ЛитГраф: читать начало 
    Миссия  Поиск  Журнал  Кино  Книжный магазин  О магазине  Сообщества  Наука  Спасибо!      Главная  Авторизация  Регистрация   

 http://sportcity74.ru/ купим Коньки для фигурного. 

E-mail:

Пароль:



Поиск:

Уже с нами:

 

Журнал "Млечный Путь" № 2-2012 (2)

Литературно-публицистический журнал


   
   Наталья Резанова
  
   Третий день карнавала
  
   Статья была закончена аккурат, когда начало темнеть. И очень хорошо: иначе пришлось бы зажигать лампу, а керосин подорожал. Вдобавок от его сладкого запаха у меня начинает болеть голова.
   Никто меня не торопил: из-за карнавала типография была закрыта, и у меня в запасе имелся еще день. На сей раз мне дали времени больше, чем обычно. Предполагаемое строительство подземки в Тримейне уже перестало быть горячей новостью, и шеф требовал «глубокого аналитического разбора» всех плюсов и минусов грядущей стройки. На кого еще свалить, как не на меня? Реакция городских властей предсказуема, а тут можно было отбрехаться – «баба писала, что она в этом понимает?»
   Я ни в коем случае не склонна была осуждать шефа за эти милые уловки, но также не собиралась оповещать его, что могу работать быстрее, чем он думает. Иначе совсем на шею сядут, мать их… Могу я позволить себе хотя бы день отдохнуть, как все нормальные столичные жители? Правда, выспаться, как мечталось, все равно не удастся. Вскоре на улицах начнется самая потеха.
   Я снимала мансарду в старом университетском квартале. После «великой перепланировки столицы», что последовала за гражданской войной, самые обветшалые дома здесь были снесены, но и тем, что поновее, было лет по двести. А новая застройка сюда еще не добралась. Потому и жилье здесь было дешево (относительно, конечно), и публика обитала соответственная. Когда они начинают веселиться, тут такой грохот и гам стоит, что иностранец решит – опять война началась.
   А выползать смотреть на все эти шествия-танцы-пляски неохота. Мне этого добра в рабочее время хватает. Когда пишу театральные обзоры. Так что следует посмотреть, что осталось из жратвы, и все-таки попытаться поспать. Заткнув уши.
   И в этот момент, разумеется, в дверь постучали. Неужто начальство все-таки пригнало посыльного за статьей?
   – Кого там еще черти несут?
   – Подруга моя, ты, как всегда, любезна.
   Голос был мне знаком, и я сползла со стула, чтобы открыть дверь.
   Либби ввалилась в комнату, шурша цветастым платьем с множеством оборок. Маска болталась на груди, белокурые кудряшки рассыпались по плечам и прилипали к потному лбу. Погода стояла нежаркая, но Либби то ли успела недавно сплясать на улице, то ли взмокла, взбираясь по крутой лестнице.
   – Ну ты даешь! – бесцеремонно провозгласила она, плюхаясь на табуретку. – Третий день карнавала, а ты сидишь тут, как сова… Нет! Я этого так не оставлю. – Она стукнула кулаком по столу. – Веселиться!
   Не то чтоб мы были такими уж близкими подругами, но давность знакомства давала Либби право на некоторую фамильярность. Мы вместе посещали муниципальную школу для девочек на улице маршала Рондинга. Паршивая была школа, надо сказать. Но ни у моих родителей, ни у родителей Либби не было средств оплачивать гимназию. А мы обе понимали, что надо так или иначе получить образование, поскольку придется зарабатывать на жизнь. Ибо фея, выдающая благонравным девочкам в награду за хорошее поведение богатых женихов, ушла в бессрочный отпуск.
   После школы я потеряла Либби из виду, слышала только, что она устроилась сестрой милосердия в госпиталь святой Гизелы. И несколько лет спустя, когда я уже закрепилась в «Тримейнском курьере», встретила ее вновь. Жизнь репортера столичной газеты отнюдь не складывается из общения с разными богемными компаниями, хотя модные романы создают такое впечатление. И общаемся мы с этой публикой – актерами, музыкантами, художниками – чаще ради информации. Но общаемся, это верно. Вот в компании молодых художников я и встретила Либби. В качестве натурщицы.
