- Давным-давно, еще до революции, а может и того раньше, на этом острове монахи осели. Впрочем, может и не монахи. Ну да - точно не монахи. Те на такое не пошли бы... Хотя... Ну, в общем, просто божьи люди какие-то осели. Мне то отец рассказывал, когда я мальчонкой был, оттого и не помню толком.

- Как же, дед, их занесло-то в такую глушь? - спросил Мишка.

- Ну, во-первых, будешь перебивать - будешь сам рассказывать. Я, между прочим, согласно своему возрасту многих мелочей помнить не обязан. А во-вторых, уж кто его знает, какая нелегкая их сюдой занесла. Да и помнит-то кто? Дело-то давнишние да туманное... Может от архиерея прятались как раскольники. Может нашкодили чего, да в леса подались. А может и от войны убёгли... Теперь-то уж точно ни кто не скажет. Да и какая разница? Рассказ-то мой не об этом! Так вот. Как рассказывал отец, уж больно скрытный народец был. Носу из леса, да что там леса - с острова вообще не показывали. Чем жили - не понятно. Ну наверно охотой-рыбалкой, да собирательством каким. Ну там грибы да ягоды, да травки разные. Да и не о том речь. Жили да жили. Не важно. Но ведь народ по лесам шастает? Шастает. С деревень то. И рыбаки и охотники. Да и беглых полно в те времена было. Ну так вот. И удумали черти средь камней проделать тайный ход в землю, где то ли отрыли себе пещеру, то ли случайно наткнулись, но обосновали себе под жилище. И когда кто посторонний забредал в их края, то они как кроты прятались в свое подземелье и носу не казали, пока не прошенный гость не уходил или не наступала ночь... И горе было несчастному, если он оставался на ночь на этом проклятом острове...

Дед Тимофей посмотрел на притихших мужиков. Улыбнулся глазами. Потянулся к костру и вытащив тлеющую головню раскурил папиросу.

- Что, - спросил Мишка, - Мочили и съедали?

- Это тебя, дурака, мочить надо. Щоб не перебивал. Только вот жрать нельзя. Даже с солью - потравишься.

- Ну извини, дед Тимофей. Так что ж там дальше то было?

- С кем?

- Ну с теми, кто ночевать оставался на острове этом?

- Дык что им будет? Выпьют браги, протрясут сосны храпом, да по утру и уберуться восвояси.

- Тьфу! Да что ж ты дед голову всем морочишь? "Горе несчастному!" - передразнил Мишка деда.

- А что? - удивился дед Тимофей, - Конечно горе! Это тебе сейчас, дураку, спичкой - чирк, и вот тебе и костер. А раньше без всякого костру на мох кости бренные свои бросишь и  дрыхнешь до рассвету. Какой уж тут костер. А по ночам-то совсем не жарко в наших краях. Вот брага-то одна и спасала. Врежешь кружечку и до пол ночи ни какого вашего костра и ненадобно.

- Да ну тебя, дед Тимофей, - засмеялись мужики, - Издеваешься только. Небось после браги-то не то что костра, и прикурить-то нельзя. Ну а спички, дед, уже при царе Горохе  наверное были.

- Ну при царе Горохе мне жить не доводилось, а вот только знаю, что и про моем детстве со спичками беда была. А что уж о тех то временах говорить?

- Да ладно, дед Тимофей. Черт с этими спичками. Ты уж рассказывай, чего там дальше то было.

- Я и рассказываю, да вы, черти, все перебиваете. То не так, да это не эдак! - дед Тимофей сплюнул, и раскурив погасшую было папиросу изобразив на лице недовольство, но выдав себя улыбающимися глазами, ворча продолжил, - Спички им... Ну так вот.

- Как я сказал, до ваших спичек, народец тот был через чур уж скрытный. А посему ни кто толком не знал кто они, что они и чем живут. То есть все знали, что они там прячутся, но в то же время ни кто толком ни чего и не знал. А ведь в деревне то народ простой. Умом шибко не умудренный. Всякие там таинственности могут и на плюху в рыло нарваться. А тут - тишь... Тишь да туман. А чем больше туману, тем больше всяких домыслов людские головы рождают. И тем больше всяких глупостей людские языки разносят. Слухи то они - как рыбы дохлые: всплыли с глубины и воняют себе на всю округу. Ну и вот. Вонь то и пошла: пустил кто-то слух, видно с бадунного сна придуманный, что народец тот - самые, что ни на есть, разудалые разбойники. И вот, дескать, сграбили они не то обоз с золотишком, не то богача какого столичного, да вот и укрылись здесь в глуши на острове переждать, покамест шум не уляжется, и на искать их рукой не махнут. А добычу свою, золотишко стало быть,  при себе где-то и приныкали.

