Миссия Поиск Журнал Кино Книжный магазин О магазине Сообщества Наука Спасибо!

Поиск:

А	Б	В	Г	Д	Е
Ж	З	И	Й	К	Л
М	Н	О	П	Р	С
Т	У	Ф	Х	Ц	Ч
Ш	Щ	Э	Ю	Я	А-Я

Уже с нами:

Александр ТАВЕР

НИЧЕГО ОБЩЕГО

   Взянь
   – Надо было на дань соглашаться.
   – Да предлагали им дань!
   – Двойную!
   – Тройную даже! А хан сразу визжать как резаный. На святое, мол, замахнулись. И золота-то им не надь, и мехов-жемчугов не надь. И раз-де у нас, челобитчиков, сердца нет, то обложит он нас за это двойною взянью, чтоб другим неповадно.
   – Святые угодники! Двойная взянь…
   – Ото ж! Тут на ханский визг ещё нукеры набежали, и давай нас кизяком закидывать. Фильку Чугункина насмерть закидали…
   – Повезло человеку.
   – И не говори. Так ты Василия моего не видал, сосед?
   – Не видал.
   – Вот же ж блудодей! Как всегда, некстати загулял.
   – Ты, Клим, за языком-то следи. Не ровен час, донесут.
   – Твоя правда. Ну, ты, если увидишь его – лови и ко мне волоки. Отблагодарю.
   – Приволоку, что уж.

   ***
   У ворот дома его поджидал другой сосед, Ядрей. Обычно угрюмый, нынче он прямо-таки лучился приветом и ещё издалека заискивающе улыбался. Клим вздохнул. Не любил он, когда перед ним неискренне лебезили, но приходилось терпеть. У тех, кто на доброе слово скуп, иначе не получается, однако ж и их нужда порой заставляет любезничать с теми, с кем вчера межу делили. Ядрей при его приближении живо смахнул шапку и отвесил поясной поклон, едва не выронив зажатой под мышкой огромной бутыли с брагой.
   – Здрав будь, Клим.
   – Здрав будь, Ядрей.
   – Вот, как договаривались, – он кивнул сперва на бутыль, затем на стоящую у ног накрытую ветошью корзинку и снова поклонился. – Так и ты уж, будь ласков, не забудь. Ханский-то посланник со дня на день будет.
   – Не забуду, не волнуйся, – ответствовал Клим, заглядывая под ветошь. – Будет тебе кланяться, чай не перед образами. Проходи уже, сосед, в горницу, не позорь перед людьми.
   – Уж не забудь, зашли ко мне свою рыженькую как учётчик придёт, – словно не слыша пробормотал Ядрей и снова поклонился. – Увеличат мне взянь, ей-чёрт увеличат, если не зашлёшь.
   – Да идем же, дурак.
   Клим одной рукой поднял корзинку, а другой схватил гостя за шиворот и, втащив в дом, силком усадил на скамью. Вынул из трясущихся рук бутыль, наполнил чарку и попытался влить в гостя, но тот сжал зубы и замотал башкой, расплескав половину на бороду.
   – Зашлю рыженькую, зашлю. Пей.
   – Крест целуй, – страшно вытаращив глаза крикнул Ядрей.
   Крякнув с досады, Клим достал из-под рубахи распятие и нарочно звонко поцеловал. Ядрей тут же схватил со стола чарку и опрокинул, казалось, в самую душу.
   – Ну и аминь, – выдохнул он.

   ***

   – Кли-им! Климушка-а!
   Голос вдовы Мельничихи сочился таким мёдом, что Клим поначалу решил не отзываться. Авось, пронесёт? Норов у Мельничихи и раньше был вздорный, независимый, а после первого набега люди и вовсе старались ей на глаза не попадаться. Тогда ещё Фильку Чугункина схоронить не успели, а она уж тут как тут – хану в ноги пала и попросила для себя тройную взянь. Хан от умиления аж расплакался:
   – Тронула, – говорит, – ты самое моё сердце. Сделаю тебя своей пятой женой. Не сейчас, потом, когда нынешняя пятая жена помрет. А ну, выдать ей немедля тройную взянь и большой мешок с кизяками!
   А Ванька-мельник как про это узнал – сразу пошёл и утопился. Стала с тех пор Мельничиха сама себе хозяйка и даже князь не смел ей слова поперек сказать.
   – Кли-имушка! – заливалась вдова.
   Не к добру это – когда человек, что у хана в милости, так ласково говорит. Лучше не связываться.
   – Люди сказывают, ты Василия ищешь!
   – Оспадипронеси, – перекрестился Клим и пошёл отворять калитку. – Здрава будь, Авдеевна. Не серчай, в погребе был, не сразу услышал тебя. Так видела Васёнку моего? Где?
   – На мельнице у меня. Третий день уж.
   – Вот спасибо-то! Так выручила!
   – Знаю, знаю, – пропела вдова. – Пойдём, заберёшь.

