая свою вечную махровую сущность и посягая на власть - на все мерзлые времена.
Варакуша решил купить в пристанционном магазине водички и какой-нибудь бутерброд. Сунулся в рюкзак, но обнаружил, что бумажника с деньгами и документами нету. Эх, зря он расслабился под передернутую песню.
Зашел там же, на станции, в отделение милиции и написал заявление о пропаже. Комната дознавателей, куда его послали, была маленькой и на редкость запущенной. Драные занавески висели на кое-как пристроенной проволоке, обои поверху отклеились, на обшарпанных столах лежали желтоватые анкетные листы и невесть как сохранившиеся до этих времен канцелярские принадлежности. В комнате находились два очень молодых скромно одетых человека - светловолосый дознаватель по имени Роман Покровский и его напарница - мелкая бледненькая девчушка с беспомощной начесанной челкой.
Роман Покровский медленно и старательно заполнил перьевой ручкой бланк, потом посмотрел на Варакушу светлыми водянистыми глазами и спросил:
- Гражданин Вараксин, вы до Ошалова-2 пойдете?
- Конечно, - согласился Варакуша.
- Тогда левее забирайте, а то...
В это время возник зуммер в лигокомпьютере, стоящем в углу и таком запыленном, словно эту пыль специально приносили с улицы и высыпали на серую пластмассу.
- Ишь, развякался, - с откровенной неприязнью сказал дознаватель и почему-то не пошел в угол и не стал говорить в микрофон, а взял трубку допотопного телефонного аппарата, стоящего прямо у него на столе.
Говорил он недолго, речь шла о каком-то трупе в гараже. Потом Покровский отправил на выезд свою невинную напарницу, которая вдруг заявила тонким голоском:
- Классно! А я этого жмурика знаю. Татум его погляжу, - потом схватила пакет с бутербродами и исчезла за дверью.
Тогда Роман вновь обратил внимание на Варакушу, и посмотрел на визитку, вытянутую тем из кармана. Смотрел он долго, даже вертел визитку в руках, словно хотел что-то там разглядеть между строк. Потом странно дернулся весь, и водянистый равнодушно-внимательный взгляд его пропал, глаза застыли, а губы сморщились, словно он очищал зубы от надоедливой клейкой ириски. И когда Роман Покровский заговорил, голос его стал разнузданным и резким:
- Впрочем, как знаете. Позвоните завтра из города.
Варакуша повернулся к двери.
- Да, - все же спохватился дознаватель, слегка сменив тон, - возьмите-ка справку, что вас обокрали, чтобы контроль в магничке не приставал.
В конце концов, лес распахнулся, и можно было погрузиться в него, не выскакивая головой наружу и не вдыхая привычной жизни. Как и в детстве, Варакуша обходил облюбованную им елочку с четырех сторон, кланялся ей, приподнимал кверху ветки - все-все до самой сухой, нижней. Потом, старательно приминая ладонями мох, выискивал лисички и маленькие красноголовые сыроежки.
Особенно Варакуша любил волнушки. Во-первых, они начинались на "в", как его имя, а во-вторых, горько и садняще пахли, как не пах ни один гриб. Розовые, покрытые волнами древнего океана, с вуалью-сеточкой сбоку, влажно ломающиеся в руках... Синеющие на срезе моховички, наглые, с вросшей шляпкой, великаны-белые. И придурковатый рыженький гриб-солюшку, который никто никогда не брал, но брала его любимая баба Нина, и замечательно, между прочим, солила.
Этот-то, рыженький, тоже ведь торчал на фотографиях на страничке "Хобби".
Сначала тут было все: и березы, и орешник, и елки и насквозь придуманно-невозможный бересклет, развесивший свои сережки всем напоказ. Но потом чернолесье начало пропадать и пошел ясный бор, где только иногда сверкали сыроежки, да лежали в хвое тарелки-чернушки с озерцом прозрачной воды на впуклой спинке. Ровный бор снизу был покрыт мелкой гладкой травкой, а в одном месте трава вдруг пропала. Были горки, без травы, словно вытоптанные. Варакуша решил, что здесь зимой очень много катаются на лыжах, даже трава не растет, и, видимо, не ошибся.
И с этого места пошло "приближение", как он назвал себе давеча - "приближение цыганки".
Приближение он знал по сказанному когда-то женой. Фраза была такая: "Я тогда шла к тебе на свидание, и все во мне жило, билось, дрожало. Я тебя встретила, ты был на месте и подарил мне цветы. Все хорошо. Но... Это движение к тебе! Сам проход. Приближение... Оно и было самым главным".
Что-то не так стало с бором. Поляна сменяла поляну. Всюду виднелись поленицы гниловатых дров, кострища, разбегались дорожки.
Здесь Варакуша решил торжественно расстаться с грибами. Он присел на бревно возле кострища, наломал хворосту, подложил коры и щелкнул зажигалкой. Когда огонь разошелся, Варакуша стал кидать туда грибы, один за другим. Грибы корежились, выгибались, плавились и истекали темным соком. Грибы пахли до ядовитости сухо. Ему бы и в голову не пришло съесть их - лесные чудеса мутировали, и никто уже не знал, которые из них съедобны. Говорили, правда, что местные жители разбирают грибы по особым приметам, но кто их знает, эти приметы.