   История, которую она мне поведала, ничего удивительного в себе не содержала. Госпиталь святой Гизелы – старейшая и самая почтенная больница Тримейна, но, как и везде, сестрам там платят гроши. Прожить на них решительно невозможно. Либби стала искать приработков, и оказалось, что приработок приносит больше дохода. Вдобавок работа в больнице – тяжелая и грязная, а позируя, всяко не надрываешься. Да и возможность повеселиться есть, а Либби, что скрывать, любила это дело. О том, что будет после того, как она утратит товарный вид, Либби не задумывалась, поскольку в настоящее время проблем с заработками у нее не было. Либби – девица высокая, пышная, белокурая – во вкусе Рубенса или Кнаппертсбуша, и если вы посещаете вернисажи или вхожи в живописные салоны, то наверняка лицезрели ее в обликах античных богинь, наяд, дриад и тому подобных персонажей. Особой популярностью она пользуется у представителей школы «Эрдского пробуждения»: они считают, что со своей статью, русыми кудрями и голубыми глазами моя однокашница соответствует образу «северных дев-воительниц» (вот сейчас прямо она все бросила и ратоборствовать побежала, только папильотки из волос вынет).
   И всю свою жизнерадостность Либби была намерена обрушить на меня.
   – Хватит уже свои каракули черкать! Карнавал же! Будем развлекаться!
   – А почему бы и нет… – иногда лучше уступить, чем спорить. Я убрала статью в ящик, нашарила под столом плетеную бутыль с красным фораннанским, оставшуюся после очередных гостей, и выдвинула ее оттуда. – Тут вроде еще есть. Выпьем, посидим…
   – Нет уж, нет уж! Никаких посиделок за бутылкой с задушевными разговорами! Сейчас карнавал, дурища! И я заставлю тебя веселиться во что бы то ни стало! А если тебе деньги жалко тратить – ладно, угощаю! Хотя ты и сама получаешь прилично, скупердяйка бессовестная.
   Тут она была не права. Я экономлю вовсе не из скупости. Да, у меня бывают неплохие гонорары (хотя могли бы быть получше). Но ветеранская пенсия отца – это горькие слезы. Поэтому большая часть моих заработков уходит родителям, а того, что остается, хватает в точности на то, чтобы снимать эту мансарду и не помирать с голоду. Ну, раз Либби приглашает – грех не воспользоваться.
   Жакет, башмаки, кой-какие мелочи для самозащиты – и я готова к выходу.
   – Ты бы хоть принарядилась, что ли, – Либби оглядела меня с сомнением. – Праздник все-таки.
   – А вот у меня накидка с капюшоном. Сойдет за эту… как ее… баутту.
   – А как же маска?
   – Ничего, капюшон надвину. Здесь не Несса, мы не для туристов развлекаемся, а для себя. Да и прошли те времена, когда за появление без маски на карнавале могли и побить.
   Тут не совсем права была я – не насчет маски, а насчет туристов. Кое-где в Тримейне празднества устраивались именно для того, чтоб завлекать заезжую публику побогаче – например, в парке при бывшем загородном императорском дворце в Иснаре. Там и фейерверки самые зрелищные, и лучшие театральные представления, и «высокая кухня». Но мы туда не направились – не по карману, да и далеко. Хотя в конечном счете приземлились мы именно в парке – после того как потоптались на переполненных народом улицах и получили свою долю тычков, щипков, непристойных предложений и тому подобных праздничных радостей.
   Либби хотелось плясать, мне – есть, а ничего подходящего нашим запросам на улицах не наблюдалось. Я спросила у Либби, почему она не в своей богемной компании, и получила в ответ нечто невразумительное. Наверное, поссорилась со своим нынешним дружком (тем, что писал с нее маркграфиню Мехт) и теперь пребывала в поиске нового кавалера, я же нужна была как предлог.
   Таким образом, мы добрались до Кауль-парка. Некий предприимчивый господин Кауль еще до прошлой войны устроил в нем летний театр и открытую площадку для танцев. И хоть было уже не лето, народ в праздничные дни устремлялся сюда со всей охотой.
