Как меня съел кот.
Теплые трубы вели к еде. Пробегая по ним, было всегда очень приятно и даже иногда горячо. Почти везде они обмотаны теплой стекловатой. Стекловата было скручена проволокой.  Лишь кое-где теплая труба показывала свой железный горячий бок. Я бежал что было сил на запах. Навстречу бежали такие же, как и я. У каждого был свой путь. У каждого было свое дело. Иногда я задевал встречных мне. Я терся об их шерстку и по запаху понимал, откуда они бегут, куда, что они ели и встречали ли на своем пути опасность.
Вот этот, черный. Он только что был наверху, на крыше. От его шерсти пахло морозом и голубиным пометом. Он часто наведывался на крышу нашего дома за голубиными яйцами. Однажды на крыше на него напали галки. Они решили сделать там гнездо и в тот момент, когда огромная черная крыса вылезла по теплой трубе на крышу, у галок происходила птичья семейная идиллия. С галкой мамой, папой и несколькими галчатами. Они общались друг с другом. В один момент взрослые птицы превратились в кричащих птеродактилей. Они начали нападать на него. Щипать на уши и за хвост. Поднимать от земли и вцепляться в его черную лохматую спину своими острыми птичьими когтями. Черный убежал, но кусочек хвоста крысы навсегда остался трофеем для мужественной птицы.
Тот с белым пятном на шее только что был у подружки из соседнего дома. От него приятно пахло женщиной. Он часто наведывался к ней в последнее время. Говорят, эта белая самочка сбежала от людей, где ее держали в клетке, как попугая и кормили, так, словно через год она должна была отправиться на убой. В один прекрасный момент ребенок людей открыл клетку и выпустил белую красавицу «покушать травку». В этот момент она рванула к ближайшему подвальному окну, где очень скоро обрела свою первую любовь. И не смотря на то, что она потеряла постоянный источник питания и довела до истерики человечьего детеныша, она была счастлива.
Ну, а одноглазый как всегда вонял мусоркой. Этот любитель человеческих отходов всегда ошивался там  и часто нападал на особей поменьше. Говорят, в молодости он переболел чумкой  и выжил. В самый разгар болезни его вдруг посетила странная галлюцинация. Он почувствовал себя котом. Большим таким белым котом, который потерялся. И вот белоснежный кот прогуливался по Лефортовскому рынку, громко мяукая и требуя появления хозяйки. И вот, из-за угла появилась его любимая хозяйка. Мило мяукнув, он поторопился к ней. С хозяйкой шла какая-то девушка, которая увидела милого белого пушистика и взвизгнула. Видимо от восторга, подумал он. Девушка даже спряталась за бабушку в тот момент, когда безобидный белый кот готов уже был прыгнуть на руки хозяйке. И вот его любимая хозяйка резко выгибается и, словно профессиональный футболист, бьет по пушистику очень мощный пенальти. Уже в полете больная крыса все же убедилась в том, что она вовсе не белый кот, а грязная и больная крыса, а милая бабушка, вовсе не его хозяйка, а огромный лысый человек мужского пола. Неизменной осталась только прячущаяся за ним и противно визжащая от ужаса девчонка. Приземлившись на землю, одноглазый недолго соображал в какую теперь сторону ему надо было бежать, и, приняв решение, ринулся в сторону прилавков. Позади прозвучала фраза человека, которую он запомнил на всю жизнь. Страшный звук был такой: «Я те говорил же, не ссы!»
