В один из дождливых и скучных октябрьских дней, когда не то что гулять на улице,  в окошко даже смотреть не хотелось, у заколоченного киоска «Союзпечати» притаились двое мальчишек. Старшему было не больше десяти лет, а младший лишь в этом году пошёл в школу. Ребята ёжились, сунув руки в карманы серых, купленных «на вырост» пальтишек, дрожали и переминались с ноги на ногу. Время от времени они выглядывали из-за угла киоска на улицу, и тогда порывы ветра швыряли им в лицо мелкие дождевые капли. Мальчики сердито морщились, вытирали мокрые щёки изрядно набрякшими рукавами, но продолжали мужественно нести загадочную вахту.

   Крупные пузыри на лужах свидетельствовали, что дождь зарядил надолго. Немногочисленные пешеходы пробегали мимо, стараясь как можно скорее добраться до своих тёплых и уютных домов. Изредка проезжали автомобили, устраивая настоящую водную феерию и заливая мутными потоками тротуар вместе с заброшенной «Союзпечатью». Поэтому, завидев машину, мальчишки дружно прятались за киоск. Дождавшись, когда проедет очередной «поливальщик», они выбирались наружу и вновь начинали вглядываться в промозглую дождевую пелену.

   В который раз обтирая мокрое лицо, старший ловко сплюнул сквозь зубы в ближайшую лужу и процедил:

   – Отец мне теперь точно голову оторвёт. Уже целый час тут торчим! За хлебом пошли, называется!

   Младший с некоторым испугом смотрел на буро-коричневые ручьи, струящиеся по мостовой.

   – А если они вообще не придут? – спросил он вдруг.

   – Придут, – авторитетно объявил старший. – Обязательно придут, вот увидишь. Они иногда задерживаются, но потом появляются.

   – Димка, слышь... Они очень страшные?

   – Не бойся, глупый! Они нас не тронут. Они вообще никого не трогают, им никто не нужен.

   – Но ведь они страшные? Правда ведь?

  Димка рассердился.

   – Ну что ты всё время ноешь, плакса? – презрительно спросил он. – То мокро ему, то холодно, а теперь вот забоялся... Да, страшные! Очень! А теперь беги домой к мамке, она уже заждалась поди...

   Младший упрямо втянул голову в плечи:

   – Не пойду. Я тебе вообще не верю.

   – Чего ж ты тут торчишь?

   – Потому что ты обманщик и проспорил. Я уйду, а потом ты скажешь, что их видел. И опять соврёшь.

   – Не вру я, Санька, честное пионерское! – закричал Дима. – Я их вправду видел! Дважды! И у нас в классе новенький, из Твери, он говорил, что там они тоже есть! И Нинка из второго подъезда про них рассказывала!

   Маленький Санька хихикнул:

   – Нинка твоя – тоже врушка и впридачу ябеда. И трусиха. Она бы с рёвом домой побежала, если бы их встретила.

   – Она и побежала! Ревела со страху и бежала. Матери сразу всё рассказала. А та её под замок за враньё. И без ужина оставила.

   – Вот видишь, сам сказал – враньё!

   – Это мать сказала, что враньё! А Нинка не соврала. У неё голова куриная, она в жизни до такого не дотумкает.

   Саня задумался.

   – А наши родители про них знают?

   – Не-а. Они их даже не видят. Взрослые их вообще видеть не могут.

   – Почему?

   – Не знаю. Дети могут. Я видел, Нинка...

   – Почему же я не видел?

   Дима хитро прищурился:

   – А ты в сильный дождь гулять ходишь?

   – Не-е-е, – протянул Саня. – Меня не пускают. Боятся, что простужусь.

   – Вот! И почти никого не пускают. А их только в сильный дождь можно встретить, и то не всегда.

   Саня опять задумался, хлюпая носом.

   – Слышь, Дим... А почему только в дождь?

   – Опять започемучкал! Говорю тебе: не знаю. Может, они дождь любят. Червяки ведь в дождь из земли лезут? Ну и эти тоже...