Дед Тимофей отхлебнув из кружки своей таинственно приготовленной бражки и раскурив новую папиросу продолжал:

- Ну и так вот. Домыслы - они за всегда рождают глупости, а до глупостей - за всегда охотники да найдутся. Так и у нас. Нашлось аж трое. Вроде и не дурни. И охотники знатные, с опытом богатым, да видно золотишко кого хочешь с ума своротит, даже от слуха дурацкого. Вот и купились, черти. И как-то, с рассветом, взяли арсеналу, провианту хорошего и с видом, что на дальний кордон поохотиться да лосей набить, двинули на этот самый остров. И что им там в бошки наплыло - теперь и вовсе ни кто не узнает. Может повелись, да из любопытства просто разведать хотели что да как, а может с гонору, браги и прочего ветра в головах, поверили в золотишко, да и решили своим арсеналом одолеть банду, да зажить жизнью неизвестной да шальной. Кто знает? А что? Говорю же - охотники они были опытные. Да отчаянные. Как у нас говорили - с прошлым. И лес как пять своих пальцев знали, и засаду не дураки смастерить, и без шума берлогу расшатать...

- Погоди, дед. Что значит "с прошлым"? Тоже бандиты что-ль?

- Дык в нашей деревне издревле ссыльные селились. Говорят, что она и основана то была каким-то опальным купцом. Вроде и в опалу попал и обидели его шибко. Вот он, наверно в сердцах в такую глушь уперся и усадьбу себе здесь и отстроил. Его дом и сейчас еще стоит недалеко от деревни на лесной опушке. Ну а даром что купец - не один сюда добрался, а вместе со всеми своими работниками да крепостными. Ну и обжили эти места. И так уж повелось, что с тех пор много кого сюда ссылать начали. Так и выросла наша деревенька. Ну а уж за что кого ссылали - кто ж его знает. Спрашивать вроде как и не принято было. Потому у кого какое прошлое, тоже не известно. Вон рассказывали про одного учителя ссыльного. Сам тощенький, глаза впалые, бороденка на три волоса. Заморыш заморышем. Да оно и понятно - одними умными книжками желудок не прокормишь. И вот случилось, он как-то под вечер с соседней деревни шел. А дорога то через лес. Да и наскочили на него четверо беглых. Что хотели - не ясно, да и разбираться тут не будешь. Ноги в руки и тикай как можно быстрей и дальше. А вот учитель то наш тикать и не стал. И выяснилось, что в сапожке своем обточенный обломок штыка имел привычку быть припрятанным. Эвон как! В общем, укокошил наш заморыш бродяг, да до чего, сукин сын, резво, и спокойно посвистывая пошел дальше. Ни кто бы и не узнал о том, кабы один беглый все-ж таки не выжил, да до деревни не дополз... А вы говорите.

- Что же у него за прошлое у учителя этого было? - удивился Мишка.

- Ну кто ж знает? Много ты в своей жизни учителей встречал со штыком или финкой за голенищем? То-то. И так остальные все со своим прошлым. Вот поди спроси его что да как, а окажется человек нервный и привет. Потому, как говорил, и не принято спрашивать было...

Дед отхлебнул из кружки и задумался о чем-то своем. Создавшуюся паузу мужики восприняли как призыв "по одной", чем и неприменули воспользоваться. Закусили. Кто-то подбросил в костер дровишек, от чего тот разгорелся ярче. Стало теплее.

- Ну что там дальше-то было, дед Тимофей? - спросил Мишка, -  Что там с охотниками?