На третьей поляне дорожки переросли в две незаростающие колеи и повели вперед, к узкому горлу поляны, за которым была еще дорога среди сосен. Дорога вдруг покрылась бетонными плитами, в проемах меж ними росла высокая трава. Плиты кривились и вздымались. По бокам дороги начали попадаться отстанки бурной деятельности. Какие-то проржавевшие остовы зонтиков и палаток, груды пластмассовых кресел и столиков, поваленные наземь шашлычницы и будки биотуалетов. Дальше, за деревьями, возникло гигантское ржавое тело металлической башни, лежащее на земле, словно поваленное ураганом. Варакуша даже приподнялся на носках и посмотрел вперед, к концу или, скорее, началу башни, но вывороченных корней там видно не было. Горы строительного мусора и черного угля по бокам дороги вели его вперед, но полная, даже кузнечиками и птицами не нарушаемая тишина, слегка пугала. "Забирайте левее" - сказал дознаватель. Но забирал ли Варакуша левее?..
Наконец дорога кончилась и за развалинами железобетонного забора открылась обширная территория чего-то заброшенного, кинутого на полуслове, на подъеме безумных замыслов. Несколько четырех-пятиэтажных зданий были объединены галереями, зияющими провалами окон, поблескивающими остатками стекол. Некоторые из зданий казались вполне целыми, только одно из них, поражающее размахом, но недостроенное, начало распадаться. За ним собирались, видимо, строить еще одно - но пока из глубокого, наполненного водой котлована торчали лишь гигантские металлические столбы-опоры. А вокруг располагались еще какие-то сооружения, некие башни, пирамиды, стеклянные полуразбитые конусы, воронки и раструбы антенн на высоких ногах-мачтах, затмевающих окрестные сосны высотой и стройностью.
Варакуша совершенно обалдел от увиденного, к тому же понять что-либо ему мешал новый запах. Пахло по-старому, призывно, пронимающе до спазм в желудке. Пахло супом с говяжьей тушенкой и вермишелью, сваренном на костре, в закопченном ведре. Володя пошел на этот запах и увидел довольно приличную, обжитую дверь. К двери вела деловито протоптанная дорожка с засыпанными гравием лужами. На краю дорожки косо стоял потрепанный джип. Варакуша сунулся в дверь, ощутил усиление запаха и стал выбирать направление. Лестница вела наверх, но вниз тоже было несколько ступеней, и там тоже виднелась приоткрытая тяжелая металлическая дверь, а за нею вешалка, на которой висел словно только что снятый белый халат с невывернутым рукавом.
Варакуше эта дверь не очень понравилась, он решил, что запах все же идет сверху, поднялся и попал в просторный зал. Зал обрушил на него неведомое и смутно желаемое с ранней остросюжетной юности. Здесь обитали сигары ракет практически в натуральную величину, спусковые аппараты самых невероятных форм, спутники в ажуре антенн, массивные оболочки космонавтов для работы в открытом космосе.
Как ни странно, запах фокусировался именно здесь. На середине зала стоял длинный стол, застеленный газетой, а исходящее паром закопченное ведро помещалась на стороне, близкой к открытому окну. За столом сидело четверо мужчин: рассудительный массивный Бородач, худенький Аспирант в очках,
испитой морщинистый Леший и Пацанчик, хилый, верткий, с зажатым в ладошке миникомпьютером на лигокристаллах.
- Простите, - промолвил Варакуша, - заблудился, очень есть хочется. Я бы вам заплатил, но...- и поведал историю о краже.
Люди за столом сочувственно отнеслись к его словам, дружно сказали: "Да что там...." и налили Варакуше в алюминиевую миску душистого супа, уронив туда лавровый лист. От водки Варакуша отказался.
Всласть поев, Володя узнал, что находится сейчас на знаменитой Станции космический связи и слежения "Ошалово-2", а люди, встреченные им здесь - "засыпальная команда" , короче, как сказал Пацанчик, - ЗэКа. Работы на станции после печально известного "инцидента на орбите", когда был взорван российский специализированный спутник, были заморожены. Ребят оставили размантировать некоторые особо опасные установки, а по большей части, переводить приборы в состояние засыпания - низкого энергопотребления.
Варакуша стал вспоминать, что когда-либо читал о станции, и пришел к выводу, что работы здесь не просто заморожены. Весь первоначальный размах был задавлен, строительство приостановлено, и ему вовсе не показалось, что инцидент на орбите был единственной причиной. Но он не стал расспрашивать более подробно, а в благодарность раздал всем по своей визитной карточке, благо их не выкрали из нагрудного кармана. Почему-то никто не выказал удивления, хотя Варакуша ждал этого. Все молча кивнули и спрятали карточки, а Пацанчик предложил:
- А вы бы отдохнули, Владимир Петрович. Вот и раскладушечка есть у нас. Европейский Лиго Кристалл Юнивесити - очень серьезное заведение. Интенсивный учебный график, небывалый объем материала.
- Что вы там читаете? - вступил Аспирант, - "Основы лиготехнологии", "Мета-теория обретения лигокристаллов", "Всемирный лигокодекс"?..
- Да, разумеется. И много времени уделяю экспертизе специальных решений на основе лиготехники, анализу платформ и сред, работе с изобретателями... А вы бывали в Эль-Си-Ю? - оживился Варакуша.
- Да нет, куда мне. Так, захожу на ваш сайт. Потом - некоторые знакомые о вас рассказывали, вы ведь здешний?.. Журнальчики почитываю.
- Понимаете, я, собственно, не отдыхать сюда приехал. Меня вызвали в Главное Лигоуправление. Но это - в конце недели. А пока я решил грибы пособирать, - сообщил Володя.
- Ясное дело, - согласился Бородач. - Наши грибы - знаменитые. Особенно, когда их сбрызнули новейшим горючим при запуске грузового бота к спутнику "Сполох". Некоторые, правда, собирают... Солюшки. А я - не, я только фотографирую.
- Слушайте, - вдруг придвинулся к столу Леший, и в его красных слезящихся глазах алкоголика затеплилась мысль, - А они есть еще ... в природе, кристаллы-то? Добывают их сейчас, или что?