   Послышался рокот мотора, и мальчики предусмотрительно спрятались за киоском. Мимо протарахтел грузовик, заливая грязными волнами тротуар. Когда наводнение схлынуло, Санька решительно вышел из-за дощатой стенки.

   – Всё! – объявил он. – Я пошёл домой. А ты можешь ждать, сколько хочешь. Только больше не ври! Ни за что не поверю! И солдатиков ты мне проспорил!

   С этими словами он гордо надвинул на уши промокший картуз, отвернулся от Димки, но тут же замер, вглядываясь в мокрую уличную перспективу.

   Вдали что-то шевельнулось среди дождя. Из серой мороси выступили неясные фигуры. Словно дождь был стеной, в которой отворилась невидимая дверь, выпустила смутные, перекошенные тени, и они побежали вдоль улицы, совершая дурацкие, нелепые движения. По мере приближения силуэты становились всё более чёткими. Они обретали странные формы...

   Санька пронзительно взвизгнул и отскочил за стенку «Союзпечати».

   – Тихо, ты, дурак! – зашипел на него Дима, весь дрожа от азартного возбуждения. – Спугнёшь ещё!

   Они выставили головы из-за киоска, словно парочка перепуганных котят, и вытаращились на шеренгу совершенно немыслимых созданий.

   Впереди, загребая дождевую воду длиннющими когтистыми руками, бежало тощее, волосатое существо, смахивающее на большую обезъяну, но с крокодильей мордой и тремя рожками-антеннами, торчавшими на лысом черепе. Оно сильно хромало, поэтому иногда опиралось на кулак левой руки. Из разинутой зубастой пасти струйкой стекала слюна и смешивалась с дождём. Существо тяжело дышало и вращало глазами в разные стороны.

   Чуть позади трусил человек. То есть, он очень походил на грязного, сутулого, одетого в невероятно рваную одежду человека, да только не бывает у людей костяного гребня на голове и зелёных спинных перепонок, торчащих из лохмотьев. Он качался из стороны в сторону и спотыкался на каждом шагу.

   Третьим номером ковыляло нечто совсем уж несообразное: четырёхногий, покрытый чешуёй страус, у которого вместо клюва болтались кожистые складки. Многосуставчатые конечности цеплялись друг за друга, отчего создание едва не падало, но всё равно угрюмо тащилось вперёд, изо всех сил стараясь не отставать от первых двух чучел.

   За ним гуськом бежали целых пять одинаковых человекоподобных фигур. Они были одеты в серые дождевые плащи с капюшонами и чёрные резиновые сапоги. На ходу существа совершали синхронные размашистые движения, словно пытались плыть кролем, забыв при этом об отсутствии второй руки. Вместо лиц под капюшонами переливалось нечто вроде бурой жижи, прикрытой космами длинных, слипшихся волос. Фигуры дёргано, скачками пробивались сквозь дождевую завесу. Их тяжёлые сапоги разбрызгивали воду не хуже автомобильных протекторов.

   Замыкала кунсткамерное шествие пыхтящая, кругленькая, немыслимо лопоухая тварюшка, покрытая густой коричневой шерстью. Она старательно перебирала коротенькими ножками, а куцыми ручонками преглупо молотила по воздуху, пытаясь удерживать равновесие. Но толку от этого было немного, потому что создание через каждый десяток-другой шажков неизменно плюхалось в очередную лужу. Его огромные круглые уши всякий раз печально обвисали. Поравнявшись с притаившимися за киоском ребятами, оно снова упало, едва не перевернувшись через голову. Димка прыснул:

   – Ты смотри, как чебурахнулся!

   Но Саня не засмеялся. Лежащее в луже существо приподнялось, расправило уши-радары, повернуло голову и уставилось большими, грустными глазами прямо на мальчиков. У Саньки так и застучало сердце. Создание смотрело в упор, тяжело дыша и еле слышно постанывая тоненьким детским голоском. Затем кое-как встало и бросилось догонять своих загадочных спутников.

   Спустя несколько секунд контуры чужаков начали расплываться, будто их размывал всепоглощающий осенний дождь. А потом процессия, пробежав ещё несколько десятков метров по пустынной улице, окончательно исчезла, растворившись в угрюмой серой пелене, словно льдинка, растаявшая под струёй воды...