- С охотниками-то? Беда с ними приключилась. Четыре дня от них вестей не было. Да ни кто и не беспокоился: мужики на охоту обычно на неделю, а то и на две уходили. Да только на пятый день гнали бабы коров с выпаса, да заприметили в кустах возле дороги, что будто лежит кто-то. Сами, понятное дело, сунуться побоялись - позвали мужиков. Те посмотрели, перекрестились, да разбежались баб с детьми по домам запирать. А как позаперли, так собрались, кто с ружьем, а кто с обрезом, думать что им предпринять. Да только думать-то было и нечего - выделили нескольких самых крепких мужиков, да и отправили в соседнюю деревню за доктором. А доктор тот - мужик шибко ученый и к тому же еще и властью был наделен. Приглядывал за нашими деревнями, людей лечил, споры решал, бумаги всякие составлять помогал, в городе хлопотал за наших, ежли чего надо было. Ну, в общем, все важные дела в деревнях через него решались. Ну и вот. Врятли  он тогда чего уяснил себе из бессвязного шума устроенного гонцами, но по ужасу в их глазах и тому как часто они крестились, понял, что дело спешное. Потому мешкать не стал, а сунув за пазуху наган, быстро запряг лошадь в телегу и рванул с мужиками до наших мест. А как доехали, то пришлось доктору одному осматривать страшную находку - мужики постоянно крестясь наотрез отказались близко подходить. А о том чтобы помочь и вовсе речи не шло. И было, конечно, от чего - у бедолаги руки отрублены по локоть, глаза выколоты и язык вырван. А на голой окровавленной спине слова вырезаны. Да еще и не по нашенски... Ну а доктор, даром что ученый, да тоже видать с прошлым, спокойно так тело осмотрел и свои мысли и наблюдения в книжечку записал. А за слова сказал, что это, мол, на латыни. Мол, угроза.

Тут дед Тимофей выпрямился, закрыл глаза, простер руки к костру и страшным голосом громко проговорил:

- Он видел и ослеп! Он трогал и лишился рук! Он мог рассказать и лишился языка! Мы оставили ему ноги, чтобы он донес это наше послание для всех вас! Другим же мы не оставим ничего! Даже души!..

Воцарилась тишина. Дед откинулся на кочку и вытянул ноги к костру. Но что-то помыслив себе, кряхтя встал. Сходил за деревья. Вернулся. Долил свою кружку из фляги с бражкой до полной и раскуривая папироску вновь с удовольствием вытянулся на кочке.

Гробовое молчание мужиков прервал Мишка:

- Ну, дед, ты и страху нагнал! Как самому-то не страшно до кустов ходить? - Мишка передернулся, как от озноба, - Давайте-ка мужики взбодримся "по одной", а то что-то прохладно стало.

Мужики выпили. Кто-то пододвинул на огонь котелок с ухой. Кто-то подкинул еще дровишек. Кто-то попросил:

- Давай, дед Тимофей. Рассказывай дальше.

- Ну так вот. А дальше, завернул доктор бедолагу в брезент. Кое-как уговорил мужиков помочь погрузить страшный груз на телегу и сопроводить его назад. Сказал, что, мол, тут надо главную власть звать, и что, мол, пока он до города ездит, чтоб мужики от деревни далеко не ходили. А если вдруг нужда какая, то только по несколько человек да с оружием. И чтоб, мол, баб с детями пока со двора не пускали. Ну и с рыбалкой-охотой до его возвращения повременили. Так как, мол, говорит, дело очень серьезное. Как бы не пришлось сюда войска присылать лес прочесывать.

- Ну, конечно, мужиков то уговаривать не пришлось. Разошлись по домам и стали власть дожидаться, не убирая меж тем ружей да обрезов с колен. Да так бы наверное и просидели, пока вдруг новая беда не пришла: Баба одинокая в деревне жила. Мужик у нее еще в первую мировую погиб. Детей народить они не успели. Вот и жила одна одинешенька. Ну так ведь "одной-то жить - волком выть", вот и стал к ней хаживать мужичок из соседней деревни. То он к ней в гости пожалует, то она к нему засобирается. Ну что же. Дело такое, полюбовное. Люди они одинокие и так что ж им, как говорится, о совместном счастье-хозяйстве планов в жизнь не претворять? А хозяйство у обоих приличное и с бухты-барахты не бросишь. Надо как-то переносить-объединять. Вот и бегали друг к другу. И было у них про меж себя условлено, когда он к ней идет, а когда она к нему. И вот когда вся эта катавасия  с убийством началась, он ей строго настрого запретил к нему ходить. Велел со двора носу не высовывать. Что, мол, пока страхи в лесу творятся он сам к ней ходить будет. Так и было. В одиночку то он к ней конечно не бегал, хоть и не робкого десятку был, а вот когда мужики в нашу деревню по делам собирались или от нас к ним приходили, так он завсегда с ними к будущей жене и наведывался. И был у ней, пока до его деревни народ не собирался. И вот однажды, что там получилось - толи страх ушел и осмелел он, толи совсем не втерпеж повидаться с любимой было, да только отправился он к ней один. Люди видели как он уходил, отговаривали. Да куда там! Махнул рукой, поперся, да и все тут. Да только до деревни нашей так и не дошел. Спустя день ли - два, нашли мужики по дороге к нам сапоги его, шапку в крови и ружье пополам разломленное. А самого и следа нет. Ну что делать? Рассказали бабе его - та в крик. И будто помешалась - выскочила босиком со двора и в лес. И больше ее ни кто и не видел... А еще спустя день, как потом выяснилось, одновременно, запылали ее дом и его в соседней деревне. Пытались тушить, да не смогли. Будто кто керосином дома пропитал. Так дотла и сгорели. А на пепелищах нашли две одинаковые жестянки на которых, как рассказал потом доктор, на латыни выдавлено было: "И души заберем! И память не оставим!". Так-то...

