БОКОВОЕ ЗРЕНИЕ

Пронзительно взвизгнули тормоза, и ошалевшая кошка сэкономила одну из своих девяти, или сколько там ей еще полагалось, запасных жизней. Метнувшись черной тенью по мокрому асфальту, она исчезла в придорожных кустах. Андрей сунул ладонь под лямку привязного ремня и длинно, замысловато выругался. Это уже третий раз за сегодня. А еще было вчера. Да плюс та дворняга на прошлой неделе. И голубь. Он выругался снова.

Если какая-нибудь животина еще раз метнется к нему под колеса, он тормозить не будет. Черта с два! Еще и газу поддаст, и рулем подкорректирует, чтобы наверняка! Гадские твари …

Осторожно, словно опасаясь, что клятый кошак снова стартанет из кустов наперерез, он тронул свою «Мазду». Конечно же, на этот раз никто под колеса не бросился. Дорога в свете фар лаково блестела после недавнего дождя; впрочем, дождь до конца и не прекращался, только превратился в мелкую нудную морось. В такую погоду нормальные кошки должны сидеть дома… или, на худой конец, в подвалах. На чердаках. Кой хрен шастать по мокрым улицам?..

На стоянке дежурил Грек Васильич, и это было хорошо, потому что обошлось без нудных разговоров, как с Антон Антонычем, и без вечных жалоб Алтуфьева. У Грека все четко: впустил-выпустил, все по инструкции. Традиционную банку пива берет с достоинством, не ломается и не изображает фальшивое смущение. И псы слушаются его куда лучше, чем остальных: вон, Тарзан по первому слову затыкается в своем вольере… ну, пусть не совсем по первому, но уж точно не надрывается там, как очумелый, по полчаса. И шавье это приблудное, мужиками прикормленное, ведет себя куда спокойнее. Уважают Грека, слушаются.

- Представляешь, Васильич, за один день три раза кошки под колеса кидались. Как специально! – посетовал ему Андрей, расписываясь в журнале.

Грек хмыкнул, не торопясь реагировать. Поскреб большим пальцем ершик усов под длинным носом, пригладил их кулаком. Потом только поинтересовался коротко:

- Раскатал?

• Обошлось… успевал каждый раз.

• И ладно… – Грек глянул в журнал, кивнул, спрятал в нагрудный карман замотанную синей изолентой ручку. И уже когда Андрей открывал дверь из сторожки, добавил:

- Надо успевать, чего там.

Без особого выражения сказал, вроде бы себе под нос, а прозвучало как приказ. И с одобрением, мол, продолжай в том же духе, молодец. И Андрей как-то приободрился от этого. Вот поди ж ты, полузнакомый мужик на автостоянке, и разговор ни о чем, а приятно.

Как только Андрей покинул теплое нутро будки охранника, дождь нагло припустил вовсю. Куртка моментально промокла, а до дома шагать предстояло добрый километр. Инстинктивно сгорбившись и натянув на голову бесполезный капюшон, он торопливо зашагал, практически побежал даже, сначала пытаясь огибать лужи, а потом уже не обращая на них внимания, потому что кроссовки моментально пропитались водой, и в них сразу противно захлюпало.

Прохожие навстречу попались только дважды, - промелькнули фигуры под зонтами и растворились в темной мокрети. Хлынуло уже не на шутку, но Андрей сбавил шаг: чего, действительно, бежать, все равно уже промок насквозь. Он даже распрямился, сунув руки в карманы.

За добротным высоченным – метра три, пожалуй – забором темнела громада стройки. Яркий луч прожектора не без труда пробивал летящую воду, освещая недоступные взгляду прохожего недра огороженной площадки. Там что-то тонко взбрякивало через равные промежутки времени, да гудел низким утробным басом солидный, видимо, механизм.

Перед самым носом Андрея в неприступной на вид ограде распахнулась узкая калитка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении вывернутой наружу доской, и в нее просунулся мелкий мужичок, плотно завернутый в бесформенную брезентовую хламиду и накрытый сверху новенькой оранжевой каской. Мужичок аккуратно возвратил на место оттопыренную доску, пнул ее для верности сапогом и бодро засеменил вперед.

