Franz Borges
Рефлексия реднека
Part 1 ( Alive )
Однажды, в студеную зимнюю пору, под покровом ночи, молодой
человек малахольного вида собрался, оделся, глянул напоследок в зеркало в
прихожей. На него смотрело, как и обычно, совершенно бесстрастное лицо с
темными кругами под глазами и средней тяжести щетиной. Он вздохнул и
окончательно убедился в правильности своего решения.
В кои-то веки уверенно молодой человек развернулся и покинул
квартиру. Выйдя во двор, он поежился от холода и лихорадочно закурил
дешевую сигарету (синий "Bond" вполне соответствовал его потрепанному
стилю). Напротив, как и за много лет до этого, молча (а вы что,
ожидаете, что предметы могут говорить?) стояли давно некрашеные качели с
оторванным сиденьем. Когда-то, в детстве, именно при падении с еще
функционирующих тогда качелей будущий молодой человек самым жестоким
образом упал и заработал незаживающий шрам на коленке. Нужно было
уходить.
Молодой человек брел сквозь ряды вырванных городскими
умельцами с корнем скамеек (ну, от некоторых все еще оставались ножки),
явно тяготясь своей ношей, оттопыривающей карман куртки. Он вышел из
двора, осторожно прошагал по льду между двумя рядами гаражей и вышел к
длинной лестнице. Его дом стоял на самом краю холма, который рядами
опоясывали грязные улочки с частными домами. Их, в свою очередь, подряд
разрезала та самая лестница, ведя подвернувшегося путника к реке. Таковы
особенности российской географии.
Впрочем, цель молодого человека была отнюдь не в спуске к
реке. Он затормозил после первого же пролета, свернул налево, прошел по
еле видимой, занесенной метелью, тропинке мимо кустов и тощих елок. Под
ногами хрустели снег и пустые шприцы, оставшиеся от местных подростков.
Наконец, парень остановился, выйдя на небольшую полянку. На нос ему
приземлилась снежинка. Именно они должны были стать невольными
сообщниками, скрыв наутро следы преступления.
Пора было заканчивать. Молодой человек высвободил из кармана
свою ношу, приставил ее к виску, затем зажмурился и спустил курок. Тело
с шумом упало прямо в сугроб, перевернувшись на спину. Стеклянные глаза
уставились в небо. На стеклянные глаза в свою очередь уставилась полная
Луна.
Блин, как скучно это звучит, а?
Перейдем к делу скорее.
Этим парнем я и был, о чем вы уже могли бы догадаться - ведь
если бы автором текста был любой другой автор на планете, он бы ни за
что не узнал ни обо всей этой ситуации, ни о моей судьбе, ведь я не
оставлял никаких записок и намеков для человечества. Да у меня к тому же
резко прорезался литературный талант!
Вы также могли бы и догадаться, если вы не полный идиот, что я пришел в
этот глухой угол, сокрытый зимой ото всех елками, кустами и сугробами, с
намерением совершить самоубийство.
Но такого эффекта не мог предсказать никто.
Part 2 ( The Day After )
Проблема была в том, что... я совсем не умер. Вернее, вроде
бы, умер, но как-то совершенно неправильно. Не так все должно было
получиться. По крайней мере, если судить по рассказанным мне с детства
сказкам.
Первой из них была, конечно, та, которую во всем мире знают и
так рвутся преподавать в школах и семинариях бородатые люди в ризах.
Согласно ей, если бы я вел себя хорошо и не нарушал заповедей, то я бы
после смерти попал в рай и наслаждался бы вечными благами вместе с
другими такими же пай-мальчиками. Я никогда не был пай-мальчиком, более
того - только что разнес себе башку из "Colt Python", украденного у
моего отчима (он бы точно меня избил, если бы смог поймать, хе-хе).
Пуля, прошедшая по мозгам, стала моим личным затвором на райских вратах.
