Каждый день 24/7 срочные события и новости технологий на популярном сайте sorokainfo.com. 

Поиск:

Уже с нами:

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ

МИКРОШЕЧКА

  
   роман
  
   Часть 1
  
   Первое, о чем я вспомнила, поняв, что происходит, – это щемящее чувство бессильной жалости, сжавшее мое сердце так, что слезы выступили на глазах, когда я увидела маму, примерявшую перед зеркалом свое любимое платье. Еще новое. И года не прошло, как она его сшила. Теперь же она в нем буквально утонула.
   Я вдруг (именно вдруг – когда каждый день рядом, не замечаешь постепенных изменений) ощутила, как разительно мама уменьшилась. Нет, конечно же, я видела, что стала выше ее. Но относила это на счет собственного роста, акселерации и все такое. А это платье сделало тайное явным.
   Мама тогда не то вздохнула, не то хмыкнула и легко стянула платье. Движение руки – и оно повисло на моем плече.
   – Примерь, если … хочешь, – предложила она с паузой, во время которой явно искала подходящее слово. И мне показалось, будто я услышала вертевшееся на языке «если не побрезгуешь…»
   Мне всегда нравилось это платье. На маме. И я с готовностью откликнулась на ее предложение. А она осталась в одних трусиках перед зеркалом. Фигурка у нее была, что надо. Без дураков! Сексапильность – высший класс! И то, что она, оказывается, уменьшилась, ничуть на этом не сказалось. Просто она перешла в другой масштаб, сохранив притом все пропорции. Я всегда гордилась ее внешними данными, имея, видимо, тайную надежду унаследовать их. Духовные достоинства само собой. Не о них речь.
   Я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Нет, честное слово, на меня смотрела мама. Конечно, лицом чуть помоложе и прическа другая, но – вылитая мама!
   Мне стало не по себе. Словно я присвоила что-то, мне не принадлежащее. Не драгоценности, не платье, а нечто несоизмеримо более дорогое.
   – Ой, как тебе идет! – обрадовалась мама. – Носи, пожалуйста! Мне будет очень приятно.
   Она потянулась ко мне, привстав на цыпочки, и мы обнялись.
   Через неделю каникулы закончились. Я уехала в свой университет. К концу семестра позвонил отец и сообщил, что мамы не стало. Моей маленькой мамы.
   Второй раз я надела ее любимое платье на поминки.
   Звучала ее любимая музыка – Бах, Вивальди, Чайковский. И мама, воскреснув во мне, вошла в круг тех, кто пришел почтить ее память. Оказывается, ее многие любили. Мне всегда почему-то казалось, что сие чувство – привилегия только нашей семьи.
   Когда я вошла, смолкли все звуки, кроме музыки, и взоры обратились ко мне. И тогда мама благодарно и грустно улыбнулась им. Посмотрела каждому в глаза и вышла… Чтобы вернуться через год.
   Сентиментальный спектакль? Кто спорит… Но разве не для этого существуют поминки? Не для того ли, чтобы всколыхнуть то чистое, доброе, что прячется в душе под слоем житейской мути?
  
