Когда Пахомов стучал топором об рельс, к столу возвращались только двое. Ну, и сам Пахомов, конечно. За
окном беспрестанно вьюжило, но это не мешало снегу блестеть на солнце
до рези в глазах. Весной для Новой Земли это обычное явление. Свет,
пробиваясь сквозь заледенелое окошечко метеостанции, еще ярче
подчеркивал манящие очертания пара, исходящего из кастрюли со щами.
Борька Луков уже держал в руке ломоть хлеба, в другой – ложку. -
Ну, где же он? – раздраженно прервал паузу Пахомов и выскочил за дверь.
Через мгновение удары по железу повторились, но более настойчиво.
«Мишка-а! - послышалось с улицы. – Иди жрать давай!» Мы с Луковым
переглянулись. Ждать Янченко на обед - ситуация не рядовая. Обычно он
за полчаса до рельсы уже около кухни ошивался. Скрипнула дверь, Пахомов
впустил за собой вихрь снега, хмуро кинул нам «пошли», подхватил топор
для мяса и снова вышел. Борька отбросил ложку, зло хмыкнул и потянулся
за телогрейкой. Я поплелся следом. У каждого из нас свой фронт
работ. Пахомов – за старшего. На нем связь, журнал, расчеты, медицина,
ну, и кухня: кашеварит он толково, уж который год на станции. К тому же и
метеоролог неплохой, может Лукова в два счета заменить. Борька тоже
уверенно справляется со своими флюгерами, да и что там справляться? Раз в
три часа показания снял, приборы проверил - и на боковую. Сегодня,
правда, возился с анемометром, бегал с канистрой масла. Мишка Янченко у
нас техником: электростанция, снегоход, всякие «примусы». Только на
метеоплощадку и к зонду Луков его не допускал. Я тут самый временный, по
экологической части, к тому же с мандатом «Гринписа». Иногда выезжаю
вдоль побережья, отмечаю в специальном журнале каждую животинку, какую
замечу; но главное – миграция белых медведей. Распорядок дня обычно один
и тот же, но многое зависит от погоды. Сегодня день выдался тихий –
относительно Заполярья, конечно, - и все разбежались по своим углам,
чтобы успеть закончить накопившиеся дела после недавнего бурана. А
вообще здесь скучно. Работа однообразная, анекдоты приелись, шахматы,
карты, домино - и подавно. Но, как оказалось, могут быть и исключения. - Хрена се!.. Луков
как вкопанный замер за спиной у Пахомова. Оба от бега по сугробам
выдавали густое облако пара, которое клубилось у открытой двери
запасного гаража. Я подбежал следом и втиснулся между ними. В
шаге от порога лежал на спине Мишка Янченко. Одна его рука почти
закрывала окровавленную шею, а остекленевшие глаза смотрели в
заиндевевший потолок. Молчали долго, старались даже не смотреть
друг другу в глаза, пока Пахомов осматривал тело, пока накрывали его
брезентом, пока закрывали гараж и возвращались на кухню. Щи остыли и
вообще были забыты всеми. Пахомов убрал на место топор, который
отозвался тоскливым звоном, и на мгновение нахмурился. Потом сел на
стул, посмотрел на нас поочередно и произнес: - Никто не хочет ничего сказать? Мы молчали. Вьюга продолжала стучаться в окно. - Ладно, - он почесал небритую щеку и подался вперед. – Могу я посмотреть на ваши руки? - У нас что тут, допросная? – вскипел Луков. -
А у нас что тут, толпы народа? – резко ответил Пахомов. – Мне сейчас
радировать на Большую Землю, я что им должен говорить? - А может, он сам как-то?.. - Обалдел? Горло насквозь, пол ведра крови! И где этот чертов штырь, об который «он сам»? Короче, ребята, ваши руки. - А свои не хочешь показать? – огрызнулся Борька. Пахомов
хотел ответить что-то резкое, но демонстративно встал и положил ладони
на стол. Я сделал то же самое. Борька оглядел наши руки и показал свои. - На рукава дубленок надо посмотреть, - буркнул он. – Сейчас я… - Сиди уж, - перебил его Пахомов и пошел к вешалке. Нигде кровь не обаружилась. -
Ну, допустим. – Он опять уселся на стул и стал слегка покачиваться. –
Вы же понимаете, что это глупо. Ну, повздорили, случайно ударили, а,
может, защищались. Нас всего трое, вычислить – в два счета! -
Пахомыч, ты следы борьбы видел? – тихо спросил я. – Одежда у Мишки
потрепана, порвана, испачкана? Удар был с какой стороны? Они оба были слегка ошарашены моими вопросами, хотя уже понимали, к чему я клоню. - Могу ошибаться, но, по-моему, слева. -
А среди нас есть левши? – продолжал я. – Или так удивительно случайно
можно попасть левой рукой точно в шею между воротником и шапкой? Так что
ударили сзади. Борька Луков удивленно хмыкнул, посмотрев на меня
словно в первый раз. Пахомыч встал, сунул руки в карманы и заходил
взад-вперед. - Я не убивал, - наконец произнес он. – Я не выходил на улицу с завтрака. - Ага, - Борька скривился и посмотрел на меня, - и кто это видел? -
Я ездил на восточный берег, где показывал вам медвежьи следы в прошлый
