Таракан – такое мелкое существо с длинными усиками и гладкой светло-коричневой спинкой вылез из камня, служившего ему домом. Взглянув наверх, он тяжело вздохнув. Над его головой повисла некогда белая простынь, об которую тщательнейшим образом вытерли грязные ноги и повесили сушиться на небе. Отяжелевшая от влаги, она все сильнее жалась к земле, безрезультатно ища в ней опору.
Жилище таракана находилось на первой ступенькие огромной, как для его размеров, лестницы. Даже при такой пасмурной и невеселой погоде вверху было красиво. Там все пространство было усеяно желто-красными пятнами листьев. Художник детально нарисовал каждый листик, каждую ступеньку, не экономя ни времени, ни красок. Они не были просто фоном картины, сливаясь друг с другом в пестром полотне. Их контуры были четкими и немного резковатыми, что давало им возможность выйти из двухмерного изображения картины. Листья были вырезаны тонким кончиком кисти и наклеены поверх холста, претендуя на жизнь вне картины.
Переполненный энтузиазмом художник, творил не щадя себя, пока ему не наскучила это кропотливая работа. У него закончилось терпение. Смешав разом все имеющиеся краски, и, в последний раз достав свою верную кисть, он несколькими безалаберными, размашистыми мазками нарисовал низ лестницы, где народился и жил наш таракан. Во всяком случае, он так рассказывал своему сыну. Ох, зря он так, ох, зря. Теперь не только он один грезил о вершины лестницы, но и его сын уже перенял бремя желаний своего отца. Их домик был маленький, но не тесный для семьи, которая состояла из трех тараканов. Причем вполне уютный и милый. Их семья была дружной, никто ни с кем не ссорился. Многие мечтали о такой жизни. Почему же Зябкин, так звали нашего таракана, был несчастным? Неужели наличие любящий семье не залог счастья? Или, может, он не любил свою жену и сына? Тогда все было бы весьма понятно, но он души в них не чаял. Все это не мешало ему, однако, грезить о вершине. Один раз как-то к ним занесло одинокий, оторвавшийся от дерева кленовый листочек. Это был настоящий праздник для семьи. Все радовались, улыбались. Зябкин накрыл камень листиком, подвернув его концы под свое жилище. Теперь их дом не был серым. Теплый свет лампы, исходящий из абажура светильника, а не резкий белый холодный и безразличный свет освещал их комнаты теперь. Жаль, правда, что на следующий день порыв ветра унес листок, оставив как память его оторванные куски, торчавшие с разных сторон камня.
Что такое по сути стены твоего родного дома? Это память о прошлом, которое ты провел в его пределах, уют, комфорт, стабильность… Правда, порой так надоедает эта безопасность. Страшно просыпаться и знать, что этот день ничего нового не принесет. День о то дня привычная и надоевшая однообразность. Жизнь, сплошь и рядом обнесенная подушками безопасности, перестает цениться. Эти мешки мешают тебе двигаться, дышать, думать. Ты едешь по жизни на предельно маленькой скорости, что страхует тебя от аварий на поворотах, но в один момент просто захочется разогнать машину, и вырваться из этого круга, сжавшего тебя.
Судьбоносные поступки совершаются молниеносно. Они формируются долго, но реализуются, к нашему удивлению, довольно быстро.
Проснувшись утром, Зябкин понял одну вещь: если он не попытается ничего поменять в своей жизни, то в один прекрасный момент станет раздражительным, всем недовольным тараканом, страдающим от нереализованных желаний. Он все чаще стал замыкаться в себе, меньше уделял внимания семье. Самобичевание – это прекрасно, когда не затягивается. Жалеть себя проще, чем совершать конкретные поступки. Это перерастает в трудновыкореняемую привычку, с уклоном на депрессию, внутри которой живое существо чувствует себя более комфортно, чем в обществе других людей. Зябкин уже довел себя до этого состояния. И ему оставалось 3 пути: нырнуть в больные фантазии целиком, примириться с известной ему реальностью или же наконец-то отправиться и посмотреть, что же находится там наверху.
Вечером решения кажутся 100-процентно правильными, непоколебимыми и не поддающимися сомнениям, вот только утро меняет наше к ним отношения. Туманное радостное будущее, которое мы словно фотографию проявляем в своей голове, развеивается при лучах солнца. Ночью рисунок постепенно обретает четкость, но только до той поры, пока не появится, столь нежелательный в этом случае свет.