Андрей нагнал его буквально через несколько шагов и уже нацелился было оставить позади, когда тот неожиданно густым хриплым басом произнес:

- Слышь, друг, угости сигареткой!

Не останавливаясь, Андрей развел руками: нету, дескать.

- Не куришь, что ль? – живо заинтересовался мужичок, прибавляя шаг.

- Бросил, - честно сообщил Андрей, второй месяц с отвращением жующий антиникотиновые пастилки.

- Ишь ты, силен! – оценил случайный попутчик и вытер лицо рукавом своего водоотталкивающего одеяния. Андрею показалось, что он услышал звук наждака, скребущего по дереву. Отвечать на эту, пусть даже и одобрительную, реакцию было не обязательно, и Андрей, неопределенно пожав на ходу плечами, диалог продолжать не стал.

Они поравнялись с кафе «Млечный путь». За ярко освещенными окнами угадывались движущиеся фигуры, доносилась едва слышная музыка. На крыльце под узким бетонным козырьком курил одинокий мужчина в пиджаке с зачем-то закатанными по локоть рукавами. Андрей подумал, что его попутчик свернет к курящему за сигаретой, но тот продолжал шагать рядом.

- У таких не люблю просить, - словно прочитав мысли Андрея, заявил мужичок. И загнул нечто на исконно русском, видимо, в подтверждение или в обоснование своих слов. Звучало и впрямь убедительно.

Впереди на всю ширину асфальта разлилась могучая лужа неопределяемой глубины. С обеих сторон ее ограничивала превратившаяся в болото земля газонов.

Андрей притормозил, высматривая наименее пугающий путь, и после некоторого колебания махнул прямо по луже, держась поближе к угадывающемуся под черной водой бордюру. Видимо, эта тактика оказалась неверной, так как уже на третьем шаге он ухнул правой ногой по щиколотку, а неловко скакнув вперед, искупался точно так же и левой. После этого беречься стало уже совсем глупо, и он пошел напрямик, лихо бороздя водные просторы. Мужичок хлюпал сапогами где-то позади.

До дома было уже совсем недалеко, и мысль о горячем душе и сухой одежде вдохновила Андрея на предельную скорость, он снова едва ли не бежал. К его удивлению, басовитый мужичок старательно держался прямо за ним, и за спиной все бухали сапоги да шуршал брезент. Сворачивая в свой двор, Андрей мельком оглянулся: оранжевая каска не отставала, маяча метрах в пяти сзади.

Влетев в темную внутренность подъезда, Андрей скинул капюшон и принялся расстегивать куртку в поисках ключа, который должен был находиться в кармане пиджака Там он и нашелся, а мужичок, вопреки ожиданиям, в дверном проеме не появился. Видимо, шел он в другой подъезд. Или в соседний дом, например.

Осталось подняться на свой четвертый этаж. Лампочка, как обычно, нормально светила лишь на первом, где за этим свято следила Варвара Тимофеевна, крепкая усатая старуха гренадерского роста, владелица трех безумных тойтерьеров. На втором тускло мерцало нечто слабоваттное за грязным перекошенным плафоном, а выше начиналась тьма.

Освещая ступеньки экраном мобильника, Андрей поднялся еще на два этажа и собирался уже вставить ключ в замочную скважину, когда услышал в углу какое-то неясное шевеление. Торопливо направив свет импровизированного фонарика в сторону звука, он увидел то, что, собственно, и ожидал увидеть: сверкнули два изумрудно-зеленых огонька, и в углу обнаружилось тщедушное мокрое существо. Существо вжалось в стенку возле соседской двери, не делая попыток убежать, не шевелясь и не издавая никаких звуков. Только сейчас Андрей почувствовал терпкий запах мокрой кошачьей шерсти. А может, и не только шерсти.