   * * *
  
   Прошло немало лет. Я давно уже не надевала маминого платья. Даже в день ее памяти. После родов меня здорово разнесло, и о нем пришлось забыть. Но сегодня я устроила очередную перетряску старых вещей, и оно попало мне в руки. И дернул меня черт! Вдруг приспичило примерить.
   Я утонула в нем, словно это было платье великанши. Подол волочился по полу, плечи обвисли, а уж фигуру разглядеть и вовсе было невозможно.
   Со стороны, наверное, очень потешная картинка. А меня прошиб холодный пот. Именно в этот момент я вспомнила о щемящей жалости, с которой начала эти записки. Записки уменьшающейся…
   Если были «Записки сумасшедшего», и не в одном варианте (не есть ли вся литература – запись более или менее связных галлюцинаций авторов?), то почему бы не быть и этим запискам. В конце концов, мы все уменьшаемся, только не любим об этом говорить. Наверное, потому, что это глубоко интимный процесс. Почему же я нарушаю эту интимность? Трудно сказать. Может быть, психический сдвиг? Какой-нибудь комплекс… «Комплекс отсутствия», например. Ведь я отсутствовала, когда уменьшалась мама, не сострадала ей… Возможно, эти записки и есть запоздалая попытка заполнить «вакуум несострадания»? Но не исключено, что все гораздо примитивней. Просто я пытаюсь спрятаться в рефлексию от животного ужаса, овладевающего мной, когда я оставляю свои эмоции без контроля.
   Хотя я увлеклась и завралась – вовсе не все мы уменьшаемся, а только «избранники божьи», как утверждает Единая Мировая Церковь и согласно повторяет за ней мой папа. Остальные умирают, как обычно – от болезней. По какому принципу происходит отбор, не известно. Говорят, что это суперсекрет. Но мне кажется, что «уменьшение» – тоже болезнь. На генетическом или клеточном уровне. Или еще глубже. И скорей всего, «искусственная», то есть от человека, а не от Бога. Доэкспериментировался какой-нибудь сумасшедший гений… Хотя, кто знает, может такова эволюционная программа развития человеческого вида. Какая разница, если мы все равно исчезаем?..
   Кстати, о жалости. Только теперь я в полной мере осознала, что жалела не столько маму, сколько себя в маминой ситуации. Конечно, и ее тоже, но… И вообще, похоже, что это была вовсе и не жалость, а первый приступ того ужаса, какой я испытала сейчас.
   Как же маме удалось его скрыть? Неужели она не боялась? Или не понимала? Вряд ли… Что-то давало ей силы относится к неизбежному спокойно. Что?
   Правда, я тоже довольно скоро сумела совладать со своими взбесившимися эмоциями. Но смогла бы я их скрыть, если бы кто-то был рядом, как скрыла мама?..
   А может быть, истерика была бы более естественна, чем сверхчеловеческое самообладание или равнодушие перед Ликом Неизбежности. Не верю я в суперменов. Скорее всего, и мама ужас свой оставила при себе, а мне подарила улыбку и… платье.
   Да, платье… Что же мне с ним делать? Дочки нет… Сына черт носит по белу свету.
   А мой ненаглядный? Неужели он до сих пор ничего не заметил? Или так искусно скрывает свои наблюдения, что я, дура дурой, только по этому платью поняла, что со мной происходит? Хитрый!.. Все эти регулярные обновки. Увез меня из города…
   Я, конечно, замечала, что он погрузнел. Особенно очевидным это стало в постели. Но я, идиотка, относила это на счет его возрастных изменений. Возмужание, так сказать, запоздалое. Оказывается, возрастные изменения, действительно, имели место. Только не у него, а у меня. То-то он поощрял мои сексуальные нововведения, облегчившие, в прямом смысле, наши интимные отношения для меня. А я, дура, ни о чем не догадывалась. Значит, и мебель вся выполнена по специальному заказу. И, может быть, заменяется во время наших путешествий по местным достопримечательностям?
