| |
Поиск:
Уже с нами:
| | | |
Даниэль Клугер
ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ РОМАН
ИЛИ СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ?
Заметки о классическом детективе
Появление этого сборника дало хороший повод порассуждать о том, что такое детектив вообще, чем отличается классический детектив от неклассического и, пожалуй, самое главное: не устарел ли это жанр, не стал ли он литературным анахронизмом.
Прежде всего – небольшой экскурс в историю. Детектив – один из немногих литературных жанров, имеющих точную и общепринятую дату рождения: 1841 год. Именно в 1841 году увидел свет рассказ Эдгара По «Убийства на улице Морг», считающийся первым детективным произведением мировой литературы. Правда, в 1819 году из-под пера немецкого романтика Эрнеста Теодора Амадея Гофмана вышла новелла «Мадемуазель Скюдери», имеющая все признаки детектива. Причем признаки, во многом возрожденные и развитые нынешними историческими триллерами. Но так уж сложилось в мировом литературоведении – считать именно Эдгара По родоначальником жанра, и мы не будем спорить с этим устоявшимся мнением. Тем более, и это весьма важно в нашем случае, именно Эдгар По создал образ сыщика и метод раскрытия преступлений, на котором зиждется именно та разновидность современного детектива, которую принято определять как «классический детектив» (в отличие от полицейского, политического, шпионского и некоторых других).
В то же время произведения «отцов-основателей» (Э.Т.А. Гофмана, Э. А. По, У. Коллинза, А. Конан Дойла и т.д.) еще не определили окончательного канона, который получил свое воплощение и развитие в «золотой век детектива» – как называют критики период 20-х – 30-х годов XX века. Канон определился такими писателями и теоретиками жанра, как Г. Честертон, С. С. Ван Дайн, Эрл Биггерс, Рекс Стаут, Эрл Гарднер, Раймонд Чандлер, Микки Спиллейн и многие другие. Объем данной статьи не позволяет подробно писать о творчестве каждого из них. Но именно их романы и рассказы (а в некоторых случаях, статьи и эссе) сформировали структуру классического детективного произведения: сыщик – гениальный одиночка. Метод же раскрытия преступления в этих произведениях четче и лаконичнее всего сформулировал Х. Борхес: «В основе детектива лежит тайна, раскрываемая работой ума, умственным усилием». Иными словами – преступление можно раскрыть исключительно интеллектуальным путем, не прибегая ни к технологическим новинкам, ни к криминалистическим анализам, ни к агентурной работе. В этом смысле образцом классического детектива следует считать рассказы Честертона о патере Брауне. Но, в той или иной степени, к этому идеалу (идеальному детективу) близки и персонажи прочих писателей, упомянутых выше.
Можно сделать вывод, что детектив, в первую очередь, характеризуется особенностями образа героя: это одиночка, обладающий уникальными, гениальными способностями к анализу. Его уникальность из того же ряда, что и уникальность героя волшебной сказки. Да он, собственно говоря, и есть сказочный герой, Иван-царевич, притворяющийся реальным и даже скучноватым современником читателя и действующий в тридевятом царстве, лишь маскирующемся под соседнюю улицу. Ибо детектив, на самом деле, чрезвычайно родственен волшебной сказке.
