Н У… З А С П Р А В Е Д Л И В О С Т Ь !
Николай Сулак однажды удалил зуб. Через несколько дней от дантиста пришел конверт. Николай подумал, что там счет за удаленный зуб, но нашел в конверте денежные купюры и короткое письмо:
"Продал Ваш зуб Вашей поклоннице, которая теперь носит его как талисман. Из полученных денег я удержал по счету, а остаток прилагаю".
-------------
(Из театрального фольклора)
Буджакская степь… Её молдавская безлесная часть выдублена ветрами и практически безводна. Сочная весенняя зелень к августу выгорает на солнце и приобретает безжизненно-бежевый оттенок. Ручьи пересыхают, не оставляя даже жалких лужиц, и изможденные солнцем пастухи вынуждены перегонять отары овец на водопой к редким, почти обезвоженным степным колодцам.
В степях зеленых Буджака,
Где Прут, заветная река,
Обходит русские владенья,
При бедном устье ручейка
Стоит безвестное селенье.
Семействами болгары тут
В беспечной дикости живут,
Храня родительские нравы,
Они питаются трудом
И не заботятся о том,
Как ратоборствуют державы…
Когда великий Пушкин писал эти строки, он не знал, что в середине сороковых годов ХХ века, в полуголодной Буджакской степи, в «…безвестном селеньи…» по имени Садык, стоящем «…при бедном устье ручейка…», проявится самородок, который со временем станет любимцем всей Молдавии и прославит прекрасную, самобытную музыку своей родины далеко за ее пределами. Остается только удивляться, как смогла эта небогатая, выжженная солнцем земля наградить голоштанного мальчишку хрустально чистой, удивительно тонко чувствующей душой и ранимым сердцем. Детство, прошедшее в «…беспечной дикости…», рядом с мирно пасущимися кудрявыми барашками и похожими на трехсотлетних зайцев ушастыми осликами, трудовая юность, познакомившая его с каторжным трудом шахтера, ни в коей мере не предвещали того, что буджакский пастушок со временем превратится в популярнейшего исполнителя народных песен, Народного артиста Молдавии Николая Сулака.
Говорят, что существует такое понятие как благословение господне… Если это действительно так, то Господь Бог при рождении поцеловал Николая в маковку. Ему не было необходимости терзать несколько лет подряд преподавателей по вокалу, мучительно вгрызаться в музыкальную грамоту, чтобы, как часто бывает, в дальнейшем пополнить армию бездарных исполнителей.
Николай просто пел… Пел, как дышал, - естественно и непринужденно. Так же естественно, как воспринимал окружающий его мир. Он видел его, в отличие от нас, испорченных политкорректностью и притворством, завистью и зависимостью, не в кривом зеркале, а объективно, в прямом изображении. Справедливо полагая, что он никому ничего не должен, Николай высказывал свои независимые и удивительно оригинальные суждения искренне и безоглядно. Смелость и остроумие его оценок способствовали тому обстоятельству, что за любимым артистом закрепилась слава молдавского Хаджи Насреддина.
Было время, когда высший эшелон молдавской власти (а это ЦК Компартии, Совет Министров, Верховный Совет, ЦК Комсомола, большинство министерств республики) размещались в одном здании, за спиной у Ленина, вернее, за спиной памятника ему. Огромные, во всю стену, окна этого здания выходили на центральную площадь города. Из них было очень удобно разглядывать многотысячные демонстрации трудящихся, разного рода праздники и мероприятия, нередко проходящие на площади. Чем выше был этаж кабинета, который занимал наблюдающий, тем вкуснее было зрелище, тем приятней было видеть радостно копошащийся под ногами электорат…
Давно замечено, что чиновничество размножается делением и этот процесс остановить невозможно. В течение одной пятилетки количество офисного планктона прирастало на одну четверть, и, чтобы не допустить перенаселения кабинетов, рядом с кинотеатром «Патрия» было возведено новое здание ЦК Компартии Молдавии. Окна в нем были значительно меньше, а три последних этажа освещались окошками, более похожими на узкие крепостные бойницы.