Вараксин коротко втянул в себя воздух и почувствовал, как что-то сжалось в животе. Он и не ожидал, что они так, сразу... Потом кинул взгляд на потолок, под подоконник - туда, где в обычных датчиках могли сидеть жучки прослушивания, и тут же усмехнулся. На ободранных стенах и потолке с разводами плесени давно ничего подобного не было. И все же сказал:
- Существует такое мнение, что добыча лигокристаллов на нескольких известных всеми миру месторождениях временно приторможена. Но ведь вполне понятно, что пласты искомой породы находятся на разных уровнях....
- Да ладно вам, - лениво протянул Пацанчик и приподнял тяжелые голубоватые веки. - Выкачали все эти ваши лиго. И новых нам не дадут. Хана.
Шумно вздохнув, Владимир Петрович пожал плечами, отошел от стола и уселся на щемяще взвизгнувшую раскладушку в углу. Он сильно задирал бородку, теребил левой рукой дужку очков, которые тут же криво повисли по диагонали, сползая на нос, а правой - левую грудь, там, где предполагается сердце.
- А зря вы так волнуетесь, господин Вараксин, - сказал наконец Бородач, - Не зря же у нас за последнее время третье правительство меняют. Мы же кумекаем как-то... И потом, жизнь станции напрямую зависит от положения дел с лигокристаллами. Да и вообще от ситуации в нашем обществе...
- Но инцидент со "Сполохом"... - сказал высоким голосом Варакуша.
- Да причем тут инцидент. Сейчас необходимо, чтобы кристаллы продолжали добывать. Хотя бы еще некоторое время. Есть люди, они тем временем и поставят все на новые рельсы.
- Просто нужно, чтобы нам опять поверили, - заключил Пацан.
А Леший просительно пропел, обращаясь почему-то к Варакуше.
- Поверили бы, а?...
После еды все разбрелись по делам, а Володя решил прилечь на предложенной ему раскладушке на часок. Ему казалось, что он вполне успеет на четырехчасовую магничку. Но когда он проснулся, за окнами было совсем темно. Варакуша привычно вытянул руку, чтобы посмотреть на часы, но вспомнил, что положил их в бумажник. В этот момент внизу послышался шум мотора. Володя кинулся к окну и завопил:
- Э-э-э!!! Меня забыли!
- Да ты больно долго спишь! - послышалось в ответ.
- Тут со временем что-то не так, - возмутился Варакуша, - Я ведь не больше часа проспал. Возьмите же меня!
- Время тут не по нашей указке идет. По ее... По ее.... - ответило ему эхо под удаляющийся шум мотора.
Варакуша в изнеможении опустился обратно на раскладушку и попытался обдумать происходящее. Ничего путного он не придумал и решил поискать - может, на станции еще кто-то есть? Была же приоткрыта дверь под лестницей, и висел же за ней на крючке довольно чистый рабочий халат. Поэтому, так ничего другого и не решив, Володя поднялся со скрипнувшей раскладушки и двинулся вниз, к приоткрытой двери.
За дверью шли коридоры, новые коридоры и лестницы. Сам не ведая как, Варакуша добрался до проема, за которым виднелся слабый отблеск света. В проеме открылось тускло освещенное помещение, заставленное приборами и еще какими-то предметами. По стене рядом с ним тянулись книжные полки, в глубине комнаты вроде бы просматривалась кровать, а прямо посередине стояла обычная домашняя батарея отопления, покрытая грязновато-бежевой масляной краской, от которой к окну шла тонкая труба и потом ныряла куда-то вниз, в дырку в полу.
Варакуша повернулся сразу к полкам, потому что даже мельком заметил на них что-то знакомое. Ну да, повернутый обложкой - как бы лицом - к свету там стоял томик стихов Евгения Комлева, с которым они очень дружили в юности. И Володя тут же вспомнил строчку: " Я слова твои читаю - замерзаю, замерзаю..."
Ошалово-2
В воздухе звенели мелкие, сухие, почти прозрачные предосенние комары, как говорят, четвертой, самой вредной генерации. Окно было распахнуто во влажное, темно-зеленое, слегка подсвеченное Лунами пространство. Варакуша, наконец, осторожно двинулся к кровати и, намереваясь переступить через ящик с приборами, замер, приподняв одну ногу... На кровати кто-то лежал. Сначала Варакушу смутили растоптанные, грязноватые, босые ступни и крупные икры, обтянутые тренировочными брюками. Он перевел взгляд и разглядел голый торс с большими, круглыми, очень белыми, расплывшимися по этому широкому, мускулистому торсу, грудями. Голова и шея женщины были замотаны свитером, в который она даже во сне вцепилась руками, словно пыталась стянуть его с себя, да так и провалилась в глубокий сон. Варакуша в смущении отпрянул в сторону, наскочил на батарею, больно ударился ногой, взвизгнул и повалился на пол, тихо ноя.
Женщина зашевелилась, поводила руками, натягивая на место свитер, выпростала из-под него взлохмаченную голову и бессмысленно уставилась вперед, почесывая комариные укусы на груди и плечах. Потом, извернувшись, она попыталась почесать спину, и тело ее приняло грубовато- грациозную позу. Создался непроизвольный разворот, выявивший изящные острые локти на полных белых руках и налившуюся розовым, приподнявшуюся и обретшую форму грудь. Проявились и оскалились в напряженной полуулыбке белые крепкие зубы.
Варакуша замер в страхе и восхищении. Он уже понял, кто это. И длинная его память подсказала, и книжка Евгения Комлева.
Тут в батарее забулькало, и по комнате пошли низкие тяжелые звуки. Зинаида напряглась, как будто в ее позвоночник вставили стержень, выставила вперед руки и сделала такое движение, словно отталкивала что-то тяжелое, плоское, наступающее на нее.
