| |
Поиск:
Уже с нами:
| | | |
Александр Силецкий
КОЛДОВСКОЙ ФРОНТИР
(Фарс-утопия)
«Победа прежде всего
В том, чтоб далёкое видеть,
Вблизи,
Целиком…
И пусть все по-новому
Названо будет».
Г.Аполлинер. «Победа»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
По утрам Гедимон слушал пение птиц.
Он просыпался и, лежа в ветвях гамачного дерева, слушал, как птицы поют о счастливом народившемся дне, о прекрасной погоде, которая будет, о любви и гармонии — на Земле и в небесах, о великих героях, которые были, и о прочем другом, что не исчезнет никогда.
Птицы прилетали в точно назначенный срок, облепляя кроны музыкальных деревьев, и тотчас стихал ветер, умолкали кузнечики в высокой траве, останавливали свой бег лесные ручьи — уголок планеты, отданный под жилье Гедимону, замирал, чтобы никакой посторонний звук не испортил или, хуже того, не оборвал ненароком прекрасной симфонии птиц.
Музыкальные деревья дирижировали и сами подпевали.
В эти утренние минуты Гедимон внимал волшебным звукам и мечтал.
Он мечтал о дальних странствиях, о подвигах и о возвышенной любви, и потому, еще ни разу не влюбившись, заранее любил всех женщин сразу ― ведь каждая могла в один прекрасный день вдруг сделаться его божеством…
Потом, когда смолкали птицы, он спрыгивал со своего ложа и обегал поляну десять раз. Земля разверзалась на его пути, корни выродковых кустарников предательски цеплялись за ноги, хлесткие лианы-бичеватели со свистом вылетали из зеленой чащобы, так что приходилось бежать все быстрей и быстрей ― лишь бы на долю секунды опередить очередную каверзу умной гимнастической площадки.
Закончив бег, Гедимон вступал в разминочную схватку с домашним медведем-борцом, после схватки кряжистые мхи-топтуны усердно массировали тело, а ледяные источники обдавали с головы до пят.
И так ― день за днем.
Сначала ― пение птиц, потом ― все остальное.
Вообще же сторонний наблюдатель не обнаружил бы в Гедимоне ничего необыкновенного ― таких задорных, крепких молодцов, как он, полных энергии и восторженного приятия жизни, на Земле были миллиарды.
До шести лет он воспитывался в кругу семьи, и специальный Домашний Волшебник терпеливо, с неколебимым чувством ответственности, являвшимся доминантой среди прочих его чувств, обучал Гедимона всяким житейским премудростям. Как, скажем, ощущать многомерность реального пространства-времени, как находить общий язык с окружающей природой, комфортабельно приспосабливая ее к своим нуждам, как созерцать, как познавать, как различать, ну, и так далее ― вот чему учили с малых лет Гедимона.
Потом, по давно заведенной традиции, его разлучили с семьей и направили умудряться в интернат.
― Не смотри на мир, как на недружелюбного соседа, ― вещал каждый день перед сном Домашний Волшебник. ― Пойми, что ты и природа вокруг ― едины. Если тебе мешает древесный корень под изголовьем, это вовсе не значит, что корень необходимо тотчас вырвать из земли и отшвырнуть подальше. Напротив, нужно только вежливо подумать: «Любезный корень, прошу тебя, найди себе другую дорогу, хотя бы до утра!», а, подумав, представить себе, как корень и впрямь начинает расти в другую сторону, и тогда дерево послушается тебя. Потому что, обломав корень, ты создашь в природе пусть крошечную, но всё же пустоту. Однако не забудь, сколько поколений до тебя билось над тем, чтобы не было таких пустот, чтобы все находилось на своих местах, уж коли появилось на свет. Изменяй, перемещай, варьируй сколько угодно, только ничего не уничтожай. Иначе гармония пропадет.
― Ну да, ― возражал маленький Гедимон, ― а как же наука?! Уж она неминуемо что-то ломает.
— Откуда ты взял? Пожалуй, последние две тысячи лет она ничем таким не занимается. С тех самых пор, как наука покончила с остатками технологической цивилизации…
— Техно… какой?
— Забудь! Мы вычеркнули это слово даже из учебников! Еще пару тысяч лет назад и впрямь уничтожалось вещество, всё перекраивалось и ломалось, а формы природной энергии так грубо превращали из одной в другую!.. Ты не представляешь, что тогда творилось в мире, сколько бед несла наука с помощью машин, пока не образумилась!