   Димка выскочил из-за киоска и восторженно запрыгал, показывая Сане длинный язык.

   – Видел? Видел? – кричал он, едва не лопаясь от радости. – А ты не верил! Ага! Ага! Санька-манька! Ванька-встанька!

   Саня, насупившись, вышел на тротуар. Отчего-то ему не было так весело.

   – Скажи, Дим, – он задумчиво пожевал указательный палец. – А кто они такие?

   Дима перестал плясать. На его лице появилось озадаченное выражение.

   – Не знаю. И никто не знает. Бабаи какие-то. Или шпионы? Слушай, Санька, а вдруг правда?

   – Что – правда?

   – Ну, что шпионы. Переодетые! Ведь не бывает таких уродов! Фашисты это замаскированные! Давай в милицию заявим, там разберутся.

   Саня вспомнил тоскливый, проникающий в душу взгляд лопоухого коричневого существа, и вздохнул:

   – Не надо заявлять. Пусть бегут. Они вовсе не шпионы.

   – Ну ты даёшь, – поразился Димка. – А кто?

   Маленький Саня задумался. По его картузу барабанил дождь.

   – Они другие, – наконец произнёс он. – Не наши, но и не враги. И вреда не причиняют, только хотят убежать.

   – А почему ты так решил?

   Санька фыркнул.

   – Опять започемучкал? – передразнил он Димкину манеру выражаться, но тут же посерьёзнел. – Не знаю, Дим. Мне их жалко. Они вовсе не опасные, они – несчастные. Бегут куда-то... Такие корявые, глупые и... неуклюжие!

   – Может, им нужна помощь?

   – Мы ничем не поможем. А взрослые их не видят, ты сам говорил. Вот когда мы вырастем...

   – Когда вырастем, мы их забудем, – уверенно объявил Димка. – Они, наверное, уже сто лет по земле бегают. Дети их видят, но не знают, что делать. А взрослые не видят, потому что забыли. И мы тоже забудем.

   Саня посмотрел вдоль улицы туда, где исчезли загадочные неуклюжие создания.

   – Нет, – покачал он головой. – Я не забуду. Никогда. И я узнáю, кто это такие.

   Пронёсся ветер, закрутил вихрь из тысяч дождевых капель, сдул пузыри с коричневых луж и зашуршал в голых ветвях кустарника.

***

   Пишущая машинка с минуту помолчала, затем, повинуясь ловким пальцам поэта, выдала пулемётную очередь и вновь затихла. Стало слышно, как в окно стучит дождь. Александр Павлович, прищурясь, посмотрел на свежие чернеющие строчки.

   – Неплохо, – произнёс он вслух. –  Совсем даже неплохо. Пусть Роберт говорит, что хочет. Нельзя ведь сравнивать такие разные стили...

   Его размышления прервал телефонный звонок. Александр Павлович нахмурился и взял трубку, не отрывая взгляда от напечатанного стихотворения.

   – Алло?

   – Саша, привет! – квакнул резкий мужской голос. – Это Володя. Ну что, хочешь послушать? У меня всё готово. Целый день сочинял!

   Александр Павлович поморщился. Владимир, конечно, писал очень хорошую музыку, он был отличный композитор-песенник, но вот голос... Когда Володя исполнял собственные песенки, даже у не особо взыскательных слушателей начинали ныть зубы. Поэт вздохнул.

   – Валяй, – отозвался он. – Погоди, я сяду поудобнее...

   Раздалось музыкальное вступление на рояле. Затем композитор запел. Поэт слушал, закрыв глаза. Когда песня закончилась, он снова вздохнул, но на этот раз облегчённо: мелодия ему понравилась.

   – Очень хорошо! – сказал он. – Просто отлично!

   – Ещё бы не отлично! – рассмеялся в трубку Владимир. –  Эту песенку вся страна петь будет! Кстати, у тебя там такая забавная опечатка! Ты слово «неуклюже» через «и» написал. Получилось: «пусть бегут неуклюжи». Кто такие неуклюжи, ты сам-то хоть знаешь?

