На сонных петербургских улицах стояли крайние числа последнего летнего месяца. Багровый закат, источенный последней агонией солнца, нежно обнимал невысокие дома, лаская редевшие, стеленые тоскливым сумраком улицы. Озаренное страстным пурпуром небо, лениво уплывало над спящей, рябевшей усталыми волнами Невой, а над ветхим асфальтом бездвижно набухал густой, беспроглядный туман.
Как и всегда, к вечеру погода становилась прохладной, а сегодня и ветреной. Не знобяще ветреной. Скорее нежной и бодрящей.
На крыше каменного двухэтажного дома сидел старый кот. Был он почти рыжий, лишь в реденькую белую полоску. Мордочка его раздумно глядела вдаль, а полосатый хвостик полукругом огибал задние лапки. Пышная шерсть его совсем скоклилась и закоптилась. Строгие ушки оголились и полиняли. А глаза. Весьма умные глаза. Безотрывно глядели в самую пучину мрака, точно с каждым мгновением проникая все глубже и глубже в густую, сумеречную пустоту.
Вдруг шепотом скрипнула дверь чердака. Из рассеченной закатом тени показался длинный черный носик, и пара маленьких глазенка. Полуиспуганных, полулюбопытных щенячьих глазенка. Глядели они украдкой, и от каждого маневра ветра прятались за дырявую мелкими щелями дверцу.
Кот лениво покосился на звуки, медленно отвернулся и вновь уставился в свое…
Вот уж совсем осмелев, собачонок неуклюже перескочил низенькую дощечку, сгруппировался по своему, и на мгновение вновь блеснул своими испуганными пуговками.
Кота же он совсем не интересовал. Казалось, сейчас его совсем ничего не могло интересовать….
Раззадоренный щенок, своей забавной шалостью ползком крался все ближе к коту. Словно некий сверхсекретный агент с важнейшей миссией, он подползал с разных сторон, увлеченно кряхтя и перебирая лапками, искренне веря, что он также незаметен, как и пытается быть…
Набаловавшись, маленький проказник устроился поближе к коту, «наверное, что-то интересное», поднял свой мокрый носик и беглыми глазенками трижды изучил всю картину обычного Петербургского вечера.
Так и, не обнаружив ничего интересного, повалился он на животик, мордочку устроил на лапки и едва ли грустненький уставился на соседа…
-Что, и на четвереньки не встанешь?
Кот молчал.
-И не пофырчишь даже?
-Не пофырчу.
-А давай дружить?
Кот все так же беспрерывно глядел вдаль, лишь извиваясь по ветру своей панцереподобной шерстью.
-Тебя как зовут? – Все с таким же энтузиазмом, продолжал собачонок.
-Я кот.
-Конечно, кот. А зовут то тебя как? Вот я собачонок, а называют меня Шариком. У каждого должно быть имя.
-У меня было имя. Весьма красивое, на сколько я помню. Со временем оно растворилась. Как и те, кто его мне придумал.
-Это как…? А где ты живешь?
-А где подъезд закрыть забудут - там и живу.
-И что, у тебя и хозяев нет?
Кот вновь молчал.
-А где же ты лакомишься? А в лето? А в морозы где?
-Эх-х, подъезды… - будто уже сам с собой рассуждая… - удивительно, и от жары тенёк пригодный, и в мороз у ребристых труб тепло.… А кто мимо идет, так и «вымяукиваю»… и стыдно то как…
Несколько мгновений они оба молчали.
-И что же, у тебя никогда не было дома?
-Был.… Когда я был совсем маленький, меня забрали из приюта молодая семья. Они кормили меня теплым молочком и вкуснючей вареной колбаской. Главный хозяин почти всегда уходил «на работу» - как они между собой говорили, и мы, вместе с другой хозяйкой, оставались совсем одни. Она всегда клала меня на животик, и мы долго – долго дремали, под колыбельную хрипоту странного ящика…
-… и что же?
Кот мощно повернулся, и вся наружность его вдруг личала все горести бездомной одинокой, безразличной кошачьей судьбы.
-А потом она исчезла. Первый хозяин стал приносить какие-то бутылки, и после долгого обеда неловко хватал меня и что-то бормоча, нервно водил по моей шёрстке своей стальной неуклюжей рукой.… А через несколько ночей вдруг кто-то позвонил, он быстро собрался и убежал. Да, да. Верно, убежал.... И миску мою пустой оставил.... Но я не сердился. Я понимал – что то важное. Что-то очень для него важное. А через день они вернулись. Как я был счастлив. Как я соскучился.… Вместе с собой они принесли какой то сверток. Вечно ревевший и беспокойный сверток. Всем временем кружили они вокруг него.… Уж как я к ним и не пробовал ласкаться, и в сверток тот заглянуть пытался, а меня лишь шпыняли да выгоняли.… И что только они в нем нашли.… Видел я его: сам весь замотанный, ворочается, кряхтит, и шерсти то всего два волосочка.… А они все около него, да около него.… Уж и кормить то только супом стали, и молочка почти не наливали.… А как-то раз, вдруг обнаружили в нем какую то странность. Разволновали, распереживались. Какого-то дяденьку в белом халате, да с черной бородой пригласили.… И после меж собой говорят: аллергия, скорее всего, от кота.… И что это значило…. И какая еще такая, аллергия от меня может быть…. Сидят после за столом, и я около них кружу – бывает что вкусненькое бросят. И говорят друг с другом – рассуждают…. Соседям меня отдать…. Пошел «за дверь» очередной раз мой хозяин, открыл – тут я и умчался…. В своей первый, и единый раз. Пытался изловить меня «для вида», а сам поди, и рад был…
Едва он закончил, мордочка его совсем поблекла, а глаза заблестели шальным янтарем…
Все то время щенок затаясь слушал, и только кот замолчал – все его веселье вдруг растворилось во влажном промерзлом воздухе.
-А пойдем ко мне жить? Я тут не далеко.… Пойдем, а?
Кот усмехнулся по своему, отвернулся в прежнее и замолчал…
Так и сидели они, не замечая времени, все глубже и глубже кутаясь безгранным сумраком луны. Едва загорелись фонари, кот поднялся, и неспешными шагами удалялся от щенка.
И так хотел он его остановить… но на ум ничего не приходило…
-… Ты куда?
Кот будто не слышал. Лишь нашептывая себе….
-Закрылись уже, наверное,… мясом-то как пахло… эх-х, лишь бы коты соседские не набежали…
-Возвращайся завтра!
Кот обернулся, посмотрел своим взглядом и канул в далекой пучине промерзлого сумрака.
Не возвращался старый кот,
Не в свет луны, не в полдень дивный,
Тот серый мрачный переход
Конец его судьбы отныне.
И долго ждал его щенок,
И много дней, под крас небесный,
Местечко то, в ночи стерёг,
Где пребывал, друг неизвестный…