— Машины? Что это такое?
— Даже вспоминать противно, Гедимон. Не спрашивай! Да, в сущности, тебе и не доведется иметь дело с ними — никогда. Старинная наука отдыхает уже тысячи лет. На смену ей пришла другая… Та, что и сделала наш мир таким, каков он есть теперь. Ну, может, в будущем…
— Когда?
— Очень нескоро. Когда Земле и Солнечной системе начнет угрожать исчезновение. Вот тут-то и понадобятся новые открытия, которые помогут сотворить невероятные устройства, чтобы оградить людей от гибели. Наука вновь отъединится от природы, чтоб познать ее в очередной раз — и перекроить.
— А разве сейчас она не этим занимается?
― Конечно, нет! Она наконец-то перешла ту грань, которая всегда отделяла ее от искусства. Ты можешь заставить распуститься цветок, ты можешь убрать с неба тучи, можешь изменить в два счета пейзаж вокруг своего жилища ― все это ты проделаешь машинально, по привычке, даже не задумываясь, что в основе всей гармонии лежит расчет и целый сонм физических законов. Наука ― повсюду, просто она воплотилась в прекрасные образы, которыми мы постоянно пользуемся, как художник ― палитрой. Теперь наука ничего не ломает ― она лишь объединяет разрозненное и уравновешивает части целого.
― Понятно, ― отвечал Гедимон. ― Когда я вырасту, я стану ученым. Ведь ты сам только что сказал: наука всегда будет нужна. Такая, как теперь, или… другая.
― Умный мальчик, ― одобрял Домашний Волшебник.
В то утро Гедимон проснулся радостный и вместе с тем взволнованный.
Никогда еще он так не волновался ― даже перед выпускными экзаменами высшей школы последнего круга.
Сегодня ему исполняется двадцать лет! Совершеннолетие…
Теперь и у него будет свой Персональный Волшебник, а с ним, как известно, многое можно совершить.
Но прежде следовало отправиться на Праздник Совершеннолетних, где каждый ― и юноши, и девушки ― получат определенное задание.
Первая самостоятельная работа, первая действительно серьезная проба сил… И, если все пройдет удачно и испытание зачтут, Персональный Волшебник останется с ним навсегда.
Из-за горизонта неожиданно выползли тучи.
Будет дождь, даже гроза, решил про себя Гедимон, вообще-то пора, земля захотела, наверное, пить…
― Э-гей! ― крикнул он, выбегая на середину поляны. ― Подождите, тучи! Еще хоть полчаса повремените!
Тучи послушно замерли.
Солнце все выше карабкалось по небосклону.
Выродковые кустарники с шелестом пригнулись, и из чащи, точно щедрые руки, протянулись к поляне ветви пшеничных деревьев, сплошь обсыпанные булками, ватрушками, кренделями и слоеными пирожками.
Вслед за ними появились цепкие мясные вьюны, которые, шипя, жарились сами по себе и дымящимися ломтями опадали на траву, тотчас сплетавшуюся в изящные подносы.
С радостным мычанием на поляну выбежала дородная корова, зажимая между рогов деревянный кувшин, ловко поставила его на землю и, не медля, подоилась.
Витаминозные мхи покрошились в салат, а часть молока, свернувшись в сметану, окропила его белым дождем.
Музыкальные деревья заиграли сюиту в ритме пищеварительных процессов, корни гамачных деревьев, изогнувшись, образовали кресло и стол, и Гедимон сел завтракать.
Через пятнадцать минут стол опустел.
― Ну вот, ― сказал сам себе Гедимон, сладко потянувшись, ― вот и закончилась моя безмятежная жизнь. Прощай, дом! Ты, лес, и ты, поляна, можете обрести прежнее свое обличье. А этот источник пусть вечно бьет, и ива пусть склоняется над ним ― так будет красивее. Прощайте все! Как знать, увидимся ли впредь…
К нему вразвалочку подбежал медведь-борец и встал на задние лапы.
― Проститься пришел? ― усмехнулся Гедимон. ― Ну, давай свою лапу. Не скучай тут без меня. Да не жми так сильно руку! Одно слово ― медведь…
Гамачные деревья мигом сплелись ветвями, образуя широкий зеленый коридор, хлесткие лианы-бичеватели, присмиревшие по такому случаю, застыли в живописных позах вдоль коридора, а музыкальные деревья исполнили прощальную фугу, да так жалобно, что невольно прошибли слезу у Гедимона.