   ***

   Хорошо жилось Мельничихе при хане. Вон, ворота новые, к дому крыльцо резное пристроила, во дворе – беседка с вьюнками, чаи гонять. Удобно беседка стоит. Всё немалое хозяйство из неё легко обозревается и можно на работников покрикивать не отходя от самовара. Благодать! Кругом, как положено при мельнице, кошек видимо-невидимо – рыжих, серых, пёстрых, полосатых и ещё чёрт те каких, да все под стать вдове: упитанные, рожи наглые, взгляд хозяйский. Кошкам здесь тоже хорошо жилось.
   – В амбаре он, отсыпается.
   Амбар пах пылью, зерном и дерюгой, кто-то в нём возился, шурша соломой, но после дневного света было не разобрать, кто именно.
   – Василий Климыч! Ва-ась! Погулял и будет. Давай домой уже.
   Клим всё никак не мог приморгаться к окружавшей полутьме. Нашарив рукой бревенчатую стену и держась за неё, он осторожно двинулся туда, где шуршали соломой. За спиной скрипнула закрываемая дверь, стукнул засов. Амбар провернулся вокруг Клима, восемь пудов плоти навалились, притиснули спиной к брёвнам, в ухо жарко задышали:
   – Здесь он, здесь. Потом сыщем.
   Он рванулся пару раз, но больше для порядка. Мельничиха была баба крепкая, сильная. Да и не убегать же было с пустыми-то руками. Мысленно взмолясь, чтобы ему, грешному, достало сил, Клим покорился судьбе.

   ***

   – Дядя Клим! – пропищал детский голосок.
   В ставню замолотили чем-то твёрдым.
   – Дядя Клим, плосыпайся! Тятя послал сказать, чтоб ты сколее сделал как уговолено.
   – Что? Как уговорено? – голова спросонья совершенно не варила.
   Он приполз с мельницы на рассвете, велел домашним до полудня не будить и завалился спать. Жена лишь зыркнула недобро и проворчала что-де это он специально Василия на мельницу заслал, но слова роняла без злобы, больше по должности. Понимала, что деваться ему было некуда. Вернул гулёну – и слава те хоспади.
   Однако, поспать ему толком не дали. Казалось, едва смежил веки – и тут же эта пигалица расшумелась под окном. Клим резко открыл ставни и едва успел отдернуть руку: Леська, ядреева младшая, как раз замахнулась принесённым из дома поленом и изо всех имевшихся силёнок ухнула туда, где только что была деревянная створка.
   – Чего шумишь, Леська? Чего уговорено?
   – Не знаю. Тятя не сказывал. Велел пеледать, что учётчик плишёл, а дальше-де дядя Клим сам знает чего делать.
   – Ах, учётчик! – Клим хлопнул себя по лбу уже на бегу.
   Рыжая дремала на своем излюбленном месте на завалинке, том самом, которое солнце нагревает поутру ранее прочих. Свернулась калачиком и кончиком хвоста чуть помахивала, да ухом подёргивала: крики с ядреева двора спать мешали.
   – Вся кот по списку есть. Только рыжая кот нет, – несмазанной телегой скрипел голос учётчика. – Наказать!
   – Нет же! Колдыбай-бей, батюшка, милостивец! Прячется она. Сейчас сыщут. Ясь, бегом! Глянь чего там Леська копается. Шкуру спущу!
   – С кого это ты шкуру спустишь? – немедленно придрался Колдыбай.
   – Да что ты, батюшка! Неужто думал, что с рыженькой? Ни-ни. С Леськи, с Леськи спущу. Вот она долго копается… Уж я её…
   На церемонии времени не оставалось. Клим схватил рыжую в охапку, ногой отодвинул доску в заборе и швырнул животину на ядреев двор, прямиком в узкий проход между хлевом и сараем, где сосед хранил разную огородную утварь. Он закрыл лаз перед самым носом возмущенной кошки и уселся на землю, подперев доску спиной.
   С той стороны слабо царапнулись раз, другой, затем взвыли хором в полдюжины кошачьих глоток. Звуки побоища сразу перекрыли крики спорщиков. Несколько минут слышно было лишь как визжащий клубок перекатывается по двору. Только однажды торжествующий вопль Ядрея возвысился над всеобщим гамом:
   – Вон она! Вон! Я же говорил!
   Когда всё стихло, Колдыбай-бей проскрипел:
   – Молодца. В эту год получишь как все. Четыре котенка.
   – Как четыре? – взвыл Ядрей. – Я же всех котов сберёг в добром здравии. Холил и лелеял пуще чад родных. Ты только глянь на эти хари! А мех! Шерстинка к шерстинке, так на солнышке и играет! За что наказал?
   – Колдыбай не наказал. Наказал будет пять котёнка. В Орде их сделайся совсем много. Хан велел всем увеличить взянь на один котенка.
   – Так вы что их там, не холостите? – со слезой в голосе возопил Ядрей.
   – Колдыбай добрый бей. Три серебряный алтын в его рука так сладко звенел, что он не расслышал, как какой-то глупый мужик сказал дурное про священный зверь.
   Даже не видя сейчас лица Ядрея, Клим прекрасно представлял, как перекосило его от жадности. Поди, скулы свело, вмиг забыл про всех “батюшек” и “милостивцев”. В полной тишине звякнули монеты и, хоть и шептал Колдыбай, да всё равно было слышно:
   – Скажешь такое хану – он с тобой самим так сделает. Кот холостить нам религия не позволяет, а глупый мужик – позволяет.