Как только булькающие звуки прекратились, она обмякла, провела рукой по сильно поседевшим волосам, ссутулилась, взгляд потух, глаза совершенно опустели, нижняя губа слегка отвисла. Какое-то мгновение она держалась так, но вдруг заметила сидящего враскаряку у стены человека. Заметила и сразу просто сказала:
- Вовка, ты ли?
- Зина, что ты с собой сделала? - глухо простонал Варакуша.
- Я то... я то...- отрешенно бросила Зина, подошла к нему близко, опустилась на колени, взяла его голову своими большими руками и слегка сдавила пухлые щеки.
- Вот, так ты на себя больше похож. Хоть на середине лица от тебя что-то и осталось. И как теперь - срок вышел? График изменился? Контракт кончается?
- Зина, я случайно, я за грибами...
Хозяйка комнаты шмыгнула носом, сощурилась и очень хитро и внимательно посмотрела на него, слегка склонив голову набок, так, словно прижимала к плечу невидимую телефонную трубку. При этом ее близко поставленные глаза, четко оправленные щеточкой коротких черных ресниц, стали треугольными, сузились по бокам, расширились у переносицы и, как и тогда, сделали лицо почти красивым.
- Помнишь, как мы за одной партой сидели? - спросила похорошевшая Зина.
- Не за партой, а за столом, - слегка начал приходить в себя Варакуша.
- Не-е-т, голубчик, за партой. Именно когда ты пришел в нашу школу, начали вновь вводить парты, но не деревянные, а из декопластика. Решили, что так у детей осанка меньше портится. А за деньги тогда не больно переживали - денег было полно. Это сейчас все не хватает, не хватает...
- Да, я слышал, что на станции все работы приостановлены...
- Приостановлены, говоришь? Заморожены? Как э т о можно приостановить и к т о это посмеет? - прохрипела вдруг Зинаида.
Варакуша посмотрел снизу и подивился, как изменилось ее лицо. Вокруг почти черных от расширившихся зрачков глаз возникли бледные круги, щеки с крупными, обозначившимися вдруг порами, стали болезненно розовыми, подбородок покрылся испариной и заблестел. Но крупная высокая шея с выступающими на гордом развороте ключичными мышцами, оставалась молочно белой. Разворот шеи говорил, что ее обладательница не потерпит возражений. Зинаида повернулась к выходу и потянула Варакушу за собой. Тот поначалу семенил за ней, то и дело нагибаясь и растирая затекшие ноги, но потом пошел увереннее с интересом заглядывая за раздвигаемые сильными руками Зинаиды тяжелые металлические двери. Она комментировала увиденное поначалу коротко, со сдержанной страстью.
- Зал навигации... Здесь системы слежения последнего поколения... Пункт всемирной связи... Космическая переговорная... Сервисные лаборатории. Дальше - тренажеры для диспетчеров, медузел... Дальше, дальше...
Варакуша застыл на пороге одного из залов, сразу поняв, что это и дав себе право на погружение в увиденное. Это был планетарий - одна из служб программы "коммерческого обеспечения" станции.
Ребенком Варакуша очень любил ходить в столичный планетарий. И маскарадное звездное небо, разложившие над ним свои огоньки-звезды, и картина силуэтного рассветного город по краям купола в конце сеанса, и огромный головастый членистоногий инопланетянин, нависающий над зрителями темной тенью из мглы и прикидывающийся потом простым проекционным аппаратом - все это возникло в памяти Варакуши вместе с ванильно-изюмным вкусом "калорийной" булки и одинокого детского счастья.
Станционный планетарий был так похож на тот, из прошлого, несмотря на зачехленные ряды кресел и укутанный прозрачной пленкой проектор, что Варакуша даже затряс головой и схватил Зину за руку. Только не было здесь задавленных смешков в темноте, взвизгов на выходе в полутьме, звонких шлепков и топанья в раздевалке.
Зина подержала мягкую руку Варакуши в своих больших холодных жестких лапах и тихо сказала:
- Здесь в хорошие времена было много деток, даже в проходах на ковриках сидели. Их и из школы привозили, и просто с родителями добирались. А ты водишь своих в планетарий?
- Там нет планетария...Такого. Впрочем, конечно, имеются игровые шоу, где всякие компьютерные эффекты, голограммы, лиготехника. Но я не хожу туда, жена водит.
- У тебя, правда, трое?
- Ну, - сказал стесненно Варакуша, - не все мои. То есть ...и ее. Впрочем, и мои тоже, конечно.
- Конечно, - бесцветно повторила Зинаида, - Теперь все твои.
- Да...- протянул Варакуша. - А это было очень престижно, побывать на Ошаловской станции. Помню, говорили. Немалые деньги, между прочим, за это брали.
- Что ты! Детям здесь все было бесплатно, - Зина вдруг перешла на шепот. - Мы создавали единомышленников!
o Угу, - продолжил соглашаться Володя. - И вышка для парашютных прыжков для того же, и пирамида для гаммапланеристов. Что такое - единомышленников? Дети должны были поддерживать курс правительства на всемирное внедрение техники на лигокристаллах? В чем еще могло быть единомыслие?
o Нет-нет, - отозвалась Зина, - здесь дело не в этом. Дело там! - Она указала пальцем вверх и так вывернула, или, как сказал бы Варакуша - возвела - глаза, глядя в потолок, что ему стало не по себе.
o Только вот арабских шейхов и поп-звезд на орбиту вывозили в соответствии с иными планами и за иные деньги...- сказал на всякий случай Володя.
- А, это-то!.. - небрежно махнула головой Зина и возвратила Варакуше его руку. Даже слегка подкинув ее, словно мячик.