   Какая предупредительность! Он хотел как можно дольше уберечь меня от страданий. И ему это удавалось. Он любит меня, жалеет… Как же он будет без меня?.. Наверное, он никак не рассчитывал, что в новом доме я примусь перетряхивать старые вещи. И в самом деле, я этим занимаюсь не часто.
   Но не мог же он скрывать правду бесконечно! Вот и кончилась сказочка… Показывать ему это или нет?
   Послышалось далекое урчание его автомобиля. Иногда он на несколько часов оставляет меня для деловых поездок в город. Как, например, сегодня. Он у меня очень деловой. Научный руководитель глобального экологического проекта, который был Общим Делом нашей с ним жизни. Лазерная хирургия озонных ран атмосферы, которые с угрожающим постоянством, затягиваясь на некоторое время, появляются вновь. Когда мы встретились в университете, он уже этим проектом бредил. И заразил меня.
   Но не об этом сейчас речь. Похоже, что на данном этапе нашим общим делом стало совсем другое. Сама удивляюсь, как легко позволила уговорить себя на «небольшой отпуск», грозящий стать вечным. Для меня. Может быть, это произошло потому, что в глубине души я давно мечтала о таком отпуске, не позволяя расслабиться ни себе, ни ему.
   Урчание мотора стало похоже на мурлыканье кота. Ну, раз мурлычет, значит, пора идти встречать. Кстати, в доме нет домашней живности – ни собак, ни кошек, ни птичек…
   Переодеться?.. Зачем? Я никогда не скрывала от него ничего сколько-нибудь серьезного. Впрочем, несерьезного тем более.
   Я подобрала подол платья спереди, чтобы не споткнуться на ходу, и решительно двинулась к выходу. Сзади за мной тянулся королевский шлейф, собирая свежую пыль. Пажей в доме тоже не было.
   Он выскочил из автомобиля. И, раскинув руки для объятий, в которые я обычно спешила, бросился ко мне. Однако на сей раз я, не шелохнувшись, продолжала стоять на крыльце.
   – Моя королева, ваш верный слуга припадает к вашим стопам! – воскликнул он и слегка вспотевшим лбом коснулся моих ног.
   – Поднимитесь, сударь! – приказала я.
   Он посмотрел на меня, все еще играя, но в уголках его глаз мелькали искорки беспокойства.
   – Мне жаль вас, сударь, но, как ни банально это звучит, ваш заговор раскрыт. Finita la comedia! – Похоже, что голос мой дрожал на грани срыва в истерику, но я держалась.
   – Что случилось, моя королева?! – испугался он. – И что за странное одеяние?
   Он никогда не видел этого платья.
   – Это платье моей мамы, по которому я обнаружила, что она уменьшается. С того момента до ее полного исчезновения прошло всего полгода… Думаю, что вряд ли в нашем распоряжении больше… И мне не хочется более отдавать время игре.
   – Я понял, любимая, – кивнул муж, – мы будем предельно серьезны. Хотя, если вдуматься, нет ничего серьезнее настоящей игры. Я имею в виду Игру, а не валяние дурака.
   – Или дурочки, – усмехнулась я.
   – Ну, такую дурочку очень даже приятно повалять, – он подхватил меня на руки и легко понес. На его плече висела громадная сумка. Можно не сомневаться, что в ней обновки для катастрофически уменьшающейся жены.
   Впрочем, теперь можно и не притворяться… Только что изменится? Не ходить же голышом! И не тратить же остаток жизни на перешивание старья!.. Ничего не хочется. Кроме душевного покоя, на который мне вряд ли приходится рассчитывать. Покой – атрибут стабильного бытия. А я утекаю, как вода в воронку…
   – Примерь тряпицы, – бережно опустил меня на ковер мой ненаглядный. И, расстегнув сумку, принялся извлекать покупки. Как всегда полный гардероб: от нижнего белья до вечернего туалета. Хорошо – мы весьма обеспечены в последние годы. А каково мужьям, у которых нет средств на подобные жесты?
   Я повела плечами, и стала примерять обновки. Если хочешь обрести покой, вряд ли стоит оглядываться на прошлое.
   – Как ты прекрасна! – похоже, не притворно воскликнул муж. – Произведение искусства!