Он еще раз помахал окрестностям рукой, мигом под ноги ему шмыгнули бегающие мхи и понесли счастливого Гедимона прочь, к далекой реке, где его уже поджидали гигантские водяные пауки, впряженные в розовое облако.
Полчаса миновало.
Тучи снова двинулись, клубясь, к покинутому гедимонову пристанищу. Блеснула молния, грянул раскатисто гром, и начал накрапывать, набирая силу, мелкий частый дождь.
2
― Вперед! Вперед! ― нетерпеливо покрикивал Гедимон, размахивая руками и стоя, как древние возницы, у самой передней кромки облака.
Знойный ветер упруго бил в лицо и развевал полы гедимонова плаща. Послушные всякому приказу, водяные пауки ретиво перебирали ножками и мчались все быстрей.
― Вот это я понимаю! ― горланил Гедимон. ― Смотрите на меня: я еду на Праздник! Теперь я ― совершеннолетний! С детством покончено! Теперь я буду бороздить Вселенную! Да не один ― с Персональным Волшебником! Что может, что может сравниться с магической силой моей?! ― ни с того, ни с сего вывел он руладу, подражая старинному романсу, который слышал, когда был еще совсем мальчишкой.
И хотя Волшебника покуда и в помине не было подле него, ему безумно захотелось эту магическую силу проявить прямо сейчас, не дожидаясь подходящего момента.
В сущности, для него теперь каждый момент был подходящим, стоило только придумать цель и загадать итог.
Гедимон не принадлежал к числу способных терпеливо и подолгу ждать.
То, что в принципе возможно, то, что достижимо, для него утрачивало всякую временнýю удаленность, в его сознании оно вливалось не только в сиюминутную реальность, но, скорее, отодвигалось немного в прошлое — как предрешенный факт — и оттуда уж проецировалось в грядущее.
А при таком отношении к событиям Гедимон мог позволить себе любую вольность, уверенный в благоприятном исходе дел.
Он быстро огляделся, выискивая, на чем бы эдаком проявить свои удаль и силу.
Впереди показались пенистые пороги, а за ними следовал крутой обрыв. Вода обрушивалась с острого каменного уступа, и сотня с лишним метров свободного полета заставляла ее там, у подножья, реветь и клокотать.
Пауки резко сбавили скорость.
― В чем дело? ― недовольно воскликнул Гедимон. ― Вперед! Быстрей!
― Нельзя, ― ответил центровой паук.
― Серьезно? Хотел бы я знать, почему?
― Придется перелететь водопад, а это надо делать очень осторожно.
― Перелететь!.. ― презрительно хмыкнул Гедимон. ― Осторожно!.. Глупости какие! Плывите прямо, чтобы скользнуть потом по главному потоку!
― Нет, ― ответил центровой. ― Это безрассудно и опасно. Мы можем не удержаться, и тогда нас разобьет. К тому же облако не рассчитано на такие перегрузки. Разумнее перелететь. Немного в сторону и ― плавно вниз.
Тут Гедимоном овладел бес противоречия.
― Подумаешь, ― сказал он, ― водопад! Нашли, чего пугаться. Да я его заставлю сравняться с землей, чтоб мы могли проплыть спокойно и без помех. И потом: неужто он сам не видит, как я рискую?! Наверное, он слишком стар, и глух, и слеп. Тогда тем более надо его обновить! Эй, скалы! ― закричал он, рупором приставляя ладони ко рту. ― Расступитесь, скалы! Опуститесь, выровняйте дно! Пусть река течет плавно, чтоб никакой зыби не было на ней!
В следующее мгновение раздался чудовищный грохот, берега заходили ходуном, меняя на глазах очертания, все ложе реки и гигантский каменный уступ внезапно опустились, создавая ровный, чуть заметный уклон, и тотчас страшная волна, образованная хлынувшей в пустоту водой, ударила сзади, накрыла облако и Гедимона, бешено завертела, так что обалдевший Гедимон не успел даже воздуха глотнуть, и швырнула далеко на берег, сверху забросав камнями.
Удар был столь силен, что на четверть часа Гедимон потерял сознание.
Он очнулся, ощутив чье-то ласковое, робкое прикосновение ко лбу.
Затем пальцы скользнули по волосам, огладили шею, подбородок ― и тут Гедимон вдруг хихикнул и открыл глаза, поскольку ему сделалось очень щекотно.