- Ну, вот еще не хватало, - пробормотал он, возвращая источник света к замочной скважине. – То под колеса, то под ноги. Да еще с этаким амбре…

Дверь он приоткрыл осторожно, словно боясь, что животное проскользнет мимо его ног в квартиру, и протиснулся в нее примерно так, как недавно брезентовый мужичок сквозь дыру в заборе.

В коридоре и комнате было темно, а на кухне горел свет.

Андрей щелкнул выключателем, кинул на пол мокрую куртку и принялся освобождаться от кроссовок. Мокрые шнурки сплелись в совершенно морские узлы, и процесс затянулся. Все тем же узлом.

Послышались шаркающие шаги, и отчим Николай Петрович с высоты своих «двух метров сухостоя» равнодушно поинтересовался:

- Промок?

Пробурчав что-то вроде «а то не видно», Андрей справился наконец со шнуровкой и торопливо сбросил с ног свои мокроступы. Носки впору было выжимать. Андрей стянул их, прихватил двумя пальцами и босиком отправился в ванную. Николай Петрович посторонился, только спросил вслед:

- Чай пить будешь?

- Я и ужинать буду, - объявил Андрей включая на полную катушку горячую воду. Не слишком громко, правда, объявил. А громче продублировал:

- В душ сначала, замерз!

И закрыл дверь на крючок.

Ночью тоже не обошлось без кошек. Они назойливо мелькали во всех снах: то безмолвные, то говорящие, то мелкие, то огромные… Нельзя сказать, чтобы это были кошмары, - пожалуй, они были даже и интересными, эти сны, - но нормального ночного отдыха не получилось, и утром Андрей проснулся с чувством некоторого утомления.

Из дому выходил не без опаски: вдруг там уже в каждом углу по кошаку сидит, поджидает? Но подъезд был пуст. И амбре улетучилось.

Небо прояснилось, только гнал ветерок отдельные рваные тучки.

По дороге до автостоянки Андрей замедлил шаг возле забора на стройке и внимательно всматривался в доски, зачем-то выискивая ту, оторванную. Не нашел. Только надпись увидел, жирно намалеванную синей краской: «Геня лох!!» и рядом непонятный иероглиф из перепутанных стрел. А чуть подальше – приколотое кнопкой к мокрым доскам свежее объявление, крупно набранное на компьютере: «Вождение легкового автомобиля, игра на гитаре, натаска легавых» и номер телефона. Три в одном. Андрей удивленно покрутил головой и заспешил дальше.

Алтуфьев, щеголяющий трехдневной щетиной, против обыкновения был немногословен. Он даже не ответил на приветствие, только едва кивнул. У него был вид человека то ли совершенно не выспавшегося, то ли весьма чем-то озадаченного, Андрей так и не разобрался. Да он и не собрался разбираться, время поджимало. Он уже выезжал со стоянки, когда Алтуфьев на выезде вышел ему наперерез, вынудив остановиться. Подошел, подождал, когда Андрей опустит стекло, и сказал, уперев руки в колени и едва ли не всунувшись головой в машину:

- Слышь, ты давай осторожнее там… мало ли…

И резко отошел в сторону, зашагал к сторожке.

- Чего осторожней? Где? - крикнул ему вслед озадаченный Андрей, но Алтуфьев только махнул, не оборачиваясь, рукой.

- Вот же черт запойный, - неуверенно объяснил сам себе Андрей, медленно трогаясь с места, - однако, крыша съехала у мужика.

И тут же сообразил, что перегаром от Алтуфьева, – как это бывало абсолютно всегда, – сегодня не наносило.

- Ну, значит, нынче не выпил свое, - продолжил он рассуждения, - так тем более, крыша поползла…

И, прибавляя газу, зачем-то уточнил:

- В глубо-о-окий подвал.

Буквально через полкилометра он нашел внятное объяснение алтуфьевскому предупреждению. На дороге велись некие экстренные то ли ремонтные, то ли строительные, то ли еще какие-то хрен-знает-для-чего-затеянные работы, в связи с чем транспорт просачивался в возникшую заужину тонкой струйкой. Хорошо, что район был насквозь знакомый, так что Андрей вовремя увильнул в подворотню и ловко просочился мимо тормозного участка буквально огородами.