раз. Если на то пошло, мог и не отъезжать далеко. Медведи не свидетели. Луков очередной раз хмыкнул. - Ну че ты все лыбишся? – прогудел Пахомов. – Сам-то где бегал? - А то ты не знаешь. - Ну, от твоей площадки до гаража пять минут через Колгуев. Борька только пожал плечами: - С чего бы мне его убивать? Пахомов подошел к плите, скованными, механическими движениями поставил чайник и достал кружки. - Ну, хотя бы, - медленно сказал он, насыпая заварку, - из-за денег. Борька встрепенулся. - Ты чего, Пахомыч, из-за каких денег? - Да на машину. Ты же перед командировкой Мишке деньги на машину одалживал. Борька зафыркал, как обиженный кот. - Так как же он мне теперь деньги отдаст, если я его убил?! -
Да ни хрена бы он тебе их не отдал! С каких это пор Янченко долги
возвращать стал? Он мне сказал как-то, что вы и расписку на двоих
написали, что если он долг не вернет через полгода, права на машину тебе
останутся. Очень удобно, знаешь ли, отдал половину суммы – и получи
«мерс» на халяву. Так мало того, Мишка на следующий день возьми да и
грохни эту машину! Так что поводов у тебя, Боренька, хоть отбавляй. - Это тебе доченька рассказала про машину? Потому что вместе с Янченко в ней сидела? Пахомов в три шага долетел до Лукова и грозно навис над ним. - А ты в мою личную жизнь не суйся, понял? Луков осклабился, но продолжал, глядя теперь в мою сторону: -
А это ты следователю будешь советовать, куда соваться. Всем известно,
что его Лера – сколько ей, уже семнадцать? – увивалась за Янченко. А он
же бабник, каких поискать, и на десяток лет старше! Да вообще сука по
жизни, ну, ты сам видел. Мотив – хоть куда! Дочка папашу не слушается,
так он решил любовника… Пахомов не вытерпел и схватил Борьку за ворот. -
Эй, хорош! – я полез разнимать сцепившихся, но через стол делать это
было не слишком удобно. Холодные щи выплеснулись из кастрюли. – Да
хватит вам уже! Пахомов последний раз тряхнул Борьку и отошел на свое место. -
Веселенькое дельце, - одергивая ворот свитера, Луков опять повернулся
ко мне. – Ты сам, случайно, с Янченко не ссорился? А то один из всех остался. Я
поднялся и пошел разливать кипяток. Пахомов понуро сидел на стуле и
бубнил: «Этот гад даже умереть без подлянки не может». Кружки приятно
обжигали пальцы. Порыв ветра загудел где-то в трубе и умчался дальше в
мертвую снежную пустыню. - По такой погоде вертолет к нам не скоро доберется, - сказал я, выкладывая на стол к чаю сахар и крекеры. - Дня через три, - подтвердил Луков. - Позавидуешь медведям. Им такая погода – самый кайф. Пахомов сидел, спрятав лицо в широкие обветренные ладони, и о чем-то напряженно думал. -
Черт, - наконец выдохнул он и откинулся на спинку. Луков внимательно
посмотрел на него и их взгляды на секунду встретились. - Я так
понимаю, у нас два выхода, - продолжал я, отхлебывая кипяток. – Или
кто-то сознается сейчас, или всех трех в кутузку до выяснения. - Три. – Пахомов подвинул стул и взял свою кружку. – Может быть три выхода... Борька отвлекся от чая и приподнял брови, но было видно, что он не слишком удивлен. -
Я не знаю, кто из вас это сделал, - начал Пахомов, изредка поглядывая
на меня, - но Янченко… был той еще сволочью. Плохо говорить такое, но я
даже рад, что… Черт! Если бы это был несчастный случай, то все встало бы
на свои места. - Каким это боком здесь несчастный… - попытался вставить я, но осекся под взглядом Пахомыча. - Ты правильно сказал: «медведи – не свидетели». Луков
ухнул и выпрямился так, словно проглотил жердь. Глаза его бегали с
моего застывшего лица на пахомовское. Я покачал головой: - Ребят, постойте-ка. Вы на что меня подписываете? - Извини, дружище, ничего не имею против тебя лично, но ты можешь остаться один. Против наших двух голосов. Луков
едва заметно кивнул. В его глазах бегали огоньки азарта. Пахомов вдруг
одним глотком опустошил кружку и размашисто вытер рукавом щетинистый
подбородок. - В гараже кровь не найдут. Слава богу, вся на
брезенте осталась, его легко закопать. Вывезем Мишку к берегу, медведи
кровь за пару километров чуют. Найдут? Вопрос адресовался мне. Я промолчал, но выглядело это как утверждение. -
Завтра вернемся за тем, что останется. Борька, фотоаппарат приготовь на
всякий, ружья. Поедем на двух снегоходах. Все вместе. А я пока сообщу о
пропаже. И Пахомов отправился в радиорубку. Через час рев моторов
раздавался над белой пустошью. Пахомов с Луковым держались чуть сзади,
смотрели, чтобы не упало тело Янченко с моего снегохода. Странно, но
сейчас я думал о том, что сделали они, если бы узнали, что деньги Лукова
пошли не на машину, а чтобы заткнуть рот Лерочке, которая была в тот
вечер в «Мерседесе». В «Мерседесе», который убил мою жену. Вьюга
усиливалась. Я внимательно следил за дорогой и лишь однажды повернул
голову в ту сторону, где далеко в снегу, туго завернутая в целлофан,
лежала окровавленная отвертка.
Рассказ довольно неплохо отражает одну из многочисленных граней человеческой подлости, особенно характерную для нашего современного общества. Вместе с тем, есть определенные недостатки в плане стилистики и сюжетного оформления. Оценка восемь баллов.
Совершенно согласна с Олегом Прониным. Но после прочтения осталось нехорошее послевкусие. В общем, если бы не конкурс, то читать подобный рассказ не стала бы. Это не в осуждение, но у каждого свои вкусы.