|
1. УВЕРТЮРА
Из грязи и смрада тысяч
вопросов,
Заданных в угоду глупости,
Выходит человек с папиросой
Во рту неестественной узости,
Которая – вне соответствия
ширине лба
Огромного и, видно,
думающего.
Такого не любит толпа –
Ударит, толкнёт да плюнет
ещё.
Человек с папиросой думами
питается,
Пьянея от мысленной свежести.
Он наивно пытается
Бороться со всяким
невежеством.
Он не хочет спрашивать,
Он не любит говорить.
Что душе его грешной, вашу
мать,
Ему от души подарить?
2. ШАГ РАЗМЕЧЕН (АНДАНТЕ)
Роза в вазе. Стена
апельсиновая.
Смешон был и страшен шаг к
познанию
Истины вечно всесильной.
Давно я готов к осмеянию,
Но ещё не готов к проклятию
Апельсиновой стены,
изумительной
По свежести восприятия.
Средь небес, несущихся
стремительно,
Роза в вазе постоянна монолитно.
Шаг размечен общественным
мнением –
И явленьем постыдным
Я вынужден считать мои
сомнения.
Топор осужденья бреет волосы
мыслей,
Утюг одобренья гладит грязное
бельё души.
Ювелиры оттачивают грань
жизни
И твердят: поспеши, поспеши!
Роза в вазе – явление вечное,
Пусть и камень поддаётся
разложению.
Вот моё естество,
покалеченное
Горчичным общественным
жжением,
Рвётся вон из нутра
изъязвлённого
В громогласной орущей тиши.
Бьют меня, гордо
несклонённого,
И вопят: поспеши, поспеши!!!
3. МИЛЫЙ МОЙ ВРАГ (АЛЛЕГРЕТТО)
Жизнь проходит как будто не
зря,
Мне не к лицу загробный сей
мрак.
Когда ты закончишь меня
разорять
Любовь моя, милый мой враг?
Кричу: уходи! Через миг: нет,
постой!
Впадаю в безумный пафос
подонка.
Умоляю обнять меня нежной
рукой
И прижаться ко мне всей
фигурою тонкой.
Я не то, чтобы стар, но уж
точно не свеж,
А тебе восемнадцать,
прелестная леди.
Мы друг в друге заполнили
всяк свою брешь –
Ты нашла сладость страсти
впервые на свете,
Я нашёл будто молодость
первую,
Слишком свежую, яркую слишком.
Ни с одною милашкой иль
стервою
Я не был таким вот
мальчишкой,
Кричащим: уйди! Знаю, что не
уйдёшь…
Уж вижу – твои розовеют щёки,
По телу бежит желания дрожь…
Лишь платье мешает чувствам
глубоким!
Сорви его! Голою грудью
Как вырванным сердцем
чувствуй!
В моём пистолете последнюю
пулю
Оставь мне! Люби и не
мудрствуй!
4. БЕЗДЕЙСТВИЕ (АДАЖИО)
Уют пышных штор на темнеющих
окнах,
За окнами – пламя заката…
Легко мне от мыслей красивых
и томных,
Приятно… Так надо, так надо…
Подушек пуховых немые сугробы
И степь простыни
снежно-белой… Ах!
Уставший от бешеной злобы,
Я лежу, как туман на полях.
Часы на стене шуршат
отдыхающе,
Устав бить то полночь, то
полдни.
Их маятник, грозно летающий,
Теряет стремительность
молнии.
Ему, как и мне, опротивел
труд нудный,
Бездействие – наша отрада.
Расслаблены действия струны,
Приятно… Так надо, так надо…
Портреты зачем-то глядят со
стены
Так ласково и разнежено –
Но впадины глаз их и губ
валуны
Страстями измучены бешено.
И красок оттенки смягчённые,
Дремоту везде разливая,
Роскошно, тепло, золочёно
Приносят иллюзию рая,
Становятся жизнью моею
В тумане дремотной услады…
Я, в ней растворяясь, немею –
И знаю: так надо, так надо…
5. ЗАПРЕТОВ НЕТ (АЛЛЕГРО)
Как доброго Бома бьёт Бим
толстосёдлый
С лицом, разноцветно
измазанным,
Так нас унижает правитель
преподлый
С характером безобразным.
Осталось нам в жизни одно
утешенье –
В угол тихий и тёмный
забиться
И смолкнуть, имея одно
разрешенье:
За подлую власть вечно Богу
молиться!
Но, коли тебе надоела та
плесень
Житья под вельможным невежею,
Коли угол твой стал тебе
тесен,
А на воле взошло утро свежее
–
Выходи! Бей ублюдков в толпе,
Вонзай пальцы в пустые
глазницы,
Вешай каждого на столбе,
У кого золотишко в петлице!
