Дорога петляла вдоль, то ли посадок, то ли небольших перелесков,

по бесчисленным полям, которые в настоящее время находились в таком крайнем запустении, что нужно обладать изрядной долей воображения, что бы предположить о колосящихся некогда на этом самом месте неоглядных просторов золотой нивы. Мотор тянул ровно и без сбоев, но вот бензинчика было не вполне достаточно и если они не заправятся к обеду завтрашнего дня, то считай – приехали. А где именно они сейчас находятся и как рассчитать расход топлива, Енини не знал. Вообще-то он Михаил, но жена Марина, почему-то с самых первых дней их совместной жизни, называла его не иначе как - Енин. Хоть ты что с ней делай, Енин и всё тут! Где бы они не находились - в гостях, на даче, или на даже на море – Енин! Вот и сейчас, она мирно посапывает на заднем сидении, а он, Мишка, вынужден по её прихоти наматывать километры на спидометр, да ещё умудряться наматывать их каким-то образом очень аккуратно, что бы не дай Бог, не потревожить сон уставшей женщины.

Вообще-то началось всё довольно банально. Бывшая однокашница Маринки – Свелана, с которой они были подругами не разлей вода и порой часами не отходили от своих телефонов, пригласила их к себе в гости, что бы похвастаться только что приобретённой дачей. Дача пусть и находилась где-то в Тьмутаракани, но того стоила. Честное слово – стоила. Это был двухэтажный, сложенный из толстенных брёвен домина и сложенный, судя по всему, очень и очень давно. Серёга – Светкин муж, как настоящий знаток старых строений, чуть ли не половину дня водил его, Мишку по нескончаемому чердаку, вокруг самого терема, а потом ещё и по огромному подвалу, что бы показать всю эту роскошь. И словно истинный ценитель старины, бил колотушкой по брёвнам и внимал их звону, словно симфонии Гайдна или кого-то ещё из древних классиков. Судя по тому, что дом стоял особняком на высоком месте и совершенно в стороне от иных компактных мест проживаний, называемых в народе – когда деревнями, когда – сёлами и имел, почитай, безграничный приусадебный участок, принадлежал когда-то он, совсем не бедному человеку. В самом доме всё дышало стариной, спокойствием и какой-то умиротворённостью. В нём не хотелось спешить, говорить громко и суетиться. Он, этот дом, как вдруг, всем своим нутром и даже телом ощутил Мишка, как бы - привораживал вошедшего и не отпускал его от себя, словно соскучившийся по общению человек – всячески делая знаки и предложения, дескать присядь, а ещё лучше приляг и отдохни у меня, а я полюбуюсь на тебя и отдохну от одиночества. Буду тебе рассказывать что-нибудь интересное и не ещё слышанное тобой, по всяким там современным средствам коммуникации. И действительно – прислушавшись, Мишка чуть ли не кожей почувствовал еле уловимые звуки, отдалённо похожие на очень тихий разговор. Вот только понять что-то определённое он так и не смог, но понял, что это самый что ни наесть, настоящий голос дома. Старинного дома. И он, этот голос, действительно успокаивал, настраивал на философский лад, заставляя отречься от всего ненужного, повседневного и хлопотного, и взглянуть на происходящее в данный момент, как на что-то наносное и даже непристойное. Мишка, ощутив на себе такое внимание дома к своей особе, несколько даже испугался – уж не в самом ли деле дом этот - живое существо и резко поднялся со старинного кресла, решительно вышел во двор, где в то время шли активные приготовления к «файфоклоку» по русски – с шашлыками.   

Взглянув лукаво на гостя, Серёга, разжигавший мангал, подмигнул и спросил, что друг ситнаi, с домом разговаривал. Мишка от удивления выпучил глаза, но Серёга добавил, не удивляйся Миш,

мы со Светкой в первый же день чуть не убежали отсюда, когда

с нами произошло тоже, что сейчас с тобой. Только вдруг сразу поняли, что он добрый. Елки палки, так и заявил – ОН ДОБРЫЙ, словно речь шла не о простом деревянном, сложенном из брёвен,

старинном доме, а о вполне живом, реальном человеке.