С другой стороны, на ад это тоже мало походило. Обычная
полянка, служившая порой убежищем для желающих ширнуться на свежем
воздухе местных торчков - ни тебе чертей, ни адского пламени. Необычной
ее делало мое лежавшее тело, приправленное, как аппетитным кетчупом,
вытекающей из головы лужицей крови. В общем, настало время объявить,
что религия является бредом - ведь в таком состоянии я уже никак не мог
быть осужден за оскорбление чувств верующих.
В ту же кассу отправлялись и бредни о матрице, неких
параллельных мирах, эльфах, гномах и инопланетянах. Не вижу здесь никого
из них, а если уж моя предыдущая жизнь была розыгрышем - им уже пора
было бы вылезти вон из-за тех кустов и подвести вердикт, но кусты так и
стояли нетронутыми.
Над реинкарнацией я просто мысленно посмеялся - если человек
после смерти перерождается в собственное тело с простреленной головой,
то за такую изощренность создатели этого мира давно должны были получить
метафизическую премию "Золотая Малина" в номинации "Худшая комедия в
истории" и уехать куда-нибудь на Канары межгалактического масштаба,
стерев напоследок Землю ластиком.
Вторая распространенная сказка - после смерти мы просто
отключаемся и все тут, ведь нейроны перестают сливаться в страстных
объятиях, а мозг заканчивает мастурбировать на этот процесс и
отключается (вот, он как раз и отключился самым последним -
девственников всегда оставляют напоследок, а моему мозгу в этом мире
явно пары недоставало).
Ну что ж, в лицо агностикам (каюсь, при жизни сам на это
велся) тоже можно было плюнуть, но способность плевать я действительно
потерял. Как потерял и способность двинуть рукой, ногой, да хоть
пальцем.
Из течения моего рассказа становится ясно, что как раз
третья популярная байка о жизни после смерти оказалась гораздо ближе
прочих к реальности - по поводу призраков. Хотя обольщаться им не
следовало - на мне не висело никаких цепей, я не летал в прозрачном
виде, не имел стремления завывать. Не хотел намекать благородным юношами
с девушками, где валяется мое незахороненное тело (да и вообще, в моих
обстоятельствах только дегенерату или совсем слепому понадобилась бы
такая подсказка). Я даже не собирался выходить на контакт с чернокожими
медиумами.
Я был, как говорил один выдуманный парень с пропеллером на
спине, "самым лучшим привидением в мире". Именно так, в кавычках. Если я
вообще им был, конечно - но пока другие категории на ум не приходили.
Больше всего я так же походил и на парализованного во всех
местах человека. Но это тоже было не совсем верно - может, конечно, и
бывают случаи, когда человек выстрелил себе в голову и остался
инвалидом, а не отправился на небеса...
При слове "небеса" я мысленно скривился, ведь теперь это
звучало совершенно абсурдно. Мне требовалось время, чтобы адаптировать
свои мысли к нынешнему положению и избавиться от старых надоевших клише,
что мне и при жизни постоянно доставляло удовольствие. Как мы видим,
смерть зачастую потворствует человеческим интересам. Шучу. Да пошла она.
Я прервался - короче, я мог бы, теоретически, остаться
инвалидом. Но абсолютно пропавшее чувство холода и остановившееся сердце
иллюзий не оставляли. Я был мертвее всех мертвых.
Был здесь и весомый плюс - теперь мне в тридцатиградусный
мороз было совершенно комфортно лежать в сугробе, и если бы я мог, я бы
точно скинул эту неудобную куртку. Готов спорить, так же комфортно мне
сейчас было бы и посреди Сахары.
В этот момент я позавидовал тем, кто погибал от обморожения
или поджарился на костре - только представьте, какой контраст можно
ощутить (вернее, перестать ощущать, что означает "ощутить" - так
правильнее), будучи мертвецом! Никакая сауна бы с этим не сравнилась!
Вспомнив о бане, я тут же представил себе лицо своего отчима
- заядлого фаната подобных воскресных развлечений. Это была еще одна
его черта, которую я ненавидел.