Развенчай самозваных героев –
Запретов на жизнь больше нет!
Отвечай властолюбцу разбоем –
Ты сам себе авторитет!
Рыхли льстивой мордой упрямый
асфальт,
Пресыщенным брюхом ухабы
покрой!
Упрямцев ломай, подлецов
убивай –
Не будь лишь в толпе! Будь
перед толпой!
6. ПЕРВЫЙ ПРИСТУП БЕЗУМИЯ (ГРАВЕ)
Я знаю, как трудно убийцею
стать –
Так противно, бесчестно,
позорно!
Оттого ли вся в красном
кровать,
Всё размётано и разорвано?
Вот вернулось сознание вновь,
Как привыкло с утра
возвращаться.
Стало ясно: моя это кровь,
Но убийце пора состояться.
И, пока добрый доктор мне
морфий колол,
Кто-то тревожно рассказывал,
Как я себе скальпелем вену
вспорол
И кровь по постели
размазывал,
Как бил хрустали с зеркалами,
Как бился с разбегу о стены,
Как выдирал оконные ставни,
Ломая их через колено.
Да, я знаю, что я безнадёжен!
Я сам себе вырвал все зубы,
Я с пальцев содрал клочья
кожи,
Я грудь растерзал свою грубо.
Ах, доктор, верни мне покой
Безоблачно светлого детства!
Опять замахал он рукой
И вышел на солнце погреться.
Убью я себя, добрый доктор,
Артерии вскрою на шее,
Вкручу себе в горло я штопор…
Как больно… Скорее! Скорее!
Мне приснится раскрашенный
клоун,
Разодетый в цветные лохмотья…
Роза в вазе… Стена… Я изломан
До рвоты кровавой сегодня.
А в полночь его я зарезал
Осколком разбитого зеркала.
Любуйся, жизнь, что я
наделал,
И что ты со мною сделала!
7. РАЗУМ ДОГОРАЕТ (СОСТЕНУТО)
Зрячие для слепых незримы.
Пишущий лживо стихи – не
поэт.
Мой разум без треска и дыма
В замкнутом черепе
вспыхивает.
Запах разврата летает по
комнате –
Роза, пачули, сигара, лимон…
Сердце взывает: спаси меня,
Господи!
Разум же тлеет, несясь дымом
вон.
Скромен сегодня нескромный
уют
Логова зверя опасного:
Взирает безглазо латунный
верблюд
С тумбочки дерева красного,
Рама портрета как будто
звенит,
Крытая тоненьким золотом,
Дама с портрета надменно
глядит
Взглядом тупым и расколотым,
Сумрак пропитан вином и
любовью,
Сандалом и костью слоновой.
Шпага стальная лежит в
изголовье…
Вот сцена расплаты суровой!
Страх прижимает всё тело к
стене…
Грудь тяжелеет, неровно
вздыхая…
Я ухожу – меня почти нет,
Только мой разум ещё
догорает…
8. БЕССОНИЦА (ЛЕНТО)
Свеч пламя – червонного
золота.
Вино в хрустале – рубин
истинный.
Сполна вкусив мрака и холода,
Я всё же остался
единственным.
И судьбе уж давно пришла пора
Наградить мой талант достойно
–
Тем хотя бы, чтоб из-под пера
Моего вышел слог не злой, но
Разрывающий благодушие,
Сотрясающий души в телах,
И ещё – это главное, лучшее –
Шевелящий умы в головах!
Мои мысли, спокойные слишком,
Строят фразы слащавые,
тусклые…
Шкаф – пристанище глупым
книжкам…
На портретах – морды
обрюзглые…
Спит шкатулка в углу
палисандровая,
Спит ларец, обрамлён
серебром…
Спит и бюстик царя
Александра…
Ручка спит с позлащённым
пером…
Прочь, дремота! Ужель на
глазах у всех
Будет высмеян труд мой
жестоко,
И толпа мне припомнит мой
всякий грех,
Предстояв появленью пред
Богом?!
Страшен подлой толпы
приговор,
Не имеющей права решенья!
Я взгляну с белых облачных
гор
На былые мои прегрешенья.
Пустословия грех есть на мне,
Грех сладчайший
прелюбодеяния…
Не припрут меня ими к стене –
Я не создан для сна и
молчания!
И пускай окунутся в бессилье
тоски
Эти несправедливые судьи –
Факт один перевесит такие
грехи:
Я – один, и второго не будет!