   Пушистики

   Утро каждого четверга шериф проводил за осмотром и обслуживанием арсенала. Нужда в применении оружия случалось редко, но это был Нескучный Городок, а значит следовало быть готовым ко всему и содержать в порядке всё от космического корабля до зубочистки. Невозможно было знать заранее, что именно понадобится, когда в очередной раз станет Нескучно.
   Полдень застал его за подгонкой ремня. Тщательно отмерив место для новых дырочек, он уже прицелился было пробойником, однако так и не успел им воспользоваться. Дверь офиса открылась, пропуская невысокую сухонькую старушку в аккуратном строгом платье до пят и элегантно заломленной набок шляпке с пышным цветком. На сгибе локтя она несла архаичную плетёную корзинку, накрытую в несколько слоёв белоснежными салфетками.
   – Добрый день, матушка Камелия! – шериф, вскочил, протягивая одну руку для приветствия, а другой несколько запоздало ловя лишённые ремня штаны. – Добрый день, мой мальчик, – ласково улыбнулась гостья. Глаза у неё были бойкие, осанка прямая, а рукопожатие – уверенным. Она была из тех женщин, которые разменяв шестой десяток отказываются стареть дальше, сохраняя острый ум и несопоставимую с возрастом энергию. – Ты уже обедал? – Нет, как раз подумывал заменить обед пробежкой вокруг города. Мне опять пришлось пробивать новые дырки в ремне. – Сидячая работа – не повод морить себя голодом и заниматься беготней ради беготни. Просто найди себе какое-нибудь подвижное занятие на вторую половину дня. Грузчиком, там, или пастухом бегунов, – заявила матушка Камелия, водружая корзинку на стол. – А сейчас самое время подкрепиться. Я послала Ками предупредить, чтобы тебя не ждали к обеду. Под салфетками обнаружились горячие пироги, термос с чаем и закрытый горшочек, наверняка с чем-то вкусным. Шериф не заставил себя долго уговаривать. – Спасибо, матушка Камелия, – пробурчал он с набитым ртом, за что удостоился поощрительного кивка и ещё одной улыбки. Пока челюсти работали, мозг не оставил своих прямых обязанностей. А подумать было над чем. Матушка – это не просто вежливое слово. Это своего рода почётный титул, употреблявшийся при обращении к старшей женщине в семье, уважаемой, переженившей последних детей и принимающей решения, обязательные к исполнению всем кланом. Своего рода матриарх, хотя они обыкновенно правили наравне с супругом, если он был жив. Такие матроны не ходят по гостям, чтобы угощать хозяев пирожками. Для этого у них есть целая орава внуков и правнуков. Если уж она пришла лично, то дело очень серьёзное.
   Однако, время для вопросов ещё не настало. Сначала следовало разобраться с пирожками. Потому что было время обеда, а также потому, что это была знаменитая выпечка матушки Камелии. И ещё потому, что она так сказала. С такими, как она, не спорят. Бесполезно. Сказано “ешь” – значит надо бросать всё и радовать старушку нагулянным аппетитом.

   Дождавшись, пока корзинка опустеет, матушка Камелия начала степенно переходить к делу. Несколько вежливых вопросов о здоровье семьи, пара замечаний относительно предстоящей ярмарки и, наконец:
   – Нам нужна твоя помощь, шериф. Кто-то крадёт яйца из-под несушек.

   – Хмм…

   – Мы было решили, что они перестали нестись от старости, хотя на моей памяти такого не бывало. Порасстраивались, но оставили всё как есть. На вид живы-здоровы, не выкидывать же их теперь. В следующий раз яйца снова пропали, но у других несушек. А предыдущие снеслись как ни в чём не бывало. Стали мы следить, по ночам караулить – никого. Вчера это снова повторилось. Каждый раз от пяти до семи несушек. Почти всегда разные, но с тремя это случилось уже дважды.