Впрочем, я снова отвлекаюсь. Короче, я не чувствовал
никакой боли, несмотря на то, что из дыры в моем виске, похоже, вытекла
лужа, смешанная из крови и остатков мозга, а внутри головы застряла пуля
сорок пятого калибра. Я не чувствовал вообще ничего, но при этом
совершенно ясно видел полнолуние в своем расцвете и кружащиеся хлопья
снега, которые опадали на мое лицо, и четко слышал завывания ветра, а
также лай собак в ночи.
При этом я не мог ни повернуть головы, ни даже повращать
глазами. Смотреть можно было только в одну точку, и она довольно быстро
мне надоела. Самостоятельно закрыть веки тоже было нельзя. Промелькнула
мысль о том, что я, возможно, слишком быстро вынес суждение о несхожести
этого места с одним из кругов ада.
Ах да, как видите, из всех человеческих способностей я
сохранил также и наименее полезную - способность рефлексировать. Она
меня постоянно напрягала еще при жизни, и она же привела меня на эту
дурацкую поляну в компании револьвера.
Очень странно размышлять, когда ты мертв.
Во-первых, наконец, становишься совершенно объективным,
беспристрастным, бессердечным (хо-хо) критиком окружения, как и хотел бы
всегда такой высокомерный субъект, как я. Другое дело, что познавать я
теперь мог лишь одну точку в небе, которую, казалось, по полочкам
разложил уже минут за пять (ощущение времени я что-то тоже совсем
утратил).
Ко второму пункту странностей меня отсылало предыдущее
примечание. Лежа в одиночестве и наблюдая за небом, я потерял момент
настоящего, а о будущем и заикаться было смешно - ну какое будущее может
быть у трупа? Похоже, оставалось у меня только прошлое. Надеюсь, хоть
память у меня загибаться не начнет от всей это ситуации.
Бесконечные воспоминания, одна доступная точка на горизонте,
полное отсутствие перспектив. Блестяще. Если бы я мог чувствовать
сожаление, я бы его почувствовал, но ведь теперь я был также совершенно
бесчувственным и безвольным наблюдателем, и важно мне было другое.
Важно было понять, чем мне все это грозит и что все это
вообще значит, ведь я шел сюда определенно не за тем, чтобы мило прилечь
на снежок и позагорать.
Вот от того, почему я сюда шел, я и решил отталкиваться, и погрузился в воспоминания.
Part 3 ( Memories )
Неприятности у меня начались с момента рождения - ведь я
родился в этой психически нездоровой стране, а про свой родной
провинциальный город я даже говорить не буду, чтобы вы меня не засмеяли.
Впрочем, вначале мне казалось, что я смогу продержаться - я тоже был
психически нездоровым, а минус на минус должен давать плюс.
С детства я был патологическим лжецом - врал родителям,
сочиняя им истории друг про друга (у меня точно был синдром дефицита
внимания). Одна из таких историй привела к тому, что мой отец однажды
утром просто ушел и не вернулся в семью.
Потом появился отчим, бывший офицер, про которого я тоже
врал, что он меня избивает. Здесь эта процедура не сработала, он никуда
не ушел, но зато действительно начал меня потихоньку избивать.
В школе я совершенно ничем не выделялся, кроме непонятных
ситуаций, в которые попадал. Однажды зимним вечером я случайно
заблудился после уроков в школьном здании и принялся бродить по
коридорам. Увидев свою ненавистную учительницу, старую каргу, в одном из
кабинетов в гордом одиночестве, я решил ее как следует разыграть.
Спрятался в темноте за дверью, и, когда она выходила из кабинета,
выпрыгнул из тени и выкрикнул нечто нелицеприятное. Она выкрикнула нечто
нелицеприятное в ответ, затем осела на пол, как тряпичная кукла.
Разумеется, я не стал удостоверяться, в чем же было дело, а побежал как
можно дальше, выпрыгнув через окно на первом этаже. Хоронили учительницу
на следующий день, но я оказался вне подозрений.
Абсолютно идиотский случай, который, тем не менее, важен тем, что задает
направление и всем последующим.