   Александр Павлович потёр лоб.

   – Не знаю, –  слегка раздражённо сказал он. –  Я просто опечатался.

   – Я понимаю, не обижайся. Очень уж слово хорошее получилось – неуклюжи. Ты про них отдельные стихи напиши!

   – А что, и напишу, – улыбнулся поэт. – Это будет целое семейство неуклюж. Папа неуклюж, мама неуклюжа, дети неуклюжи. Будут они у меня бегать по лужам...

   Какие-то смутные образы всплыли из тёмных глубин памяти. Улица, киоск... Пелена дождя... Размытые силуэты во мгле... Нет, не вспомнить.

   – Потом как-нибудь, – прервал себя Александр Павлович и встал. – Володя, ты бы Эдику позвонил, а? Скажи, что песенка готова, пусть оценит. Между прочим, ты эскизы видел? Ну и существо нарисовали! Нет, симпатяга, конечно, но уши прицепили, что твои локаторы....

   И забытые тени снова зашевелились в подсознании поэта. Возникли невероятно грустные глаза, семенящие коротенькие ножки...

   – Э... – смешался Александр Павлович, – о чём это я... Ах да! Позвони Эдику, скажи, что персонаж получился отличный. Точь-в-точь, как он описывал!

   – О, Эдик будет доволен! – отозвался композитор. – Он говорит, что даже видел нечто подобное в раннем детстве. Всю жизнь хотел про это написать! А теперь его детские фантазии аж до экрана добрались. Алло! Алло? Саша, ты ещё тут? 

   Александр Павлович стоял с телефонным аппаратом в руках и глядел куда-то в сторону. Губы его искривила горькая усмешка.

   – Надо же, – проговорил он. – Забыл. Совсем забыл...

   – Что ты там забыл? – снова заквакал в трубке голос композитора. – Куплет не дописал?

   Поэт провёл рукой по лбу:

   – Ничего, тебе послышалось. Так ты позвонишь Эдику?

   – Позвоню, не переживай. Саша, это будет отличный мультик!

   – Не сомневаюсь...

   – Ещё бы! Ну, будь здоров, неуклюж! Встретимся на студии.

   Из трубки донеслись короткие гудки. Поэт встал, подошёл к залитому дождём окну и выглянул наружу. Двор тонул в мокрой круговерти, превратившись в подобие неряшливой размытой акварели. В огромных лужах возникали и лопались пузыри, доказывающие, что дождь зарядил надолго. Александр Павлович смотрел на мутные, коричневатые потоки воды, заливающие асфальт и пытался пробудить в себе детские воспоминания.

   Нет, бесполезно, думал он. Я даже не помню, как они выглядят. Не помню, сколько их было, откуда они появились, куда ушли... Да и не привиделось ли мне? Вполне вероятно. Какие-то смутные ассоциации, образы, реалистичный сон – и ложное воспоминание готово. Так или иначе, но многие дети, услышав песенку, зададут взрослым один и тот же вопрос.

   Кто такие неуклюжи?

   И не получат ответа. Потому что взрослые их не видят.

   Поэт вздохнул и снова сел за пишущую машинку. Что ж, подумалось ему, зато стишок получился запоминающийся. А про семью неуклюж он ещё обязательно напишет!

   И в комнате вновь застрекотал машинописный пулемёт.

   Внизу, во дворе, от мокрого ствола дерева отделилась корявая, кривобокая фигура. Сильно припадая на левую ногу, она подковыляла к дому и подняла зубастую морду, всматриваясь в окна. Но там никого не было видно. Существо тяжело вздохнуло, повернулось и захромало вон из двора. На улице оно присоединилось к длинной веренице фантастических созданий, с мрачным упорством бежавших по лужам неизвестно куда, и вместе с ними устремилось прочь.

   Топоча, спотыкаясь, налетая на фонарные столбы, еле уворачиваясь от случайных пешеходов, неуклюжи промчались по дороге и растворились в сплошной дождевой пелене...