Из угольков костра, из слов, написанных вчера, из лепестков цветов осенних, открыток зимних и весенних, из запахов фиалки, книг, игрушек. Из звуков старого рояля, шелеста листвы и тиканья часов настенных – мой соткан Мир.
В нем осень после зимней вьюги и март за летнею грозой, и все прошедшее – на стенах, немым кино. Где лица, профили, фигуры, толкаясь и спеша, играют длинную премьеру драмы во многих действиях. И я, едва дыша, слежу за ними, пытаясь вникнуть в суть, запомнить или записать, но прыгают картинки, и не успев понять сюжета, пишу в средине между строк я слово: ВСТАВКА. Потом придумаю.
И снова зеркала и коридоры, двери, окна, улица, старинные дома и сад в колючем лунном белом свете, тесный от цветов и трав.
Мой сон, где я не вижу снов, где нет войны и снегопада. И нет злобы, и люди делают подарки не на дни рожденья, а просто так, для общей радости. Где музыка над городом, как птица – то взлетает к звездам, то падает с небес в ладони прохожим, гуляющим по улицам кривым и узким.
Я в центре площади огромной, пустой, заваленной бумагой. Подбираю несколько листов и понимаю, что это я писал.
Мой Мир. Мое дыханье, моя кровь и в клетке каждой тела моего пульсируют огнем в сто тысяч свеч. И радость, и любовь, и счастье – все рвется вон из тела. И тучей я лечу по небу, навстречу солнцу, над полями. Ветром, гуляю по закоулкам темным. Мой Мир, живущий на ладони – как тесно ему, должно быть, в мире внешнем, где злости и тоски гораздо больше, чем воздуха и Света.
Но стены дома моего, и лица прошлого, и звуки медленно и плавно вновь ложатся на бумагу, превращаясь в СЛОВО. Ведь бесконечное кино не помнит времени. И исчисление времен становиться статистикой оторванных листов календаря.
И снова сон, про то, что все – не зря. Поверим? А что делать? Не спорить же во сне с самим собой?