Я бежал, что было сил. Впереди был очень четкий запах еды. Более того, это была жареная картошка. Я любил этот запах больше всего. Я пробежал весь подвал и уже поднялся к квартирам. Вот она первая, слева. Нет. Тут кто-то кричал на кухне и, сквозь решетку вентиляции, было видно, что две человеческие особи издают друг на друга звуки, похожие на лай собак. Жареной картошкой пахло не отсюда. Вот туалет. Лай еще был очень хорошо слышен. Вот коридор. Площадка подъезда. Следующая квартира. На кухне сидел один человек и странно дергался. Это была женщина. В руке у нее была белая дымящаяся палочка. Женщина сидела, согнувшись, и продолжала трястись. Я заметил, что из глаз ее текла жидкость. Мне стало на мгновение грустно. На мгновение я вспомнил, что в этой квартире на полу у входа лежит пушистый бордовый половик. И что к этой женщине часто приходит мужчина, который пах, как осенняя трава. Но сейчас его не было и пахло жареной картошкой. Вот она. Квартира, где был этот прекрасный влекущий запах. Источник наслаждения и божественного аромата. Первостепенная цель этого вечера. Запах влекущий и зовущий сквозь паутину трубопроводов и непроглядную тьму теплых подвалов. Запах побеждающий морозную мглу и сортирную вонь. Запах, единственное в этом мире, имеющее значение. На кухне сидели две человеческие особи. Один был мужчиной. Он был коротко стрижен и с длинной рыжей бородой. Он был молод. В руках у него, как и у той плачущей женщины была дымящаяся палочка. Напротив него сидела женщина, которая была гораздо старше его и они о чем-то оживленно разговаривали. Рядом с мужчиной лежала большая белая собака. Она посмотрела на меня. По ее виду мне стало понятно, что ей было вовсе не до меня. Она наслаждалась чудесным вечером. Молодой человек теребил ее рукой. Все в этой кухне было прекрасно. Все. Прекрасный запах жареной картошки. Добрый диалог. Умиротворенная собака. По лицу мужчины я понял, что очень скоро в его жизни настанут очень большие перемены, но он об этом еще даже не догадывается. По лицу женщины, мне стало понятно, что в ее жизни уже больше никогда ничего не изменится. И что, ее караулит одинокая старость и смерть. А еще я вдруг почувствовал, что скоро они навсегда расстанутся и больше никогда в жизни не увидятся. Трудно сказать, были ли они родственниками. Скорее всего - нет. От них слишком по-разному пахло. Но что-то их роднило. Быть может то, что их навсегда разлучит. Но, не смотря на довольно спокойную обстановку на этой кухне было что-то, что меня сильно тревожило. Вызывало тошнотворный страх. Головокружение. Пелену перед глазами. Я не мог понять, что со мной происходит и, наконец, я понял. Это был запах кошки. Огромной взрослой особи. По запаху даже было понятно, что это совсем не тот белый пушистый котик, которым возомнил себя одноглазый. Было понятно, что это хищник. Убийца. Пожиратель мышей. Охотник. И этот охотник наверняка справился бы со мной в один миг. Но где ОН? Я чувствовал его запах, я чувствовал его мысли, я ощущал своей тошнотой его голод, но я его не видел. Я не видел его, хотя я и вижу все. В любом случае, если он тут, он давно меня уже почуял, поэтому глупо стараться не шуметь и прятаться. Но, все же я не решился на глазах людей прыгать на кухню из вентиляции. Тем более что умиротворенная собака в один миг могла обернуться для меня смертью. Я решил забраться в квартиру через туалет. Это не вызовет паники у людей, позволит мне спокойно подождать, пока они выключат свет и, не напрягаясь, спокойно дойти до прекрасного источника божественного запаха. К тому же, если кот все же присутствовал, собака была прекрасным гарантом того, что эта тварь не кинется пулей ко мне или не подкрадется бесшумно, как они умеют. Решение было принято.
В туалете царил полумрак, и слышалось журчание воды протекающего унитаза. Чуть доносился разговор двух людей на кухне, молодого человека и женщины. Женщина что-то рассказывала ему про собаку, которую он тогда теребил за ухо. Я осмотрелся. Кота не было. Я прыгнул на тумбочку в туалете. Это было довольно шумно. Я почувствовал, как собака на кухне подняла голову от пола. Я спрыгнул на пол. В одно мгновение  я заметил тень в проходе, и в моей груди появилось леденящее сердце ощущение смерти. Передо мной стояло нечто по истине ужасное. Огромное чудовище смотрело на меня единственным глазом. Второго глаза не было. Вместо него был воспаленный шрам из которого что-то текло. Шерсть была клоками, и огромное количество шрамов свидетельствовало о сотнях страшных драк. Из-под темноты шерсти на морде блестели два желтовато-белых клыка. Хвоста у монстра не было. Вместо него был обрубок. Он застыл в нелепой позе, выставив вперед огромную лапу с пятерней длиннющих когтей. Это был огромный серый кот «Шнурок», застывший в прыжке на меня потому, что время остановилось.