- А на утро собрались мужики обеих деревень. Зашумели: "Да что-же, мол, такое? Житья нет! Что за осиное гнездо дуралеи расшевелили? Что за ад открылся выпустив дьявола? Где власть то? Куда, мол, она смотрит?" И уж не известно каким-бы бунтом это кончилось, если-бы не вернулся из города к тому моменту доктор. Услышал он последние новости от разгневанных мужиков и сказал: "Вот что, мужики. Дело это теперь стало государственной важности. Вы, мол, ружья да обрезы покамест припрячьте, ибо направлен к нам на поиск и поимку злодеев целый военный гарнизон. Уж они то люди опытные и обученные. Лес прочешут да гадов выловят. А вы пока по избам сидите, а то чего доброго попутают с бандитами и цацкаться не станут - враз в расход пустят!" Ну мужики то опытные, как я говорил - с прошлым. За власть знают, а потому спорить не стали. Арсеналы свои по углам да дровням попрятали, да по домам разошлись ждать чего дальше будет.

- Да позабыл совсем! - дед Тимофей сел потянувшись за угольком для папиросы, - Доктор еще сказал, что когда в городе паталагамаматомы бедолагу вскрывать стали, то оказалось что у того весь живот набит золотыми бляшками размером с гривенник. И что бляшки эти все какими-то знаками сатанинскими изрезанны и словами исписаны. Так-то...

Дед Тимофей умолк.

- Анатомы, дед. - прервал тишину кто-то из мужиков.

- Чего?

- "Патологоанатомы", правильно будет.

- Да ну тебя к черту! Анатомы, маматомы - какая разница? Трупорезы ученые, одним словом!

Дед Тимофей сплюнул, глотнул из кружки и снова откинулся на кочку пуская табачный дым.

- Словом, дня через два-три, в деревню и правда прибыл обоз. Человек полтораста конных и пеших солдат с винтовками да пулеметами. Развернули лагерь на окраине деревни, выставили посты на дорогах и стали к облаве готовиться. Неделю они над планами кумекали. С нашими охотниками по картам местность выверяли. И, наконец, однажды по утру, разделившись на три группы и оставив охрану в деревне выдвинулись на прочесывание леса. Недели две их не видно было. Только со стороны леса издалека то крики послышатся, то стрельба донесется, то и вовсе грохот да канонада такие поднимутся, будто огромные армии на поле брани сошлись. В общем, шуму столько было, что наши мужики, на всякий случай, свои арсеналы расчехлил да поближе к рукам поставили. Ведь черт его знает, как там дело обернется. Однако ж в лес соваться все ж таки не стали. Да и охрана лагеря с дозорными не пускали: Не спешите, мол, мужики на этом свете жить - там, дескать, и без вас разберутся. На то они и военному делу обучены. А сунетесь – могут и с бандитами попутать.

- Ну и вот. Стало быть, через две недели все стихло и солдаты, чтоб вы подумали, без единой потери возвернулись в лагерь. Без единой! Все целы-целешеньки.

Дед Тимофей отпил из кружки и умолк.

- Ванька, - через паузу сказал один из мужиков другому, - Не хочешь за компанию до ветра прогуляться? А то дед такого страху нагнал, что в потемках черти начинают мерещиться.