9. ЧУДЕСНЫЙ РОМАН (МОДЕРАТО)
Задаюсь всё одним вопросом я,
В тишине шуршащей посиживая:
Не дубина ли я стоеросовая,
От ненужности собственной
сгнившая?
Не раздавленный ль жизни
колёсами
Невезучего труп я мыслителя?
И с такими пустыми вопросами
Становлюсь сам себе я
мучителем.
Пишу я как будто чудесный
роман,
А сам опускаюсь всё ниже.
Я всё ещё здесь, а она уже
там –
В пресловутом прекрасном
Париже.
Пью противное, злое вино,
Курю поутру папирос окурки –
А она где-то там в казино,
В бриллиантах, в меху
чернобурки.
Здесь ошмётки летят с
потолка,
Калеча портретные рамки –
А она там глядит свысока,
Щедро сыпля блестящие франки.
Меня здесь кошмары мучают ночью,
Кровавые снятся покойники –
Она этой ночью в шантане
хохочет,
В объятьях хмельного
поклонника.
Но утро пришло. Вернулось и
зренье.
Верёвку, пожалуй, намылю…
Успеет она на моё погребенье,
Иль только приедет к могиле?
10. ВТОРОЙ ПРИСТУП БЕЗУМИЯ (ПРЕСТО)
Подушек пуховых немые сугробы
И степь простыни
снежно-белой… Ах!
Уставший от бешеной злобы,
Я лежу, как туман на полях.
Пишу я как будто чудесный
роман,
А смерть моя ближе и ближе.
Я всё ещё здесь, а она где-то
там –
В сожжённом, разбитом Париже.
Я знаю, нетрудно убийцею
стать –
Надо только задаться
вопросом:
Зачем так нежна подо мною
кровать,
И на ней я лежу с папиросой –
Полумёртвый и изъязвлённый,
В громогласной орущей тиши?
Сам себе говорю, обречённый:
Поспеши, поспеши, поспеши…
С трудом непосильным воздев
тело на ноги,
С треском в ушах расправляя
свой стан,
В глазах разгоняя туманные
радуги,
Я наполняю шампанским стакан.
Пламя свечи под портретами
мечется,
Кривится рисунок ковра на
полу…
Мне всё яснее и чётче
мерещится
Тень перед зеркалом в тёмном
углу.
Лица с портретов глядят
заговорщицки,
Важно и многозначительно.
Жму сердце в руку, как боль в
тиски.
Тень в предзеркалье –
мучитель мой.
В зеркало бью – и осколков
блестящих
Искры, и брызги шампанского…
Из рамы выходит покойник
смердящий
С гримасой советника
царского.
Пистолет быстро взяв со
стола,
Повернуться едва успеваю.
Пуля сквозь его череп прошла,
И на стол что-то шлёпнулось с
краю.
Эй, огня мне! Свеча на столе!
Взяв её, поджигаю портреты я,
Направляя теперь пистолет
В каминную пропасть отверстую
–
Оттуда два глаза глядят не
мигая…
Как душно мне! Нечем дышать!
Две быстрые пули в камин
улетают,
Я падаю грудью в кровать…
Вот уж буйно горит простыня,
Пламя лезет к моим волосам…
Мертвецы покидают меня,
И себя покидаю я сам.
Жаркий смрад пепел клочьями
мечет,
Ни одной струи свежего
воздуха…
Пламя жжёт мои руки и плечи,
Пламя в доме бушует без
отдыха.
Боль страшна, но кричать нет
желанья,
Ведь покой будет только
теперь,
Ибо, вытерпев эти страданья,
Выйду я через тайную дверь…
11. КОДА
Я оставил сгоревший мой труп
В пепелище вчерашней постели.
Нет лица, нет волос, глаз и
губ,
Нет и рук, потому что
сгорели.
Оглядевшись неспешно кругом,
Выхожу я из комнаты мёртвой,
Покидаю навеки мой дом,
Возвращаюсь походкою твёрдой
Я назад, где так горестно мне
–
В старый замок слепого
безумия!
Хватит резать себя, жечь в
огне!
Хватит душу сушить – я не
мумия!
Старый замок молчит под
луной,
Только ветер в саду что-то
шепчет…
Всякий зал в этом замке –
пустой,
В нём пылятся старинные вещи…
Уж давно не слыхали шагов
Коридоров высокие своды…
Здесь в течение долгих веков
Я живу, позабыв про невзгоды,
Но я помню извечную глупость,
Грязь и смрад надоевших
вопросов.
Я, презрев скудоумия узость,
Выхожу иногда с папиросой
Воевать с озверевшей толпой –
Но не спорить и всуе не
спрашивать!
Дайте разум, возьмите покой –
И да счастлив пребуду я, вашу
мать!
| 