Спать нас с Маринкой определили на втором этаже. Кровать, это было видно и невооруженным взглядом, была под стать дому и сделана, скорее всего, вручную, безо всяких там современных станков и приспособлений. Но до чего же она была уютна и, я бы сказал, опираясь на свои ощущения – ласкова. Маринка в отличии от своей привычки почитать что-нибудь на сон грядущий, тихо и незаметно уснула на руке у мужа с улыбкой на устах. Как-то незаметно и сам Мишка провалился куда-то и снился ему этой ночью чудный сон. Будто сидят они вдвоём с Маринкой в чистом поле на траве, такой нежной словно пух, а к ним вдруг подходит высокий старик, с огромной белой бородой, во всём белом и в красивых таких лаптях. Подошёл к ним, но они, ни сам Мишка, ни даже такая трусиха как Маринка, ни чуть не испугались его, наоборот – были очень рады ему и стали угощать старика спелыми наливными яблоками, невесть откуда взявшимися у них. Старик взял одно яблоко, а два других отдал обратно – одно Маринке, а другое Мишке и тихим таким голосом говорит, скушайте эти яблоки, они не простые, а волшебные. Ровно через сорок пять дней благодарить меня будете. И тут Мишка проснулся, открыл глаза, а на него смотрит только что проснувшаяся Маринка. Увидев, что Мишка проснулся, она повернулась к нему и с какой-то загадочной улыбкой проговорила – Миш, а Миш, А я во сне яблок ела. Ой как хочу ещё. Тебе его старик дал, спросил Мишка? Она вскочила на коленки и испуганно так спросила его – а ты, откуда, это зззнаешь? И дал тебе это яблоко старик, вот с такой огромной белой бородой, а мы с тобой в это время сидели в чистом поле

на зелёной траве и сами его угостили этими яблоками. Глаза у Маринки округлились до невозможных пределов и она, нырнув под

одеяло, прижалась к мужу, дрожа всем своим горячим телом и заикаясь спросила – откуда он узнал про её сон. Мишка рассмеялся

крепко обняв жену и сказал ей, что это и его сон. Что и он видел точно такой же сон и так же как она, ел большое, наливное яблоко.

Ты не бойся, Марин, сказал он, поцеловав её в щёку - это дом с нами так разговаривает. Он живой Марин. Живой, как человек. Но ты его не бойся, он добрый, очень добрый. Это я тебе честно говорю.

И в самом деле – те два дня, что они отдыхали у Светки с Серёгой, Маринка была просто сама на себя не похожа. Куда девались её «взбалмашные закидоны». Громкий, а порой переходящий в крик, но не злобный, а такой по своей природе – голос и манера разговоривать. Её постоянная суета и вечное недовольство всем, что бы не происходило вокруг неё. Наоборот – она стала какая-то степенная, ласковая и ещё красивая чем раньше, хотя как Мишка был уверен – красивее больше и некуда, но она действительно похорошела пуще прежнего. В ней появились женственность, степенность и вообще – Мишка просто не мог узнать своей жены. Лишь Серёга со Светкой ходили и переглядываясь, посмеивались над недоумёнными взглядами Мишки в сторону своей жены. Было ощущение того, что они точно знают, в чём тут дело.

Уже садясь в машину, Маринка, а это чувствовал всем своим нутром Миша, просто не хотела уезжать снова в город и попросила мужа, что бы тот ехал не по основной дороге, а вот по этой – и она показала на две, еле видимые полоски среди травы, уходящие куда-то совсем не туда, куда им было нужно, а в лес, или пролесок.

Объяснила она это, своё, желание тем, что не хочет так быстро попадать домой, хочет перед городом подышать этим чистым, приятным воздухом, которого, конечно же нет в их сверкающих стеклом и зеркалами, бетонных джунглях.   

И вот результат – они неизвестно где, бензин почти на нуле и эта

просёлочная дорога – то яма, то канава, казалось, больше не кончится ни когда.

Но как не пытался Мишка обозлиться на жену, у него ни чего не получалось. Он тут же вспоминал старика и в его груди ласковой волной разливалась нежность к Маринке, которую, как ему казалось, он стал любить ещё сильнее. Хотя куда ещё сильнее-то? Мишка и без того, без ума любил свою вечно спешащую куда-то, порой резкую и говорливую Маринку. Её поминутно меняющееся настроение теперь вызывало у него усмешку, будто это было так давно и неправда.

