- Прочти пару строк, - попросил он приятеля. - Я сегодня очки забыл.
Серёжка стал читать, осторожно дозируя насмешку и серьёзность, лишь бы не показаться нелепым:
- Ты становишься взрослым, когда понимаешь одну простую вещь:
мир вокруг тебя действительно есть. Люди рядом не такие, как ты сам, но
всё равно настоящие и живые. Восход солнца на Тянь-Шане непохож на
московское утро, хмуро пробивающееся сквозь жалюзи. Черёмуха возле
твоего дома, в отличие от цветов на компьютерных обоях, пахнет черёмухой
и осыпается тебе за шиворот. И твоя жизнь - единственный и последний
шанс увидеть всё это.
Дмитрий прогнал от себя обиду на Серёгину интонацию, важнее было узнать другое.
- Не здесь. На левой странице.
- Тут же ничего нет, только выходные данные.
Дмитрий лукавил. Отлично он читал без очков, это вдали всё
расплывалось. Он отчётливо видел (или всё-таки казалось?), что на левой
странице кто-то написал чёрной ручкой: "Это книга для тебя. Димыч,
Дмитрий Григорьевич или как ты сейчас предпочитаешь себя называть? И что
и как ты в ней прочтёшь - не менее важно, чем то, о чём тут написано".
Тихое, уютное кафе с обменом книг открылось в городе с год
назад. Квартирка у них с женой была маленькая, и другой не светило.
Книги грозили её заполонить. Дмитрий приносил в кафе то, что
перечитывать он уже не собирался, но и отдавать было не стыдно. Уносил
одну-две книги. Но сегодня дома, скользнув взглядом по полкам, он увидел
повесть, страстно любимую и много значившую для него в юности. И вдруг
захотел, чтобы она кому-то досталась, и забрал её с собой.
Придя в кафе, он сразу заметил эту книжку в самодельном
картонном переплёте с замысловатым узором. Прочитанное чем-то зацепило
Дмитрия, а потом он увидел эту надпись. После разговора с Серёжкой ему
вдруг стало страшновато брать книгу домой, словно это грозило серьёзно
усложнить жизнь. Но всё-таки, обругав себя за нерешительность, он её
взял. Читалось легко, но потом захотелось перечитать, и он перечитывал
снова.
Жизнь понемногу становилась беспокойнее, но вряд ли хуже. Он
опять сошёлся с институтскими товарищами, летом, в отпускное время,
сплавлялся с ними на байдарках. Мишка учил его Санька грести. Саня
приметно окреп и вообще, похоже, был доволен походной жизнью.
Дмитрий подружился с соседом, громкоголосым стариканом,
покупал ему продукты. Тот любил, когда он приходил, рассказывал Димычу
дорогому, как в молодости работал на северах бурильщиком. Хвастался,
понятное дело, подвирал про сибирские морозы и всё такое. Почему-то
именно соседа теперь представлял себе Дмитрий, когда думал о пропавшем
невесть куда непутёвом отце.
Года через три он увидел у изголовья заснувшего сына книгу в
самодельной картонной обложке, только цвет был другой. Взял в руки,
прочитал: "Не имеют значения ни добрые намерения, ни то, насколько
красиво они выражены. Важно лишь то, есть ли у тебя сила действовать.
Накапливай эту силу, береги её. Не позволяй никому на неё покушаться".
Слова отталкивали, вызывали неприязнь. На левой странице
ничего написано не было, но Дмитрий был уверен - когда книгу берёт в
руки Саня, он читает: "Это книга для тебя, Санёк, Александр". Внезапно
спящий Санька, близкий и знакомый до каждого позвонка на юношески тощей
спине, показался ему чужим. "Но я же не знаю, как он это прочтёт, -
успокаивал себя Дмитрий. - Вон, Серёге написанное в моей книге
показалось просто нелепыми проповедями". "Ну зачем, зачем ты туда полез?
- снова и снова спрашивал он себя. - Это ведь не твоя книга".