Через пару лет я вместе с двумя одноклассниками проник на
площадку, где строился грандиозный по местным масштабам храм. Мы залезли
на самый верх будущей колокольни. Ну, почти на самый. Выше были только
деревянные сваи, и я туда лезть не рискнул. А вот мои товарищи рискнули,
и логично, что от одного сильного порыва ветра и нескольких
неосторожных движений их юных тел сваи разрушились и скинули бывших
перспективных слесарей и сантехников прямиком в грязь. Высота была
где-то на уровне восьмого этажа. А мне, как будто мне мало было этих
неприятностей, без суда и следствия приписали кражу сварочного аппарата и
поставили на учет.
После этого в школу я приходил лишь для того, чтобы закурить
сигарету за фасадом. Всех вокруг я считал глупее себя, и даже не желал
находиться с ними в одном здании. Мою мать с отчимом в школу
периодически вызывали, но им было плевать. Они потихоньку спивались, как
и прочие люди в этом неблагополучном районе. Директор, этот старый
добряк, увещевал и меня лично - о том, что я мог бы учиться гораздо
лучше, что я на самом деле хороший парень, и так далее. Потом нашего
директора посадили за то, что застукали его с маленьким мальчиком.
Больше я с ним не общался никогда.
Один раз я влюбился. Основательно влюбился, в девчонку с
моего района. Вот тут моя жизнь могла круто повернуться. Я буквально
парил каждый день, был добр и вежлив, увлекся поэзией и стихоплетством,
постоянно ловил ее после школы, делал комплименты, приглашал в кино и в
кафе. Взамен она послала меня к черту, обозвав "сопливым червем" и
предпочла унылого капитана команды КВН из богатой семейки. Напоследок я
смог отжать у нее две пластинки "Orbit", такой была моя плата за
разбитое сердце.
Именно тогда, похоже, у меня и возникли первые мысли о
суициде. Впрочем, сейчас, будучи мертвецом, я бы без проблем соблазнил
любую из девчонок - роковой и бесчувственный, загадочный и молчаливый, с
некоторой изюминкой в виде пули в голове. Короче, идеал для женщин от
пятнадцати до тридцати лет.
Ну, а тогда, я продолжал влачить свое жалкое существование.
Боялся людей и ненавидел, врал им и скрывался. Я считал их глупыми,
бессмысленными реднеками, которые одновременно представлялись мне
огромными недружелюбными монстрами, готовыми в любой момент меня
проглотить. Подумать только, тогда я ненавидел всех людей, а сейчас бы
поцеловал ноги того, кто смог бы прийти сюда и перетащить меня в кресло
перед телевизором с включенным MTV. Да любым каналом, где не показывали
бы ночную луну.
Так или иначе, жизнь дала мне еще один крупный шанс. Моя
стратегия не учиться в школе сработала на полную катушку, потому что мой
аттестат, как оказалось, не был никому интересен. А вот выпускные
экзамены я сдал практически на максимум (после потери моей первой любви я
совсем впал в апатию, заперся в своей комнате на полгода и читал
книги). Это позволило мне укатить в столицу, даже не приходя на свой
выпускной и напоследок показав язык всем одноклассникам и учителям,
которые оставались гнить в этом городе.
Тут я резко вынырнул из воспоминаний. Неожиданно стало ясно,
что наступило утро (не верьте тем, кто говорит, что при смерти мигом
перед тобой пролетает твоя жизнь - она проползает, как черепаха).
Похоже, уход в себя и свое прошлое заменяет мертвецам сон.
Забавно, но теперь я мог, даже не щурясь, смотреть прямо на
солнце. Солнце как солнце, ничего особенного. Через три минуты я уже
начал его ненавидеть, как и Луну ночью.
Меня уже наполовину занесло снегом, принесенным ночной
метелью. Искать меня здесь никто не собирался, семье было плевать. Вряд
ли во время запоя мать с отчимом вообще вспомнили, что я появился в
городе, а, тем более, что посреди ночи я бесследно пропал.
Мне наконец-таки никто не мешал, как это часто бывало при
жизни, и я мог без проблем опять погрузиться в воспоминания (что-то
слишком много всякого происходит на контрасте между мертвым и живым, ну
что поделаешь - такова специфика моего нынешнего положения).
Part 4 ( Winter )
Итак, я приехал в столицу, полный околорадужных надежд.