Хорошенькая девушка низко склонилась над ним, глядя с сочувствием и восторженным изумлением.
Она была боса и одета лишь в легкую, почти прозрачную тунику. Ветер слегка шевелил пряди длинных рыжих волос, в которые девушка вплела полевые цветы. Бесчисленные капельки воды покрывали ее лицо, тунику, руки, ноги, искрились в волосах…
Видно, и ей досталось во время неожиданного потопа.
― Вам больно? ― спросила она с беспокойством.
Гедимон напряг все мышцы тела, прислушиваясь, и пожал плечами.
― Немного, ― улыбнулся он. ― Но это только ушибы. Скоро пройдет.
― Вы так долго лежали без чувств, что я уж испугалась, ― призналась девушка.
С ума сойти, до чего она хороша, сказал себе Гедимон и мигом сел, упираясь ладонями в землю.
― Я смотрю, вас тоже изрядно окатило, ― заметил он. ― Не я один…
― Действительно, ― засмеялась девушка, принимаясь смахивать с себя водяные капли. ― Я шла купаться, и тут случилось… Что это было?
― Ничего особенного, ― произнес Гедимон небрежно. ― Просто я решил убрать водопад, чтобы спокойно проплыть это место. Немножко не рассчитал…
― Как?!. ― всплеснула руками девушка. ― Вы сами устроили эту кутерьму?! Я бы так не смогла…
― Наука-то нехитрая, ― отозвался Гедимон. ― Была бы идея. У меня вот была… ― Он негромко вздохнул и сделал движение, чтобы встать, но девушка его удержала.
― Нет-нет, посидите еще. Отдохните. После всего этого… вам надо набраться сил. ― Она ласково, как маленького, погладила Гедимона по голове.
Тот блаженно зажмурился.
Девушка ему безусловно нравилась. И, чем дальше, тем все сильнее.
Как человек правдивый и не привычный к иносказаниям, он незамедлительно выложил:
― Знаете, я просто счастлив… что встретил вас. Нет, честное слово! Я давно мечтал об этой встрече…
― Об этой? ― поразилась девушка.
― Ну, не с вами конкретно, но ― вообще… ― От смущения Гедимон принялся выписывать руками в воздухе замысловатые фигуры. ― Я, знаете ли, ждал… Надеялся… Что вот ― повстречаю однажды… Короче, когда я увидел вас, то понял сразу… ― он запнулся и тихо докончил: ― Это совершенно точно. Вы такая ласковая, такая красивая…
Девушка потупилась и покраснела.
― Право, я не знаю… ― сказала она, наконец.
― Ну, ну! ― подбодрил Гедимон.
― Мне так никто еще не говорил, ― прошептала она. ― Но вы мне… тоже понравились! ― заявила она с неожиданной решимостью. ― Только вы, пожалуйста, не думайте…
― Ни-ни! ― заверил ее Гедимон. ― Я готов любоваться вами всю жизнь.
― Это, наверное, утомительно, ― томно возразила девушка.
― Вы верите в любовь с первого взгляда? ― пылко спросил Гедимон.
― Да, ― кротко вздохнула девушка. ― Верю. Я сама мечтала о чем-то в этом роде… И, кажется…
― Тогда все прекрасно! ― воскликнул Гедимон, расплываясь в счастливой улыбке. ― Как вас зовут?
― Мирна.
― А меня ― Гедимон.
― Вы очень спешите?
― Увы! ― развел руками Гедимон.
― Обидно, ― расстроилась Мирна. ― Я ужасно не люблю расставаться.
― Дела! ― значительно ответил Гедимон. ― Но мы еще увидимся.
― Правда? ― с надеждой посмотрела на него Мирна.
― Давай уговоримся так: сегодня вечером ― у Восточных Ворот. Отсюда это недалеко, ― предложил Гедимон, незаметно перейдя на «ты».
― У Восточных? Вот совпадение! Сегодня там Праздник Совершеннолетних!
― На него-то я и еду. Мне исполнилось двадцать, и я должен получить задание…
― Поразительно! ― захлопала в ладоши Мирна. ― Я ведь тоже собиралась на Праздник! Мне тоже исполнилось двадцать. Я буду за тебя переживать…
― Спасибо, ― с чувством поблагодарил Гедимон. ― Я за тебя ― тоже.
― У вас когда начало?
