№1

Колокольчик отливки времен Александра Третьего нежно затренькал в прихожей. Я открыл тяжелую входную дверь и увидел нашего соседа со второго этажа Иринина.
- Гриша! У нас от вас протечка, и мне кажется, что течет из туалета.
- Пошли, посмотрим.
Мы прошли на кухню, перед которой располагался своеобразный тамбур. Из тамбура выходили четыре двери, одна из которых была бутафорской, так как комната, ей принадлежавшая, больше не существовала, будучи революционно объединенной с кухней. Вторая закрывала ванную комнату без ванной, а третья вела в туалет с унитазом времен Николая Второго. Унитаз был довольно ненадежно прибит к дощатому полу, но функционировал, кажется, нормально, о чем свидетельствовало отсутствие влаги.
- Вуаля! Все чисто.
- Странно…А у нас уже попахивает.
Еще пару часов мы продолжали ходить по нужде, после чего в прихожей раздался оглушительный трезвон колокольного раритета.
В открытую мною дверь весело и бесцеремонно ворвались два мужика с ящиками инструментов.
- Аварийная служба! Где ваш туалет?
Стремительно пройдя по коридору и распахнув дверь в заветную кабинку, они сноровисто сорвали сливной бачок и скрутили унитаз. На дощатом полу проявилась картина в стиле поздних модернистов. На срезе фановой трубы крест-накрест лежали ржавый болт и куриная косточка, на которых белели довольно аккуратные обрывки центральных советских газет с небольшой какашкой наверху, почти напрочь закрывая сток. Фанину черным провалом окружало кольцо сгнивших досок. Даже примитивная логика объясняла, что именно этот провал пропускал через себя все то, что физически не могло проникнуть куда положено.
В коридоре появилась растерянная физиономия соседа снизу. Я ему смущенно кивнул.
- Пишите заявление в райисполком. Комнаты, подобные вашей, должны определяться как нежилой фонд. Вас должны поставить на очередь. Или даже предоставят квартиру вне очереди.
- Попробуем.
В это время на сцене появилось новое лицо. Новая начальница ЖЭК. Прежнюю, широкобедрую красавицу Ниночку, я хорошо знал, но она, как говорил мой отец, «пробила себе передком» дорогу в райисполком и занимала там теплый, уютный кабинет. Новая метла была лет сорока, далеко не красавица, энергичная и достаточно стервозная. Окинув поле боя ястребиным взглядом, она сразу заметила куриную косточку и набросилась на меня с обвинениями в терроризме, на что я резонно и жестко заметил, что без ржавого болта, брошенного в унитаз пьяными водопроводчиками её конторы, невинная косточка проскользнула бы аж до самого Финского залива. Дело в том, что за месяц до указанного события я вызвал сантехника, так как у меня не было шведок для вскрытия заглушки засорившейся фановой трубы на кухне. Сантехником оказался наш бывший временный сосед Юрик, снимавший со своей беременной, причем не от него, женой комнату нашего постоянного соседа-алкаша Антоши. Юрик, бывший деревенский житель, насколько мне было известно, сидел года два за кражу холодильника по пьянке. Они с приятелем среди ночи решили добыть средства на дополнительную бутылку и залезли в детский сад, где экспроприировали холодильник «Саратов» и потащили сей трофей в соседнюю деревню. После отсидки он залетел под следствие еще за какое-то приключение и, дабы скрыться с глаз местной милиции, срочно женился на также «залетевшей»  скромной и забитой девушке-студентке Вале, дочери бывшей коллеги нашей соседки, проходившей в соответствующей деревне педагогическую практику. Наша соседка Майя Исааковна Подольская, во время войны руководила санэпидстанцией Смольнинского района, а Верочка, Валина мама, была её подчиненной и преданной подругой. По доброте душевной бывшая начальница помогла бывшей подчиненной в поисках съемной комнаты для непутевой дочери. С Валей Юрик переехал в Ленинград, где устроился водителем грузовика, однако через год права у него забрали, причем навсегда, и нужда загнала балбеса в жилконтору, где пить можно было гораздо регулярней и без оглядки на ГАИ. Юрик явился с юным помощником, еще более пьяным, чем он сам. Шустро свернув шею ржавому болту, потом более удачно отвернув второй, открыли заглушку. После этого я быстренько вытолкал их за дверь, но вредоносный и вонючий Юрик-сан успел заскочить в туалет и, справляя малую нужду, выбросить болт в унитаз. Трубу я прочистил, заглушку закрепил новыми болтами из моей «на черный день» коллекции, но диверсию не обнаружил. Когда же сестра моей жены, девушка-студентка, особа задумчивая и обидчивая, вылила остатки куриного бульона в туалет, скользнувшей вниз косточке она не придала значения. Но косточка роковым образом скрестилась в самом прямом смысле с болтом, что и привело к экологической катастрофе.