Когда мы говорим о характерном для классического детектива герое-одиночке, это вовсе не означает, что он непременно должен быть сыщиком-дилетантом, любителем, непрофессионалом. Вовсе нет: почти все герои детективов «золотого века» именно профессионалы. Перри Мэйсон – действующий адвокат, Эркюль Пуаро – бывший полицейский, Майк Хаммер – тоже; и вряд ли безымянного оперативника из первых романов и рассказов Дэшилла Хэммета можно назвать дилетантом потому лишь, что он работает не в полиции, а в частном детективном бюро «Континенталь» (прообразом которого послужило всемирно известное агентство Пинкертона). Инспектор Морс из романов Колина Декстера и инспектор Барнаби из книг Кэролайн Грин (оба сериала экранизированы британским телевидением) – действующие полицейские. В то же время, эти романы несомненно относятся не к полицейским историям (куда по формальным признакам они как будто просятся), а к тому жанру, который мы разбираем. Почему? Прежде всего, поскольку полицейский роман не подпадает под определение Борхеса: в нем преступления раскрываются, в основном, с помощью агентурной работы, наличия осведомителей, участия полицейских разных специализаций, криминалистических экспертиз, и так далее, и тому подобного. Иными словами, полицейский роман демонстрирует читателю работу по раскрытию преступлений во всей ее сложности, ближе всего подходя к реальной картине. Полицейский роман, в первую очередь, роман производственный. Герои детектива, в принципе, не нуждаются в технологических подпорках для разоблачения преступника. И, поскольку инспектор Барнаби из Мидсоммера интересуется отпечатками пальцев не больше, чем Эркюль Пуаро, мы и ставим его в один ряд с тщеславным бельгийцем, а не с Глебом Жегловым или Стивеном Кореллой. Другой тип образа и другие функции этот образ выполняет. Оружие сыщика из классических детективов – наблюдательность, аналитические способности и жизненный опыт. Оружие сыщика из полицейского детектива – система правоохранительных и судебных органов, новейшие технологические новинки, лаборатории, полицейские архивы, корпус агентов-осведомителей. Эта разница, кстати, одна из причин, по которым героя классического детектива легко можно поместить в фантастическую среду (например, на космическую станцию, как это сделали чешские писатели Брабанец и Веселы) или в минувшую эпоху (скажем, в Древний Египет, как поступила Агата Кристи). Герой полицейского романа окажется в подобных обстоятельствах совершенно беспомощным. Но не потому, что он – полицейский по профессии, а потому, что, в отличие от сыщика «классического», не является одиночкой. Данная особенность не достоинство и не недостаток – таковы черты двух похожих, но, по сути своей, разных жанров.
После всего, изложенного выше, может показаться, что классический детектив однообразен, его сюжеты повторяются, а характеры схематичны. Однако так может показаться лишь на первый взгляд. На самом деле, строгость формы, заданность конструкции лишь способствуют проявлению литературной изощренности, изобретательности автора. Тем более что оригинальность сюжетного хода в классическом детективе – категория эстетическая, являющаяся частью жанрового канона. Внутреннее разнообразие при формальной жесткости можно считать одной из отличительных черт классического детектива.
Нет, канон ничуть не мешает ни разнообразию места и времени действия, ни индивидуализации и психологической глубины образов. И говорить о монотонности классического детектива так же нелепо, как говорить о монотонности сонета.
Подтверждением тому – все новые и новые образцы этого, ничуть не устаревшего жанра, выходящие на всех языках и во всех уголках мира. Будем надеяться, что и произведения, вошедшие в сборник «Цианид по-турецки», не разочаруют любителей классического детектива.
Леонид Шифман
ПУРИМШПИЛЬ
Пролог
Она лежала на спине, чуть приподняв левый бок и немного запрокинув голову. Черная маска слегка съехала, открыв моему взору верхнюю часть правой щеки, отмеченную большой родинкой. Я обратила внимание на нос удивительно тонкой работы и волевой подбородок. Бархатный бурый капюшон с пришитыми медвежьими ушами выпустил наружу небрежную прядку черных волос.
Из груди девушки вырывались, как стало ясно через несколько секунд, предсмертные хрипы. Губы ее еле заметно шевелились. Она пыталась что-то сказать, но сквозь грохот музыки, доносящейся из-за моей спины, мне почти ничего не удалось понять. Лишь одно слово я скорее разобрала по движению губ, чем явственно расслышала. Я ничем не могла помочь ей.
Крови и орудия убийства мне не было видно. Смертельный удар девушка получила в спину.
– Это слишком банальное начало для повести, Николь, – безапелляционно заявил Генри. – Читатель еще не успел водрузить на нос очки, а вы уже предъявляете ему труп.
– Вы же знаете, Генри, я человек простой, бесхитростный, все как на духу сразу выкладываю. Кроме того, я же не выдумываю ничего из головы и не высасываю из пальцев, пишу все как есть, точно следую букве и логике событий.
– А может и зря, Николь. Может, лучше вы будете все сочинять, а в свободное время мы займемся программированием? Смотришь, и трупов станет поменьше...
– Когда вы перестанете подтрунивать надо мной, Генри? Ну, хорошо. А с чего бы вы начали повесть?
– Я бы начал с описания погоды.
– «И дождь смывает все следы...» – кого-то процитировала я.