А потом топнула ногой, - раз, другой, и вновь указала напряженным указательным пальцем, но не вверх, а куда-то вниз, в подвал, - Это у нас тут был... ближний Космос, - и вдруг громко, кликушеще, захохотала.
Что там было, в подвале, Варакуша сразу и не осознал, но почему-то мельком подумал о средневековых пыточных камерах. Но с Ошаловской станцией такое уже никак не вязалось, и он приглушил в себе эту тему.
А Зинаида волокла его дальше. Коридор вдруг стал расширяться, словно они оказались в его завершающей части, в точке пересечения параллельных стен, в апофеозе перспективы. По бокам стало все больше железных, раздвигающихся дверей и Зина их все открывала, поднатужившись, обрывая ногти о проржавевшие выступы и сколы старой краски.
За одной из дверей высились клетки, в которых торчали высохшие корявые деревца и сквозили в глубине полуразвалившиеся постройки. Пол клеток устилала сухая листва и песок, кое-где угадывались под листвой трупы крупных животных с торчащей наружу когтистой лапой ( или это только казалось?) Но определенно в листве кто-то шуршал, вздымая ее бронзовую поверхность, возникали красные горящие в полутьме аварийного освещения глазки, и Зина небрежно бросила: "Живой уголок.... Подопытные тут у нас мутировали".
"Зал подготовки космонавтов" с невероятными конструкциями тренажеров, угадывающимися под пленкой чехлов, внезапно напугал их. Огромный гаммаплан, напоминающий полупрозрачный плащ, накинутый на скелет, сорвался со своего места и понесся по диагонали через весь зал, словно пытаясь свалиться прямо на голову пришедших. Зина быстро задвинула дверь, проговорив: "Крутой нрав у него...Реагирует на движущиеся объекты".
Слева и справа раздвигались двери и постепенно Варакуша уже перестал осознавать, что за ними, бездумно погружаясь в феерию умирающего диснейленда.
Ему даже вдруг пришло в голову, что не знаменитую в прошлом станцию ему показывает Зинаида, а вообще притормозовшую свой бег, засыпающую страну. С ужасом он подумал, что как только совсем прекратятся разработки лигокристаллов, вся страна превратится вот в такую заброшку. И нужно было что-то делать, но что, что, что...
И еще пришла ему мысль. Он посмотрел в темный, отходящий от центрального под углом коридор, чем-то захламленный и невесть куда уходящий, и сказал себе: " Вот так и зинина судьба. Только вначале была она у меня как на ладони. А потом ушла в этот полутемный коридор, а я... Я остался на свету".
Варакуше стало даже как-то спокойнее, когда из активно функционирующей когда-то части, он перешли по навесному переходу в недостроенную. Стеклянные стены перехода были разбиты в нескольких местах, в лужах на грязному полу валялись тушки мертвых темных птиц.
Недостроенная часть была еще более захламлена, словно туда стащили все ненужное из старой. В сырых, пронизанных дождем и ветром помещениях торчала старая мебель, топорщились черные ножки стульев, увенчанные колесиками, светились фиолетовым кучи зияющих дырами мониторов, страшноватыми черными горками лежали использованные сенсорные перчатки, напоминающие обуглившиеся конечности. Стены, некогда покрытые фергеновой краской, плохо переносящей сырость, сочились, краска свисала зеленоватыми пенящимися сгустками. Из стен кое-где торчали вывороченные оборванные кабели, на срезе стены было видно переплетение проводов внутри нее, словно перевязь жил и нервов. "Интеллектуальное здание" - мелькнул термин в голове Варакуши.
Зина отчаянно тянула его дальше, словно бы что-то приговаривая. И Варакуше уже начинало казаться, что это вовсе и не ее голос, словно исходит ото всюду тихое нытье, приправленное непонятно знакомым гулом: "Слабость.. без деятельности...нефункциональная сырость всюду. Пропажа вектора сулила забвение, нет никакого смысла в затекании, в отсутствии забот, в поддержании удобств. Не возвести крышу - оставить один на один с небом. Хорошо-то хорошо, но атмосфера давит и крошит. Потеряли вектор, застыли, обустроились...
И потом пошло странное повторение, перепев его прошлых мыслей : "Не сама цыганка, а приближение цыганки. Не сама встреча, а приближение встречи". Преддверие...Стремление...Вектор...
" Мы стремились к вам: вы жили, возводили, рушили, менялись. Мы стремились к вам, и нам открывались давно забытые способности, страсти, метания, кавардак и чистый, только что прибранный угол...Вы все получили, применили, как смогли, раздали, поделили, использовали. Вы встали на месте. Вы засеяли газоны и посадили цветы. Но этот ваш кавардак... Это движение к насыщению. Этот вектор. Он и был самым главным".
Стены расползающейся заброшки продолжали высокопарно рассуждать и ныть об утерянном векторе, Зина некоторое время шла как-то боком, пригнув ухо к плечу, словно прижимая к себе без руки невидимую телефону трубку и старательно вслушиваясь, но потом конце коридора она заметила лестницу и повернула к ней. Лестница была без перил, она круто поднималась от площадки к площадке. Зина шла быстро, и Варакуша еле поспевал за ней, не замечая поначалу отсутствия перил, а также того, что лестница идет неизвестно куда, так как следующего этажа он уже не видел. Наверху ступеньки ее были белыми, присыпанными каким-то порошком, может быть и мелом, но откуда тут мог взяться мел, ведь не существовало по бокам стен, которые имело бы смысл белить?
Они поднялись, в конце концов, на открытую площадку, позади которой был только серый одинокий бетонный блок и несколько кирпичей у его основания. У края площадки открывалась бездна в десяток этажей, дальше высились опоры следующей секции недостроенного здания - огромные железные столбы, словно лезвия вонзающиеся в предрассветный небесный туман.