Буквально накануне переезда аппарата ЦК в новое помещение мимо нового здания в сопровождении кого-то из писателей проходил недавно обретший звание Народного артиста Николай Сулак. Прервав разговор, он бросил долгий взгляд на новенький фасад и, горестно вздохнув, изрек:
- Если они из тех окон народа не видели, то что они увидят из этих…
Чиновников Николай не жаловал, но открыто своего пренебрежения не выказывал. Как-то раз после небольшой размолвки с министром культуры он произнес фразу, на долгие годы ставшую самой цитируемой:
- Я не боюсь министра культуры. Я боюсь культуры министра…
Звание Народного артиста принесло Сулаку не только новый виток популярности и народной любви, но и непривычные, совсем не вдохновляющие его обязанности. Так, наряду с такими же именитыми артистами, столпами профессионального искусства Молдавии, как Домника Дариенко, Сергей Лункевич, Тимофей Гуртовой, он стал членом коллегии Министерства культуры республики и был вынужден раз в месяц по нескольку часов кряду со скучающим видом выслушивать непонятные проблемы самой нищей отрасли Советского Союза.
Однажды душным июльским днем, после двухчасового пребывания на заседании коллегии, которое и не собиралось заканчиваться, Николай Сулак, устав бороться со скукой, молча встал и за спиной сидящих стал тихо пробираться к выходу.
- Николай Васильевич, куда это вы? – министр заметил непонятное перемещение.
Нимало не смутившись, популярный певец пояснил:
- Антон Сидорович, мне сейчас передали, что на проходной филармонии меня ожидает какая-то женщина с ребенком. Она уверяет, что это ребенок от меня. Мне надо разобраться…
Заявление настолько диссонировало с повесткой дня, что ненадолго шокировало присутствующих. Николай этим воспользовался и исчез.
Как у любого популярного певца, отношения с женщинами у Сулака были довольно динамичными, в чем мне удалось убедиться лично.
Оркестр народной музыки «Миорица» должен был выехать во Францию для участия в каком-то музыкальном конкурсе. Поездка в капиталистическую страну для самодеятельного коллектива была не только фантастической наградой, но и колоссальной ответственностью, поэтому состав исполнителей решено было усилить. Для этой цели был приглашен Николай Сулак.
Оформление выездных документов в те «достославные» времена было делом фантастически сложным. Мало того, что необходимо было собрать вагон справок и характеристик, так их надо было еще утвердить в райкоме партии. До сих пор не могу взять в толк, как партийные старцы из состава парткомиссии, начинающие каждый рабочий день с утренней реанимации, могли утверждать характеристику человеку, которого видели впервые? И, тем не менее, это было так.
Очень часто в выезде отказывали без объяснения причин, и претендент вынужден был всю оставшуюся жизнь теряться в догадках, в каком месте его биографии есть червоточина и почему его считают недочеловеком.
Далее на выезжающий коллектив составлялись развернутые списки, больше напоминающие рулон обоев, где в отношении каждого участника необходимо было ответить на два десятка не всегда понятных вопросов.
Наконец бумажная волокита подошла к концу, выездные документы на оркестр народной музыки «Миорица» ушли в Москву, и можно было готовить чемоданы. Но не прошло и двух дней, как меня (в управлении культуры я отвечал за подготовку документов) срочно вызвали в общество дружбы и культурных связей с зарубежными странами.
Суровый пожилой человек с орденскими планками на груди по фамилии Тонкоглас мрачно сообщил:
- Документы на «Миорицу» вернули…
Это могло означать только одно - следует готовиться к неприятностям.
- А что случилось? – В глубине души я надеялся, что проблема окажется поправимой.
Тонкоглас засопел, стал без особой надобности перекладывать бумажки, которыми был щедро усеян его стол.
- Надо разобраться с женами Сулака… - Стало ясно, что ему не хочется этим заниматься.