Рассеиваться они постепенно начали еще при виде грязного вокзала,
наполненного людьми без определенного места жительства.
Впрочем, в университете изначально у меня все складывалось
неплохо. Все ребята казались людьми высшего сорта, девчонки радовали
глаз, а преподаватели, казалось, говорят правильные вещи. Я учился,
участвовал во всех тусовках и не заморачивался насчет жизненных
трудностей.
Вскоре этот эффект новизны от смены обстановки пропал, и я
вернулся к исходному состоянию апатии. Все ребята казались полными
кретинами, от одного вида девчонок меня тошнило, а преподаватели, по
моему скромному мнению, должны были проследовать прямиком в давно
ожидающую их сырую землю. Я бросил ходить на учебу и участвовать в
каких-то общих мероприятиях, да к тому же пристрастился к марихуане.
Вот она меня спасала по-настоящему. Пару месяцев. Потом я
возненавидел и марихуану, решил бросить. Мне не дали сделать это
охранники, ворвавшиеся в мою комнату в общежитии и обнаружившие меня в
обнимку с самопальным бонгом. Моя
невнятная ложь о том, что ко мне пришел Франц Кафка, приказал подержать
этот бонг и напоследок подпалил мусорную корзину, действия не возымела.
Да еще и соседи, которых я поливал грязью все последнее время, с
удовольствием сдали меня властным структурам, и я уже на следующий день
стоял на провинциальном вокзале с одним чемоданом. Это произошло прямо
перед Новым Годом. Ко мне пришел праздник.
Тогда я во второй раз почувствовал необходимость в суициде, но все еще держался
Как я уже говорил, семья вряд ли запомнила мое прибытие.
Когда я явился в квартиру, мать глупо улыбнулась и бросилась ко мне на
шею, бормоча нечто нечленораздельное. Отчим разливал в этот момент водку
и сказал что-то вроде "явился, наконец, москвич чертов". Они были
прямо-таки карикатурой, выписанной из какого-то дурацкого рассказа. Я
соврал им, что приехал домой на каникулы.
Я не мог долго просиживать штаны в такой компании, поэтому буквально на следующий день пошел искать работу.
Ну, не сразу - вначале я решил сходить в армейку. На флот.
Мне было тягостно терпеть этот российский холод в Балтике или еще
где-то, я попросился добровольцем в Севастополь на ЧМФ. Все шло хорошо,
но в последний день я поддался своей слабости, выпил три литра водки в
целях своего суицида (смотрите, первая классная попытка!), попал в
больницу с интоксикацией, а потом в психушку отправился уже добровольно,
сославшись на иллюзорность этого мира. В больничке лежали абсолютно
адеватные люди, как ни странно - тут я уверовал в какую-то теорию
заговора. В этом мнении меня активно поддерживал сосед по палате,
которого скоро из палаты убрали. В никуда. Теперь я даже не уверен,
существовал ли вообще этот парень.
Времени не было. Мне казалось, что меня преследует Франц
Кафка (я определенно его фанат), и даже та женщина в костюме медсестры -
тоже тот самый еврейский чех (или чешский еврей, как кому нравится),
просто выглядевший немного тривиально, в угоду стандартам больнички.
Меня выпустили, сказав напоследок (привет от медслужб нашей страны!),
что я полный идиот, который ни в армию не хочет, ни на заработки идти, и
лишь мается непонятно чем. ":):):):):):):):):):):):):):):):):)" - вот такого рода мысли
навязчиво роились в моей голове по поводу всей этой ситуации
(однозначно, мой плевок в лицо тем, кто мыслит лишь текстом), но пора
было их оттуда выбросить и возвратиться на свое законное место в одном
из российских сугробов. Пока еще не в прямом, а в переносном смысле.
Я попал обратно к своим так называемым родственникам. Меня
великодушно встретили бутылкой водки за здравие. После многочисленных
возлияний я вскрыл почтовый ящик и обратился к инфернальным местным
газетам.
Без высшего образования список работ в приобретенном куске
бумаги не внушал особого удовлетворения - класть плитку, разгружать
вагоны, идти на стройку мне совершенно не хотелось.