В следующую секунду я почувствовал, как с двух сторон захлопнулся замок из когтей, впившихся в мои бока. Я сделал резкий выпад, и на секунду мне показалось, что я в силах вырваться и кот не такой уж и сильный. Это было наивно предполагать. Котяра само собой предусмотрел этот прыжок и следующее, что я увидел, было разевающаяся клыкастая огромная пасть. Сверху у этой пасти был нацеленный на меня злобный глаз. Еще выше – два выставленных вперед уха. По бокам пасть обрамляли так же выставленные вперед щупальца усов. Потом я почувствовал зловонное дыхание зверя. Эта вонь была невыносимой. Клыки сошлись у меня на шее, и я понял, что один насквозь пронзил мою шкуру. Запахло кровью. Я стал изо всех сил рвать когтями зверя. Вцеплялся в его усы и старался достать лапами до его единственного глаза. Задними лапами я хотел разодрать его шею, чтобы он разжал клыки от боли. Из зловонной пасти послышался ужасный рев. Видимо чудовищу стало больно. От боли кот еще сильнее сжал зубы, и мне стало трудно дышать. Я захрипел, и передние лапы бессильно опустились. Я увидел свет и услышал голос молодого человека: «Смотрите, мышь тащит!» На что женщина совершенно спокойно ответила: «Ааа…это совершенно нормально, сейчас будет жрать». «Как жрать?» - подумал я, - «меня, что ли жрать? Не может этого быть! Меня не могут вот так запросто сожрать. Я же живой. Я же жить очень-очень хочу. У меня планы уже кое-какие были. Как же меня можно жрать? Отпустите меня, пожалуйста, я больше вас никогда не побеспокою». Перед глазами поплыли разноцветные круги и треугольники. В следующий момент я услышал лай собаки и почувствовал, словно меня куда-то подбросили. Может чудовище отпустило меня? Или уронило? Или собака напугала этого проклятого кота? Челюсти разжались, и я почувствовал дыхание свободы и желание жить. В следующую секунду челюсти сжались с такой силой, что внутри меня что-то хрустнуло, и я снова почувствовал запах крови. Теплая кровь струйками брызнула в пасть монстру и хлынула у меня изо рта. Челюсти снова разжались и кровь, освободившись от гнета кошачьих зубов, хлынула с новой силой. Клыки снова перекусили что-то внутри меня, и тут я почувствовал страшнейшую боль. Из меня что-то начало вываливаться и это принесло небольшое облегчение.  Задних ног я не чувствовал. Уши цеплялись за шершавую поверхность неба животного, а нижняя челюсть раскрылась и попала под жующие жернова зубов кота. Мои зубы и кости дробились в адской машине. Нижней челюсти уже не было. Я двигался по мокрой трубе. Ужасная вонь и вкус чего-то кислого. Впереди что-то светилось. Я не мог понять что это. Боль уже была где-то позади. Теперь меня не покидало ощущение, словно меня завернули в ковер. Я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Я почувствовал запах женщины. Что это? Что это может быть? Где я? И в этот момент, что-то словно разорвалось внутри меня и кости начало выламывать изнутри. Словно огромный надувной шар с треском лопнул внутри меня. Я не могу дышать. Я не могу даже вздоха одного сделать. Ужасная боль внизу живота. Что-то тянет меня обратно. Кто я? Мне очень больно. Кто-то или что-то держит меня. Воздух вокруг словно гель. Мне так тяжело вдохнуть его. И вдруг я почувствовал пронизывающую боль в районе ягодиц. Кто-то неведомый, держал меня и говорил: «Мальчик…у тебя сын. Смотри, какая странная родинка на щеке…»


Внезапный садизм.