Варакуша, только сейчас осознав пространство и обстановку, почуяв холодный лесной утренний запах, вжался, распластав руки и втянув живот в поверхность бетонного блока, прочно вдавив ноги в кирпичи у его основания, да так и застыл с ужасом глядя на Зинаиду, спокойно стоявшую у края карниза и смотревшую на бесплотные опоры-ножи перед ней. Варакуше казалось, что она сейчас свалится и нанижется на одну из опор, словно большое насекомое на иголку собирателя бабочек. И Зина, вдруг словно решившись, шагнула вперед... Володя сорвался с места, с силой развернул ее, навалился всей тяжестью и подтолкнул к спасительному блоку. Потом, вновь взгромоздился на кирпичи и вжался в спасительный шершавый бетон, который казался ему единственной опорой здесь. Зина пошатнулась и прислонилась к нему, уместившись головой на его мягкой груди. Он с детства привык, что Зинаида повыше его ростом, но сейчас он стоял на кирпичах у основания блока и видел ее темные сухие волосы, чуть шевелящиеся от ветра, сверху. Седые пряди в рассветной мгле слегка отсвечивали сиреневым. Она приподняла лицо, продолжая упираться подбородком в варакушину куртку. Стало видно, что безумные белые круги вокруг ее глаз пропали, что глаза слегка прищурены, брови трагически сдвинуты.
o Ну, ты чего так испугался, Володя? Боишься высоты? Бесконечных лестниц из утренних снов?
А в нем возникло вдруг чувство покоя и устроенности: Зина уж никак не могла упасть, тем более, что он крепко-крепко обхватил ее руками. Тогда он стал целовать ее в глаза, как целовал своих заплаканных детей, оскорбленных чем-то усталой матерью.
Потом он стал целовать ее в глаза уже не как своих детей, а иначе, чувствуя, как пухнут губы, и как влажнеет ускользающий упругий глаз.
Потом вспомнил еще строчку Комлева : "Я глаза твои ласкаю - замерзаю, замерзаю...".
И сделал так, как делали все, когда-то давно. То ли потому, что хотел напомнить о прошлом, то ли потому, что... Чуть отстранил Зину от себя, поднял руку и шутливо-ласково нажал на кончик ее понурого носа толстым негнущимся пальцем. И Зина тут же дернулась, и отвернулась, и произнесла:
o Да, холодно что-то, - вытерла глаза и лицо растянутым рукавом свитера. - Замерзаю.
И, двинувшись в сторону лестницы, стоя спиной к Варакуше, внятно и совершенно ровно сказала:
o Это произошло. Я не женщина. И не мужик. Я - провод, я - труба, я - ........
Володя уже было вновь испугался, но тут пошло, как раньше, в Калистово, заботливо и просто:
- Ты есть, наверное, хочешь? Вернемся, я тебе бутерброд намажу.
Они долго возвращались, и Варакуша все удивлялся, почему здание станции поначалу казалось ему не таким уж и большим, и все это как-то умещалось на поляне.
Шли молча, быстро, не глядя по сторонам. Володя - упруго и слегка враскачку, как ходил когда-то в студенческих походах, и не пробовал пройтись уже давным-давно. Зина же, напротив, двигалась неровно, иногда оглядываясь на него, поправляя волосы, иной раз, даже останавливаясь, прижимаясь лбом к стене и маша руками, мол "ты - вперед-вперед, а я только немного приду в себя".
Варакуша же чувствовал себя бодрым, раскованным, крепким. Он вытащил сейчас Зину, защитил ее от самой себя ( ... или? От кого?). Он шагнул к ней и крепко прижал. А Зина? Да та же Зина, та же... Володя улыбнулся одной стороной рта и цыкнул зубом, задавливая в себе видение крепко спящей Зины со свитером на голове. Расстроена, умаялась со своими приборами. А сейчас они снова возвращаются в эту едва освещенную комнату...
Его немного беспокоило то, как взывали к его сознанию стены заброшки. Как они? "Потеряли вектор, застыли, обустроились...". Кавардака им нашего не хватает? Нашего кавардака, нашей тяги к переворотам, нашей жажды переделывать, переставлять, ставить все с ног на голову... может и так, нужно обдумать. Спросить Зину! Она здесь главная... И Володя даже не усомнился в том, что это именно стены к нему обращались.
Проходя мимо приоткрытых зиниными усилиями дверей, они то видели красные глаза и узкие усатые мордочки мутантов, то толкался в дверь, почуявший приближение движущихся объектов крылатый тренажер, то светился в полутьме кусок чехла, укрывавшего кресла чудесного планетария. Володя вдруг подумал, что перечень этих залов напоминает ему застывающую, заброшенную страну, люди которой уже не в силах возродить ее былую активность. Страну, где они с Зиной учились сначала в одном классе, потом в одной группе, где было хорошо, просто, сытно, и все шло к лучшему.
В зинином кабинете их опять встретил портрет Комлева на полке. Варакуша взял книгу в руки и полистал, пока хозяйка шуршала чем-то в холодильнике.
"Я тома твои листаю - замерзаю, замерзаю..."
Шуршание прекратилось, Варакуша поднял голову от книжки и сказал:
o Надо же, как Женька писал. И куда он делся?
o А куда вы вообще все делись, когда я тут ? И пожалиться было некому. И спросить.- отозвалась печально Зина. - Ты один был, кто не щелкал меня по носу. Да и то... Даже не попрощался. Помню, помню. По разнарядке ты должен был прилететь в Эль-Си-Ю к его двадцатилетнему юбилею. Сорвался - и в самолет.