― В двенадцать.
― А у нас в два…
― Ну, к вечеру-то ты освободишься. Скажем, к шести часам. Идет?
― Ага. Но, знаешь, у меня такое странное предчувствие… ― вдруг заколебалась Мирна. ― Вот прямо сейчас возникло… Как будто надвигается беда…
― Ну, ты даешь! ― фыркнул Гедимон. ― Это просто нелепо! Что может случиться?
― Кто знает… Я себе выбрала такую тему, что может случиться всякое, ― печально возразила Мирна.
― Ты говоришь загадками. Что за тема?
― Ох, ― махнула она рукой, ― лучше и не спрашивай! Будешь смеяться…
― С чего это вдруг?
― Да так… Все смеются. Не над темой ― надо мной. Над тем, что взялась за это дело. Нет, лучше я расскажу, когда тему утвердят. Если вообще утвердят… Я очень боюсь. Даже не знаю, хорошо ли будет, если утвердят. А ты чем хочешь заниматься?
― Буду проситься в космопроходчики.
― Ну, ты-то добьешься своего, ― с легкой завистью сказала Мирна. ― Вон как ты ловко управился с водопадом! Раз-раз ― и готово!..
― Не вешай носа, ― подбодрил Гедимон. ― Хоть ты и не желаешь говорить, надеюсь, у тебя все пройдет не хуже. Главное ― верить в себя.
― А я верю! ― с неожиданной веселостью отозвалась она. ― Я очень даже верю. Но… Что бы там ни случилось, я поймала тебя, совершеннолетний Гедимон! ― Она со смехом обхватила его за плечи, пытаясь в шутку повалить, но ничего не вышло. ― Какой же ты сильный!.. ― сказала она уважительно и тотчас вскочила. ― Давай купаться?
Она пробежала несколько шагов к воде. Потом нетерпеливо обернулась.
― Нет, ― мотнул головой Гедимон. ― Я и так хорошенькую ванну получил. Да и в дорогу мне пора. Уже одиннадцать часов!.. И брось думать всякую ерунду!
― Для кого ерунда… Ладно, ― вздохнула Мирна. ― У Ворот так у Ворот. Договорились. Это твой экипаж?
Гедимон посмотрел туда, куда указывала девушка, и возле самого берега заметил облако с впряженными пауками.
― Отлично! ― воскликнул он. ― Повозка цела. Значит, быстро доберусь. И не переживай. Это же просто экзамен! А я буду думать о тебе все время…
Он приблизился к Мирне и ласково обнял ее. Она вспыхнула и как-то совершенно по-детски ткнулась носом ему в грудь.
Так они и стояли довольно долго, неподвижные и счастливые. Счастливые от этой встречи и вместе с тем немного опечаленные неизбежностью разлуки. Недолгой, мимолетной, но ― разлуки.
― Всё, ― чуть погодя сказал Гедимон. ― Будь умницей, веди себя примерно, ― он шутливо погрозил ей пальцем. ― Удачных тебе испытаний. Главное, убеди их всех, что тема твоя им просто необходима!
― Я постараюсь, ― прошептала Мирна. ― Хотя… ужасно паникую.
Она привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Он быстро сбежал к воде, ступил на облако, и пауки немедленно помчались.
И еще долго, до самого поворота, он видел Мирну.
Девушка стояла на мокром, покрытом илом камне и, улыбаясь, прощально махала рукой.
3
В любые времена все народы стремились к власти над природой. Человек всегда видел в ней недружелюбного соседа и даже более того ― врага. С развитием точных наук такое отношение хотя и претерпело изменения, однако же не слишком. Люди продолжали с завидным фанатизмом бороться с природой. И лишь когда были призваны к жизни первые Волшебники, люди поняли, наконец, что гораздо удобнее, мудрее и практичнее не воевать постоянно с природой, но, напротив, где только возможно, устанавливать с нею мирные контакты, тем самым как бы сливаясь с ней и постигая всё новые и новые ее законы.
Не нужно думать, будто Волшебники, созданные земной наукой, были и впрямь во всем подобны своим знаменитым предшественникам из старинных сказок. Конечно, могли они многое, но далеко не всё. Они могли, например, почти мгновенно переносить человека в любую точку пространства, могли окружать безжизненные планеты атмосферой и в той атмосфере терпеливо насаждать любые формы жизни. Могли осушать океаны и обводнять гигантские пустыни, могли управлять силами тяготения, могли приручать диких зверей, могли запросто изменять генетическую наследственность всего живого; умели замедлять либо, напротив, ускорять бег времени и даже занимались воспитанием детей.