Вы знаете, я на самом деле очень неплохой человек. Просто однажды что-то в моей жизни пошло не так, как должно было пойти. Я родился в счастливой семье. Я был прекрасным ребенком. Правда, отец ушел от нас с мамой очень рано. Мама никогда не говорила мне, почему это произошло. Ну, что можно было ожидать от двадцатилетних детей?! Потом она нашла другого мужчину. Мне было четыре года. Сначала он показался мне неплохим человеком. Но потом он начал показывать свое истинное лицо. Сначала это были совершенно необоснованные наказания за небольшие детски шалости. Меня ставили в угол на целый день. Причем я настолько серьезно относился к своему наказанию, что даже если никого не было дома,  я все равно исправно стоял в углу. Затем он однажды поднял на меня руку. Это было за то, что я якобы плохо помыл руки перед едой. Это был просто «подзатыльник», но уже спустя полгода это превратилось в настоящие избиения. Сначала меня были детскими скакалками и реже ремнем. Все лето я никогда не одевал шорты. Мои ноги всегда были в синяках. Потом избиения становились все сильнее и разнообразились ударами по лицу и по телу, в дальнейшем об различные предметы интерьера. Я воспринимал все это как должное и никогда не жаловался. Более того, я всегда стеснялся того, что я такой непослушный и меня приходится наказывать. Однажды мой друг увидел мои синие ноги и разбитые губы и спросил, откуда это? Я сказал, что меня избил отчим за очередную «тройку» в дневнике. В ответ посыпались насмешки, и мне стало очень стыдно. Больше я этого никому не рассказывал.   Несмотря на то, что дома я был очень тихий и забитый, всю свою агрессию и негативную энергию я выплескивал в школе и на улице. Я был хулиганом. Всегда с радостью ввязывался в драки со старшеклассниками. Дергал, как полагается, девочек за косы и грубил учителям. Всегда первым, кто был виноват в чем-либо – был я. И, хотя, в целом учился я неплохо, весь дневник мой был исписан замечаниями о неудовлетворительном поведении.
Мать разошлась с отчимом, когда мне было девять лет. Ей тогда было двадцать шесть. Сейчас уже я могу сказать, что она была молодой девчонкой, и ей тогда очень хотелось любви, денег, курортов и всего того, что обычно хочется девочкам в таком возрасте. Ей точно уж не хотелось воспитывать меня и проводить со мной досуг. Я был вынужденным ненужным балластом. Меня отдали на воспитание бабушке с дедушкой. Моя внезапная свобода. С утра до вечера я был на улице. Домой я заходил изредка, чтобы поесть или переночевать. Улица научила меня выживать. Улица научила меня давать сдачи. Улица научила меня отвечать за свои поступки по законам все той же улицы. Улица показала мне свою кровь и кровь моих врагов. Улица познакомила меня с несправедливостью. Улица показала мне наркотики и алкоголь. Улица познакомила меня с женщинами, и они любили меня. Всем им нравилась моя родинка на правой щеке в виде слезы. Хотя более этого им всем нравилось то, что я не способен был полюбить их. Женщины любят подонков. Женщины любят деньги. Деньги дают власть и лишают тебя свободы. Свободы я лишился, когда мне было двадцать четыре. Ненадолго. Всего на три года. Меня посадили за драку. Банальная уличная потасовка, а я, всего-навсего, не рассчитал сил и слишком сильно ударил, да и еще попал не туда. В итоге, он остался идиотом, а я попал на нары. Но и трех лет было достаточно, чтобы такая вольная птица как я задумался о том, почему я тут, почему я такой и, самое главное, почему я таким стал? Монстр. Когда я задаю себе эти вопросы, я вспоминаю одно солнечное майское утро.