- Простите, а как… с ними разбираться? - я искренне не понимал стоящей передо мной задачи.
- Да не с ними, а с самим Сулаком. Он указал двух жен, а их у него, как у собаки блох… Гарем… - Тонкоглас досадливо поморщился.
- А откуда в Москве известно?
- Так ведь он каждый раз, выезжая за рубеж, указывает разных. Хоть бы поминальник какой-никакой завел себе… Так вот, – Тонкоглас перешел на официальный тон, - задача следующая. Отправляйтесь к Николаю Васильевичу и не уходите от него, пока не получите полный список его «половинок». Внесите их всех в развернутые списки. В характеристике на него укажите фамилию, имя, отчество всех его жен, а также сроки совместного проживания. После каждой фамилии напишите следующую фразу… Записывайте… «Причина развода партийному бюро известна и не является препятствием для выезда во Францию».
- После каждой жены?
- Да, после каждой. Как вы понимаете, печать и подпись секретаря парторганизации обязательны…
После предварительного звонка я оказался на бульваре Негруци.
С Николаем Васильевичем мы познакомились, когда я только начинал оформлять выездные документы. Тогда, сидя в моем кабинете, он выглядел солидным, сдержанным, знающим себе цену Народным артистом. Сейчас же, когда я попал в его огромную квартиру, это был удивительно гостеприимный, рассыпающий шутки, несерьезный балагур. По потрясающей воображение советского клерка квартире в шлепанцах и банном халате разгуливал добродушный человек, который с порога предложил испробовать доброго молдавского вина.
Обаяние Николая Васильевича было подавляющим. Мне пришлось и вина испить, и десяток баек выслушать, и даже узнать о шахтерской юности хозяина дома, о чем, я уверен, не знает ни один его биограф. А когда в конце концов нам удалось вырулить к цели моего визита, Николай Васильевич, с присущей ему наблюдательностью заметил:
- Ну ты посмотри! Как они кадры грамотно подбирают! Даже фамилию соответствующую человеку придумали - Тонко-глаз! Другой на его месте не придал бы значения, а этот раз! – и в точку… Буквально насквозь видит… Тонко-глаз!
- Что вы, Николай Васильевич. Списки Москва вернула. А его фамилия пишется через «С». «Глас»… голос…
- Эх, сынок! Молод ты еще… Я музыкант. Я слышу лучше, чем вижу. Там должно быть «глаз». Иначе он бы там не работал.
Еще около двух часов я пользовался гостеприимством словоохотливого артиста. В итоге документ чрезвычайной важности (полный список жен) мною был получен, что увеличило характеристику до трех листов, но главное, чему я до сих пор несказанно рад, то впечатление, которое я вынес после посещения этого искрометного, веселого, щедрого и удивительно светлого человека.
Однажды произошел случай, который заставил кишиневский бомонд активно судачить о гостеприимстве Николая Сулака. Поводом послужила банальная драка.
Подрались, следует отметить, не простые завсегдатаи затрапезной рюмочной, а известные, пользующиеся уважением персонажи. Одним из них, как вы уже догадались, был не кто иной, как Народный артист Николай Сулак, а его спарринг-партнером выступил известный поэт, сценарист Андрей Стрымбяну.
Драки как таковой, в привычном смысле этого слова, не было. Николай Сулак при всем желании не мог составить конкуренцию в кулачном бою высокому молодому красавцу Андрею Стрымбяну. Известный поэт в те времена выглядел не хуже Владимира Кличко и не оставлял даже малейших шансов на победу невысокому толстенькому исполнителю народных песен.
Вспомнить, что послужило поводом для стычки, сейчас уже невозможно, да и нет нужды. Творческий человек всегда найдет возможность продемонстрировать свое несогласие с чужой точкой зрения, сверкнуть оригинальностью собственного мышления, а отсюда и до ссоры недалеко.