Но людьми они стать не могли. Не потому, что были хуже ― просто такими их создал человек. Он создал их творить Волшебство. И только.
Ничего удивительного в Волшебниках нет. Если говорить обобщенно, они явились своего рода средоточием всех достижений земной науки. В образе Волшебников воплотились все мечтания и поиски человека. Введя в мир так не достававшую людям гармонию, они сделались синонимом науки и вместе с тем расширили ее сущность, слив окончательно с искусством.
И все же ― кто такие эти Волшебники?
«Вместо машин люди изобрели нечто другое. Теперь они в особых земляных чанах прогревают гигантские яйца, которые выращиваются на деревьях в вечнозеленых Колдовских Садах, и из тех яиц вылупливаются всякие Волшебники, оснащенные Волшебными Палочками».
Так объясняют совсем еще маленьким детям. Правильно объясняют, поскольку у Волшебников действительно имеются Волшебные Палочки ― необходимое орудие труда ― и действительно в Колдовских Садах растут на деревьях гигантские яйца.
Правда, упоминание о земляных чанах не совсем верно, ибо технология процесса нарождения Волшебника гораздо сложнее.
Вкратце — для непосвященных — это выглядит так. Создаются специальные силовые коконы, которые пронизываются специальными кварковыми пучками, которые до прохождения через коконы стабилизируются субвременными ловушками, которые очень тесно связаны с инфлюэнтивностью зеркальных жизнедеятельных ритмов, которые переграфилоктируются в сублимантивную эфирономию зет-кси-омикрон-омега-стационара, как вообще, так и в частности, хотя, конечно, данный стационар, при всей его диспропригации, и относится к средней полосе панканканофеерии, которая в свою очередь прямо вытекает из инфлюэнтивности зеркальных жизнедеятельных ритмов, которые связаны с субвременными ловушками, в которых стабилизируются для прохождения через коконы специальные кварковые пучки, которыми пронизывают специальные силовые коконы. Вот, собственно, и всё. Для тех, кто начинает постигать азы, понятнее, пожалуй, и не объяснишь.
Но в целом образ земляных чанов определенно мил и в чем-то, наверное, даже соответствует условной действительности. По крайней мере, дети верят.
Когда же им исполняется десять лет, они усваивают вот что:
«Волшебник ― это не человек, но и не машина. Волшебник может то, чего не может человек, хотя человек, безусловно, сильнее Волшебника, поскольку:
1). Человек создал Волшебника;
2). Человек создает Волшебников;
3). Человек будет создавать Волшебников.
Из этого следует, что Волшебники помогают людям, что они живые, что они обладают разумом, что они только добрые и что без них вообще жить нельзя».
Надо сказать, определение весьма исчерпывающее. Но и в нем при тщательном рассмотрении обнаруживается некоторая неточность. А именно то, что Волшебники ― живые.
Этот вопрос дискутировался многократно, и каждый раз спорящие сходились в одном:
«Все Волшебники ― определенно порождения Протокосма, который, не являясь частью наблюдаемой вселенной, не является вместе с тем и частью ненаблюдаемой вселенной, то бишь вероятностного как-бы-мира, хотя данный Протокосм абсолютно тождествен нашему Нынекосму, так что нереальность его существования противоречит здравому смыслу и есть предложение считать его слепком нашей же вселенной, но в то же время все процессы протекают в нем почти наоборот, так что есть предложение считать его вероятностным как-бы-миром, однако, поскольку Протокосм по существу не может быть ни как-бы-миром, ни нашим миром, имеет резон добавить, что характеризующей его величиной служит Магическая Энтропия, измеренная в магилах».
В таких случаях еще добавляют, что Протокосм, наверное, и есть начало всех начал и даже предтеча сингулярности, в которой мы по сей день пребываем, если посмотреть со стороны. Возможно, поэтому-то и нельзя наблюдать его в первозданном виде — ни извне, ни изнутри. Он ― как подкладка для всех современных миров, да и других, каковые, надо думать, еще только будут…
Магическая Энтропия необорима и со временем впитывает в себя все импульсы Волшебства. Тогда Волшебники, вконец обессиленные и опустошенные, исчезают. Но, пройдя цикл перерождения в Протокосме и запасшись новою Волшебной Силой, могут вновь возродиться на Земле. Так бывало не раз. И все Волшебники упрямо твердят, что людям в Протокосме делать совершенно нечего.
