FATUM*
* - (лат.) рок, судьба.
Это вырезанное на стене слово я обнаружил, когда поднимался по старой винтовой лестнице церковной башни (возможно, она была сооружена как колокольня, но колоколов видимо в ней, так ни когда и не появлялось). С ее вершины я хотел осмотреть забытое богом поселение, в которое меня занесла судьба, но обнаруженное слово так сильно потрясло мой разум, что я простоял разглядывая его, минут десять, совершенно позабыв о том, зачем я сюда пришел. В грубо вырезанных на просмоленном дереве буквах было что-то необычное. Некая необъяснимая сила проникала в мое сознание, когда я смотрел на эти, находившиеся здесь уже не первый десяток лет символы. Какой злой рок заставил человека вырезать это слово здесь?
Наконец очнувшись от наваждения, я и преодолел последний лестничный марш и оказался на смотровой площадке. Стоявшая на верху крутого холма церковь, находилась всего в нескольких метрах от крутого обрыва, и при взгляде отсюда в эту пропасть, сердце сжималось в комок, а к горлу подступал ком. Обрыв был настолько близок к деревянным стенам, что упав в его сторону с двенадцати метровой высоты башни, непременно полетишь еще метров тридцать вдоль склона, пока тело ни разобьется о каменистую землю у подножия холма. Отчего-то вспомнилось вырезанное на стене слово, и по моему телу пробежала дрожь. Я поднял глаза от пугающей пропасти и посмотрел вдаль. Заходившее солнце освещало верхушки бесконечного количества елей, разросшихся плотным лесным ковром до самого горизонта. Сплошной лес разрывали лишь дорога, по которой я попал в эту деревушку, и проплешина заброшенного карьера с несколькими разваливающимися постройками на его территории. Насладившись вдоволь прекрасным видом и свежим прохладным воздухом, я дождался пока от заходящего солнца на небе не останется лишь светлая полоса.
Когда я вернулся к приютившему меня старику, уже стемнело. За ужином я спросил его про надпись в церкви. Старик не сразу понял о чем идет речь, но после объяснений он сделался серьезным и рассказал историю о человеке, который мог ее оставить.
Случилось это много лет назад, во времена великих строек. Тогда деревня была практически полностью отрезана от остального мира, и жители понятия не имели о том, что происходило за ее пределами. К ней не были протянуты ни телефонные сети, ни провода электроснабжения. В домах людей не было ни радио, ни телевидения – все, что соединяло их с остальным миром, это тянувшаяся тонкой лентой среди зеленых дебрей хвойного леса полоска грунтовой дороги.
В селе жило около пятидесяти человек. Жили одной большой семьей. Вместе вели хозяйство, вместе отмечали праздники, вместе провожали в последний путь. И все что напоминало им об остальном мире, это старая церковь, стоявшая на краю деревни, словно памятник не прижившемуся ростку цивилизации.
В этой заброшенной церкви жил отшельник – уродливый горбун. Огромный горб согнул его тело пополам так, что при передвижении он порой опирался на свои иссушенные какой-то болезнью руки. Его лицо, обваренное в детстве кипятком, имело красноватый оттенок и неестественно гладкую кожу с выщерблинами от шрамов. Одет он был в странные лохмотья, увешанные разноцветными ленточками. Звали его Алешкой.
Несмотря на свое уродство и любовь к одиночеству, он пользовался уважением у соплеменников и слыл знахарем. Люди обращались к нему за советом или лечением, и всегда получали от него помощь. Он не был обучен премудростям лекарства, но он всегда знал, что нужно делать, и действовал направляемый гласом природы.
Когда кому-нибудь из людей удавалось разговорить Алешку, он рассказывал о том, что слышал от Голоса. Он рассказывал, о чем разговаривают деревья, рассказывал о разных мирах, рассказывал о книгах, которых никогда не читал, о людях, которых ни когда не видел. Но главное для соплеменников в этих разговорах, было то, что порой он предсказывал погоду или какие-либо важные события. Остальное же деревенские жители понять не могли, но это их особо и не волновало – он помогал им чем мог, а они помогали ему – ведь все были частью одной семьи.