В конце концов на меня снизошло вдохновение, и я решил
устроиться официантом в ресторанчике через дорогу. Тут хотя бы было
тепло, и я в промежутке между парением от столика к столику успевал
поглядеть на улицу, по которой шли замерзающие люди, и мысленно
усмехнуться. Здесь я опять же чувствовал себя в своей тарелке некоторое
время.
Черт, может, все дело было лишь в необходимости постоянно
менять обстановку? Стоило бы над этим вопросом задуматься до того, как я
достал из кармана "Магнум".
Итак, я даже начал делать успехи. Посетителям нравилось, как
я их обслуживаю, и они оставляли мне щедрые чаевые. Единственным
минусом было то, что периодически сюда заходили знакомые из моей старой
жизни - одноклассники, соседи, прочие никчемные личности. Меня напрягала
необходимость лебезить, поэтому я прикидывался, будто незнаком с ними,
сразу же при получении заинтересованного взгляда.
Однажды к нам зашла моя бывшая любовь со своим парнем. Они
заставили меня поменять суп, смеялись, обзывали меня "официантом"...
стоп, я же и являлся официантом. Но в таком случае они должны были
скинуть мне чаевые, а они ушли, высчитав все до копейки. Я вдогонку
пожелал им заразить друг друга СПИДом. Молча, конечно. Я очень рисковал
получить замечание.
Ну, как водится, дальше произошло нечто непоправимое.
Во-первых, я, по прошествии времени, наконец, скопил денег
на съем собственной жилплощади. Не ахти какая квартирка, но мне вполне
подходила - можно было писать в стол свои рассказы, за которые потом я
надеялся срубить денег и славы, никто не мешал. Да и совсем рядом с
работой. Я осмелился примкнуть к классу мещан, обставив квартирку по
своему вкусу - там плакат, здесь плакат, а посередине - триптих Босха.
Спросите (а в данном случае вы просто обязаны спросить), что у официанта
из провинции на стене делает триптих Босха стоимостью под сотню
миллионов долларов - окститесь, вы совсем ничего не знаете о жизни
провинциальных официантов!
Впрочем, есть устойчивое ощущение, что я его просто выдумал,
потому что очень хотел его увидеть на своей стене, а на самом деле там
висел мой аттестат о среднем образовании. В начале своей исповеди я
вроде признавался, что являюсь отъявленным лжецом, так что совесть моя
чиста.
Жизнь за счастливость в тот период меня справедливо и
наказала. В один из дней ваш непокорный слуга возвратился домой после
пары пропущенных бутылок пива, и прямо в дверях подъезда столкнулся с
новым улыбчивым соседом, который выносил из квартиры старый телевизор. Я
поздоровался с ним (не дай Бог, подумает, что я являюсь невежливым,
неприветливым парнем - за последнее время я научился правилам хорошей
жизни, как мне казалось), придержал ему дверь, потом поднялся и получил
озарение, какого никогда в жизни не испытывал.
Это был мой телевизор, а сосед оказался никаким, черт
побери, не соседом, а обычным домушником. Он забрал у меня все мои
сбережения, которые я весьма осмотрительно положил на комоде в прихожей.
Он забрал мой ноутбук. Он забрал все, кроме моих черновиков с
рассказами. Нет, не думайте, что он их не нашел - он совершил нечто
большее. Грабитель милостиво выложил их прямо на стол, подписав на
каждой странице, что большей чуши он в своей жизни не читал. "Так мог
писать только чертов Джойс", "А эти стилистические заморочки - в духе
какого-нибудь Берроуза или Сэлинджера", "Какая, мать твою, картошка в
эпоху постмодерна? Все здесь, даже алкоголики, едят макароны, идиот!", и
прочее.
Я не расплакался, конечно, ведь я не девчонка. Я мужественно
спустился и купил себе бутылку виски, не забыв мужественно предъявить
паспорт недоверчивой кассирше. Потом опять засел в своей квартирке,
пялясь на "Сад земных наслаждений" (не зря он должен быть заперт в
кавычках) и выкуривая одну за одной. Настроение не поднималось, как не
поднималась и моя энергия - я просто уснул вместе с зажженной сигаретой.