- Хорош хрен Алтуфьев, не мог толком предупредить! – возмущался Андрей, до боли в кистях выкручивая руль в головоломном слаломе междворовых проулков. Здесь пару раз метнулись из-под колес ошалелые кошки, но на них обращать внимание было категорически некогда.

День прошел в напряженном режиме, с легкими неприятностями и одной нешуточной ссорой. В довершение всего случился один крайне неприятный телефонный разговор, совершенно неожиданный, и оттого неприятный вдвойне. И не столько даже неприятный, сколько обидный. Бывают же такие люди, - не разобравшись толком в ситуации, обвиняют во всех смертных грехах... Ну, или в большинстве из списка.

Домой пришлось ехать уже в глубоких сумерках.

Андрей выбрал спокойный окраинный путь и решил не торопиться; рулил аккуратно, внимательно вглядываясь в выхватываемый фарами кусок дороги. Не хватало еще в завершение паршивого дня намотать на колеса какую-нибудь зазевавшуюся зверюшку! Учитывая ту настойчивость, с которой вся мелкая живность этого города стремится к этому в последнее время...

Именно благодаря напряженному вглядыванию и увидел он на выезде из крутого поворота почти неразличимый на фоне асфальта темный распластанный предмет. Резко ударив по тормозам и вывернув руль, Андрей впритык объехал его и остановился. С пронзительным сигналом пролетел шедший сзади грузовик, и наступила тишина. Неприятная такая тишина, гадкая. В которой, того и жди, таится неприятность, а то и опасность.

Помедлив несколько секунд, Андрей вылез из машины, тихонько прикрыл дверцу и постоял немного, чтобы привыкли к темноте глаза. Вернее, это он сам себя уговаривал, что ему необходима эта пауза, - просто был уже не уверен, что стоило здесь останавливаться и разглядывать то, что там лежало на дороге...

Скорая помощь приехала на удивление быстро, действительно оказавшись скорой. Она даже на пару минут опередила полицейский уазик.

Андрей посмотрел, как на носилки укладывают безжизненное тело, послушно сообщил хмурому лейтенанту свой адрес, телефон и паспортные данные, позволил осмотреть «Мазду». Даже дыхнул в алкотестер. Пожалуйста, скрывать нечего, чист, что называется, перед законом.

Когда обе официальные службы уехали, он сел за руль и только тогда заметил, как дрожат руки. Да что руки, его всего изрядно протряхивало. Хотя, казалось бы, что тут такого — ну, вызвал «Скорую» к пострадавшему, точнее, к пострадавшей. Приступ был у человека, то ли эпилепсия, то ли еще что... Никакой уголовщины, никаких дэтэпэ, полицию не стоило и вызывать. Испугался, конечно, девушка-то без сознания, вроде и не дышит...

… Алтуфьев был уже серьезно подшофе.

Андрею обрадовался, принялся многословно жаловаться на соседа (требует, сука, долг вернуть), сожительницу (требует, сука, денег на хозяйство) и мотоцикл (требует, сука, новые покрышки). Андрей слушал вполуха, торопливо кивал в паузах, выставил на стол банку крепкой «Охоты» и наотрез отказался от фирменного алтуфьевского «глотнуть для пешеходности».

Дома неожиданно для себя он рассказал о случившемся Николаю Петровичу. Никогда не испытывал потребности в общении с отчимом, а тут как прорвало: даже про вчерашних кошек и брезентового мужичка в каске...

Отчим отнесся со вниманием. Впрочем, возможно, просто был потрясен самим фактом возникшего разговора. Хотя разговора-то, как такового, и не получилось: Андрей говорил, отчим слушал, прихлебывая чай с сухариками, - ну, просто хрестоматийная такая семейная сцена. Когда Андрей исчерпался и умолк, Николай Петрович покивал, пробормотал что-то вроде «ну да, ну да, вот так вот, значит» и отправился на балкон, покурить.