   Я, между прочим, здесь и по делу бывала. Тут выступала знаменитая шансонетка Тереза Шаброль, она же Звезда Подонков, играл оркестр маэстро Олифанта, пел мрачный исполнитель уголовных романсов Эпаминонд Ботан – обо всех них мне приходилось писать. Но сейчас меня больше волновало то, что в аллеях парка расположились многочисленные едальни.
   Я пресекла все попытки Либби затащить меня в кондитерские и пирожковые и решительно направилась туда, где пахло жареным мясом. Это было небольшое кафе под тентом. Хозяин стоял за стойкой, а его помощник готовил на решетке мясо с овощами. Его-то я и заказала, в смысле мяса, а не помощника, в то время как Либби, томно наморщив нос («как ты можешь столько жрать, и как это в тебя влезает?»), направилась к бару и жеманно заказала рюмочку шерри-бренди. Ничего, через пару часов будет трескать жареные пироги, запивая их галлонами пива (лишь бы не абсента).
   Я уселась за стол, прислушиваясь к звукам музыки, доносившимся с разных сторон парка. Оркестра было два. На северо-западе вальсировали, на юго-востоке канканировали. Причем исполнителей канкана отсюда было даже видно.
   Принесли мясо, и я принялась восстанавливать силы. То, что я объедаю Либби, меня не смущало. Она наверняка раскрутит какого-нибудь кавалера. А нет здесь подходящего – так заберется на эстраду… и после того, как девушка с такими формами спляшет канкан, обязательно найдутся желающие оплатить ей ужин.
   Ага, так и есть. И плясать не пришлось. Уже болтает с кем-то у барной стойки. Как со старым знакомым. Я рассеянно окинула взглядом приобретение Либби. Ничего, с виду приличный. Лет под тридцать, худое симпатичное лицо, короткие темно-русые волосы, подстриженные усы. Пиджак и брюки не новые, но из хорошей ткани, вместо жилета – вязаный кардиган. Явно из образованного сословия, но на окружающих Либби художников и скульпторов не похож. Инженер или…
   Я не успела додумать, потому что они проследовали к столу.
   – Хелен, познакомься, это доктор Штейнберг. Мы вместе работали у святой Гизелы.
   Эк я дала маху. Не «как давние знакомые». В самом деле давно знакомы.
   – Доктор, это моя подруга Хелен Тайрон. Она журналистка.
   Тут все ясно. Демонстрация доктора мне – «и я занималась серьезной работой», демонстрация доктору меня – «И у меня есть культурные знакомые». В общем, и мы не армейским сапогом рагу хлебаем. Я приготовилась к традиционному дурацкому вопросу, откуда я знаю Либби, но доктор, усаживаясь за стол, спросил:
   – Тайрон? Это не вы писали в «Курьере» о положении дел в военных госпиталях?
   Я даже оторвалась от ужина.
   – Мне всегда казалось, что врачи не очень-то читают материалы, написанные… эээ… неспециалистами.
   – Но, видите ли, до святой Гизелы я сам работал в военном госпитале. И ситуацию знаю не понаслышке. Удивительно, как ваша статья прошла цензуру.
   О, да. Скандал тогда был на весь Тримейн – тиражи газеты резко подскочили (хотя мне с этого ничего не перепало), а на меня уронило свой взор военное ведомство. Если б они взялись за меня всерьез, скорее всего, меня бы посадили, и никакие знакомства в полиции мне б не помогли, потому как ведомство это совершенно другое. К счастью, волшебное заклинание «писала баба» сработало и в тот раз, с газеты слупили штраф, но, учитывая рост подписчиков, это быстро окупилось. Всего этого, конечно, первому встречному я рассказывать не собиралась и потому снова принялась за еду.
   – Вы здесь за новым материалом?
   – Нет, просто ужинаю. – И почему все всегда думают, что репортеры вечно рыщут за добычей? Хотя, если он расскажет что-то интересное, я этим пренебрегать не стану.
   Он немного помедлил со следующей репликой, и Либби, воспользовавшись моментом, вклинилась в разговор, принявшись расспрашивать о каких-то общих знакомых.
   – Не знаю, – отвечал доктор, – по правде сказать, я уже не работаю у святой Гизелы… перешел в другую клинику.
   – Вот как? – Насколько мне было известно, у врачей в госпитале святой Гизелы, в отличие от сестер, жалованье было вполне приличное.
   Он, кажется, уловил ход моих мыслей.
   – Я ушел не ради заработка, это был скорее научный интерес… перешел в клинику профессора Сеголена.