Все это я изложил амазонке из ЖЭК, получив в ответ серию угроз и отказов в каком-либо ремонте чего-либо за никакие деньги и вааще! В наступившей после их ухода тишине я вдруг осознал весь трагизм нашего положения. Я и наш шестилетний сын были не в счет. Мы запросто могли попасть в цинковое ведро средних размеров и «по-малому» и «по-большому», а вот нашей беременной на девятом месяце маме и соседке восьмидесяти пяти лет эти действия были запредельно сложными. На соседке лица не было. Сосед алкаш Антоша, у которого были определенные связи в сантехнических сферах, находился в туберкулезном санатории. Проанализировав ситуацию, мы с женой оделись и отправились в райком партии, КПСС, то есть. В приемной, доходчиво объяснив ситуацию, записались на прием к инспектору по бытовым вопросам. К счастью, прием был назначен на завтрашний день. Ввиду критичности ситуации, так сказать.
Мы пришли в райком за час до назначенного времени и были приятно удивлены сравнительно недолгим сидением в очереди. Секретарша, выкрикнула нашу фамилию и с вежливой улыбкой пропустила в дверь мою жену с восьмимесячным «животиком». Проскользнув вслед за дамами, я водрузился за небольшим столом напротив партинспектора по бытовым вопросам. Это был весьма симпатичный, почти красивый мужчина лет сорока с печальными, усталыми глазами. Я коротко и без лишних эмоций изложил суть вопроса, не забыв упомянуть ржавый болт и куриную косточку, заметив при этом, что готов оплатить работу и положенный штраф, но работая в двух школах с утра до вечера, не в состоянии самостоятельно устранить последствия аварии. Инспектор молча кивнул и накрутил диск телефона. Номер жилконторы он знал наизусть.
- Что случилось с унитазом по Синопской набережной?
Минуты две он выслушивал монолог амазонки, периодически отстраняя трубку от уха.
- Про косточку я знаю. Да. Завтра все исправить. Новый унитаз, зацементировать пол и, как положено, закрепить подушку. Всё!
Он аккуратно положил на рычаги трубку.
- Еще вопросы есть? До свидания. Все будет нормально.
Накрытые теплой волной счастья, мы попрощались и отправились в родную коммуналку.
Утром следующего дня у нас появился симпатичный пожилой дядечка, который споро и ладно зацементировал туалетный пол, установил на нем белую сосновую подушку, опору под новенький унитаз, закрепил и отрегулировал сливной бачок. Поверх свежего цемента мы положили широкую доску, дабы не повредить темно-серую сверкающую поверхность.
Дядечка категорически отказался и от трешки и от стаканчика, но на украинский борщ со сметаной милостиво согласился.