Зинаида внезапно замолчала, села на кровать, напряженно глянула вперед, на непонятную батарею и произнесла иным, низким и ровным голосом: "Успокойся, я уже отпустила тебя".
Через секунду вокруг батареи возник знакомый гул, с завываниями, бульканьем и еле заметным свистом. "Может, отопление включают?" - подумал Варакуша. Он даже подошел и пощупал батарею, но она была совершенно холодная. А Зина тем временем широко зевнула, поджала под себя ноги, точно так же, как давеча, натянула на голову куртку и повалилась на подушку.
Варакуша пожал плечами, прикрыл Зину одеялом, и подошел к холодильнику сам. В белом шкафчике было темно, там валялись запыленные пакеты и бумажки с чем-то засохшим.
За окном заметно посветлело. Володя решил вернуться в зал, где вчера работали "туристы", пока Зинаида спит, и посоветоваться, как бы ей помочь.
- Салют, грибник! - приветствовал Варакушу Бородач, хозяйственно раскладывая на столе черный хлеб, вареную в мундире картошку, яйца, бронзовые пухлые луковицы и кружок "одесской" колбасы. Володя вспомнил про засохшие бумажки в зинином холодильнике и задал мучавший его вопрос о начальнике станции.
Все переглянулись, а Пацанчик, ничуть не смущаясь, заявил:
o А она и не ест ничего, - потом помедлил и продолжил. - Может, и не живет совсем.
Варакуша замер при этих словах, наклонил тяжелую крупную голову, потом прошипел:
o Как ты можешь такое говорить?
o Да вам любой такое скажет, - ответил Пацан.
Леший и Аспирант молча стукнули яичками о крышку стола и принялись аккуратно счищать скорлупу. Тут возник Бородач, взял Варакушу за плечи, подвел к столу, усадил и подвинул к нему хлеб и колбасу.
o Поешь, мил человек. С голодухи, да ночью, да на Ошаловской станции, чего только не привидится. И зря ты вчера от водочки отказался. Ведь знаешь, как? Ты читаешь, скажем, курс: "Особенности проводимости лигокристаллов в условиях..." там, во всяких условиях. И даже не сообщаешь при этом никому, что лигокристаллы, в условиях нашей планеты вообще не могли возникнуть. Вообще. И потому, даже не делаешь простейшего вывода - нам их подкинули.
o Хто? - в тон ему хором задали вопрос Леший и Пацан.
o Пришельцы из других миров, конечно, - осанисто заключил Бородач.
o То есть вы хотите сказать, что Зинаида, с которой мы учились в одной школе, потом в техникуме, ну... и так далее - инопланетянка? - заорал на него Варакуша. - И еще громче, - И не ест земной пищи?
o Не ест. - Очень серьезно сказал Пацан. - И не пьет. Зинаида работает на передатчике. Она и раньше у нас телеметрией занималась, связисткой была. Станция слежения Ошалово-2 до того, как погорел спутник на орбите и отдали приказ об ее уничтожении - была официальным пунктом связи с той цивилизацией, что подкинула нам лигокристаллы. Все, кто здесь работал, об этом знали. А Зинаида, вот пошла на сотрудничество. Почему? Кто ее знает...
o Я, я знаю...- сказал Варакуша и заплакал.
o Ну и работала у них передатчиком, - продолжил, словно не замечая его слез, Бородач, - вот они и подкармливали ее чем-то своим. А сейчас вообще сворачивают благотворительность.
o Но что-то же нужно делать! - вдруг завопил Володя. - Хоть в милицию заявить, скорую вызвать! Скажите же мне.
o Говорили уже. Слушать надо было, - бесстрастно констатировал Бородач.
o Мы думали, ты ее найдешь, растрясешь как-то. Сдвинешь с места, что ли. Ну... она старое вспомнит. Оживет, отогреется. Для того и посылали для тебя в портал "Хобби" эти... солюшки, - мычал Леший.
o Они думали, ты к Зинаиде подход найдешь. Как посланец человечества... Кхе! - усмехнулся Пацан. - Она же нам про тебя по пьяному делу ух как рассказывала. Гордилась тобой. Ну, ты на грибы посмотришь, вспомнишь все, выберешься, приедешь...И уговоришь, чтобы она своих, ну этих ... попросила. За нас. Пусть кристаллов подкинут.
o Да не так! Все не так! - Завопили все три здоровенных сотрудника, а Пацан махнул хилой ручкой и пошел к двери.
o Кстати, - сказал он, вдруг обернувшись. - Мы проезжали мимо милиции. Роман нашел ваш бумажник. У него ведь всюду трудится клиентура. Может и бумажник-то сперли, прощупывали просто. Так вас до отделения подбросить?
Варакуша вскочил и схватился за рюкзачок.
Пацанчик неплохо вел джип.
- Так вы собрались в Управление? - сказал он, когда они отъехали уже порядочно в сторону Ошалова - 2. - И что вы полагаете, вам там сообщат?
o Скорее всего будут готовить к сворачиванию программы, - уже ничего не опасаясь, проговорил Варакуша, - поскольку прекращается финансирование. Посоветуют сменить место работы... Все это давно уже ясно, только наши люди молчат. Я им скажу, я ведь знаю, что сказать им. Скажу, что лигокристаллы только мешают нам сейчас, что наработана такая теория, столько изобретений, новейших форм, подходов, решений. Вполне можно прекратить экстенсивное использование, следует действовать гибко, переориентировать весь всемирный парк лиготехники...
o Ага, счас! - отреагировал на его слова Пацанчик. - Да они привыкли лопатой грести. Как только чуть добыча на сбой пошла, сразу все мощные проекты приостановили. И спутник взорвали, чтоб на него валюту не тратить. Как же - счета-то в Швейцарских банках нужно подкрепить, а то не ровен час, месторождения вовсе иссякнут...