   – С произведениями искусства не спят, – ехидно заметила я.
   – Я с тобой не сплю, я тебя люблю, – уточнил мой романтичный.
   Посмотрев в зеркало, я нашла себя в новом белом костюме с блузкой умопомрачительной расцветки вполне сексапильной. Хотя об этом должны судить мужчины, женщины всегда чувствуют свою привлекательность. А если не чувствуют, то бесчувственны и мужчины.
   – Боюсь, – вздохнула я, – что на сей предмет тебе скоро придется подыскивать красотку подходящего размера.
   – За кого ты меня принимаешь? – обиделся мой верный.
   – За нормального здорового мужика.
   – По-моему, у тебя весьма превратное понятие о «нормальном здоровом мужике». Что-то вроде козла, пасущегося на лужайке среди козочек.
   – Или льва в саванне, – чуть-чуть выпустила я свои коготочки.
   – Как несправедлива судьба! – посетовал мой громадный. – Ну почему я не уменьшаюсь вместе с тобой?!
   – Наверное, потому, что кто-то должен заботиться обо мне, – подала я ему спасительную идею. Думаю, что на его месте я сошла бы с ума… Несчастный мой…
   – Ты права! – воодушевился он. – Я уже кое-что придумал в этом плане. Хочешь послушать?
   – Дрожу от нетерпения!
   – Нет, попозже, – поколебавшись, решил он. – Сначала надо смыть с себя дорожную грязь и запахи города. Они раздражают меня! Побежали на озеро!
   – Побежали, – согласилась я. Почему бы не побежать, пока бегается…
   Я набросила на себя халатик, тоже великоватый, хотя ему и месяца нет. Муж переоделся в спортивный костюм. И мы побежали. Хотя, слишком сильно сказано. Пятиминутного бега трусцой вполне достаточно, чтобы достичь озера. Мы даже иногда специально удлиняем маршрут, чтобы дать мышцам более чувствительную нагрузку. Но сегодня мы почему-то никак не могли добежать. Мой вежливый пустил меня вперед и пыхтел где-то сзади. А я припустила изо всех сил, стремясь продемонстрировать свою прыть. Только озеро никак не показывалось. Может быть, оттого, что его заслонили быстрорастущие кусты? Я обозлилась и прибавила темпу, хотя мне казалось, что бегу на пределе. Ветки больно хлестали по бокам и по лицу. Но было в этой боли то, что заставляло вновь и вновь испытывать ее, не пытаясь уворачиваться.
   По моему внутреннему хронометру бежали мы не меньше часа. Когда я победно обернулась на берегу, муж мой делал последние шаги. Только он совершенно не запыхался, словно проделал путь прогулочным шагом.
   – Ну, и маршрутик ты завернула! – воскликнул он, останавливаясь.
   – По-моему, я бежала по прямой, – удивилась я.
   – Это только по-твоему. Впрочем, и отлично! Засиделся я за рулем. Вперед, русалочка!..
   Его голос звучал вполне убедительно. Я хитро улыбнулась ему, сбросила халатик и с разбегу нырнула в прозрачную воду. Через несколько секунд сзади послышался тяжелый «плюх», и меня нагнала высокая волна. Мой бегемотик приступил к купанию. Однако бегемоты весьма подвижны в воде, и не успела я оглянуться, как он оказался рядом, сверкая белозубой улыбкой. Попыталась уплыть от него, но ничего не вышло, хотя я всегда считала себя лучшей пловчихой в нашей семье. Почувствовав, что подустала, повернула к берегу, на мелководье. В нескольких метрах от берега привычно попыталась встать на дно и неожиданно ушла под воду с головой. Мой бегемотик оказался рядом и подхватил меня за талию.
   – Песок вымыло течением, – объяснил он деловито.
   «Какие к черту течения в озере? – подумала я. – Хотя кто их знает?»
   Потом мы ласкались на берегу. И я кричала кошкой в час совсем не ночной, в отличие от известной поэтессы, выбравшей для этого упоительного занятия темное время суток.
   Обратно мой Дон Жуан нес меня на руках. У меня совсем не осталось сил. Да нет, конечно, я лукавлю – силы были, но так приятно лежать в его руках и сквозь полуприкрытые ресницы смотреть в синие очи неба, тоже полуприкрытые ресницами древесных крон. Игра в прищурки… С Богом. Как хорошо, когда кто-то большой и сильный несет тебя на руках! Отец, муж, Бог…