Андрей убрал в мойку чашки и блюдца, смахнул со стола крошки, снова сел на табуретку. Слава богу, руки не дрожали. А ведь когда Алтуфьеву выставлял банку пива, еще вовсю ощущалась эта мерзкая внутренняя дрожь... даже хотелось руки спрятать в карманы, - спрятать с глаз долой и как-то зафиксировать.

Вернулся в кухню отчим быстро, стало быть, выкурил всего одну сигарету, а не две, как обычно.

• Эта... на дороге-то... молодая, говоришь, была? - спросил он.

Андрей молча кивнул. Ну, может и не совсем уж девчонка, вспомнил он бледное запрокинутое лицо на носилках, но для Николая-то Петровича точно можно сказать, что совсем молодая.

• Вишь как, - удовлетворенно кивнув, продолжил отчим, - совсем глупая смерть могла случиться. Темно же... дорога... Ладно, ты ехал, не торопился. Глазастый опять же, какие твои годы. А ежели на скорости, да глянул в тот момент не туда, - мало ли, обгон там, или разговор, отвлекся, то - сё...

Андрей вспомнил промчавшийся мимо грузовик и поежился.

• У нас вот тоже, помню, на стройке случай был. Дурацкий случай, обидный. Комиссии потом одна за другой шастали, куда с добром! А наказать-то, если по справедливости, и некого было, потому как именно что — случай. То ли судьба такая человеку была, то ли еще чего... Этот самый Костя, то ли Засекин, то ли Зарубин, не помню уже, у нас крановщиком был. Мелкий такой мужичонка, невидный собой, но балагур, прям скажу, знаменитый!..

Андрей вздохнул и устроился поудобнее, - привалился к уютному холодильникову боку. Похоже, предстояло платить долг ответной вежливости, слушать историю давно минувших дней...

Назавтра напряженность предыдущего дня отпустила напрочь. Происшедшее казалось далеким и неважным, все эти трясущиеся руки и ночные разговоры с отчимом — труднообъяснимыми и ненужными.

День прошел обыденно, неприятностей не случилось, мелкая живность из-под колес не порскала. Но вечером неожиданность все же произошла, как раз по дороге с автостоянки домой. Заиграл в кармане мобильник, определив незнакомый номер. Голос женский, низкий, с некоторой даже хрипотцой.

Оказалось — та самая, вчерашняя. С дороги.

Спасибо... если бы не вы... выпросила ваш телефон... так благодарна... мама плачет... хотелось бы встретиться... очень прошу... так благодарна, так благодарна!..

Андрей начал было отказываться, но неожиданно для себя согласился. А что, действительно, сделал же доброе дело, пусть даже нечаянно? Пообщаться часок-другой его не затруднит, к тому же девушка, кажется, ничего так себе была...

Договорились на пятницу, в «Красной карте»: хорошее кафе, дизайн, музыка, центр опять же. Добираться легко, можно обойтись без машины.

Девушка оказалась не в его вкусе. Худощавая, в массивных очках (… разбились, пришлось искать старые, пока новые закажу...), немодных брючках. Заколка в волосах нелепая, со стразами. Да еще и имя ничего себе — Алевтина. Оба чувствовали себя неловко, разговор не складывался, не помогла и бутылка хорошего вина. Даже «на ты» у них так и не случилось перейти.

Тему проблемы со здоровьем тщательно обходили, что там за приступ свалил девчонку прямо на дороге, Андрей так и не узнал, да и не стремился узнать. Он немного рассказал о себе, она о себе (… с мамой в Первомайском живем... до работы далековато... институт биологии, аспирантка... кандидатский минимум... тема интересная, но руководитель зануда...). Он мучительно соображал, следует ли даму пригласить потанцевать, когда с восьми началась обещанная «живая музыка», но хотелось не очень, и до танцев так дело и не дошло, а разговор совсем увял.

Собрались разъезжаться по домам.