Люди это, впрочем, знают и без них.
Что еще можно добавить?
Существуют Общественные Волшебники, занимающиеся обслуживанием общества в целом ― они наиболее интеллектуальны и даровиты, а также Волшебники Персональные ― по одному на каждого человека, достигшего совершеннолетия. У Волшебников, как и положено, имеются Волшебные Палочки: у Персональных ― по одной, у Общественных ― целые наборы.
Прежде чем исполнить какую-либо просьбу своего подопечного, любой Персональный Волшебник испрашивает на то позволения у Кворума Общественных Волшебников ― ответ обычно следует без промедления. Таким образом, ни один человек не может причинить другому зла: все его поступки и помыслы находятся под постоянным волшебным контролем.
Совершенствованием и умудрением Волшебников заняты все жители планеты ― каждый в меру своих способностей, а специальный Координационный Комитет Свободных Рационализаторов (сокращенно ― КОКОСРАЦ) отбирает и претворяет в жизнь наиболее ценные предложения. Тем самым люди неуклонно двигают прогресс и трудятся на благо остальных ― и свое собственное.
Вот теперь, кажется, действительно всё.
С этими знаниями юноши и девушки, сдав выпускные экзамены, уверенно вступают в большую жизнь.
4
Место было очень людное, так что Гедимон, сойдя со своего экипажа, поначалу даже растерялся.
Города как таковые давным-давно исчезли ― люди селились теперь равномерно по всей планете.
Но это место было особенным. Здесь находился один из четырех ― традиционно ориентированных на север, запад, юг и восток ― входов в Центральные Колдовские Сады.
Ворота поставили еще в незапамятные времена, когда все Сады окружала добротная титано-бетонная стена, замененная впоследствии силовым полем. Тем не менее, даже став нетленным памятником ранней культуры, Ворота впечатляли и по сей день ― была в них какая-то скрытая мощь и аляповатая убежденность.
До сбора совершеннолетних оставался почти час — резвые пауки за считанные минуты доставили к Воротам своего седока, — и потому Гедимон решил немного побродить по окрестностям.
― Гедимон!
Он остановился, высматривая кричавшего.
От Ворот, отчаянно размахивая руками, мчался здоровенный бритоголовый ― по последней моде ― парень в белоснежном наряде. На левом плече у него красовался роскошный зеленый бант.
«Вот так-так! ― удивился про себя Гедимон. ― Да это мой детский приятель! И он уже успел попасть в какую-то переделку?!»
― Привет, Буцик! ― весело откликнулся он, когда детина поравнялся с ним.
― Эге, Гедимон, ― подмигнул Буцик, ― экий ты припомаженный сегодня!..
― А что, плохо выгляжу? ― Гедимон скептически оглядел себя, припомнив недавнюю катавасию с водопадом.
― Нет, наоборот. Такой чистенький, аккуратненький… Словно на свидание собрался.
― Вот-вот, на свидание, ― хмыкнул Гедимон. ― С экзаменатором. И, чувствую, такая будет встреча!..
― Ну, не со смертельным же исходом! ― рассмеялся Буцик.
― Я надеюсь, ― в тон ему ответил Гедимон. ― Но ты-то что здесь делаешь? Ведь, если мне не изменяет память…
― Да вот, знаешь ли, опять… ― развел руками Буцик. ― По второму, так сказать, заходу.
― Что-то я не понимаю…
― Провалил я в прошлом году испытание. С треском, ― сокрушенно вздохнул Буцик.
― Ты, кажется, дизайнером хотел стать?
― Совершенно верно. Потому и дали мне оформить пятый сектор астероидного пояса. Местечко хуже некуда, свалка натуральная. Проторчал я там полгода, клумбы всякие дурацкие разбил, фонтанов понастроил, всю мелочь астероидную вконец искрошил, да так в итоге ничего хорошего и не получилось. Работу передали другому, а мне велели свое призвание искать.
― М-да, призвание… ― задумчиво повторил Гедимон. ― Штука сложная. Не пощупаешь и впрок не посчитаешь… Ну, а бант откуда?
Буцик самодовольно улыбнулся и приосанился.