Хорошо что он настоял купить именно джип, а не тот седан, который так понравился Маринке. Сейчас на нём мы сидели бы где-нибудь среди леса и вызывали по телефону эвакуатор с адресом –          «на деревню дедушке».

Начинало смеркаться, Мишка включил подфарники, а в душе его нарастала тревога. Но тут он заметил или ему померещилось,

что там, вдалеке, показалась тень очень похожая на старика, того старика – из их с Маринкой сна. И эта тень, будто бы, махала ему рукой, что бы он поворачивал на право. Мишка несколько раз зажмурившись, мотнул головой и потёр глаза кулаком, словно отгоняя виденье, но а в право все же повернул, хотя там и дороги-то не было ни какой. 

Буквально через десять, пятнадцать минут он услышал звуки, которые могли принадлежать только тому месту, где было интенсивное движение автотранспорта. И действительно, Мишка увидел оживлённую трассу, а когда он вынырнул из-за обочины на неё, прямо на него радостно глядела автозаправочная станция.  

До самого дома Маринка так ни разу и не проснулась, да и домой её он чуть ли не нёс на руках. А когда Мишка раздел её и уложил на кровать, она свернулась клубочком, подложив ладони под щеку

и с улыбкой уснула, так и не издав ни единого звука, что само по себе было чем-то из ряда вон выходящим.

В повседневных заботах и спешке, эта поездка как-то сама собой отодвинулась куда-то на дальний план, уступив место, горячим будням и текущим делам. У Михаила на кафедре, где он был самым молодым аспирантом, надвигался очередной аврал, но предвестником этого аврала, как ни странно, стал сам Мишка. Это ему, а ни кому-то другому, пришла на ум идея, как сдвинуть с мёртвой точки один из важнейших процессов, стопоривший всю работу их института. Ещё утром он входил в здание института ни кем, почти, не узнаваемым с какой-то засевшей идеей в голове, а уже к концу рабочего дня, его чуть ли не на руках несли на сцену актового зала и поставили за трибуну. С которой он должен был объяснить всем, как ему, совсем ещё молодому учёному пришла такая гениальная идея, которая уже по первым прикидкам – тянет на «Нобелевку».

Плюс ко всему - придя довольно поздно домой, тихо раздевшегося и на цыпочках пробиравшегося на кухню, что бы что-нибудь быстренько проглотить и завалиться спать – ждал не меньший сюрприз. На этот раз его преподнесла Маринка. Только он тихонько вошёл в зал, как вдруг вспыхнул яркий свет и Мишка увидел на столе шампанское, конфеты, ананас и прочую деликатесную снедь. А его жена, его Маринка была при полном параде, словно собралась на званный ужин, подошла к нему обняла за шею и крепко, крепко поцеловала. Потом взяв его за руку, подвела к столу и усадила за стол, зажгла свечи уже стоявшие там, поставила перед ним самую дорогую в их доме, ещё оставшуюся от прапрабабушки, фарфоровую с вензелями и орлами – тарелку и велела закрыть глаза. А сама села напротив и стала глядеть на Мишку каким-то сияющим, загадочным взглядом. Когда Мишке позволили открыть глаза, то сначала он ни чего не понял, но тут его взгляд натолкнулся на маленькую полоску, которая лежала на самой дорогой в их доме тарелке. И когда он присмотрелся к этой полоске, то от счастья у него так перехватило дыхание, что он чуть не задохнулся. Сорвавшись со своего стула, он подлетел к Маринке и стала её тискать и целовать куда придётся. Да тише ты, нельзя меня сейчас так тискать, дурачок, ласково останавливала она мужа, но тот ни как не мог сдержать свой порыв, целовал и целовал её, размазывая  макияж по лицу и Маринкиному и своему. Потом они, сидя друг против друга, долго смеялись над собой, держась за руки через весь широкий стол и не говоря ни слова, пили шампанское, закусывая его ананасами. И тут вдруг Мишку словно током ударило.