В большом городе, с Алешкой, не смотря на его таланты, ни кто и разговаривать не стал бы, просто из-за страха. Мать полюбит родного сына любым, каким бы он ни был, но незнакомые люди привыкли видеть друг в друге врага, а уж если человек отличается от них самих, то и подавно. Здесь же все друг друга знали и не боялись ни вида горбуна ни его непонятных речей.
Так потихоньку, из года в год текла жизнь. Люди растили детей, возделывали поля и огороды. В этой спокойной жизни всем всего хватало – хватало и радостей и горестей, хватало общения и свободы, а Алешке хватало одиночества, простора и Голоса.
Но однажды это спокойствие нарушили геологи. А точнее алмазы, которые они нашли в одной из экспедиций проведенных задолго до рождения горбуна. В то время государство не жалело средств на различные проекты по освоению неиспользуемых просторов страны, и далеко-далеко от деревни, в столице, было принято решение об организации алмазодобычи на земле, которую, по нелепому недоразумению местные поселенцы считали ничей. Дикари даже ни когда и не думали, что земля может кому-то принадлежать - для них она всегда была свободной, как и все живые существа, живущие на ней. Но они, конечно, ошибались – люди правящие в кирпичных стенах за много тысяч километров от месторождения алмазов, знали, что эта земля и ее недра принадлежат им.
Так рядом с поселением возник огромный карьер, на территории которого расположились бараки, и различные инженерные сооружения из металла и бетона. Шум и грязь от карьера разносились на многие километры, пугая животных и отравляя воздух. Аборигены начали чувствовать, как падает их дух – приезжие приходили в деревню, сначала обменивали всякие безделушки на продукты, но с каждым днем они становились все наглее, чувствуя свою силу и превосходство. Начались стычки между рабочими и местными жителями, но рабочих было намного больше, и совладать с ними не получалось.
Их глаза искали выгоду, они были жестоки и трусливы. Они вечно прятали свою слабость за силой муравейника. Как на рабах стоит клеймо хозяина, так они были пропитаны духом эгоизма, озлобленности, страха и подчинения. Этот дух, словно скользкий червь, постепенно начал заползать и в сердца дикарей.
Дальше было хуже. Посланникам цивилизации потребовался холм, на котором была построена деревня. На нем они хотели возвести какой-то комплекс зданий – то ли геологический, то ли военный. Несколько начальников пришли в деревню и стали объяснять людям, что скоро здесь начнутся строительные работы, а перед этим все поселение будет разрушено. Как компенсацию, дикарям предложили переехать в ближайший город. Им рассказали про огромные дома с тысячами ячеек-квартир, в которых была горячая вода и газ. Им рассказали про прелести кинотеатров, что бы попасть в которые, люди стоят в огромных, тесных очередях. Им рассказали про телевизоры, через которые миллионы жителей государства смотрят на мир сидя в своих ячейках. Им сказали, что для каждого взрослого найдется работа, а для каждого ребенка - школа.
Все это показалось сущим адом и тюрьмой для привыкших к своей жизни аборигенов, и они стали объяснять, что им не нужны квартиры и теплые унитазы, они хотели бы, просто остаться здесь. Им снова объяснили - здесь ни кого не останется. Тогда, посовещавшись, мужики попросили дать их семьям время до весны, что бы уйти в лес и там построить новое село. Начальники ответили, что они не могут этого сделать, так как новых поселений в районе не планируется и строительных бригад на это не выделено. Дикари говорили, мол, сделают все сами - нужно, что бы им просто не мешали. Но начальники знали, что жить людям, лучше в, пусть и тесных, но комфортных городах, где всегда есть чем заняться и полно возможностей, чем в лесу, самостоятельно добывая себе пропитание и обустраивая быт.
В течении недели все население деревни было пересчитано, переписано, занесено в различные списки, на каждого было составлено пронумерованное дело, каждому выдали справку по которой в городе полагалось получить паспорт.
