Глядя в окно, подношу кружку ко рту и делаю два глотка. Четыре и восемь десятых секунды. По гладкому боку хронометра в моей руке скачут блики - над улицей проносится светящаяся окнами монорельсовая электричка. Третий этаж. Если окно помыть с наружной стороны, то где-то через восемнадцать часов оно снова подернется легкой пленкой тонировки. Очень задымленный воздух, а я дышу кондиционированным. Мог бы просто чистым. Это - двенадцатый этаж и выше. Но диета и тренировки слишком дорого стоят, чтобы я мог себе это позволить. В моей кружке еще остался желтый чай. Он пахнет вербеной, которая росла у родителей на даче. Сгоревшей даче. Две минуты четырнадцать секунд. Расчетное время, на которое опоздала пожарная машина, чтобы спасти моих отца и мать из огня. Пока это худшее время в моей жизни. Мне было тринадцать лет, сейчас - двадцать девять. Числа. Сроки. Помню последние слова отца. "Вот вырастешь - и тоже возьмешь свой кубок." Отец был троекратным чемпионом Формулы-1. Помню, я его ревновал, когда он уезжал на соревнования. Никогда не брал меня и мать. Не хотел, чтобы мы видели его смерть, у него было предчувствие, что он закончит в огне. Как его отец и дед, о котором я почти ничего не знаю. Он уезжал, а я его ревновал. Не понимал. Бесился. Детская злость, затем подростковый максимализм. Моей матери пришлось много вытерпеть. Я был самым обыкновенным. Но обыкновенные не побеждают. И я изменился. Для отца. Тогда, когда его не стало. 

Километры бетона вокруг. Вогнутая гигантская раковина, в самый центр которой вертикально воткнута высотой с полкилометра ребристая труба - стартовая рельсовая установка. Прямо в ее сердцевине сидит снаряд, моя "серебряная игла". Я - пилот Формулы-0. Это мой первый "заезд". Первый и последний - а затем двенадцать лет реабилитации, после которых для соревнований я уже буду не годен, меня не возьмут даже в Формулу-1. Которая совсем не Формула-0. Элитарная, обходящаяся участникам в триллионы евро, с многолетней подготовкой спортсменов для одного-единственного старта, проводимая всего лишь раз в пять лет Формула-0. Шик интеллекта, пир технологий. Мы стартуем не по земле, только ввысь. Только цифры. Старт и десять километров. Без ступеней, единой массой. С обязательным пилотом, находящимся на момент взлета в сознании. А дальше - как повезет. Я лежу в позе эмбриона в гидрокресле, мои глаза закрыты, рук-ног не чувствую, не чувствую почти ничего, иначе болевой шок меня просто убьет, наверное, еще на первой сотне метров. Три дня назад стартовала другая "серебряная игла". Пилот показал хорошее время, но остался без ног. Лопнули сосуды. Может, его здоровье не было достаточным, или "серебряная игла" наших конкурентов оказалась не так хороша, но, скорее всего, пилот и команда пошли на риск. А теперь моя очередь. Мои руки не лежат на приборах. Мои глаза не видят дисплеев. Мои уши не слышат ничего, даже предстартового отсчета. Маленький живой эмбрион, не способный повлиять ни на что, в блестящем теле иглы, вокруг которой кружится вихрем поддерживающее и питающее ее электромагнитное поле. Его самая малая толика сожгла бы меня до углей, а может, от меня остался бы только прах. Или вообще ничего. Но я - в безопасности. В утробе. 

Толчок в голову. Тошнит, выворачивает наизнанку, кости трещат, как будто на меня упал грузовик. Кажется, я кричу. Захлебываюсь жидкостью кабины, давлюсь, легкие судорожно сжимаются и расширяются. Все давно кончилось, отметка в десять километров пройдена, но мое тело не хочет верить. А я привычен верить больше интуиции, нежели телу. Легкий удар током в шею означает, что началось свободное падение. Дайте время! Дайте мне узнать время! Кажется, что я готов снова испытать всю эту пытку, лишь бы только толкнуть "иглу" к земле, к космодрому, где мне скажут... нет, я не услышу, я еще не достаточно приду в себя, чтобы слышать. Тем более не увижу. Мне принесут выгравированную пластину, и мои обколотые сразу по прилету пальцы первыми узнают время. Я не слышу хлопка парашютов, не чувствую, как дернулась "игла", но ощущаю, что по времени - пора. 

Две целых и триста одиннадцать тысячных секунды. На шесть десятитысячных лучше рекорда. Две секунды и немножко больше. Время на то, чтобы выдавить зубную пасту на щетку, сказать: "Привет!", то время, которое требуется взгляду, чтобы сойти за многозначительный, а швейцару в моей высотке - открыть парадную дверь. Знаю - мой старт покажут в новостях. Коротко, одной минутой и скучным голосом, ведь такая продолжительность гонки - это совсем не зрелищно. Мое лучшее время. Две секунды не могут заменить целую жизнь. Другое дело, если их чуточку больше.