Мне лет восемь. Я не в школе с утра и значит это, по всей видимости, выходной. Мать с отчимом уехали на юг, и я на месяц остался у бабушки. Я сидел на трубах в подвале и курил украденные у деда сигареты. Через маленькое окошко светило солнце и мне было хорошо. Мне всегда был приятен подвальный запах. Не знаю уж почему?! Грязь и кучи мусора никогда меня не смущали. Я сидел на трубе, которая была обмотана стекловатой и кое-где, стекловаты уже не было, и оставалась лишь отполированная от постоянного сидения на ней, часть стальной трубы. Зимой я любил сидеть на этом месте. Там всегда было тепло и я, грея задницу, всегда выгрызал из варежек катышки снега. Но сейчас труба была холодной – отопление уже отключили. Я уже докуривал сигарету, когда услышал шорох в куче мусора. Сначала мне показалось, что это были крысы, но когда я увидел выходящего ко мне маленького серого котенка, я был удивлен. Откуда он тут вообще взялся? Это маленькое дрожащее от страха и подвальной сырости серое существо. Хвост торчком стоял вверх, уши непослушно развалились в разные стороны. Котенок смотрел на меня. А потом подошел ближе.  Я взял его на руки и посадил себе на коленки. Два раза провел по его мягкой шерсти. Он смотрел на меня своими голубыми глазами. После этого он улегся на моей коленке и тихонько замурлыкал. Я ощутил дрожь кожей избитых ног. Котенок перебирал маленькими коготками по очереди каждой лапкой. Я закурил. Мать уехала с отчимом кажется на юг, я не помню. Дома находиться было скучно, игрушек у меня всегда было немного. Все соседские дети еще были дома. Я сидел в сыром и темном подвале совершенно один с котенком на коленках. Только я и он.  Вдруг, почему-то, в этот момент я ощутил какую-то странную ненависть. Ненависть к себе за то, что сижу в этом вонючем подвале. Ненависть к друзьям за то, что они не выходят гулять на улицу. Какая-то странная пустота вдруг, как гной из старой раны, начала вытекать из меня, отравляя приятное ощущение солнечного майского утра. Ненависть даже к этому котенку за то, что он так похож на меня. А что у него вообще внутри? И что внутри у меня? Что в его глазах, которые он щурит, сидя у меня на коленке? Как он видит? Так же как и я? И почему он вообще не признает во мне угрозу? Развалился тут на моих ногах. Мне внезапно очень захотелось почувствовать, что ему больно. Каково это? Ужаснейшая боль, которую причиняешь ты. Жизнь или смерть? Предполагаешь ли ты, тварь, что это утро будет для тебя таким ужасным?
Я взял котенка за горло и сжал его настолько сильно, что он захрипел, выкатив глаза. Очевидно, что он никак не предполагал такого разворота. Я поднес сигарету к его морде и воткнул в выпученный глаз. Послышалось шипение. Он задрожал всем телом и я ощутил какую страшную, должно быть, боль он сейчас испытывает. Когтями задних лап, он вцепился мне в руку, сдирая кожу. Это вызвало страшный гнев внутри меня. Сердце колотилось все сильнее и сильнее. Я схватил его за морду. Что было сил, я кинул котенка об стену. Послышался глухой звук. Он отлетел в кучу мусора рядом. Мне стало страшно. Я убил его. Я убил что-то живое. Где он сейчас? Что чувствует? Я, не торопясь, подошел к куче мусора и начал искать его, всматриваясь в темноту подвала. Старые доски, детская коляска, куча всякого металлического хлама, старые детские санки. В этот момент я услышал визг. Визг становился все сильнее и сильнее. Котенок, оказывается, лежал недалеко от моих ног на боку и визжал, не в силах встать. По его шкуре ползали какие-то белые клещи. Он был весь облеплен ими. Из выжженного глаза что-то текло. Мне стало безумно страшно, что этот визг сейчас кто-то услышит и увидят то, что тут произошло. Я схватил ржавый кусок металлического уголка и замахнулся, чтобы убить животное. Что было сил, я обрушился на котенка, но промахнулся. Уголок врезался в грязь земляного пола подвала, отрубив котенку хвост. Он вскочил и, вырывая куски земли из-под себя, понесся в темноту подвала. Я, недолго думая, побежал за ним, но так и не смог его найти. Мне стало очень страшно и стыдно. Я боялся, что изуродованный котенок сейчас выбежит на улицу и все увидят, что я с ним наделал. Искать его не было смысла – он испарился в темноте подвала. Я облокотился на чью-то подвальную дверь и заплакал. Мне вдруг стало безумно жаль это бедное существо и стыдно от того, что я натворил. Когда слезы высохли, и я успокоился. Я посмотрел во тьму подвала и мне стало не по себе, что где-то в ней находится он. Изуродованный и мучащийся от ужасной боли котенок. Недалеко от меня лежала затушенная недокуренная дедова сигарета. Я вскочил и убежал. Прочь от проклятого подвала и от самого себя. Мне стало противно, что нахожусь внутри такого жестокого тела. Но время нельзя повернуть вспять. Что сделано – то сделано.