За несколько дней, до начала запланированного вывоза людей, в деревню опять пришли начальники. На этот раз он решили торжественно поздравить новых граждан государства. Когда они подошли ко второму дому, их внезапно взяли в кольцо несколько бородатых мужиков с сучковатыми дубинами в руках. Испытывая чувство совсем не легкого дискомфорта, поздравляющие залепетали, что, пожалуй, зайдут в другой раз. От расправы их спас Алешка.
Он, протолкнувшись между мужиков, вышел к захватчикам. Молча осмотрев их, он указал узловатым пальцем на человека, с солдатской выправкой, и с каменным лицом, смотрящего не пряча взгляд от озлобленных людей. Похоже, что он не боялся расправы, и был готов принять ее. Переваливаясь из стороны в сторону на кривых ногах, горбун подошел к нему и, взяв своей сухой скрюченной рукой его ладонь, повел в сторону заброшенной церкви. Ни чего, не понимая, мужики расступились, и пропустили их.
Оказавшись в темной, пропитанной каким-то затхлым запахом церкви, Алешка закрыл дверь на засов. Потом он проковылял к начальнику и, взглянув снизу вверх, в его непонимающие глаза, произнес:
- Владимир Николаевич… Покажите мне, что у вас висит на шее. – голос горбуна был сипл и тих.
Начальник опешил и стоял как вкопанный. Сначала он хотел что-то сказать, но остановился, еще немного простояв без движений, расстегнул пальто и достал дрожащими руками из-под рубашки крестик.
- Владимир Николаевич, зачем же вы пришли сюда?
- Но это же вы привели меня. – тихо ответил он.
- Этот знак, висящий на твоей шее… Его ношение, ведь не поощряется обществом, в котором вы живете? Почему ты его носишь?
- Эт… Это знак моей веры – ответил Владимир Николаевич, и неожиданно, на его глазах выступили слезы.
- Ты веришь в то, во что верить вам запрещается. Ты прошел многое. Вы воевали, думая, что защищаете своих близких, а тем временем их жизни забрал демон вашего железного мира. Этот дух... этот демон всегда с вами. Он внутри вас. Сопротивляясь ему, ты носишь этот крестик. Ты чувствуешь, что ты раб. Но ты раб не господина. Ты, как и остальные - раб рабов. Сердце просит свободы. Страх сильный… Он сковал разум. Я давно слышу стоны людей. Я слышу стоны земли. Демон силен, но он уйдет. Вы уйдете. Моей семье нужно всего семь дней. Дай им эти дни. Потом ваши решения станут не важны для нас.
Повисла тишина. Странная сбивчивая речь заполнила все пространство в голове Владимира Николаевича. Он не мог понять, что происходит. Почему внутри все трепетало? Почему слезы накатывались на глаза?
- Но я не могу… Есть распоряжение – начал бормотать он.
- Ты можешь. Здесь они считают тебя главным. Начальники выше - только в столице. Ты можешь потерять документы. Транспорт может сломаться. Ты можешь придумать причину. Вы всегда придумываете причины. – горбун снова взял за руку растерянного человека и повел по винтовой лестнице.
- Понимаешь, рано или поздно это случится с вашей деревней. – продолжал Владимир Николаевич идя по лестнице - Я не могу ни чего сделать, эта машина она ни кого не щадит. Мы не можем ей противостоять… Сильный пользуется слабым. Такова судьба. Фатум. И вы не можете выстоять против него. Это судьба, понимаешь?
– Судьба, это иллюзия. Это всего один путь из миллионов. Судьба, это лишь выделенное среди остальных слово. То, что ты не видишь остальных слов – не значит, что их не существует. Сделай то, что я прошу. А я покажу тебе свободу. Я покажу твоего бога.
Оказавшись на смотровой площадке, они увидели, что люди собрались у дверей церкви. Завидев фигуры на башне, по толпе прошел гул. Потом настала тишина.
- Посмотри – сказал Алешка, указывая на дымящее трубами пятно карьера – твой дух находится там. А теперь посмотри сюда – он указал на бескрайний лес – мой дух там. Знай, я не верю в вашего бога. Но я слышу твоего. Помни, о чем я тебя попросил, ведь свободу я тебе показал. А ты решай.
