В январе в нашей школе был созван педсовет, посвященный сближению светской и религиозной части населения Израиля. Его организовал единственный официально религиозный член нашего коллектива, замдиректора по безопасности. Ожидался доклад родного племянника знаменитого раввина Лейбовича. Последний был знаменит своим антисионизмом и омерзительными кличками, которые он давал солдатам Армии Обороны Израиля. На момент лекции девяностолетний дядя уже предстал перед божьим судом, чтобы ему, дяде, земля была пухом. Не будем злопамятны. К началу лекции я немного опоздал, и, войдя в нашу просторную учительскую, заставленную рядами кресел, обнаружил, что свободными оставались только пара мест первого ряда. Стоявшая в дверях завуч повелительным жестом указалa мне: «сидеть!». Прямо перед носом докладчика. Оный был худощав, невысокого роста, с вязаной кипой верующего сиониста и сильным американским акцентом. Я сел, мысленно дав себе слово «молчать, как рыба об лёд». Минут пятнадцать я мужественно следовал данному слову, но вскоре почувствовал, как козлоногое, рогатое и хвостатое существо подталкивает меня, вставляя шипы в пятую точку. Основная идея доклада заключалась в стремлении доказать исключительность, божественность человека, как особенного существа, в корне отличающегося от всех остальных земных тварей. В подтверждение этой мысли докладчик начал приводить довольно забавные примеры. Вдруг я услышал, что, хотя некоторые животные умеют изготавливать орудия труда, они все же глупее человека, так как только человек хранит эти орудия. Об обезьянах говорилось с крайним презрением. Некоторое знакомство с психологией животных на уровне хобби заставило меня встрепенуться. Бог с ними с обезьянами.
- Простите, - подняв руку, я приподнялся над креслом, - некоторые птички изготавливают орудия труда - заостренные палочки, с помощью которых они достают из-под коры насекомых. Так вот эти птички хранят у себя в гнездах эти палочки.
Племянник благосклонно выслушал меня, но не найдя, что возразить, начал нервно потирать руки и скорость его перемещения перед моим носом заметно возросла. Через несколько минут, развивая свою мысль о божественной неповторимости человека, он заявил, что только человек обладает тщеславием и только он способен «выпендриваться» в стремлении привлечь к себе внимание.
- Простите, - моя рука опять взмыла вверх, - некоторые птички в течении долгих часов «выпендриваются» перед подругами, хвастаясь построенными гнездами, своим оперением, размахом крыльев и обольстительным пением.
Племянник покраснел, его руки затряслись, и скорость перемещений возросла до критически возможной. Он пробормотал что-то нечленораздельное, и было видно, что гнев вот-вот парализует его голосовые связки. Взяв себя в руки, он мужественно продолжил рассуждения о какой-то абстрактной ерунде, что дало мне возможность расслабиться. Сквозь дрему до меня донеслось как доказательство его богоизбранности и особливости описание походов с ночевкой в канадские леса, где он пребывал в гордом одиночестве с небольшой котомкой провизии и карманным фонариком, при этом «даже темнота его не пугала». У меня в голове роем пронеслись контраргументы. От ночных птичек до жителей крайнего и не очень крайнего севера, живущих сотни лет без электричества, водопровода, газа и канализации. Он привел в пример еще какую-то галиматью, и моя рука взметнулась вверх: «Позвольте!...»
Племянник задрожал и посинел. Завуч, едва сдерживая смех, замахала от двери на меня руками, с задних рядов послышался смех и по-русски донеслось:
- Гриша, оставь его в покое, а то сейчас придется вызывать Скорую!
На следующий день, войдя в учительскую, я разговорился с молодой четой учителей физкультуры. Вспомнив между делом вчерашний доклад, я посетовал, что пришлось потратить время на такую невежественную бредятину. Неожиданно симпатичная девушка подняла на меня удивленно распахнутые глаза и заявила, что ей доклад очень понравился. Я поперхнулся и подумал, что в таком случае у нашей страны широкие перспективы…
В конце учебного года многие русскоязычные ученики улетали к родителям в СНГ. Одного из них меня попросили подбросить в аэропорт, что было несложно, имея машину и трехчасовое «окно» в расписании. Мы благополучно добрались до Бен-Гуриона, распрощались, и я отправился в обратный путь. На выезде возле автобусной остановки маячила одинокая фигура в черном халате и замечательной меховой шапке размером с колесо «Запорожца». Фигура неуверенно махнула рукой, а я уверенно остановился возле неё. Оказалось, что нам было по пути. Некоторое время в салоне было почти тихо, но буквально через несколько минут мне начали «капать на мозги». Полился непринужденный рассказ о замечательных свойствах многочисленных заповедей, о спасении души и тела, о мессии и тому подобных симпатичных вещах. Воспользовавшись паузой, я поинтересовался у товарища, знает ли он Гематрию.
- Конечно, знаю!
- А веришь ли ты в силу чисел?
- Конечно, верю!
- То есть ты признаешь законы больших чисел? (Понятие «законы больших чисел» я нагло взял с потолка.)
- Признаю!
- Отлично! А знаешь ли ты, сколько на земле живет китайцев?
- Не знаю…
- Больше миллиарда. Как ты полагаешь, это много?
- Да, очень много.
- А знаешь ли ты, сколько у них богов?
- Нет, не знаю…
- Полтора миллиона! Так может быть они правы, а не мы?
С моим попутчиком что-то произошло. В полной тишине мы докатили до перекрестка А-Яркон, где он, глубоко поклонившись, вышел из машины. Въезжая с обочины на шоссе, я заметил в зеркало заднего вида, что товарищ в шапке стоит и непрерывно кланяется мне вслед. Славный парень, однако.