   Но я не из тех, кто способен утешаться самообманом. То есть провести всю жизнь на чьих-то руках. Какую там жизнь! Мне и часа не одолеть.
   – Ну, – пристала я к мужу, как только мы покончили с припозднившимся обедом, который я приготовила, дожидаясь его из города. – Ты собираешься открывать свой секрет?
   – Какой? – будто бы удивился он, хотя я почувствовала, что он давно ищет подступа к разговору.
   – Как ты планируешь заботиться обо мне, когда я стану совсем беспомощной?
   – Ах, это, – смущенно улыбнулся он. – Пойдем.
   Я последовала за ним в кабинет, но там мы не задержались. Мой таинственный нажал где-то какую-то кнопку, и книжный шкаф отодвинулся в сторону, открыв проход в стене. Совсем как в старых готических романах. Никогда не предполагала, что мне доведется стать персонажем одного из них. Признаюсь, не без трепета я миновала вслед за мужем проем в стене. Мы попали в довольно-таки большую комнату, о существовании которой в доме я даже не подозревала. Ведь не чуланчик же! Хотя понятно – после проема мы некоторое время спускались вниз по наклонному пандусу. Эта комната в подвальном помещении! О существовании такового я тоже не знала. Нужды не было. А мой таинственный, стало быть, все предусмотрел при строительстве дома! Неужели он уже давно понял, что со мной происходит?.. Чуткий мой… Но я-то какова! Дура дурой!..
   У ближайшей стены в углу стоял стол, напичканный электроникой. На столешнице его сверкал новенький монитор с клавиатурой. Но я смотрела не туда, а за стеклянную перегородку. Точнее, стену, разделяющую пространство помещения на узкий коридорчик, где мы сейчас стояли, и собственно комнату. И там, за стеклянной стеной я, будто с вертолета, видела наш лес. Тот самый, в котором мы сейчас находимся. Озеро в нем, похожее на серебристую рыбешку в зеленой траве, вдалеке – игрушечные горы. И наш домик! Только совсем игрушечный. Для маленькой куколки. Для Дюймовочки и ее Эльфа.
   – Что это? – прошептала я, похолодев от ужаса. Я понимала, что это мой склеп.
   – Это мир, где я надеюсь уберечь тебя… Где ты можешь дождаться меня… когда придет моя пора… уменьшиться.
   Последнее меня обнадежило. В смысле Эльфа. Только это ведь как судьба распорядится – где кому уменьшиться. И уменьшиться ли вообще. Некоторые просто умирают. И никакая наука не может объяснить этого феномена. Или ей не позволяется объяснять? Впрочем, об этом я уже столь же беспомощно рассуждала.
   – Я бы рада дождаться тебя, – вздохнула я, – но для этого надо, чтобы я вообще была, во-первых, и оставалась там, – ткнула я пальцем в стеклянную стену, – во-вторых. Никто не знает, что происходит с теми, кто уменьшается. Нет никаких доказательств, что не происходит распада на атомы и элементарные частицы. А в разумные атомы и электроны, извини, не верю. Во всяком случае, в разумные по-человечески. Если даже он и существует, электронный разум, нам он недоступен.
   – Но если я к тебе приду, – воскликнул мой оптимистичный, – у нас будет одинаковый разум, и мы поймем друг друга.
   – Если мое уменьшение остановится у какого-то предела, и я смогу тебя подождать. Но согласись, всеми живущими, всеми нормальными людьми уменьшение трактуется как исчезновение. И, что уж там прятаться за терминологию, – как смерть. И не просто рационально трактуется, но и эмоционально ощущается. Откуда это знание и это ощущение у тех, кто не уменьшался? Может, к нам поступает информация от НИХ, уменьшающихся, по неизвестным психическим каналам?
   – Если информация поступает, значит, должен существовать ее источник, то есть психика, передающая информацию… Ты ухватываешь мою мысль?

Далее читайте в книге...

ВЕРНУТЬСЯ