― Смелый я человек, ― пояснил он. ― А как выяснилось? Чистый случай. Я ведь после того астероидного пояса с горя устроился интерьерщиком в дальнюю галактическую экспедицию: на малые-то объемы, мне казалось, моего оформительского мастерства должно было вполне хватить… А к тому времени вдруг появилась у меня удивительная страсть ― взялся я играть на там-таме, души, поверишь ли, в нем не чаял. И вот как-то высадились мы на одной планете, да и угодили там в горный завал. Мы, стало быть, сидим внутри, в тесном каменном мешке, а все Волшебники ― снаружи, и ничем они помочь не в силах, потому что визуальная связь с ними оборвалась. Кстати, ― с важным видом добавил Буцик, ― на сегодняшнем испытании я подниму этот вопрос. Надо как-то совершенствовать систему контактов с Волшебниками. Хорошо, у нас так все удачно получилось, но в другой раз может обернуться катастрофой!..
― Ну, а дальше-то? ― не удержался Гедимон.
― А дальше ― вот что. Делать было нечего, на всех уныние нашло, и стал я тогда чисто машинально двумя камушками по стенке постукивать, как колотушками по тамтаму. И что ты думаешь? Внезапно раздается грохот — и в стене появляется дыра. Свобода!.. Оказалось, среди наших Волшебников был один, который рождался несколько раз, а впервые ― когда на Земле еще знали азбуку Морзе. Так он ее помнил до сих пор! А я совершенно случайно ― просто ритм такой в голову пришел ― выстукал по стенке «спасите наши души». Волшебник, понятно, тут же оживился и передал на Землю: «Пропадаем!» С Земли тотчас инструкцию послали ― по ней Волшебники стену и разворотили. А меня, когда мы вернулись, за находчивость наградили бантом, зеленым, второй степени.
― Орел! ― согласился Гедимон. ― Такое, поди, нечасто выпадает, повезло тебе… А я вот в космопроходчики собираюсь податься. Стоящее дело, говорят. А ты теперь чем займешься?
― Видишь ли, ― замялся Буцик, ― еще, по совести, не знаю. Мне, правда, предлагали взяться за изучение древней музыки ― с упором на барабанную. Говорят ― как раз моя стихия. Мол, надо развивать талант. Может быть… Но я-то думаю о другом. Хочу я сделаться спасателем, вот что. После того происшествия…
― Хорошая идея, ― одобрил Гедимон. ― Только смотри, чтобы теперь…
― Уж постараюсь! Мне и так неловко ― среди вас буду переростком.
― Но зато с бантом!
― К сожалению, талантов это мало прибавляет, ― со вздохом парировал Буцик.
Они прошли еще немного по направлению к озеру, но тут Буцик остановился.
― Жарко, ― пожаловался он, отирая пот со лба. ― И пить хочется.
― Так давай искупаемся! ― предложил Гедимон.
― Нет, ― отмахнулся Буцик, ― настроение не то. Я предпочел бы сейчас посидеть в тенечке, выпить чего-нибудь холодного и успокоиться. Боюсь я этого испытания.
― Ну, как хочешь. Где-то тут, я слышал, есть одно древнее заведение…
― Вот! Именно! Я же люблю старину!
Следуя указателям, они обогнули озеро, прошли мимо пляжа и свернули к роще, на опушке которой виднелось внушительное стеклянно-каменное сооружение.
Чугунная, с витыми вензелями дверь, сработанная в духе знаменитых Ворот, не спеша отворилась, и приятели вошли в полутемный вестибюль, откуда короткий коридор вел в просторный зал, изукрашенный разными гигантскими панно, где люминесцирующими красками были в деталях запечатлены все важнейшие этапы возникновения Колдовских Садов.
Гедимон и Буцик уселись в угол ― так, чтобы весь зал был на виду, ― и, изучив световое меню, заказали себе двойные тонизирующие коктейли, составленные из спинномозговой вытяжки венерянской птицы мукку и сока альдебаранского корня-смехуна.
Тотчас посреди стола образовалось круглое отверстие, и утробный, но с благожелательными интонациями голос возвестил:
― Вы находитесь в Пищецентре «Восточные Ворота». Вас здесь любят и уважают. Вы правильно сделали, что заказали тонизирующие коктейли. Мы будем рады, если вы закажете что-нибудь еще. Также прекрасен розовый плод с Бетельгейзе!
― А что это такое? ― осведомился Буцик.
Далее читайте в книге...
ВЕРНУТЬСЯ
| | | |
| | |