В общем, было слово и было действие. Вернее, оскорбление действием. Пострадал в этой схватке, чего и следовало ожидать, Николай Сулак. Творческая элита Кишинева долго и с восторгом обсуждала событие, обрастающее с каждым новым пересказом все более красочными подробностями. Главные действующие лица конфликта, сгорая от стыда, избегали друг друга.
Долго так продолжаться не могло. Не знаю, может быть, более солидный возраст, жизненный опыт или мудрость, но что-то толкнуло Николая взять трубку телефона и позвонить Андрею.
- Андрей… Мы с тобой люди известные. Каждый наш шаг на виду. Стоит ли нам тешить публику? Врагов у каждого из нас предостаточно, и я думаю, что мы не должны давать им повод сплетничать и на каждом углу перемывать нам косточки. Пора заключить мир и положить конец нашей размолвке. Думаю, ты не откажешься купить бутылочку коньяка и завтра к обеду заглянуть ко мне. Стол я накрою по всем правилам.
Андрей Стрымбяну воспринял предложение с радостью. Камень упал с плеч. Спор действительно выеденного яйца не стоил. Просто коньячку выпили на два грамма больше. С кем не бывает. А шумиху-то какую подняли!
На следующий день с бутылочкой «Сюрпирзного» Андрей, не торопясь, спускался от гостиницы «Интурист» по бульвару Негруци. Настроение было приподнятым. Ему хотелось быстрей поставить точку в этой дурацкой истории.
Андрей тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Все-таки молодец Николай. Как легко он все решил... Надо просто сесть друг против друга и протянуть для рукопожатия руку. Но где-то глубоко в душе еще ютилась тревога: «Я ударил человека, который старше меня… Мало того, уважаемого, широко известного… Я обязан прямо с порога принести свои извинения, ибо я, безусловно, виноват!»
Не успел Андрей нажать на кнопку звонка, как дверь тут же открылась. Создавалось впечатление, что Николай ожидал визитера, не отходя от двери.
- Андрей… Милости прошу. – Николай, пропуская гостя, отступил в сторонку.
Широкая, доброжелательная улыбка хозяина, богато сервированный стол, вид на который открывался с порога, свидетельствовали об искренности намерений певца, и Андрей шагнул в комнату. В огромной гостиной тихо звучала музыка, остатки тревоги растворились, на душе стало спокойно и тепло. Где-то совсем рядом ударили в колокола…
Когда Андрей пришел в себя, он лежал на полу, а Николай, склоняясь над ним, брызгал ему в лицо холодной водой. В правой руке он держал за длинную деревянную ручку большую чугунную сковороду. Первая мысль, посетившая голову Стрымбяну, была совершенно неожиданной: «Неужели такая замызганная сковорода так красиво звенит?» Оказалось, нет. Звон в голове поэта не стихал еще добрых полчаса.
- Жив?.. Ну, слава богу. Помнишь, в какой-то сказке: «Битый небитого везет…»? А у нас «битый» с «битым» будут коньяк пить. Так честнее. Правда? – Николай подошел к столу, поставил на него стакан с водой и сковороду и взял в руки бутылку коньяка. – «Сюрпризный»… Молодец, не пожалел денег. Ну, давай, вставай. Всё остывает.
Открыв бутылку, Сулак принялся разливать коньяк.
Посреди огромной гостиной, на полу, обхватив голову руками, сидел Андрей Стрымбяну, чьи покатые плечи вздрагивали от душившего его смеха.
- Известного поэта, сценариста – сковородой по башке! Где это видано?!
- Да ладно…Не капризничай…Это же не какой-то забулдыга приложил, а Народный артист, всенародный любимец… Гордиться можешь…- Николай с двумя рюмками в руках присел рядом. - А, во-вторых, ты такой здоровый, как бы я мог допрыгнуть? Ну, ладно… Давай… За мир и дружбу.
- За справедливость.
Друзья еще долго смеялись, сидя на полу, в компании с бутылочкой «Сюрпризного». Настроение было хорошим.
На столе неспешно остывали фирменные блюда «от Сулака»…