Проснулся я на улице вместе с пожарным, который бил меня по
щекам. Съемная квартира была уничтожена, и на память мне остался лишь
обгоревший триптих в моей памяти. По-крайней мере, также были уничтожены
и мои исковерканные черновики.
Но решение теперь я принимал твердо, послав к черту все
разборки с домовладельцем и прочими. В то же утро я вышел на работу и
опять крупно провалился, но на этот раз осознанно.
Я, находясь в депрессии, разносил свои тарелки, которые
начинал потихоньку опять ненавидеть. Моя злоба вылилась в нечто большее -
подвернулись непростые местные ребята - настоящие красавцы, любители
девчонок и так далее. Я удосужился принести заказ, забрал пепельницу -
они всего лишь сидели и веселились, отвращая меня своим видом. Мне стало
тошно от всего человечества и от них в частности, и я плеснул пиво
прямо им в лица. Про этот цирковой номер я бы рассказывал своим внукам и
в старости, если бы до нее дожил, но вы сами знаете, что получается в
таких случаях.
Короче, пиво также испортило и нечто ценное - оно вылилось
на айпад одного из парней и уничтожило его напрочь. Я был там, я видел
этот экран - ужасающее зрелище, весь экран испорчен, теперь он больше
никогда не будет работать, он будет заменен другим айпадом за немалую
сумму, которую я обязан возместить. Это не я говорю, конечно (я хоть и
официально сумасшедший, но вроде драматизировать не склонен...вроде) -
это мне объяснял его гневный владелец. Но до этого произошло еще
несколько событий.
Итак, на всех этих ослиных рожах застыли выражения
недоумения. Они так бы и просидели целую вечность, если бы не
подоспевший менеджер. Я никому ничего не обещал, однако было у меня
неписанное правило - не называть никаких имен в своих историях. Но этот
улыбчивый низенький парень с детским лицом сам доигрался.
Он меня всегда бесил одним своим, и сейчас я бы повторил этот
трюк с пивом, но к сожалению, ресурс был израсходован. Поэтому наша
коммуникация ограничилась небольшой перебранкой и моим увольнением на
месте.
Ребята предложили мне с ними поговорить (переговоры я привел
немного выше, опустив примерно девяносто процентов нецензурных
выражений), вывели на улицу, потом хорошенько избили, а затем поставили
на счетчик за айпад.
Денег на возмещение у меня совсем не было, я послал их к
черту, был опять избит, но выход нашел - в револьвере, который в тот же
вечер был украден. Стрелять я собрался совсем не молодых провинциальных
невинных жеребцов (я все же не Брейвик) а очень даже молодого жеребца
себя. Как вы можете заметить, моя жизнь развивалась весьма
сатирически, но и диалектически. Черная полоса, белая полоса. После
последних событий мне вполне могло повезти по-крупному. Выиграл бы в
лотерею, переспал бы с богатой дамой, получил бы наследство от
неизвестного дяди. Однако я совсем устал бороться.
Когда я убивал себя - в первую очередь я убивал в себе эту
проклятую зебру, так что я, как ни странно, глубоко внутри отнюдь не
чувствовал себя самоубийцей. Она всегда скакала впереди меня, и я то не
мог ее догнать, то падал, пытаясь оседлать, а зебра лишь ржала мне в
лицо. Она очень долго нарывалась, как иной суицидник, но теперь она
должна была быть уничтожена.
Сейчас эта зебра, похоже, валялась вместе со мной в одном
общем сугробе, и опять смеялась - уверен, у нее такая возможность
осталась, ведь я все еще, даже трупом, мог ощущать светлые и темные
полосы своей на этот раз не-жизни. Скоро (да не скоро, прошло около трех
месяцев, просто я пытался все опять подгонять в старые рамки!) я в этом
окончательно убедился.