Он, вспомнив свой сон, подошёл к календарю, висевшему здесь же и стал что-то подсчитывать. Раскрыв широко от удивления глаза,

он повернулся к Маринке и молча стал на неё смотреть. Да, да, не удивляйся, проговорила она – именно на сорок пятый день тэст на беременность дал положительный результат. И чего ты удивляешься, мы ведь видели один и тот же, с тобой, сон. Вот что за яблоки мы с тобой ели, проговорила Маринка всё так же счастливо улыбаясь. Просто мистика какая-то, проговорил Мишка. Ты ведь у кого только не лечилась, даже самые яркие научные светила в этой области, уверяли, что мы не можем иметь детей, а тут такое, пролепетал Мишка. А ты знаешь, Миш, а я ведь сразу поняла этот сон, только тебе не говорила, всё боялась удачу спугнуть. И вот, пожалуйста,

результат. Это всё тот старик, проговорила Маринка. А мой врач как только увидел тэст, глазам своим не поверил. Мы его повторяли несколько раз, уже другими способами – нет, ошибка исключена. Всё правильно – я беременна, Мишка, слышишь – у нас будет ребёнок. Боже мой, какое это счастье!

В выходной, Мишка с Мариной не созваниваясь с друзьями, набрав

в супермаркете всё необходимое для празднования, неожиданно нагрянули к ним в гости. А те словно их ждали. Первое что они услышали от Серёги и Светки: Вы чего так долго не показываетесь

и не звоните? Ну, на счёт твоего, Миша, открытия, мы уже из прессы знаем. А вот ты Маришка, нам что-то очень важное расскажешь и учти сразу – мы с Серёжкой будем крёстными родителями. И Светка с Серегой залились таким весёлым смехом, что и Мишка с Маринкой не удержались и тоже захохотали, обнимаясь со своими друзьями.

Но как, чёрт побери?! Изумлённо проговорил Михаил, когда смех по не многу сошел на нет. Ведь мы сами узнали только на этой неделе и ни кому, даже своим родственникам, об этом не сообщили.

Серёжка и Светлана заговорчески переглянулись и Светка

опустив глаза, тихо так, загадочно проговорила – так мы ведь все в одном доме спали находились…

Когда торжество подходило к концу, Маринка, набравшись храбрости

и пнув несколько раз Мишку ногой под столом, помялась и краснея от стеснения, спросила друзей – не возьмут ли те её на время, перед родами, к себе, на свежий воздух. А мы только и ждали момент, как бы тебе предложить по деликатней, что бы ты перебиралась к нам, радостно воскликнула Светка. Тем более, стала убеждать Маринку подруга – тебе лучше всего, уже сейчас прекратить танцевать. А то мало ли что может случиться. Вы так долго ждали этого, что сейчас было бы глупо рисковать. Ничего, пробубнил Серёга пережевывая салат,

ни твой Отелло, ни Ромео вместе с Адеттой, не умрут без тебя.

Да и здесь, вдвоём со Светкой вы, может быть, наконец-то наговоритесь. Пусть хоть телефон от вас отдохнёт.

На следующий день, созвонившись и уладив все дела с работой,

Маринка объявила, что через неделю переселяется сюда. Что было встречено бурными аплодисментами, переходящими в овации.  

Когда Мишка завёл движок своего джипа и уже собирался включить передачу, к открытому окну со стороны водителя подошёл Серёга и улыбаясь проговорил: Ребята, чуть не забыл рассказать. Мы тут на днях со Светкой в лес ходили за рыжиками, так вот, когда возвратились домой, то увидели странную картину. Очень странную.

Перед домом стояли два мужика, было ясно с первого взгляда,

что это – «джентльмены удачи». Так вот, они стояли, а рядом валялись два их ружья. Увидев нас, они взмолились, что бы мы простили их и что они больше ни когда не придут сюда. И вообще больше ни когда не будут заниматься этим постыдным промыслом.

Мы недоумённо переглянулись со Светкой, хорошо, говорим, мы вас

прощаем. Так те, как только услыхали, что их простили, чуть ли не руки целовать нам полезли. Так, кивая и извиняясь, стали потихоньку уходить, а я им в след – чего, мол, ружья-то оставили, так они давай руками махать, дескать, заберите вы их себе, а то ещё нагрянут такие же, как мы, сволочи, вот вам и будет чем их угостить. Ну, хорошо говорю, спасибо. И они ушли.

А что к чему, я так и ни как не скумекаю – чего это вдруг они? Хотя в доме есть чем поживиться. Да как вы, мужики-дурни, не поймёте, проговорила подошедшая к машине Светка – ДОМ это всё! ДОМ!