   Тут я навострила уши. Действительно, я не специалист в медицинских вопросах, но кое-какие сведения по теме отлавливаю. А профессор Филипп Сеголен наделал немало шуму своими публичными заявлениями. Если верить им, то с лечебницами для душевнобольных у нас дела обстояли еще хуже, чем с военными госпиталями. Больных, правда, не держат на цепях, как в прошлом веке, но в лучшем случае просто изолируют от общества, в худшем же подвергают их методам физического воздействия и морят голодом. И это – когда в других странах взяты на вооружение передовые методы: инъекции, гипноз, лечение электричеством, оздоровительные ванны… В общем, доктор Сеголен – личность прогрессивная, кумир либеральной общественности и объект яростной ненависти медиков старой школы. И да – я слышала, что благодаря частным пожертвованиям, Сеголену удалось открыть собственную клинику.
   – Что, клиника профессора Сеголена действительно такое передовое заведение, как говорят?
   – Разумеется… но может быть, не стоит об этом? Девушки пришли на карнавал, развлечься, а я им про такое.
   – Карнавал – это тоже сумасшествие, – хихикнула Либби, вот уж от кого не ожидала поддержки.
   Доктор воспринял это как проявление интереса.
   – Может, сначала выпьем? – Он повернулся к стойке.
   – Остались только шипучка и портер! – крикнули оттуда.
   – Давайте портер, – сказала я.
   – Эх, гибни моя талия…– красноречиво вздохнула Либби.
   Доктор принес всем по кружке, и мы выпили за встречу. Потом я напомнила о своем вопросе.
   – Да, – подтвердил Штейнберг, – все оборудовано по последнему слову науки.
   – Мне вот что любопытно – вы уж простите, доктор, это профессиональное – как Сеголену удалось раздобыть достаточно средств на покупку здания в городской черте? Ведь это частная клиника, не государственная, а Сеголен не из семьи миллионеров. У нас, конечно, есть благотворительные фонды, но, учитывая, как взлетели в последние годы цены на недвижимость… разумеется, если это секрет…
   – Никакого секрета здесь нет, – перебил он меня. – Все дело в том, что профессору удалось купить здание практически по цене земельного участка. Видите ли, это бывший особняк виконтессы Эльстир.
   – Ах, вот оно что…
   – Нечего тут по-китайски разговаривать, – сердито сказала Либби, – нормальным людям непонятно!
   – Либби, ты что, в школе все уроки истории прогуливала?
   – При чем тут это?
   – Вспомни седьмой класс, раздел «революционные кровопролития».
   – Так это когда было!
   Не знаю, что имела в виду моя подруга – учебу в седьмом классе или события почти столетней давности. Надеюсь, что последнее. Наша революция не было отмечена продолжительными периодами террора, подобными тем, что имели место во Франции, но все же без проявлений жестокости не обошлось. Доказательством была судьба Клары-Виктрикс Эльстир. Общественное мнение обвиняло ее в том, что вовлекла императорское семейство в неумеренные траты из государственной казны, для чего она прибегла к черной магии. Результатом стали череда неурожайных лет, массовый голод и эпидемии. Хотя, строго говоря, вся вина виконтессы заключалась в увлечении модными тогда оккультными теориями, всяким магнетизмом-месмеризмом, а более всего в том, что она была дружна с императрицей Эуфимией. В начале революции императорская чета, как известно, бежала морем за границу (дурацкое словосочетание «бежала морем», но так было написано в учебнике), и толпа сорвала ярость на виконтессе Эльстир. Ее буквально растерзали (о подробностях, в учебник не попавших, я лучше умолчу), а отрубленную голову водрузили на пику под окнами Нового дворца.
   Это я вкратце изложила Либби и добавила:
   – Насколько мне известно, после Реставрации особняк вернули наследникам виконтессы.
   – Это так. Но они его продали. Следующие владельцы – тоже. Видите ли, с этим зданием были связаны разнообразные дурные слухи…

Далее читайте в журнале...

ВЕРНУТЬСЯ

 

Рекомендуем:

Скачать фильмы

     Яндекс.Метрика  
Copyright © 2011,