   Шериф задумался. История и впрямь выглядела достаточно серьёзной, чтобы заставить столь почтенную даму лично обращаться к властям. Яиц в Нескучном Городке отродясь не крали. Пользы от них нет никакой, разве что пришлым продать. Так ведь ещё и не каждый берёт, надо знать, к кому обращаться, а потом тащиться к нему и торговаться. К тому же, тайком продать не получится. Яйца все наперечёт, поэтому хозяин сразу хватится и к перекупщику побежит разбираться.
   Может, залётный какой? Но появись в округе новый пришлый, весь город давно бы об этом судачил. В лесу, что ли прячется? С этих станется.

   – Когда, говорите, началось?

   Матушка Камелия ответила не сразу. Производительность несушек считалась чуть ли не семейной тайной. Зная дату начала краж и помня про три кладки, можно было вычислить их частоту, а затем оценить реальный доход семейства от фермы.

   – Пара месяцев.
   – Матушка, – вздохнул шериф. – Со всем уважением... Я представитель власти при исполнении и никому ничего не расскажу. Эти сведения важны, чтобы оценить угрозу, которая, возможно, нависла над вашей семьёй.
   – Пожалуй, около месяца.
   – Может быть, даже меньше?
   – Может быть.

   Дней десять, как минимум. Последний случай был вчера, а значит дело плохо. Ни один пришлый, тем более, из залётных, в лесу столько не выживет. От истории отчётливо потянуло очередной неведомой чертовщиной, которая неизвестно почему началась и неизвестно чем и когда закончится.

   Шериф с отвращением подумал о том, насколько сильно ненавидит сидеть в засадах. Нет занятия скучнее, а весь следующий день будет, считай, потерян. Только бы это были пришлые! Они хотя бы не умеют ни красться, ни драться.

   – Я наняла Клопа, – сказала Матушка Камелия. Заметив, как скривился шериф, она понимающе улыбнулась и добавила: – Мужик он, конечно, непутёвый и дурно воспитанный, но аппаратура у него лучшая в округе. Человек там проказничает или ещё кто – он его выследит, а ты с ним разберёшься.

   ***

   Работа в сарае шла полным ходом. Клоп – тощий неопрятный тип из пришлых, бойко рассовывал по щелям и углам какие-то датчики, насвистывая неизвестный мотивчик. За все пятнадцать лет в Нескучном Городке он ни капли не изменился. Ни хозяйством не обзавёлся, ни семьёй. Так и жил на содержании у гулящей вдовы с выселок, повсюду суя нос и донимая всех дурацкими расспросами. Чувством такта и хорошими манерами он тоже так и не обзавёлся: свист считался дурной приметой.

   – О, шериф! – сказал он вместо приветствия. – Что интересного происходит?

   Клоп всегда приветствовал его этим вопросом, поскольку действительно хотел быть в курсе всех загадочных происшествий в округе. Обычно вопрос оставался без достойного ответа, но иногда проныре везло. Именно он вовремя подвернулся под руку, когда понадобился секундант для дуэли с Блонди.

   – Вот это и происходит, – неприветливо буркнул шериф, кивая на ряды гнёзд, из которых на него таращились несушки. На вид они были в порядке, вполне упитанные, шерсть ухоженная, огромные круглые глаза блестят.

   – А, это да, это действительно интересно, – ответил Клоп, не обращая внимания на его интонации. – Как ты думаешь, почему они не размножаются?

   Он отложил моток кабеля и с восторженным любопытством воззрился на животных, словно ожидал ответа от них. Вдобавок к прочим дурным манерам, за ним водилась привычка смотреть куда угодно, но не на собеседника.
   – Потому что это несушки. Если бы они ещё и высиживали свои яйца, то звались бы наседками. В неволе они не размножаются.

   – Несут, да не высиживают, – глубокомысленно кивнул Клоп. – И инкубаторы бессильны. Это ж как есть серебряные слитки яйцеобразной формы, без каких-либо посторонних примесей. Из них может вылупиться только небольшое состояние. Хмм… А на воле, стало быть, вылупляются… Или нет? Ты помнишь, когда в последний раз их видели на воле? Я тут пятнадцать лет – ни разу не видел и не слышал про такое.

   – Видел, – это прозвучало почти как ругательство. Разговор начинал действовать на нервы. – Шесть лет мне тогда было.

   – Ага… Стало быть, на воле они закончились, а в неволе не размножаются. Интере-есно… А сколько они…

   – Ты лучше вот что скажи, – неприязненно перебил его шериф. – Тебя Клопом за что прозвали?

Далее читайте в книге...

ВЕРНУТЬСЯ