Внезапно горбун перевесился через ограду со стороны обрыва и полетел вниз головой к земле.
Народ внизу видел что произошло, раздался женский крик, и толпа, гудя, быстро растянулась вдоль обрыва.
Горбун камнем падал вниз. Ветер трепал его длинные спутанные волосы. С ног слетели башмаки. На теле начала рваться одежда.
Владимир Николаевич открыв рот в немом крике, смотрел в след падающему телу. Он видел, как из под разорвавшейся ткани, на том месте, где был горб, показалось что-то белое, похожее на шерсть или перья.
Алешка взмыл вверх. Огромные белоснежные крылья сделали несколько взмахов, заслоняя солнце.
С тех пор горбуна ни кто не видел.
Владимир Николаевич перенес перевозку людей на следующий месяц, но она так и не произошла – оказалось, что алмазная жила скудна и совершенно не соответствовала данным предоставленным геологами. Ее разработка была нецелесообразна и убыточна. Рабочие уехали, оставив свои постройки и огромный карьер зияющий шрамом на теле земли.
- Почему же горбун оставил именно это слово на стене башни? – спросил я у старика.
- А с чего ты взял, что его вырезал Алешка? Это дело рук бывшего начальника – Владимира Николаевича. Он сделал эту надпись сразу после того как, Алешка исчез. Сидя на лестнице в церковной башне, он осмысливал все пережитое и вырезал перочинным ножом на стене латинские буквы. В тот момент он и принял решение остаться в деревне и защитить ее от алмазодобытчиков. Ты кстати уверен, что правильно прочитал? – дед хитро улыбался.
Ночью, пытаясь заснуть, я размышлял о всей этой истории. Я и до этого понял, что дед не из местных по его городскому произношению, теперь же, стало ясно как он очутился здесь. Дед Вова – Владимир Николаевич. Но зачем было выдумывать такую нелепую историю? Уродливый горбун с крыльями – видно дед еще тот философ и романтик. Но эта история хороша для детей которых нужно учить добру и всему такому… Но мне, взрослому, трезвомыслящему человеку… зачем? Кто поймет этих стариков? Вечно они что-то выдумывают, пытаясь привлечь к себе внимание. Пытаясь спастись от одиночества.
Да и похожа эта история на что-то. Горбун, слово начерченное на стене… Ну точно - пересказал мне какой-то известный мотив!
Пытаясь вспомнить оригинальную историю о горбуне, я и заснул.
На утро, перед отъездом, мне захотелось зайти в башню. Поднявшись по лестнице, я проверил надпись.
«FATUM» - прочитал я еще раз, осмотрел пространство стены вокруг слова, и не найдя ни чего нового, развернулся и присел на корточки. Опершись спиной о стену, на которой было вырезаны буквы, я поднял лицо вверх и через выход на смотровую площадку увидел кусочек голубого неба. В голове возникла картина, как белокрылый ангел летит по нему, и мои губы невольно растянулись в улыбке.
Пора уезжать. Завтра нужно выходить на работу. А так не хочется… Побыть бы здесь еще недельку.
Остаться бы в деревне… Э нет! Тут работать, придется постоянно что бы себя прокормить. Да и условия – глухомань, скучно здесь. Чем заниматься? Ни телевизоров, ни компьютеров, одни и те же лица. Что я буду здесь делать-то? В город, в город и гнать от себя эти мысли. Там газ, горячая вода, бары, больницы, банки, работа, реклама, товары, кредиты, деньги, деньги, деньги, и оставшаяся в заложниках у города семья – все это ждет меня.
Глубоко вздохнув, я встал и, развернувшись, увидел на стене светлое пятно – видимо, прислонившись спиной к дереву, я вытер часть осевшей на него грязи. Я выругался, снял пальто и начал очищать его от пыли.
И уже одеваясь, я заметил какие-то буквы, которые до этого скрывались под слоем грязи. Расчистив платком пространство вокруг слова, я прочитал:
FATUM MEA IN MANIBUS MEIS*
* - (лат.) судьба моя в моих руках