Адевтина попросила сначала проводить её в ближайший супермаркет, и они отправились в путь мимо бесконечных полок, продуктовых и не очень. Остановилась девушка у отдела «Корма для домашних животных». Откровенно поморщилась, но положила в корзинку несколько банок «Вискаса» и еще каких-то разноцветных пакетиков.

• Я обычно стараюсь такие не брать, - словно оправдываясь, сообщила она Андрею. - Это всё эконом-класс, знаете... дешево и малополезно. Мои не привыкли к такому, но я не успела... Надо ехать в один хитрый магазин, у меня и скидка там, потому что я много беру... Просто из-за вчерашнего всё как-то нарушилось... Я во вторник съезжу, у меня как раз будет библиотечный день.

По-видимому, в молчании Андрея ей почудилось что-то осуждающее, потому что по дороге к кассе она начала многословно рассказывать, какие замечательные у нее питомцы, умные и чистоплотные, хотя и совсем не породистые, и что для них совсем не жалко покупать дорогой корм и всякие витамины, потому что это полноценные члены семьи, и прочее, и прочее.

Андрей не собирался с ней спорить, старательно кивал и соглашался, даже посетовал на аллергию Николая Петровича, не позволяющую держать в квартире собак, кошек и прочих разных хомячков. О том, что они оба никогда и не переживали по этому поводу, он новой знакомой говорить не стал.

Нужная маршрутка подошла быстро. Андрей помог Алевтине сесть рядом с водителем, подал пакет с кошачьим кормом. Распрощались очень тепло, видимо, обоим по душе было расставание. Андрей пообещал звонить и был почти искренним в этот момент. Он вполне успевал посмотреть, вернувшись домой, очередную серию интересного фильма...

… Палец пульсировал и отзывался болью на каждое движение. Даже руль было трудно держать, пришлось пользоваться практически одной рукой. Хорошая всё же штука — автоматическая коробка передач...

На редкость получилось обидно: уколоться шипом самой банальной розы — и чуть ли не потерять работоспособность. И ведь были бы цветы свои, для девушки, например, а то всего лишь подержал чужой букет, помог незнакомой женщине в магазине. Не иначе, в этом букетике было четное число цветов, решил раздосадованный Андрей.

Зато повязка на распухшем пальце прекрасно гармонировала с пластырем на лице, - накануне хлестнуло дурацкой веткой, когда он, торопясь к киоску за минералкой, срезал путь через газон. Кто и как следит за этими деревьями, если они оказываются опасными для добропорядочных граждан? Хорошо, хоть глаз не пострадал, но глубокая царапина эффектно пересекла всю правую скулу.

Грек Васильич на залепленную физиономию глянул равнодушно, лишь хмыкнул на Андреев рассказ о бессовестной ветке. Кажется, не поверил. А нарывающему пальцу посочувствовал, причем деятельно: показал на колючее растение, уныло торчащее из горшка на облупленном подоконнике:

- Оторви с него этот, который ему типа листа. Он вишь какой мясистый? Вдоль разрежешь аккуратно, бритвочкой, и приложишь, куда следует. Все вытянет на раз, проверено. Средство правильное, природное.

Отрывая «этот, который типа», Андрей, конечно же, снова исколол пальцы. Шипя от боли, он завернул добычу в бумажку и сунул в карман. Как бы все пальцы не распухли от этого лечения, подумал он, но вслух только поблагодарил. Как-то робел он в присутствии Грека.

Уже подходя к дому, он споткнулся и здорово ушиб ногу о незамеченную в темноте ветку, - здоровенный такой сук, неизвестно откуда взявшийся. Валяется на газоне, концом прямо на тротуар... и как его днем никто с дороги не отбросил? Андрей захромал было дальше, но передумал, вернулся, прихватил коварную деревяшку здоровой рукой, чтобы оттащить подальше в траву. Тут же, откуда ни возьмись, обнаружилась крапива... Шипеть пришлось снова.

• Да, лучше уж кошки! - вдруг объявил он в пространство, тряся изжаленной рукой. - Как-то безопаснее...

И осекся.

Безопаснее. Для кого?

Кажется, поднимался ветер, и деревья шумели всё сильнее.