Через неделю к нам из ЖЭКа явилась «техническая комиссия» и, осмотрев квартиру, предложила сделать ремонт кухни. Мы, несколько обалдевшие от свалившихся на нас щедрот, согласились. Ремонт был сделан на удивление быстро и качественно. То есть, потолок побелили и стены покрасили в сине-зеленый «кухонный» цвет. Потом нам предложили покрасить полы. На этот раз я вежливо отказался, так как старая краска держалась еще вполне прилично, а выносить балаган и вонь очередного ремонта мы уже не могли. Складывалось впечатление, что нас внесли в списки номенклатуры! Аминь! Слава КПСС!

№2

Ранняя весна 1990-го года запомнилась солнечным разливом, оскудением прилавков, обесцениванием денег и возрастающим напряжением в воздухе. Жене моего приятеля, матери двоих детей, под вечер позвонили якобы из КГБ и посоветовали ночью подежурить на балконе. Если, мол, по улице будут маршировать погромщики, то она может позвать на помощь. Телефон прилагался. Этого было достаточно, чтобы потомственная сибирячка, мать двух маленьких девчушек, засобиралась в Израиль, несмотря на слабые протесты своего суженого черноглазого, кудрявого носителя восточной родословной. Мне в Израиль собираться особенно было не нужно, так как разрешение на выезд было в кармане, контейнером, как выяснилось, отправлять было нечего, поэтому речь шла о паре-тройке месяцев. На моей работе в школе об этом было известно, и меня попросили довести детишек до конца учебного года, или «сколько смогу». Школу, а особенно её учеников, я очень любил и поэтому с удовольствием продолжал в ней трудиться. В один из солнечных мартовских дней, проходя в конце рабочего дня на выход по первому этажу старинного здания бывшей усадьбы «Куракиной Дачи», я увидел ручей, вытекавший из столовой. Над ним, качая головой, стояла наша очаровательная завуч, 50-летняя красавица Аннушка Ивановна Геночкина. Она была личностью незаурядной, живой, веселой, имела 30-летнего любовника, полуспортсмена, и страдала клептоманией. Будучи поймана за руку, она делала невинные глаза и утверждала, что это её собственный китайский зонтик, шарф, куртка, перчатки и тому подобное. В редких случаях она ретировалась и возвращала похищенное с недоуменной улыбкой или без оной. Через две недели после описываемых событий она «прокололась» на краже денег у молоденькой учительницы музыки, и была-таки с позором уволена.
Но вернемся в начало марта.
- Слушай, Гриша, - обратилась она ко мне. - Прорвало трубу холодной воды, а аварийка не хочет приезжать. У них, мол, пересменок. Я думаю, что у них просто бардак! Не знаю, что делать. Нас заливает.
К своему завучу я относился с юмором, пониманием и почти нежностью. Её веселый цинизм красивой женщины меня не раздражал, хотя подозреваю, что именно она стащила мои зимние перчатки и неизвестно зачем понадобившиеся ей тестеры из лаборантской. Тестеры, кроме одного, она вернула по моему громогласному, но безличностному требованию на педсовете, а интерес к перчаткам у меня постепенно пропал.
Подумав несколько секунд, я предложил ей пройти в кабинет и попытаться дозвониться еще раз до аварийной службы. Набрав номер, я прокашлялся и, услышав раздраженный женский голос, начал.
- Аварийная? Невский райком партии. Что там у вас в 328-й на Куракиной даче? А почему не выслали ремонтников? Что значит пересменка? Немедленно пошлите людей! И чтобы меня больше не вызывали с совещания и не морочили голову! Как моя фамилия? Этого вам лучше не знать. Через полчаса я проверю. Всё!
- Ну, как?
- Блеск!
- Тогда я поехал домой.
Через минут сорок, забравшись на десятый этаж новостройки, минуя неподвижный, загаженный лифт с сожженными кнопками, я позвонил в школу.
- Аня! Как дела?
- Прекрасно! Примчались через пятнадцать минут. Все исправили. По-моему заварили трещину. Во всяком случае, уже не заливает. Спасибо!
 - Спасибо родной партии. Слава КПСС!