- Это у тебя не от дедовых баек черти мерещатся, а от его знатной браги! – радостно засмеялись мужики. – А что это мы и вправду – «по одной» пропускаем?

Чокнулись. Крякнули. Закусили. Кто-то, все ж таки в компании, до ветра пошел. Кто-то еще дровишек подкинул. Кто-то плеснул себе в кружку горячей ушицы и с удовольствием ее выпил. Закурили.

- Ну так что, дед Тимофей? - спросил Мишка, - Что там дальше? Поймали солдаты кого?

- В том то и дело, что ни кого. Вечером собрались ихние командиры у доктора совет держать. Да так всю ночь и пропили, почесывая себе головы да глупо улыбаясь. Вышло, что весь этот «там-тарарам», что они в лесу учинили, сплошной чертовщиной оказался. То им показалось, что на свежий след напали, да в погоне чуть было в болоте не утопли. То вроде видели кого-то в дали. Стреляли. И даже вроде как и не безуспешно. Но добравшись до места даже следов не находили. А было, что и вовсе будто на засады нарывались. Бандитов – тьма тьмущая! Солдаты еле успевали пулеметы развернуть да гранаты достать. И такой бой завязывался, какого иной солдат и за всю жизнь не понюхает! И казалось земля с небом перемешалась… И вдруг смолкало все! И что за напасть? Нет бандитов! Нет! Ни живых нет, ни мертвых! Уж сколько патронов постреляно, сколько гранат брошено – лес выкосили почище дровосеков, а ни капли крови вокруг! А ведь, зараза такая, и в них же самих стреляли! И в них же самих гранаты кидали! Камня на камне не осталось! А все – живы живехоньки. Не то что царапин – пуговицы ни одной не оторвалось! Вот ведь как…

- И такая чертовщина все две недели творилась со всеми группами. И сколько бы еще это длилось - неизвестно, да прибежали к командирам групп гонцы с приказом от командующего немедленно прекратить поиски и вернуться в лагерь. Вот они и вернулись. И только в лагере стало ясно, что и этот отзыв происки нечистой силы: командующий находился в городе в штабе армии и ни каких приказов с гонцами командирам не передавал! Так то. А под утро один из командиров и сказал, что, мол, тут не армию солдат засылать надо, а армию попов с архиереями. Что, дескать, они с живым врагом воевать привыкли, а нечистая сила – не по их части. С ним согласились и остальные. И не смотря на увещевания доктора и даже угрозы пожаловаться командующему, в тот же день солдаты свернули лагерь, сняли дозоры и ушли прочь…

Дед Тимофей снова умолк раскуривая новую папиросу.

- Хороши же служивые, - усмехнулся Мишка, - Вот так народ бросили и свалили.

- Не все так просто, - сказал дед, - Свалить то они свалили, да только с той поры не видел их больше ни кто и ни когда. Сгинули! Вместе с лошадьми, телегами и пулеметами. Весь обоз сгинул. Как будто и не было вовсе. А то, что они исчезли, стало известно когда через неделю после их ухода из города комиссия пожаловала из высоких чинов во главе с самим командующим. Они, дескать, были обеспокоены тем, что от посланного сюда гарнизона до сих пор никаких вестей нет. А узнав, что собственно и сам гарнизон куда-то сгинул, не стали задерживаться и поспешно убыли, прислав засим вместо себя для выяснения обстоятельств какого-то важного следователя. Мужики, которые "с прошлым", по началу было по привычке снова стали арсеналы прятать, но увидев, что следователя более всего интересует что твориться в лесах, а не в дровнях, успокоились и осмелели. Впрочем, следователь и сам чувствовал себя спокойнее видя в вооруженных мужиках какую не какую, но все ж таки охрану. А мужики это почувствовали и прониклись, важно сопровождая его с ружьями да обрезами на перевес во всех его вылазках. Тщательнейшим образом следователь осмотрел места где нашли первое тело и то, где нашли вещички мужичка из соседней деревни. Буквально только что не сквозь сито просеял пепелища обеих сгоревших домов. Но так и не нашлось более ни чего, кроме того что уже было найдено. Пробовал он уговорить мужиков сопроводить его на остров где видели чужаков. Да толку: все мужество и важность охотников сразу куда-то улетучивалось и соваться в лес они наотрез отказывались. Так и уехал следователь ни с чем...