– Нет, для убийства лучше подходит солнечная погода. Контраст. Например, голуби кружились в безоблачном, как будущее принцессы Монако, небе. А дальше: ничто не предвещало, что для кого-то этот день закончится не слишком удачно. Нужно постепенно нагнетать напряжение.
– Вот это и есть банальное начало! Нет, Генри. Пожалуй, я начну повесть как всегда. Мы с вами сидим в удобных креслах и мирно беседуем за чашкой доброго кофе...
Глава 1. Путешествие в Древнюю Грецию.
– Конечно, Николь, я вовсе не стремлюсь развеять созданный вами миф о добром и хорошем боссе и при всем желании не смогу придумать неотложной работы на завтра, – очень тихо произнес Генри, продолжая испытывать на прочность свое вращающееся кресло. – Но...
– Неужели есть какие-то «но»? – прикинулась изумленной я, отставив в сторону чашку с недопитым кофе и чуть не выплеснув ее содержимое на клавиатуру.
– О Николь, не волнуйтесь так, просто я помню о ваших способностях притягивать эээ... всякие события.
– Вы намекаете на убийство, произошедшее на свадьбе моей подруги? Вы всерьез полагаете, что если бы меня там не было... – я выскочила из-за стола и принялась пантерой расхаживать по кабинету. – Никогда бы не думала, что вы суеверны, Генри.
– Как говаривал старик Конфуций, не стоит искать черную кошку в темной комнате, особенно если... – Генри сделал паузу, явно предлагая мне закончить фразу.
– Особенно если ее там нет! – как загипнотизированная, выпалила я.
– Особенно если... вы суеверны!
Смехотерапия Генри действует безотказно, и я, немного успокоившись, вернулась за свой рабочий стол, плотно примыкавший торцом к столу Генри.
– Я всего лишь имел в виду, что вашим выходам в свет неизменно сопутствуют какие-нибудь происшествия, вспомните хотя бы свой последний день рождения.
– О, там я познакомилась с Максимилианом Нуаром.
– Я не об этом. Полагаю, вы имеете в виду того молодого адвоката, который до сих пор вам иногда звонит?
– И который пригласил меня на костюмированный бал по случаю еврейского праздника Пурим! Я даже не подозревала, что он еврей.
– Максимилиан Нуар?
– Максимилиан объяснил, что его мать еврейка, а у евреев национальность передается с молоком матери.
– Надеюсь, для вас не имеет значения, что он еврей?
– Конечно, Генри, это не имеет значения, но, как бы это поточнее выразиться, играет роль. Мне интересны народные обычаи. Максимилиан говорит, что это праздник, который согласно традиции еврейские богачи устраивают для бедных. Хлеб и зрелища в одном флаконе.
– Так ваш Максимилиан из богатой семьи? – заговорщески спросил Генри и даже перестал вращать кресло, за что я мысленно поблагодарила его.
– По его словам, он адвокат в четвертом поколении, по отцовской линии, разумеется, а его мать унаследовала долю в каком-то торговом доме. Но вы же меня знаете, Генри. Для меня все это не имеет никакого значения.
– Ну да, мерой всему человек. К тому же я глубоко убежден, что бедных адвокатов не бывает.
– Я знаю ваше отношение к адвокатам и дантистам.
– К дантистам я как раз отношусь очень даже хорошо, – в подтверждение своих слов Генри поклацал зубами.
– А я и не говорила, что вы к ним плохо относитесь... – улыбнулась я, довольная собой. – Так я вас покину завтра часов в пять?
Генри тяжело вздохнул и завертел головой.
– Но вы же не любите праздники! – выложил он последний аргумент.
– Иногда приходится делать и то, что не любишь! – обезоружила его я.
– Только не забудьте прихватить свой мобильник и, если что, звоните, – сдался наконец мой босс.
– Прекратите, Генри.
– А, кстати, у вас есть костюм? Кем вы будете?
– Когда я училась в колледже, я год посещала занятия в театральной студии. Мы ставили спектакль по «Диалогам» Платона...
– Вы играли Ксантиппу? – прервал меня Генри.
– Вы считаете, что это самая подходящая для меня роль?
– Разумеется, Николь! Разве там упоминаются еще какие-нибудь женщины? – иногда даже мне трудно понять, когда Генри шутит, а когда говорит серьезно.