Я понимаю, что я такой потому, что ненавижу и себя и каждый день жду наказания за этого несчастного котенка. И даже постарев, не было ни дня, чтобы я его не вспомнил. Каждый день у меня в ушах стоит этот страшный визг. Каждый день я помню, что я садист и чудовище. И бесполезно искать в себе оправдания. Я никогда никому так об этом и не рассказал. Это самая страшная тайна моей жизни, которая сделала таким и заставила ежедневно  в полной мере наслаждаться муками совести.


Большие перемены.
Что я мог ей сказать? У меня в сумке лежали билеты на самолет. Я завтра очень надолго улетал. Я долго жил с ее дочерью. Она приняла меня как должное, как члена семьи, как сына и как друга. И, между прочим, она была очень хорошим человеком. Мы купили пива, закурили и я пытался объяснить ей, что ничего страшного не произошло. Что ее дочь,  просто очень молода и нам нужно расстаться. Что мне уже тридцать, а дочери всего лишь восемнадцать. И что мне в тридцать совсем необязательно любить, а главное, чтобы человек был хороший рядом, чтобы все было налажено и чтобы дома ждали, а в восемнадцать девочка живет эмоциями. Девочке нужна любовь, а без нее она не может. Я тоже таким был в ее возрасте. Мать выглядела очень расстроенной. Да и мне вся эта ситуация была неприятна. Я начал привыкать к этому дому. Мне было приятно находиться с этими людьми. Я совсем не предполагал, что так произойдет. Да и ни кто не предполагал.
- Ну, вы же так долго вместе, ну может это скоропалительное решение. Может зря ты уезжаешь? Может все образуется? – говорила она
- Решение принято. То, что сделано – то сделано и по-другому быть не могло. Такова жизнь.
- Ну, она же молодая и скорее всего передумает еще.
- Конечно, передумает и, причем очень скоро. Но, только, наступив на грабли и отойдя на шаг назад, есть шанс еще раз наступить на эти же грабли. Тем более, что я уже написал родственникам. Уже купил билеты на самолет и приглашение на руках. Пусть все будет так, как есть. Я ни о чем не жалею.
Я подкурил сигарету и сделал глоток пива. Вещи мои уже стояли около входа, что напоминало о том, что мне пора уходить. Шакира постоянно трогала холодным мокрым носом мою руку, намекая о том, что ее необходимо гладить. Понимала ли она, что я глажу ее в последний раз?!
Вдруг в туалете что-то загремело. Собака подняла голову. Опять раздался какой-то шум. Шакира залаяла. Из туалета выбежал наш кот, держа в зубах что-то шевелящееся. Когда он проходил мимо меня, я понял, что это была мышь или, скорее всего, маленькая крыса, крысеныш.
- Смотрите, мышь тащит! - закричал я.
- Ааа…это совершенно нормально, сейчас будет жрать.
- Ничего себе охотник! – восхитился я от увиденного, - А ведь с виду милый котик!
Кот запрыгнул на подоконник и прищурился от удовольствия. Словно ему дали деликатес высшей пробы. Он совершенно со спокойным лицом начал жрать крысенка. Через несколько секунд задняя часть выпала у него изо рта. Он взглянул на нас с выражением Эрнесто Че Гевары и, не торопясь продолжил доедать оставшееся. Я раньше думал, что коты как-то разделывают свою дичь перед поеданием. Ну как львы, например. Этот же сожрал все, включая шерсть и хвост.
После трапезы, котяра довольный развалился на подоконнике и уснул. А я смотрел на него и думал, что у него внутри настоящая крыса, с шерстью, костями хвостом, тем, что она ела недавно и, наверное, какими-то мыслями.
Мы долго еще сидели за столом и говорили на разные темы. Я долго слушал. Наслаждался последними минутами общения. Наступило утро. Я поднялся. Поблагодарил за все и на прощанье пожал руку этой хорошей женщины. Рука была такая теплая и мне стало очень приятно, что в моей жизни встречаются такие люди. Больше я никогда ее не видел.
В подъезде, у двери, напротив, лежал пушистый бордовый половик для ног, а около него стоял мужчина. Я поприветствовал его, но он ничего не ответил, лишь смотрел на меня прозрачным взглядом. Глаза его были добрыми и несчастными. На щеке его была родинка в виде слезы и, мне показалось, что от него пахло травами или осенней листвой.