- И тоже сгинул? - спросил Мишка.

- Да не. Этот добрался благополучно. Он после еще несколько раз приезжал в надежде уговорить мужиков на вылазку - да без толку. Тем и ограничивалось, что напивался у доктора, а по утру возвращался в город.

- А что же? Он не мог с собой бойцов привезти? Что он, один на весь сыск был?

- Ну этого я не знаю. Может и один. А может помощников не хватало - времечко-то еще то было. Кругом-то бандиты, то смута какая.

Дед Тимофей поднялся. Потянулся, разминая спину.

- А ну-ка, Мишка, плесни-ка мне ушицы...

Мишка наполнил большую кружку ароматным бульоном и передал деду.

Пока дед Тимофей прихлебывал маленькими глотками горячую уху, мужики воспользовались паузой для "по одной", "до ветру", да по хозяйству. Кто-то принес котелок воды под чай, кто-то подтащил дрова поближе и подкинул немного в костер. По большей части мужики отмалчивались думая о своем и с некоторой тревогой прислушиваясь к случайным ночным звукам темного леса, на первый взгляд кажущийся спящим. Наконец все расселись.

- Ну что там дальше, дед Тимофей? - спросил Мишка.

Но не успел дед открыть рта, как где-то рядом в лесу что-то совершенно отчетливо издало трагический вздох и удалилось треща ветками...

Мужики вздрогнули и затаили дыхание.

- Что это было? - чуть слышно прошептал Мишка.

Дед Тимофей невозмутимо раскурил от уголька папиросу и откинулся на кочку.

- Хана это, мужики. - сказал он.

Даже при свете костра было видно, как мужики побледнели и ухватились за ножны озираясь вокруг, пригнув, с опаски мгновенно протрезвевшие головы.

- Да уж, - продолжал дед, - Самая что ни на есть хана! Лось газы пустил - теперь вонища навозная минут двадцать вокруг стоять будет, пока ветерком не разгонит...

Не меняя серьезного выражения лица, дед Тимофей наклонился к котелку и зачерпнул ушицы.

- Да тьфу на тебя черт старый, прости господи! - вскричал Мишка.

И долго сотрясали мужики хохотом облегчения поляну. До слез смеялись сбрасывая напряжение затаенных страхов вызванных рассказом деда. Долго. Но вот наконец постепенно успокоились. Разлили еще "по одной". И черпнув из котелка горячей ушицы расселись слушать дедову байку дальше:

- Ну дальше то что? - продолжал дед Тимофей свой рассказ, - А ни чего. Как-то все стихло само собой. Да и мужики тоже - век же в избе не просидишь. И начали потихоньку в лес на охоту-рыбалку наведываться. По одному-то конечно не ходили - собирались большой компанией, да в путь. Только остров этот за три версты обходили. Ну понятно - мало ли что... А там со временем и вовсе осмелели. Стали и на остров наведываться. Пробовали с опаской его обыскивать, да ни чего не нашли. Да и чужаков-то больше ни кто в этих местах не встречал. Вот такие дела...

- Потом уже, при советской власти, приезжала сюда милиция - вроде каких-то беглых искали. Так вот они то, благо советская власть всякую мистику отменила, без всякой опаски эти края и прочесали. И остров этот. И действительно, каким-то чудом, обнаружили тайных ход в камнях, который под землю вел. В пещеру.

- И что там? - с нетерпением спросил Мишка, - Нашли золотишко то?

- Да какое там. Золота там не было, а вот костей человеческих - до жути. Когда скелетов пересчитывать стали, то в аккурат пропавший гарнизон и вышел. Только вот ни обмундирования, ни оружия при костях не оказалось. Вообще ни чего. Груда скелетов и только. Ну, начальник милицейский сказал, что это, мол, не мистика поповская, а просто захоронение братское после бело-финских сражений. И распорядился там их и оставить. А что-бы любопытные не лазали - вход взорвать. Так и поступили. Вот такие дела.

- А где ход то подземный был, дед Тимофей?

- Ну этого я не знаю. Батька про то рассказывал. Может прям на этом самом месте и был. Кто знает?..

- Да, дед Тимофей, - сказал кто-то из мужиков, - Дела у вас тут творились...