Больше Пацан ничего не говорил и довольно скоро они добрались до пристанционного отделения милиции.
В комнате дознавателей все было по-прежнему, словно сидящие здесь и не выходили из нее вовсе. Белоглазый юноша Роман Покровский заполнял какой-то бланк, задавая вопросы сидящему перед ним мужичку с уныло нудным голосом:
o Ну, и зачем же вы пошли за ним в гараж? Разве не видели, что он пьяный? Ну, забрал бы он у вас эту отвертку, ну проспался бы и вернул бы... Так, хорошо. Пишу: "Я спустился в гараж и увидел нападавшего..." Нет, "того, что потом на меня напал". А, может, ты первый напал?
o Слушай, пусти меня в туалет! - попросил допрашиваемый.
o Погоди... А может, ты сам, первый напал? - Опять нудно, на той же ноте спросил Роман Покровский, потом заметил Варакушу:
o Господин Вараксин? Нашли вашу сумочку. Можете забрать. Жалко терять бумажник с такой чудесной фотографией. Замечательное у вас семейство.
Варакуша молча смотрел на него, и никак не мог найти слов. Покровский протянул ему кошелек, на светлой поверхности которого отпечатались чьи-то маленькие, видимо, детские, грязные пальцы. Но Варакуша сумочку не взял, а поднял вверх палец и судорожно сглотнул.
o Так вы ночью по станции бродили?
o Да, - выдохнул Варакуша.
Роман молча передвинул по столу заполняемый им бланк своей нежной напарнице с прозрачным носиком и беспомощными волосами, и обернулся к Володе, глядя уже чуть более заинтересованно.
Варакуша вобрал в себя воздух, но пять почувствовал, как зачесалось в горле и закашлялся. Потом, задавив в себе щекотание в горле, выкашлял, срываясь на крик:
o Она там лежит, она больна! Зинаиде срочно нужна помощь. Врачи ... батальон "Дельта"...
o Ага. Ракетные войска... - тоненько сказала романова напарница.
o Погоди. - Роман посерьезнел.
o Вы, что же, знакомы с Зинаидой?
o Да. Друзья детства. Так получилось.
o "Так" не может получиться. - Серьезно сказал Роман. - Расскажите-ка...
Варакуша начал было рассказывать, но мужичок, с которого снимала показания напарница, вдруг взвыл:
o Скажи, девушка, сколько мне дадут-то?
o Если выживет...тот "жмурик"... - мечтательно произнесла девушка и полезла в толстую книгу, аккуратно перебирая прозрачными пальчиками пожелтевшие страницы.
Варакуша попытался рассказывать дальше, а Покровский все перебивал его, нелепо возмущаясь.
o Да кто же вам позволил, вопреки технике безопасности, ходить по аварийному зданию?
Варакуша что-то начал опять объяснять, про холодильник, про засыпальную команду, даже про батарею посреди комнаты... и тут напарница полезла в стол, вытащила огромный, кажущийся бутафорским, нож и положила его перед икающим мужичком:
o Ты зачем такое с собой таскал, смысл-то в чем? Разве таким убить можно?
o Нельзя, совсем нельзя, - подтвердил мужичок, и опять жалобно попросил, - В уборную, можно мне?
o Так что было таскать, - невозмутимо продолжала девчушка. - Теперь на нем - твои пальчики, а приятель твой с перепугу так стукнулся затылком... А, может, ты его стукнул?
Мужичок опять принялся выяснять, сколько дадут, напарница задумчиво гладила тыльной стороной ладони блестящее лезвие ножа, а Варакуша и Роман молча смотрели в окно.
В том месте, где находилась станция Ошалово-2, над лесом поднялись столбы огня. Только это был странный огонь, голубой, холодный.
o Подожгла! - завопил Роман Покровский. - Подожгла-таки, дура свихнутая!
Уже слышно стало, как завизжала сирена пролетающих мимо пожарных машин и кареты скорой помощи. А голубой огонь поднимался все выше.
o А причем же тут пожарные? - прошептал Варакуша. - Это же холодный огонь.
- Да какой бы он ни был! - Злобно рявкнул нежный дознаватель. - Подожгла-таки, изничтожила все, стерва! Ах, дождался я! Нечего тут их вражьему семени делать на вверенной мне территории. Пусть уходят! Развели благодеяния, перемутили всю страну. Понадарили вот, - и Покровский мотнул головой в сторону запыленного компьютера на лигокристаллах, стоящего в углу. - Сами справимся, работать будем, возродим исконно свое производство, порядок восстановим...
И в этот миг ожил тот запыленный компьютер на лигокристаллах, давным давно задвинутый в угол. Сначала пошел долгий пронзительный сигнал, заставивший всех вскочить. Потом на экране возникли буквы: " Работа лигокристаллов с сего момента прекращена полностью. Следует обходиться технологиями вашего мира". Тот же текст был произнесен бесстрастным женским голосом, напоминающим зинин, и многократно повторен всеми радиостанциями мира. Теми, где не использовали техники на лигокристаллах...
Варакуша туманно посмотрел на всех, сгреб свой бумажник, вышел во двор и напросился в патрульную машину, которая ехала в сторону станции.
В Ошалово-2 смотреть было уже не на что. Команда стояла в узком горле поляны, сгрудившись вокруг своего закопченного ведра с остатками супа с тушенкой. С Варакушей сотрудники станции даже не перемигнулись, он не оправдал их смутных надежд.
Магнички не ходили. Вместе со многими людьми он двинулся по шпалам к городу.
"Я в садах твоих гуляю: замерзаю, замерзаю..."