– Какие-нибудь, может, и упоминаются, но я действительно играла Ксантиппу! Вы довольны?
– Так вы будете изображать Ксантиппу?
– Нет, я буду изображать женщину из Древней Греции. Невозможно играть роль Ксантиппы без Сократа.
– Ну да. Кто бы о ней помнил, если бы она не побивала Сократа скалкой.
– Это хорошая идея, Генри. В руках я буду держать скалку, как скипетр.
– Символ власти над Сократом, ее главный аргумент в спорах с ним.
– Но ведь других аргументов у нее просто не могло быть.
– Кстати, все время забываю вас спросить, Николь. У Платона есть диалог, который называется «Федон». Этот Федон случайно не ваш предок?
– Конечно, это мой дедушка. Вы не считаете, что я на него похожа? О, простите, Генри! – я прикусила язык, вечно я забываю, что Генри ничего не видит.
– Ничего, Николь, не обращайте внимания.
У меня никак не получается контролировать себя. Мои оговорки случаются не реже раза в неделю, и я тут же принимаюсь извиняться. Но думаю, что совершенно напрасно. Тем самым я лишний раз напоминаю Генри о его изъяне. Но происходит это совершенно автоматически, я не успеваю подумать, как извинения слетают с моих уст.
Генри переключился на клавиатуру. Давно миновали времена, когда он диктовал мне программы. Мы приобрели специальную клавиатуру с азбукой Брайля, и Генри уже барабанит по клавишам не хуже профессиональной машинистки. За какие-то полчаса он запомнил расположение всех клавиш. Теперь он нуждается в моей помощи лишь при отладке программ.
Я уставилась на экран компьютера. Разноцветные геометрические фигуры исполняли дикий танец, призванный по замыслу режиссера-постановщика уберечь экран от происков злых духов. Но на самом деле я уже перевоплатилась в Ксантиппу и мысленно путешествовала по просторам Древней Греции в поисках своего Сократа.
Глава 2. Убийство на улице Рамбам.
Ровно в шесть зазвонил телефон. Максимилиан – единственный на свете адвокат, не заставляющий себя ждать. Впрочем, мой опыт общения с представителями этой древнейшей профессии не столь велик.
Как-то мне пришлось по пустяковому вопросу обратиться к адвокату за консультацией. Он назначил мне время, и я, как умная Мэри, заявилась во-время. В приемной лениво переругивались человек пять-шесть, которым было назначено на одно и то же время. К счастью, мне не пришлось провести там более получаса: в углу стоял компьютер, подключенный к Интернету. Я быстро раскопала несколько статей по интересующей меня теме и нашла исчерпывающие ответы на все свои вопросы.
Я уже минут двадцать как была готова. В последний раз покрутилась перед зеркалом в своем ниспадающем хитоне, взлохматила голову, повесила на руку плащ, взяла скалку и спустилась вниз.
Уже смеркалось. Грозовые тучи, захватившие полнеба, грозили пролиться. Я восприняла угрозу всерьез и пожалела, что не прихватила зонтик. Подниматься на четвертый этаж без лифта было смертельно лень, и я легко уговорила себя, что возвращаться – плохая примета.
Максимилиан мусолил «гавану», облокотившись на открытую дверцу своей серебристой «тойоты». Увидев меня, он расхохотался, но тут же закашлялся, и я с удовольствием огрела его скалкой по спине. Он был облачен в одеяние адвоката, только адвокатскую шапку он снял, бросив ее на сидение машины.
– Тебе ужасно идет, – придя в себя и описав пару кругов вокруг меня, наконец, вымолвил он.
– Спасибо, Макс. Но и ты бы мог для разнообразия сменить костюм.
– Зачем? Разве я плохо смотрюсь в качестве средневекового крючкотвора?
– Да, ваша форменная одежда ничуть не меняется с течением времени. На нее не влияет даже смена законов?
– Влияет. Каждый новый закон ложится на нее заплатой. А хорошо бы когда-нибудь скроить новый кафтан... Но самое печальное, что не меняется природа человека. Если сравнивать преступления средневековья с современными, то легко увидеть, что их мотивы неизменны: власть, деньги, секс. Прогресс заметен лишь в технике исполнения, но это ты знаешь получше меня. Впрочем, не будем о грустном, сегодня все-таки праздник! Давай-ка, детка, садись! – он затушил сигару, распахнул дверцу машины и помог мне устроиться на переднем сиденье.