- А то! - дед Тимофей встал, - Места то у нас здесь глухие. И запрет советской власти на мистику нас тут не касается. Так что вы тут мужики того - ухо востро держите. А то ведь кто его знает? По-вылезут черти из пещеры и начнут костями греметь, да пляски устраивать.

С этими словами, дед Тимофей зевнул и пошел укладываться спать. А мужики еще немного посидели, посмеялись над страхами, выпили "по, ни дай Бог, последней" и тоже стали располагаться ко сну. Кто под сосны на мох, кто к костру поближе. Затихли. Недолго по-пыхтели в ночной тишине папиросками глядя на костер и думая о своем. Да и уснули, все ж в некотором беспокойстве от байки деда Тимофея.

Спустя какое-то время, над поляной начал растекаться какой-то подозрительный едких запах. Еще через мгновение лес огласил нечеловеческий вопль и... разверзся ад: толпа перепуганных ни чего не понимающих мужчин с дикими криками и матами хаотично металась по поляне вокруг костра. Сталкиваясь в ужасе друг с другом. Сшибая друг друга с ног. Сшибая утварь и вещи. Спотыкаясь об них, что еще больше усиливало невероятную панику.

И только дед Тимофей, спавший на краю поляны под сосной, с поистине героическим хладнокровием приоткрыл один глаз, глянул на безумную вакханалию, мгновенно все оценил и громко произнес:

- Да потушите вы ему задницу!

За сим сплюнул, закрыл глаз и повернувшись на другой бок, пробормотав "Вот черти...", зевнул и тут же погрузился в сон.

Как бы там ни было , не взирая на адский шум, слова деда Тимофея были услышаны. Паника также внезапно исчезла, как и появилась. Мишка, опроемтчиво лег спиной к самому костру, был затушен и мужчины, глупо посмеиваясь, разбрелись по поляне приводить в порядок лагерь. Остатки ночи прошли уже без каких-либо происшествий и потрясений. И с рассветом народ, поеживаясь от утреннего холодка, стал подтягиваться к почти прогоревшему костру. Натащили дров. Вскипятили чаю и разогрели остатки ухи. Далеко за сопками забрезжило алым восходящее солнце. С песнями проснулись птицы, радуясь безоблачному утру. Лес стал оживать. Он больше не выглядел таким мрачным и пугающим, как давеча в сумерках. И мужики, прихлебывая горячий чай, со смехом вспоминали дедову байку и ночное светопреставление. Не довольным оставался только Мишка - мало того, что штаны прогорели и пришли в полную негодность, так еще и вся одежда после ночного "пожаротушения" до конца так и не просохла.

- Да, брат, - сказал дед Тимофей, - Придется тебе тут посидеть. С такой дырой на штанах ты нам всю рыбу распугаешь. Так что мы сейчас с мужиками по-быстрому сплаваем сетки проверим, а после я короткой тропой до деревни схожу: найду тебе портов каких.

На том и порешили.

Когда все уплыли, Мишка в одиночестве посидел покурил возле костра, выпил "по чуть-чуть" для "сугрева", да от нечего делать пошел побродить по берегу. Он отошел от лагеря шагов на сто и уже было собирался повернуть назад, как вдруг краем глаза заметил, что в воде, в метре от берега, будто что-то ярко блеснуло в лучах восходящего солнца. Мишка сбросил с себя одежду и вошел в воду. Сразу у берега дно озера достаточно сильно пошло вниз. Заприметив примерно откуда исходил блеск, Мишка зажмурил глаза и нырнул. Схватил со дна что-то небольшое, на ощупь круглое и массивное. Зажал в кулаке вместе с илом и песком. Вынырнул. Выбрался на берег. Сел на камни и разжал руку. На ладони сверкала золотом бляшка испещренная странными символами. Не успел Мишка как следует удивиться находке, как вдруг что-то черное заволокло его глаза...

- Сгинул Мишка, - пробормотал дед Тимофей, когда вернувшись с мужиками, они обшарили весь остров, но не нашли даже следов Мишки...

Спасатели и милиция вели розыскные работы несколько месяцев, но безрезультатно. Официально его зачислили в пропавшие без вести. Не официально - утонул пьяный в озере.

А дед Тимофей, с тех пор, больше не водил заезжих рыбаков на проклятый остров и не рассказывал историй связанных с ним. Лишь иногда, вспоминая те события, тихо крестился и выпивал стопку за упокой Мишкиной души...