Part 5 ( Final Countdown )
Я совсем не понимаю, зачем вообще рассказал вам историю
своей жизни (рад, если она кому-то показалось очень смешной - я могу не
посмотреть вам в лицо, потому что не могу двигаться, и лежать
безжизненно на снегу, как и лежал, пока вы обо мне не знали) и своих
приходов к этому итоговому решению - будь я печатающимся автором,
наверное, лишь срубал бы дополнительные деньги за количество знаков. Но
поскольку я был лишь трупом, лежащим в снегу, мог честно признаться -
убил я себя, так как являлся трусливым ленивым ублюдком. И это применимо
абсолютно ко всем людям, кто поступил так же, если это не курточка
Кобейна или Ян Кертис.
Во всяком случае, я не стал изображать звезду и делать это
круто - под музыку, резать вены, оставлять записки. Пришел, молча
выстрелил себе в висок, лег, лежу, как настоящий мужчина. Мой отчим
сейчас бы мной гордился. Да и вам не мешало бы, люди, попавшие в сети
этого текста. Дайте мне денег на мои похороны! Такое представление не пустили бы на сцену ни Большого
Театра, ни малого, ни даже на сцену кружка самодеятельности интерната
для умственно отсталых. Если точнее - меня "разбудила" желтая струя,
льющаяся сквозь снег на мое лицо. Через увеличивающуюся дыру
просматривался паренек невзрачного вида с расстегнутой ширинкой. Что за
неуважение, спросил бы я его. Но молчаливый взор трупа впечатлил его
гораздо сильнее, и парень засмеялся (ну, всякое бывает от шока, так мне
казалось).
- Посмотри, чувак! Он же окочурился!
Да ты прямо Шерлок.
- Надо походу куда-то сообщить об этом, не?
Подошел и второй. Он мало чем отличался от первого. Такая же
глупая, провинциальная рожа. Сейчас они впервые выступали в непривычной
для себя роли присяжных. Он тоже просмеялся и выдал Речь с большой
буквы.
- Да ну это нафиг. Скучно. Щас нажгешь мне пару и пойдем отсюда, еще с ментами связываться не хватало.
Так они и поступили. Второй еще, ради пафоса, плюнул куда то
в область моей снежной постели, подобрал ворованный ствол,
напоследок воровато оглянулся и ушел. Возможно, прикинул, как поздно он
окажется на этом месте.
Список гостей, приглашенных на мое чаепитие, не ограничился
двумя юными наркоманами. Быстро, резко, как и приличествует собаке,
сюда вторглась она - мой палач. Судебный процесс над моей жизнью
подходил к концу, и она не была намерена оглашать положительный вердикт.
Ей хотелось доступных деликатесов. Подбежала, обнюхала. Потом началось неописуемое действие.
В каком смысле? Ну, врядли кто-то смог бы адекватно описать
процесс поедания автора простой собакой. Я буду груб и скажу - она
вначале принялась за мои уши, те самые лопоухие, которых я ненавидел с
детства. Теперь я мог бы начать по ним скучать, но скоро увлекся вместе с
собакой новым блюдом.
Она грызла мое лицо с упоением. Начиная с щек. В конце -
концов, на десерт в ее бездонную глотку, как капитан корабля,
отправились голубые глаза, которыми всегда я как раз гордился. Гордость в
моем положении все равно бесполезна.
Последней актуальной мыслью подыхала - "собаки же не могут
быть каннибалами, черт побери!". Рад, что смог развенчать этот миф на
своем примере.
Если хоть как-то рационально об этом подумать, то теорию я
выкатил такую. Если уж призраки прикованы к своим телам, пока не смогут
отомстить своим обидчикам и быть упокоенными по мещански, в моем случае
обидчиком выступил цельный окружающий мир, которому мстить даже было
влом. Таким образом:
Я навечно остался в темноте и тишине, наедине со своей рефлексией.
Там и лежу до сих пор, не зная своего состояния. Мне очень скучно, поверьте.
Part 6 ( AFTER - EMO )
Да пошли вы, не все так мрачно. Я всегда хотел стать
цветком. Быть может, один из них вырастет прямо на этом гнилом теле в
этом гнилом городе в этой гнилой стране в этом гнилом мире.