Прощание с семьей не было легким. Нет, никто не стал его отговаривать, не пытался удержать. Жена Зябкина была тараканом рассудительным и понимала, что это бесполезно. Она смотрела на него печально-влажными глазами и молчала, и это было невыносимее любых истерик. Лучше бы она кричала, став в дверном проеме, не давая ни малейшей возможности выскользнуть от влияния родных стен. Сын же, напротив, наслушавшись отцовских сказок, был счастлив, и все просил взять его с собой, и было в этой веселости нечто удручающее, ведь неизвестно, когда у Зябкина будет возможности снова увидеть его улыбку.
Таракан стоял на чаше весов, мечтая оказаться на их середине, тем самим, уравновесив свои желания. Жаль, но он мог занять позицию с одной либо другой стороны. Зябкин уже был готов отречься от своей мечты, остаться дома, растить сына, провести остаток жизни с любимой женой, но там наверху тихо зашелестели листья, так и не дав ему сил отказаться от желания, преследовавшего его еще с детства…
Первые шаги давались легко, и ступеньки одна за другой оставались позади. Следующий день не был столь безоблачный. У Зябкина болело все тело. Усталость не давала нормально двигаться. Один раз он даже чуть не сорвался вниз. Пыл и азарт немного поугасли. На пятый день он преодолел предпоследнею каменную ступеньку и с опаской вглядывался в безграничное пространство, находившееся за последней оставшейся ступенькой.
Пожалуй, самый непрошеный гость – это страх. Он парализует наши мысли. Любые движения совершаются с трудом, наложенные на пленку жизни, они притормаживаются. Молоток отбивает секунды на твоем затылке, отдаваясь дрожью ножек, бегающих по спине мелких букашек.
Страшно открывать последнюю дверь, которая ведет к осуществлению твоих желаний. Предыдущие препятствия были лишь преградами, которые нужно преодолеть, а вот последний шаг решает все: за ним скрываются либо аплодисменты, либо разочарование, в следствии которых обесцениваются предыдущие победы. Зябкин медленно с опаской, озираясь то назад, то вперед, поднял переднюю лапу и поставил её на листок, лежавший возле ступенек. Листок тихонько хрустнул, заставил роту мурашек состязаться в марафонском забеге на спине таракана. Отодвинув листочек, Зябкин перетащил все свои лапы и туловище на холодный бетон.
Солнечные зайчики играли с листьями, зажигая то одну, то другую лампочку. Круглые, яркие, праздничные пятнышки. Станцевать бы с ними танец, под аккомпанемент завывания ветра. Зябкин вылез на середину одного с листочков, туда, где спрятался пушистый и пугливый заяц. Робко улыбнувшись ему, таракан примостился на сухом листке. Он дремал, прикрыв глаза, отогреваясь на солнышке. Его дом был расположен в тени, поэтому ему казалось верх блаженства понежится на солнышке, подставляя свои лапы теплым лучам. Умиротворение и полная гармония с самим собой.
Только ветер не захотел считаться с самочувствием таракана. Что ему было до жизни какого-то насекомого? Ветер поднял столп пыли вместе с листьями в воздух, и наш таракан отчаянно вцепившись своими лапами за лист, сделал несколько кувырков в воздухе. Ветер утих, выровнявшись, листочек начал медленно опускаться на землю. Зябкин не представлял, что мир настолько огромен. Для него он ограничивался его жилищем и ступеньками, которые вели к чему-то недостижимому, в какой-то мере недозволенному. Он мог убедиться, насколько же его рассуждения о мире были далеки от истины. Это было, пожалуй, наиболее интересное и единственное приключение в его жизни. Мягко приземлившись на землю, упав на асфальтированную дорогу, листочек остановился, набирая сил для нового полета. Таракан только перевел дыхания от недавнего потрясения, как прогуливавшийся по парку человек, которого, как и ветра, не волновала участь маленькой букашки, не заметив насекомое среди груды листьев, случайно наступил на него. Последнее, что таракан увидел, была подошва башмака с написанным ему приговором и печатью стоявшей в конце текста документа, и желтый осенний листочек, ставшей ему могилой.
Дома его похоронили, как только он скрылся из виду. Жена понимала, что эта затея не могла хорошо закончится, но не имея сил задержать мужа дома, она смирилась с его решениям, которое по её соображениям загонит его в могилу (что в общем то и случилось). Сын же не терял надежды, каждый раз тяжело вздыхал, смотря на ступеньки, ведущие в заоблачную даль, тайно от матери мечтая отправится вслед за отцом.