По дороге я рассказывала о смехотворных опасениях Генри, но Макс воспринял их с полной серьезностью.
– Это же Пурим, праздник, связанный с двумя убийствами. Первое удалось предупредить: злокозненный потомок амалеков хотел погубить своего конкурента Мордехая, но его интрига привела к обратному результату и казнен был именно он, а в назидание народу вслед за ним казнили и десять его сыновей.
– О времена, о нравы!
– Ничего, детка. Кое с кем иначе нельзя... Это я тебе как адвокат говорю.
– Надеюсь, на празднике не будет никаких ритуальных жертвоприношений?
– Ты чего? Это тебе твой любимый босс наплел? Ничего такого, детка. У нас это не принято с ветхозаветных времен.
Я с трудом сдержалась, чтобы не пустить в ход скалку: миллион раз просила Макса не называть меня деткой.
– Но ты должна быть начеку, детка, – продолжал Макс. – Все-таки это маскарад, множество людей, скрывающихся за масками, кто знает, что у них на уме... Маскарад – самое подходящее место для сведения счетов.
– Ты специально пытаешься напугать меня, Макс? У тебя ничего не получится. Мне хватило пророчеств Генри.
– Ладно, детка. Конечно, я шучу. Будет вкусная еда, небольшой спектакль и танцы. Кошерному еврею полагается напиться так, чтобы Амана не отличать от Мордехая, но к тебе это не относится, а я за рулем.
– Помнится, ты обещал мои любимые булочки с маком. Я уже решила, что завтра у меня будет «разгрузочный» день.
– Ты забыла, что завтра мы обедаем у мамы?
– Ох. Мне придется выбирать между булочками с маком и фаршированным карпом.
– Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.
Мы выехали на Рамбам-авеню и оказались почти у цели. Еврейский квартал мало чем отличается от остальных, разве что странными названиями улиц, наличием синагоги и большого количества религиозных евреев, перепутавших время и эдак лет на триста отставших от современной моды.
Макс нашел парковку недалеко от общинного дома. Мы надели маскарадные маски, я взяла Макса под руку и, образовав весьма экстравагантную пару, мы двинулись в сторону общинного дома, из которого уже доносился веселый шум празднества.
Для прогулки в хитоне было довольно прохладно, я накинула плащ и попросила Макса прибавить шаг. Общинный дом, занимавший двухэтажный старинный особняк из когда-то красного кирпича, с облупившимися и закопченными стенами, как две капли воды походил на здание общественной бани, куда в детстве мама силком водила меня по четвергам. Я даже засомневалась, как в таком мрачном строении, отродясь не знавшем ремонта, можно организовать веселый праздник. Зато внутри общинный дом являл собой полную противоположность. Мраморные полы и колонны, персидские ковры с восточным орнаментом, обилие зеркал, витражи в окнах. Все свидетельствовало о респектабельности его владельцев.
Первый этаж занимали гардероб, буфет, комнаты для занятий и различные служебные помещения. Зал для торжеств располагался на втором этаже.
Когда мы поднялись по широкой мраморной лестнице в зал, у меня закружилась голова от мелькавших разноцветных костюмов и масок. Взад и вперед без конца бегали перекрикивавшие друг друга дети и подростки. Взрослые, отвыкшие от шумных детских забав, жались к стенам.
Кого здесь только не было: царица Эстер, ее дядя Мордехай, царь Ахашверош, Аман. Макс оказался знатоком древнееврейской истории и с удовольствием во всех подробностях представил мне героев Пурима. Хватало и современных аманов: легко узнавались бин Ладен, Саддам Хусейн, Ясер Арафат.
А между ними сновали традиционные маскарадные персонажи: индейцы, японцы (или китайцы), матросы, мушкетеры, арлекины и разные животные от гризли до кроликов.
Стены зала украшали разноцветные воздушные шары, хотя назвать их шарами можно лишь условно: какие только формы они не принимали! Шары крепились нитками к рамам картин, украшавших стены. Максимилиан, проследив мой заинтересованный взгляд, пояснил, что это лучшие работы детской художественной школы при общинном доме.
Далее читайте в книге...
ВЕРНУТЬСЯ
| | | |
| | |
